Разобраться в природе массовых межэтнических конфликтов нужно не только для того, чтобы они в будущем не повторялись. Важно это и для ликвидации последствий того, что уже произошло, — ведь чтобы правильно лечить болезнь, надо знать ее причину. В данном случае это чаще всего борьба за ресурсы. Другое дело, что замаскировать ее можно чем угодно, в том числе и якобы межэтнической неприязнью. Поэтому главное условие окончательного выздоровления — подъем экономики. Плюс — идеологическая терапия на государственном уровне.

Трубка мира

Самый впечатляющий пример удачного разрешения этнических конфликтов внутри страны — несомненно, США. Читатель постарше помнит, что в кинофильмах его юности американские индейцы являли собой образцы благородства, а белые первопроходцы, воевавшие с ними, были негодяями, думающими только о деньгах. Однако если бы он тогда же посмотрел голливудские фильмы начала и даже середины прошлого века, то испытал бы когнитивный диссонанс. Ведь индейцы в этих фильмах кровожадны и коварны, а первопроходцы — добры и доверчивы.

Все это доказывает, что человеческий взгляд на одни и те же события может быть крайне субъективным. Объективные же обстоятельства заключались в том, что переселенцам из Европы были нужны ресурсы. В первую очередь — земля, на которой они могли выращивать сельскохозяйственные культуры или пасти скот. И как только эти ресурсы были получены (справедливо или нет — другой аспект проблемы), индеец в глазах белого переселенца превратился из врага в соседа. А потом, когда потомки этих переселенцев и новые эмигранты разбогатели настолько, что могли позволить себе делиться полученными благами, даже в потерпевших.

Так, в 2014 году федеральное правительство США и индейское племя навахо пришли к согласию, что племя забирает из суда иск на $900 млн. за неправильное распределение доходов, полученных от разработки земель (бурение скважин, шахты, сельское хозяйство), которые навахо считают своими, а «федералы» выплачивают племени $554 млн.

И таких исков, выигранных или находящих на рассмотрении в суде, множество. Например, в 2012 году правительство США согласилось по тем же причинам выплатить $1,02 млрд. группе из 41 индейского племени.

Фонд, в который поступают эти средства, называется фондом справедливости, и в этом есть своя логика. Вопрос только в том, смогло ли американское правительство быть столь же справедливым, если бы США не были самой богатой страной в мире, а соотношение индейского и остального населения было бы сейчас таким, как в XVIII–XIX веках? Ну и, конечно, не обошлось без пропагандистской кампании, убедившей всех американцев, что такие компенсации справедливы.

Есть у США и еще более яркий пример — отношение в обществе к афроамериканцам. Суметь превратить имеющее давние традиции расовое унижение (еще в 60-х в Алабаме были места в автобусах «только для белых») в так называемую позитивную дискриминацию всего за пару десятков лет — показатель высокой эффективности государственных институтов.

Земля, оплачиваемая кровью

Даже в тех случаях, когда меж­этническая вражда приобретает, казалось бы, иррациональные черты, экономика и тут играет свою роль. Возьмем, например, геноцид в Руанде, когда в 1994 году за 100 дней были убиты, по разным подсчетам, от 500 тыс. до 1 млн. человек, прежде всего — из народности тутси. (Среди второй главной народности Руанды, хуту, представители которой осуществляли эти массовые убийства, жертвы тоже были — хуту убивали своих соплеменников, не согласных с геноцидом.)

Казалось бы, торжество иррациональной жестокости.

Однако американский ученый и лауреат Пулитцеровский премии Джаред Даймонд в своей книге «Коллапс» утверждает, что недостаток ресурсов стал весомой причиной геноцида. Он цитирует исследователей, написавших, что «решение убивать было принято высокопоставленными чиновниками по политическим мотивам. Но почему приказ был так охотно выполнен крестьянами? По крайней мере, одна из причин заключалась в том, что на огромное количество людей приходилось слишком мало земли». И далее Даймонд приводит многочисленные расчеты, свидетельствующие, что ручной труд не мог прокормить земледельческое в основном население этой одной из самых густонаселенных стран Африки.

Пример Руанды важен еще и тем, что показывает: суд над виновниками межэтнических конфликтов — это прежде всего суд победителей. Некоторые участники базировавшегося в Уганде и состоявшего из беженцев-тутси Руандийского патриотического фронта, который освободил залитую кровью Руанду, были замешаны в массовых убийствах хуту. Однако, как вспоминает бывший прокурор Международного трибунала ООН по Руанде Карла дель Понте, добиться их привлечения к ответственности было крайне сложно, если не невозможно.

