Разобраться в природе массовых межэтнических конфликтов нужно не только для того, чтобы они в будущем не повторялись. Важно это и для ликвидации последствий того, что уже произошло, — ведь чтобы правильно лечить болезнь, надо знать ее причину. В данном случае это чаще всего борьба за ресурсы. Другое дело, что замаскировать ее можно чем угодно, в том числе и якобы межэтнической неприязнью. Поэтому главное условие окончательного выздоровления — подъем экономики. Плюс — идеологическая терапия на государственном уровне.

Трубка мира

Самый впечатляющий пример удачного разрешения этнических конфликтов внутри страны — несомненно, США. Читатель постарше помнит, что в кинофильмах его юности американские индейцы являли собой образцы благородства, а белые первопроходцы, воевавшие с ними, были негодяями, думающими только о деньгах. Однако если бы он тогда же посмотрел голливудские фильмы начала и даже середины прошлого века, то испытал бы когнитивный диссонанс. Ведь индейцы в этих фильмах кровожадны и коварны, а первопроходцы — добры и доверчивы.

Все это доказывает, что человеческий взгляд на одни и те же события может быть крайне субъективным. Объективные же обстоятельства заключались в том, что переселенцам из Европы были нужны ресурсы. В первую очередь — земля, на которой они могли выращивать сельскохозяйственные культуры или пасти скот. И как только эти ресурсы были получены (справедливо или нет — другой аспект проблемы), индеец в глазах белого переселенца превратился из врага в соседа. А потом, когда потомки этих переселенцев и новые эмигранты разбогатели настолько, что могли позволить себе делиться полученными благами, даже в потерпевших.

Так, в 2014 году федеральное правительство США и индейское племя навахо пришли к согласию, что племя забирает из суда иск на $900 млн. за неправильное распределение доходов, полученных от разработки земель (бурение скважин, шахты, сельское хозяйство), которые навахо считают своими, а «федералы» выплачивают племени $554 млн.

И таких исков, выигранных или находящих на рассмотрении в суде, множество. Например, в 2012 году правительство США согласилось по тем же причинам выплатить $1,02 млрд. группе из 41 индейского племени.

Фонд, в который поступают эти средства, называется фондом справедливости, и в этом есть своя логика. Вопрос только в том, смогло ли американское правительство быть столь же справедливым, если бы США не были самой богатой страной в мире, а соотношение индейского и остального населения было бы сейчас таким, как в XVIII–XIX веках? Ну и, конечно, не обошлось без пропагандистской кампании, убедившей всех американцев, что такие компенсации справедливы.

Есть у США и еще более яркий пример — отношение в обществе к афроамериканцам. Суметь превратить имеющее давние традиции расовое унижение (еще в 60-х в Алабаме были места в автобусах «только для белых») в так называемую позитивную дискриминацию всего за пару десятков лет — показатель высокой эффективности государственных институтов.

Земля, оплачиваемая кровью

Даже в тех случаях, когда меж­этническая вражда приобретает, казалось бы, иррациональные черты, экономика и тут играет свою роль. Возьмем, например, геноцид в Руанде, когда в 1994 году за 100 дней были убиты, по разным подсчетам, от 500 тыс. до 1 млн. человек, прежде всего — из народности тутси. (Среди второй главной народности Руанды, хуту, представители которой осуществляли эти массовые убийства, жертвы тоже были — хуту убивали своих соплеменников, не согласных с геноцидом.)

Казалось бы, торжество иррациональной жестокости.

Однако американский ученый и лауреат Пулитцеровский премии Джаред Даймонд в своей книге «Коллапс» утверждает, что недостаток ресурсов стал весомой причиной геноцида. Он цитирует исследователей, написавших, что «решение убивать было принято высокопоставленными чиновниками по политическим мотивам. Но почему приказ был так охотно выполнен крестьянами? По крайней мере, одна из причин заключалась в том, что на огромное количество людей приходилось слишком мало земли». И далее Даймонд приводит многочисленные расчеты, свидетельствующие, что ручной труд не мог прокормить земледельческое в основном население этой одной из самых густонаселенных стран Африки.

Пример Руанды важен еще и тем, что показывает: суд над виновниками межэтнических конфликтов — это прежде всего суд победителей. Некоторые участники базировавшегося в Уганде и состоявшего из беженцев-тутси Руандийского патриотического фронта, который освободил залитую кровью Руанду, были замешаны в массовых убийствах хуту. Однако, как вспоминает бывший прокурор Международного трибунала ООН по Руанде Карла дель Понте, добиться их привлечения к ответственности было крайне сложно, если не невозможно.

Более 100 тысяч хуту, подозреваемых в соучастии в геноциде, оказались в руандийских тюрьмах. Но машина правосудия работала медленно, и за 12 лет приговор был вынесен лишь 10 тысячам человек. Поэтому в 2005 году в Руанде была возрождена традиция местных судов (гакака), в которых дела разбирает судья, избираемый общиной. Часть заключенных, признавших себя виновными и раскаявшихся, возвращались домой без наказания или направлялись на общественные работы. За десять лет 12 тысяч таких судов рассмотрели 1,2 млн. дел. Понимая, что один только принцип справедливого возмездия не в состоянии восстановить страну, власти Руанды заявили об официальном курсе примирения, за проведение которого отвечает специальная комиссия. Среди нескольких ее направлений есть, например, программа «Ингандо», в рамках которой 90 тыс. руандийцев прошли через образовательные программы, рассказывающие о причинах случившегося геноцида.

Табу и компьютер

Достигнут ли руандийцы того уровня примирения в обществе, который сегодня существует в США? Пока еще среди жителей страны живут старые обиды. Но нынешнее правительство Руанды, по словам одного из французских журналистов, решило покончить с различием между хуту и тутси. «В публичных заявлениях вы этого противопоставления сейчас не услышите, это даже стало в каком-то смысле табуи­ро­ванной темой — кроме памятных церемоний на годовщину геноцида». Правда, 45% руандийцев все еще живут за порогом бедности и, следовательно, представляют собой потенциальную добычу для политических демагогов.

Но, с другой стороны, 96% юных жителей Руанды учатся в школе, а в стране работает программа «компьютер каждому ребенку».

И кроме того, уровень ВВП на душу населения в Руанде с 1994 года вырос в пять раз. А когда человек видит, что он может что-то заработать сам, у него все меньше желания разбогатеть за счет соседа. Особенно когда он понимает, что за это рано или поздно, но обязательно накажут.