Более 100 тысяч хуту, подозреваемых в соучастии в геноциде, оказались в руандийских тюрьмах. Но машина правосудия работала медленно, и за 12 лет приговор был вынесен лишь 10 тысячам человек. Поэтому в 2005 году в Руанде была возрождена традиция местных судов (гакака), в которых дела разбирает судья, избираемый общиной. Часть заключенных, признавших себя виновными и раскаявшихся, возвращались домой без наказания или направлялись на общественные работы. За десять лет 12 тысяч таких судов рассмотрели 1,2 млн. дел. Понимая, что один только принцип справедливого возмездия не в состоянии восстановить страну, власти Руанды заявили об официальном курсе примирения, за проведение которого отвечает специальная комиссия. Среди нескольких ее направлений есть, например, программа «Ингандо», в рамках которой 90 тыс. руандийцев прошли через образовательные программы, рассказывающие о причинах случившегося геноцида.

Табу и компьютер

Достигнут ли руандийцы того уровня примирения в обществе, который сегодня существует в США? Пока еще среди жителей страны живут старые обиды. Но нынешнее правительство Руанды, по словам одного из французских журналистов, решило покончить с различием между хуту и тутси. «В публичных заявлениях вы этого противопоставления сейчас не услышите, это даже стало в каком-то смысле табуи­ро­ванной темой — кроме памятных церемоний на годовщину геноцида». Правда, 45% руандийцев все еще живут за порогом бедности и, следовательно, представляют собой потенциальную добычу для политических демагогов.

Но, с другой стороны, 96% юных жителей Руанды учатся в школе, а в стране работает программа «компьютер каждому ребенку».

И кроме того, уровень ВВП на душу населения в Руанде с 1994 года вырос в пять раз. А когда человек видит, что он может что-то заработать сам, у него все меньше желания разбогатеть за счет соседа. Особенно когда он понимает, что за это рано или поздно, но обязательно накажут.

Для него нет нужды проставлять ударение над каждым украинским словом (как это делали для Леонида Даниловича в начале 90-х), он не запнется на незнакомой фамилии либо сложном термине (как записной «цицерон» Виктор Федорович), не начнет нести астральную околесицу (как это периодически исполнял Виктор Андреевич). Даже если он и решается на отсебятину, то это — вдохновенная импровизация, лишь выгодно оттеняющая искусную режиссерскую задумку, талантливую сценарную разработку. Да, что там: он смотрится даже артистичнее подзабытого Леонида Макаровича, во всяком случае, демонстрация праведного гнева у него точно выглядит убедительнее.

Артикулирует глава государства очень внятно, отдадим должное. Если собрать группу из особо чувствительных натур и заставить их слушать недавнее послание главы государства парламенту с закрытыми глазами, любой из них, наверное, легко представит оратора на разных отрезках витийства в разном обличье. То усталым воином в выцветшем камуфляже, то беспощадным судией в черном облачении, то смиренным послушником в рясе из мешковины, украшенной кровавыми следами старательного самобичевания.

Нет, правда, хорошо. Ярко написано, артистично озвучено.

И за эту словесность (где изящно вышитую, где строго отчеканенную) жмурясь и вздыхая, отчаянно цепляются многие. Те, кто подсознательно ощущает или даже отчетливо видит разницу между ясными формулировками и мутными деяниями, медоточивыми фразами и ядоточивыми решениями. Мучительно хочется, если не верить, то, по меньшей мере, надеяться. Особенно тем, кто не особо надеется на всесилие власти, но хочет верить, что она не бессильна. Кто говорит мало, делает для приближения завтра столько, насколько сегодня хватает сил. Устав ожидать от власти обещанной вчера посильной помощи.

Укоренившаяся отечественная привычка избирать меньшее из зол наконец-то нашла почти идеальный объект выбора. От предшественников Петра Алексеевича отличает условная разница между витриной и кладовой. Форма сильнее отвлекает от содержания. Популизм, лукавство и даже вранье «папередников» выглядело грубее, зримее. А тут слушаешь, натыкаешься на несоответствие обещаний делам, мотаешь головой и думаешь: «Не, ну все-таки… Может… Ну, время такое… А что есть лучший?»

«Да, он не идеальный, но…»

Вдумчивые читатели обратили внимание на то, что спич президента как раз и построен на идеальной для оправдания бездействия схеме «да… — но…» Да, реформы не на финише, но и не на старте. Да, мы не достигли мира, но почти остановили войну. Да, «все еще воруют, но мы имеем на сегодня реальный прогресс». (Забавная фраза, если вдуматься.) Да, «мы не получили безвизовый режим, но перспектива приобрела фиксированное место в календаре». (Это важно). Да, я не доволен работой правительства, парламента, и своей тоже, но мы создали коалицию реформаторов, создаем фундамент… Et cetera.

И честно хочется поверить, что в Риге на саммите «Восточного партнерства» мы «в очередной раз почувствовали мощное европейское международное единство». (Правда?). Что мы «впервые за 23 года независимости «соскочили» с российской «газовой иглы» (Ух ты!). Что следующий год станет «годом послевоенного восстановления и начала экономического роста». (Хотя не очень понятно, как и когда закончится война и почему 2016-й так уверенно называется послевоенным; за счет чего начнется экономический рост?). Что «эскалаторы, которые на протяжении стольких лет транспортировали наверх грузы с деньгами, остановлены и демонтированы… «Откаты» снизились, множество «схем» закрылось». (Жалко, что не прилагался список закрытых «схем» и список посаженных операторов «эскалаторов»).

Вот только поверить в то, что одна из главных реформ — повышение тарифов, не получается. Извините. Потому что я, грешным делом, думал, что реформой является программа энергосбережения. На которую за год так и не сподобились. Как не сподобились за год на полноценную военную доктрину, которая позволила бы реально соотнести количество и качество нашей армии с современными вызовами, запросами и критериями. А не бессмысленно радоваться, что мы «довели (хорошее слово) общую численность Вооруженных сил до 250 тысяч». Это много или мало? И достаточно ли, что «защищают страну более 50 тысяч украинских героев»? Никто не знает, критериев нет.

Наконец-то появившаяся Стратегия национальной безопасности Украины, местами напоминающая сочинение на военно-патриотическую тему, ответов на этот вопрос не дает. А осуждение «бессмысленной политики абсурдного пацифизма» (цитата из послания) не дает ответа на вопрос, как выглядит сегодня военная политика. Отчетливый критик пацифизма, наверное, не может так часто говорить о воинствующем мире и о том, что вопрос Донбасса не имеет военного решения. Извините за пошлость, но или фабрику в Липецке продайте, или кобуру с правой ноги снимите. Упоминание о «русской солдатне» — яркое, отличная экспрессия. Призывы к деолигархизации — отчетливые, с соцопросами точно сверенные. Но разве Григоришин уже сжег российский паспорт? И передал свое имущество в волонтерский фонд? И разве сам Петр Алексеевич перестал быть олигархом?

Рассказывали, что Петр Алексеевич осерчал на мой скромный прогноз — год назад ваш покорный слуга публично признался, что не знает, каким он будет президентом. Потому что он казался мне красиво отлитым, но пока пустым сосудом, назначение которого зависело от того, что в него вольют — лекарство, яд, дистиллированную воду, бодяжный бензин.

Искренне не хотел, чтобы тогда это воспринимали как злопыхательство. Искренне признавался, что Банковая сегодня — объективно — одно из худших мест на Земле. Но сразу отвечал будущим критикам, что ни я, ни те, кто готов был голосовать за скорый мир после первого тура президентских выборов, не знают, как этого мира достичь. Ни я, ни вы, не обещали год назад, что»завтра в Верховной Раде Украины будет зарегистрирован законопроект об изменении Конституции относительно децентрализации власти. Мы хотим изменить ближайшую к народу местную власть, предоставив самоуправлению реальные полномочия, которых еще никогда не знала система местного самоуправления в истории Украины», чтобы год спустя обещать то же самое. В промежутке наработав проект изменений в Конституцию, наделяющих наместников президента дополнительными полномочиями. Не прошло — кто об этом уже помнит?

Не вы, и не я почти год назад заявляли: «За каждую реформу в команде будет отвечать один человек, конкретный человек. Причем я лично буду отвечать за борьбу с коррупцией. Ситуация более чем критическая, а коррупция — не меньший наш враг, чем боевики, террористы и наемники». Чтобы сейчас по схеме «да… — но…» изыскивать крайних. Воздадим каждому по делам его?

Можно спорить о том, какой именно влагой наполнили властный сосуд. Как по мне, это сосуд Дьюара, идеальный термос, где условная сохранность власти искусственно обеспечивается хорошей термоизоляцией. Болеизоляцией. Волеизоляцией.

Нет, не чаша Грааля, наполняемая ежедневно. Кровью.

В рафинированной речи гаранта была разве что одна «художественная» глупость. О душах погибших, пролетающих через кабинет. Прошу прощения за вынужденный цинизм, спровоцированный чужим осознанным цинизмом. Я не спичрайтер, но более точным был бы пассаж о наконец-то сделанном (и давно обещанном) реестре погибших. Для этого не требуются колоссальные бюджетные средства, изменения в Конституцию. Только «твердая политическая воля», о которой ярко было сказано в президентском послании. И тогда не возникали бы вопросы, почему несколько недель тому глава государства говорил о 1800 погибших воинах, а сегодня о 1700. И почему, предельно корректная и подробная волонтерская «Книга пам'яті полеглих за Україну» приводит данные о 2120 подтвержденных смертях на март этого года. До активных боев в Широкино, Марьинке и Красногоровке. И почему до сих пор семьи порою одновременно получают и госуведомления о том, что их муж (сын, брат) находится в плену, и останки павших в цинковых сосудах смерти…

Один знакомый, подвизавшийся спичрайтером сразу у трех ясновельможных, поучал когда-то: «В речи должен быть один зримый образ. Дающий ощущение света в конце тоннеля». Пусть каждый отыщет такой в речи главы государства. У меня осталось ощущение тоннеля в конце света. Что лишь подтвердило верность святого письма. «Была жизнь, и жизнь была свет человеков». Жизнь бессмертна, пока есть человеки. Их не становится меньше. Не беда, что один из них излучает не свет. А лишь тусклый отсвет медяков, засыпанных в треснутый сосуд.

Глядящий увидит.

КП «Харківське ремонтно-будівельне підприємство» 25 травня уклало угоду з ТОВ «Будівельна компанія «Харківбудмонтаж» на реконструкцію приміщень під гуртожиток вартістю 7,33 млн. грн. Про це повідомляється у «Віснику державних закупівель».

Комунальники хочуть переобладнати під гуртожиток приміщення по в’їзду Достоєвського, 32.

У 2010 році з цих приміщень планували зробити «Центр етичного утримання бездомних тварин».

Підрядник повинен зробити 16 однокімнатних квартир. Загальна площа забудови – 206,81 м2, площа квартир у будинку 548,9 м2.

Відтак вартість реконструкції становитиме 13,4 тис грн. за квадратний метр. Це більш ніж вдвічі дорожче, ніж виходить вартість будівництва нового житла у Полтаві – там місцевий бюджет фінансує зведення багатоповерхівок по 5,4 тис грн. за квадратний метр.

Передбачено будівництво зовнішніх мереж водопостачання, каналізації, опалення та газопостачання, а також загальнобудівельні та оздоблювальні роботи, благоустрій прилеглої території.

Єдиним конкурентом під час торгів було ТОВ «Гранд-Інжиніринг» Романа Саричева, яке пропонувало виконати роботи за 7,36 млн.гривень.

ТОВ «Будівельна компанія «Харківбудмонтаж» належить Богдану Долині, директором є його брат Костянтин Долина.

Варто відзначити, що Богдан Долин очолюєкомунальне підприємство «Харківспецбуд».

Крім того, саме компанія Долини будувалаЦентр з утримання тварин на проспекту Гагаріна й отримала на цьому тендері понад 20 мільйонів.

Достаточно было одного-единственного решения украинского парламента о прекращении транзита российских военных в Приднестровье, чтобы вся иллюзорность существования постсоветского анклава между Украиной и Молдовой стала очевидна даже российским политикам и дипломатам. Оказывается, для того, чтобы годами сохранять контроль над приднестровским конфликтом и напоминать о возможности применения военной силы в случае попыток восстановления территориальной целостности Республики Молдова, необходима была добрая воля украинского руководства. Без сотрудничества России и Украины никакого «независимого» Приднестровья давно уже не было бы.

Понимая теперь эту простую истину, хорошо бы посмотреть на Крым. Возможно, многим «российский статус» оккупированного путинской саранчой полуострова кажется константой. Но на самом деле эта константа – следствие нынешней непростой ситуации на востоке Украины, нежелания как руководства нашей страны, так и международного сообщества обострять ситуацию. О необходимости немедленного решения вопроса Крыма никто не говорит. Но никто о Крыме и не забывает.

Разве не стоит задуматься о том, как будет существовать Крым, когда война на востоке Украины завершится и оккупированные Россией территории либо будут реинтегрированы в состав украинского государства, либо окончательно превратятся в «криминальное подбрюшье» России, отделенные стеной от остальной Украины и границей – от государства-оккупанта. Ведь на самом деле мы присутствуем при историческом эксперименте. Впервые за тысячелетия своего существования Крымский полуостров отделен от территории, которая была жизненно важна для него и с точки зрения ресурсов, и с точки зрения оборота людей и товаров. Эту взаимосвязь – пусть с точки зрения средневековых норм государственного устройства – понимали и Гиреи, и Екатерина II. Единственный политик, который решил ее проигнорировать – это Владимир Путин.

Впрочем, я далек от стремления подозревать российского президента в инфраструктурной некомпетентности. Когда началась крымская авантюра, она должна была перерасти в куда более серьезную новороссийскую операцию. В Кремле были уверены, что не столкнутся с проблемами с разжиганием «восстания в Новороссии» и объединят восточную Украину, Крым и Приднестровье в единую буферную территорию между Россией и тлетворным Западом. В этой логике Крым сохранял экономическое и отчасти политическое единство с соседними регионами Украины.

Но путинский план провалился. Теперь для его осуществления нужна будет большая кровопролитная война, которая, впрочем, не решит проблем Крыма даже в случае успеха кремлевского правителя, так как восток Украины в результате военных действий рискует превратиться в выжженную землю. Вряд ли Путин решится на такую войну – тем более, что его экономические ресурсы тают на глазах. Тогда что же будет с Крымом?

А ничего особенного. Оккупированный полуостров будет постепенно превращаться во второе Приднестровье – его относительное благополучие будет зависеть исключительно от доброй воли Украины. Особенность крымской ситуации в том, что полуостров отделен от Украины – а к России не присоединен. И никакой мост – даже если предположить, что утопический проект будет когда-нибудь осуществлен – не станет альтернативой Перекопу.

Когда ситуация в Украине стабилизируется, вопрос Крыма встанет сам собой. Не вопрос реинтеграции, а вопрос прекращения содейтствия оккупации. А это означает, что рано или поздно всякая экономическая активность на украинском направлении окончательно прекратится, а на российском – не начнется. Из-за санкций, инфраструктурной дороговизны, криминализированности местной власти, маргинализованности населения – обстоятельств достаточно.

В результате Крым начнет приходить в естественный упадок. Активная часть населения начнет разъезжаться с полуострова – кто в Украину, кто в Россию. Крымские татары «закапсулируются», чтобы дистанцироваться от нарастающего безумия. Экономические проекты будут осуществляться исключительно для отмыва бюджетных денег. Если жителю Симферополя интересно, как будет выглядеть его город спустя десятилетие российской оккупации – пусть съездит в Тирасполь. Если такой же интерес возникнет у жителя Ялты или Феодосии – им стоит посетить северный Кипр, контролируемый Турцией уже 40 лет, погулять по набережной Фамагусты или по порту Кирении и посмотреть, во что превратились некогда фешенебельные курорты. А ведь Ялта или Феодосия – это даже не Кирения…

2014-2015 годы подарили нам замечательный исторический парадокс. Чем ближе семидесятилетие победы над Гитлером, и чем фанатичнее победный культ в соседней России, тем охотнее ее сравнивают с нацистской Германией, а президента Путина – с бесноватым фюрером.

Параллели действительно налицо – во всяком случае, во внешней политике. Тут вам и аншлюс Австрии, и аннексия Судет, и демонстративные референдумы, и пропагандистское кино о возвращении исконных немецких земель домой. Да и строки из Ремарка, посвященные нацистской прессе, выглядят вполне современно: «Передовые газеты были ужасны – лживые, кровожадные, заносчивые. Весь мир за пределами Германии изображался дегенеративным, глупым, коварным. Выходило, что миру ничего другого не остается, как быть завоеванным Германией».

Разве этого недостаточно, чтобы произвести Владимира Владимировича в Гитлеры наших дней? Но исторические аналогии – штука обманчивая, хоть и заманчивая. И прежде, чем ставить путинскую Россию на одну доску с Третьим Рейхом, стоит учесть одно немаловажное обстоятельство.

В 1930-х и 1940-х Адольф Гитлер был главным, но далеко не единственным завоевателем-реваншистом. Версальско-Вашингтонская система не устраивала многих, и у каждого имелся свой собственный «Крымнаш».

Скажем, фашистская Италия считала «нашим» весь Средиземноморский бассейн (именно так – «mare nostrum»), захватывала Абиссинию, аннексировала Албанию и вторгалась в Грецию.

Милитаристская Япония еще до прихода Гитлера к власти посылала вежливых людей в Манчжурию и обстреливала Шанхай, а позднее вообще пустилась во все тяжкие. СССР делил с нацистами Польшу, терроризировал Финляндию, аннексировал Прибалтику, присоединял Бессарабию и Буковину. Гитлеровские сателлиты довольствовались крохами с барского стола: Румыния оккупировала земли между Днестром и Бугом, Венгрия – Закарпатье и Воеводину, Болгария – северную Грецию и Македонию.

Даже несчастные поляки, ставшие жертвой агрессоров, незадолго до этого поучаствовали в разделе Чехословакии и отхватили Тешинскую область. Захват чужой территории не считался чем-то вопиющим – каждый искренне верил, что лишь восстанавливает историческую справедливость.

Иными словами, Адольф Алоизович был типичным продуктом своей эпохи – самым свирепым из множества больших и малых хищников, самым буйным пациентом в мировой палате №6.

Напротив, Владимир Владимирович – единственный в своем роде. Он пребывает в гордом одиночестве.

Никто не поддержал его украинскую авантюру, никто не собирается признавать аннексию Крыма. От внешней политики РФ благоразумно дистанцировались даже Лукашенко с Назарбаевым.

Предполагаемые «союзники», которых российская дипломатия ищет по всему свету, в лучшем случае держат нейтралитет. Ибо сегодня ни один серьезный игрок, кроме Москвы, не заинтересован в разрушении сложившегося миропорядка.

Если уж сравнивать Путина с Гитлером, то перед нами фюрер, пролежавший 70 лет в анабиозе и после пробуждения обнаруживший, что с миром творится что-то не то.

Работать решительно не с кем! Поблизости не видно ни старины Бенито, ни Сталина с Молотовым, ни воинственных японцев, ни даже какого-нибудь захудалого Антонеску, мечтающего о Великой Румынии.

Более того, пока не удалось найти настоящих чемберленов и даладье, которые бы официально признали, что Суде… ой, Крым – наш. Никто не понимает, как здорово перекраивать политическую карту Европы и присоединять чужие земли. Заурядная аннексия вызывает у иностранных лидеров абсолютно неадекватную реакцию.

Что, черт возьми, случилось с мировой политикой?!

А случилось следующее. За 70 лет, прошедших с момента окончания Второй мировой войны, человечество шагнуло далеко вперед. Оно училось на собственных ошибках и эволюционировало. Оно становилось мудрее и гуманнее.

Цивилизованные люди убедились, что аннексировать чужую территорию – опасно и вредно. Плевать на международное право – бесперспективно. Присоединяться к агрессору в надежде поживиться его добычей – глупо. Ценить грубую силу, а не предсказуемость и договороспособность – нерационально.

Мир учился и менялся, а Россия – увы, нет. Она так и застряла в сороковых годах прошлого столетия, в эпохе дяди Адольфа и воевавших дедов. Семьдесят лет прошли для российского общества впустую: в отличие от остальных участников войны, наш сосед извлек из мясорубки 1939-1945 совсем не те уроки. Самый безумный отрезок XX века стал считаться прекраснейшим, достойнейшим, благороднейшим временем.

Полурелигиозный культ Великой Победы построен отнюдь не на скорби, а на упоении былой славой. Отсюда – бряцание ржавым оружием, готовность игнорировать современную реальность и назло мировому сообществу жить по законам 1940-х.

Сегодняшняя Россия опасна не танками и «Градами», а своим самобытным архаизмом, своим стремлением опрокинуть окружающий мир в прошлое. Она напоминает неандертальца с дубиной, ворвавшегося в современный мегаполис и атакующего беззаботных хипстеров.

Но что делать бедняге-хипстеру, столкнувшемуся с нежданной угрозой? Как победить пришельца из тьмы веков? Можно издеваться над его отсталостью и кичиться собственной продвинутостью, но в борьбе с неандертальцем айфоны и айпады не помогут. Чтобы дать отпор непрошеному гостю, придется отложить хрупкие девайсы в сторону.

Придется отбросить цивилизационный лоск, взять в руки что-нибудь тяжелое и сразиться с агрессивным громилой. Причем в разгар драки будет казаться, что между борющимися нет никакой разницы. Но разница есть: в случае победы современный человек сможет вернуться к любимым айфонам и айпадам. А если победит неандерталец, кругом не будет ничего, кроме милого его сердцу каменного века.

Нечто подобное происходит и в украинском обществе. Как ни печально, дорогие россияне уже заставили Украину играть по своим правилам.

Вместе с Россией мы погрузились в далекое прошлое.

Они обзывают нас «фашистами» – мы сравниваем их президента с Гитлером.

Они размахивают георгиевскими ленточками – мы считаем российско-украинский конфликт Отечественной войной.

Они изымают из продажи солдатиков в немецкой форме – мы запрещаем коммунистическую символику.

При этом Украина фактически живет в советской парадигме 1940-х годов: «Все для фронта, все для победы!», «Не отдадим врагу ни пяди родной земли!», «Наше дело правое, мы победим!»

Но если кремлевский натиск удастся отбить, у нас есть шансы все-таки вернуться в XXI век. А если восторжествует северный сосед, то возвращения уже не будет.

Потому что России действительно нравится обитать в прошлом. Потому что в сороковых было круто.

Потому что деды воевали, и за 70 лет их гордые потомки так и не научились ничему другому.

Изучать состояние общества по криминальной хронике занятие увлекательное, а в случае с Украиной, где политическая «надстройка» отображает реальные социальные процессы в более чем искаженном виде, — это еще и едва ли не самый надежный способ увидеть срез реальной жизни. Пусть и придется рассматривать ее изнанку.

Вряд ли будет оспорено мнение, что по наиболее распространенным преступлениям можно определить уровень развития и болевые точки страны и ее граждан.

Статистика преступлений, совершаемых в Украине, не то чтобы сознательно скрывается — цифры теряются на фоне шокирующих новостей. Последние несколько недель — яркий тому пример. Расследование убийства сотрудников милиции, совершенное ветеранами АТО (возраст от 17 до 23 лет), обрастает подробностями — одна из подозреваемых, Виктория Заверуха, в знак протеста против методов досудебного следствия прибегла к членовредительству, вскрыв вены.

Двойное убийство и захват заложников в Харьковской области, где объектами нападения стали судебный исполнитель, понятые и участковый милиционер. Правонарушителя застрелил снайпер, и теперь будет сложно узнать, не стало ли мотивом преступления несправедливое судебное решение (по имеющимся сведениям, дом убитого передали в собственность кредитору).

Буквально в тот же день бывший участник АТО в той же Харьковской области бросил гранату в окно автомобиля с тремя пассажирами — по счастливой случайности она не сработала. В Киеве, на Оболони, вооруженный злоумышленник захватил в заложники собственного сына (он в итоге сдался после пятичасовых переговоров). Нападения на отделения банков в Киеве и Херсоне, в том числе с применением оружия…

Случайный всплеск насилия? «Не думаю», — словами классика, и кое-какая статистика все же имеется. Так, Главное управление МВД в Киеве сообщает о том, что в столице возросло количество ограблений магазинов. Только на одном участке Деснянского района зафиксировали двадцать таких случаев (не краж, а именно ограблений) с начала года. В милиции и не скрывают, что задержанных толкает на преступление голод.

Еще хуже информация об обороте оружия. По данным МВД, до 80% огнестрела, доступного на «черном рынке» Украины, поступает из зоны АТО. Проще говоря, интерпретируя эти данные, можно предположить, что за год количество нелегального оружия на руках у украинцев увеличилось в пять раз. И можно даже не вспоминать сентенцию Чехова о ружье на стене. Эти ружья стреляют уже сегодня, достаточно проанализировать новостную ленту на официальном сайте МВД — самая распространенная новость касается изъятия оружия и боеприпасов. А ведь речь только об учтенных случаях, которые даже по самым оптимистичным экспертным данным задевают только каждого десятого владельца незаконного «ствола».

«k:» уже писали о том, что ухудшение криминогенной ситуации неизбежно — подборка наших материалов на эту тему вышла осенью минувшего года (см. № 43 от 21 ноября 2014 года). С тех пор ситуация лишь усугубилась. Стоит разобраться, почему это произошло, почему одними лишь репрессивными мерами картину не исправить и что остается за кадром борьбы с преступностью.

Очевидное-невероятное

Криминальная активность находится в прямой зависимости от социально-экономического благосостояния общества. Эту аксиому, кстати, любят использовать противники разрешения свободного владения оружием. Мол, нет смысла разрешать вооружиться полунищим согражданам — убьют друг друга за кусок хлеба. Увы, реалии опередили благие намерения. Убивают уже сегодня: и на хлеб не всем хватает, и оружия в достатке.

Второй очевидный момент — проблемные социальные группы: неприкаянные переселенцы и ветераны АТО. Занимается ли их проблемами государство? На самом деле вопрос спорный. С одной стороны, ржавая госмашина работает в меру своих сил (сложно требовать от трактора развить скорость болида F1), с другой — волонтеры приведут массу вопиющих примеров государственного безразличия к человеческим судьбам. Если можно это считать достижением, то парламент разрешил повторно призывать демобилизованных бойцов — в случае наступления особого периода: слабое утешение для тех, кто и так отвык от мирной жизни и чувствует себя в окопе увереннее, чем на «гражданке».

Третий: отсутствие внятной перспективы. «Жизнь по-новому» так и не наступила. Готовность терпеть лишения имеет смысл, когда лишения временные и существует достижимый образ нового общества. Пока украинцы испытывают лишения ради лишений на фоне болтовни о реформах.

За кадром

Но есть и особенности «озверения», которые власть старается не озвучивать.

Пожалуй, главная из них — неизбежная путаница со статистикой, связанной с происходящим в зоне АТО. Простой пример — обстрел Мариуполя в январе т.г. Кто первым выезжает на место обстрела? Кто включает произошедшее в сводки, учитывая количество жертв? МВД.

Милицейская пресс-служба информирует об обстрелах, атаках и жертвах на линии противостояния, о спецотрядах милиции, участвующих в АТО, — все это вперемешку с «обычным» криминалом. Когда обстрел из «Градов» смешивается с ограблением ларьков, статистические данные теряют смысл. Никого это не смущает— хоть ответственность в данном случае лежит и не на МВД, а на чиновниках высшего уровня, все еще формально рассматривающих АТО как полицейскую операцию.

Не менее важный момент — ситуация с реформой самого Министерства внутренних дел. Сошлемся на мнение Олега Ельцова, журналиста, профессионально разбирающегося в процессах, происходящих в правоохранительном ведомстве: «На фоне экономической стагнации и отсутствия контроля за линией разграничения в зоне АТО, потока неприкаянных беженцев и очередного витка бандитизма и рейдерства возникают все новые вопросы к МВД. Почему-то все возлагают надежды на реформу ведомства. Но сегодня известно о единственной реформе по слиянию ГАИ и ППС… Ни ГАИ, ни ППС не борются с професси­ональной преступностью, с бандами и прочими проявлениями оргпреступности. Служба УБОП по умолчанию ни на что уже не способна — она глубоко коррумпирована... Угрозыск, который во всех странах и при всех режимах является хребтом борьбы с преступностью, находится в глубоком загоне. И Аваков со Згуладзе о нем не вспоминают в своих спичах и постах в ФБ. Они не к месту упоминают слово «следователи», но молчат про оперов. А зря».

Есть и неформальный момент: нарастающее недоверие к легальным способам отстоять свои права и интересы. «k:» тоже предупреждали о неотвратимости такого процесса (см. №15 от 15 мая 2015 года). Люди, разочарованные в тех, кто призван отстаивать их мнение на политическом уровне, пытаются взять процесс в свои руки. И подожженные шины под парламентом — едва ли не меньшее из зол.

Социальные связи перестраиваются прямо на наших глазах — не в пользу неповоротливого государства. Еще один простой пример: условный волонтер столкнулся с вопиющей несправедливостью бюрократа. Личный ресурс волонтера — сотня вооруженных мужиков, от души волонтеру благодарных (некоторым он буквально жизнь спас). Наивный вопрос о последствиях такого конфликта стоит задавать? А если на месте волонтера окажется обиженный государством боевой командир?

И, наконец, фактор «синих дивизий» (да, речь об алкоголе в солдатском быту). Так с легкой руки мобилизованных блогеров называют простаивающие в тылу, на полигонах части, сформированные из резервистов. По поступающей из зоны конфликта информации, ВСУ ведут боевые действия ротно- или батальонно-тактическими группами. И это — максимум. Слишком уж значительное количество солдат уклоняется от участия в боевых действиях, слишком уж значительное количество мобилизованных частей не способны вступить в бой.

Вопросы на смекалку: чем они себя занимают? Какие навыки приобретают? Имеют ли возможность разжиться неучтенным оружием? Каким образом на человеческую психику воздействует ситуация, когда тебя призвали в армию, но месяцами маринуют в полевых лагерях?

«Озверение» было запрограммировано вместе с рухнувшим уровнем жизни. И это не тот случай, когда можно рассчитывать на точечные реформы или усилия волонтеров. Какое-то время всплеск криминала будет ограничен лишь репрессивной реакцией правоохранителей, и происходить это будет постфактум.