Статьи

В Вооруженных силах Украины массово подводятся годовые итоги. Задача поставлена одна – усиленно показывать успехи года, который руководство назвало Годом стабилизации ситуации в ВС Украины. Правда, бывает весьма проблематично хвастаться достижениями, если на лицо их сомнительность.

В частности, по определению руководства Генштаба, эта самая стабилизация должна была заключаться прежде всего в повышении профессионализма и боеготовности войск. И вот, согласно докладам представителей Командования Сухопутных войск ВС Украины, показатели боевой подготовки в этом виде Вооруженных сил «увеличились как количественно, так и качественно». В частности, планы боевой подготовки выполнены почти на 70%, а в Объединенных силах быстрого реагирования – на 74%.

Также Командование Сухопутных войск бодро рапортует, что на протяжении 2010 года было проведено почти на четверть больше командно штабных учений и тренировок, чем в прошлом году. А на командирскую подготовку затрачено на 30% больше времени, чем в 2009-м. По убеждению генералитета, все это позволило осуществить чуть ли не прорыв в боевой подготовке, повышении профессионализма и обученности войск.

Правда, со стороны трудно объяснить, как могут вырасти объемы боевой подготовки, - т.е. количество различных учений, вождений и стрельб, - если затраты на нее в военном бюджете на этот год существенно не изменились по сравнению с прошлым годом. Наоборот: при тех же затратах, цены на горюче-смазочные материалы, на обеспечение войск в полевых условиях (прежде всего – продовольствием) существенно выросли даже с января 2010-го. Потому по любой арифметике темпы подготовки войск должны снизиться. А они, если верить бодрым рапортам командиров, возрастают. Может ли быть такое?

Ответ в условиях грустной украинской военной реальности однозначен: да, может. Вопрос в том, как именно проводить эти самые стрельбы и вождения.

В частности, сразу после прихода на пост министра обороны Украины весной этого года Михаил Ежель заявлял, что для армии отсутствие средств не должно являться причиной просиживания в казармах. Мол, войска могут готовиться «пеший по конному», не выезжая на полигоны и стрельбища. Тогда мало кто из людей в погонах понимал, о чем вещает новый глава Минобороны. Но на протяжении года его идею осознали все Вооруженные силы.

В частности, в официальных документах военного руководства сейчас сплошь и рядом, при упоминании об учениях, тренировках и даже стрельбах, встречается термин «проведенные на приказарменном фонде». На самом деле это означает дикую вещь: техника и системы вооружения выгоняются на плацы воинских частей (иногда это действо проходит прямо в автопарках, у боксов с техникой), где и проходят занятия. Т.е. танкисты проводят все действия, как при реальных занятиях на полигоне, даже заряжают танковые орудия и прицеливаются, но выстрелов не производят. Саперы «минируют» плац своими минными заградителями, инженеры наводят понтонно-мостовые переправы у стен казарм. Ну и так далее. Все эти телодвижения и засчитываются как «полноценные» мероприятия по боевой подготовке.

Именно отсюда и берутся бодрые рапорта о росте показателей боевой подготовки. Правда, не особо понятно, как они при этом могут «увеличиться как количественно, так и качественно». Ведь реальные действия на полигоне, как и реальную стрельбу не заменит никакой плац и никакая имитация. С таким же успехом можно готовить военных специалистов с помощью компьютера и игр-шуттеров. То есть какие-то навыки отработать, может быть, и получится, но настоящим специалистом такой «имитатор», понятно, никогда не станет.

Стоит также заметить, что далеко не по всем воинским специальностям можно работать «на приказарменном фонде». Как прикажете здесь готовить, например, десантников? В этом случае военное руководство ищет другие пути выхода из ситуации.

Например, согласно данным Управления боевой подготовки Командования Сухопутных войск, за этот год в подразделениях аэромобильных войск, войск специального назначения и учебных центрах было выполнено более 14 тысяч прыжков с парашютом (60% от плана). При этом 6% этих прыжков оплатили спонсоры, и 20% были проведены за личные средства самих военнослужащих. На остальное удалось наскрести бюджетных средств.

Информация о материале

Опубликовано: 23 декабря 2010

Согласно указу «Об оптимизации системы центральных органов исполнительной власти», подписанному президентом 9 декабря, в новой схеме центральной исполнительной власти, должности министра Кабинета министров больше не будет.

По информации "Зеркала недели", функции Секретариата Кабмина будет выполнять специально созданная для этого патронатная служба.

Интересное название для службы - патронатная. Патронат (лат. рatronatus) – покровительство. Покровительство над кем, или чем? Неужто покровительство над Кабинетом министров Украины?

Впрочем дело тут не в названии, но в статусе. Судя по всему, руководитель главной канцелярии, больше не есть членом КМУ. Иными словами, он больше не несёт ответственности за решения Кабмина. Отставка Кабмина его тоже не коснётся.

Но есть и другая сторона медали. Новый украинский "канцлер" больше не буде участвовать в принятии решений Кабинетом министров. При этом, согласно служебным обязанностям – будет продолжать неусыпно бдить всё делопроизводство КМУ.

Как говориться, статус помельче – управляемость получше. Служи верой и правдой назначившему тебя и будет всем нам счастье.

Получается, из-под носа Кабмина уводят его же канцелярию, превращая оную, по умолчанию, в службу - филиал Администрации Президента Украины. И значится, "премьерский поводок" становится ещё короче…

Вот это уже по нашему. Ответственная безответственность: "рулит" один, отдувается другой.

В сухом остатке, получается в Украине больше нет полноценного Кабинета министров. И отныне Верховный Совет будет согласовывать "фасадный" Кабмин из эдаких "мальчиков для битья".

Понятие министр, приобретает своё начальное значение - менестрель (лат. ministerialis) – слуга. И здесь нужно понимать, что слуга никак не народа.

В общем. Похоже теперь от украинцев на следующих выборах уже точно ничего не зависит.

Выбираем депутатов, они, в свою очередь, голосуют за Премьер-министра, дальше - назначаются какие-нибудь менестрели, а реально управляет всем – самолично президент, через подконтрольную ему и только ему канцелярию КМУ и, конечно – посредством своей администрации.

Страна замерла в ожидании наступающего нового... "премьер-патрона".

ЗЫ

Если по-чесному, нужно было вообще ликвидировать Кабмин, а не делать из него "дурилку картонную". Вот тогда административная, может и была бы взаправду реформой. Президентская республика - президентская ответственность. Точка.

Информация о материале

Опубликовано: 22 декабря 2010

Товарищи ученые, доценты с кандидатами…

Вы можете прославиться почти на всю Европу…

В.Высоцкий

Невероятно, но факт: на сегодняшний день, по данным НАНУ, в Украине насчитывается свыше 110 тысяч кандидатов и докторов наук, из которых только немногим более 20 тысяч работает в научно-исследовательских учреждениях и системе высшей школы. Чем занимается еще 90-тысячная армия «остепененных» соотечественников, можно только догадываться.

Предвидим наводку читателей: а вы поинтересуйтесь, какой удельный вес чиновников с учеными степенями во властных структурах. О повальной моде в высших эшелонах власти на владение дипломами докторов или хотя бы кандидатов наук в «Зеркале недели» писано-переписано, как, впрочем, и о том, что от увеличения их количества почему-то не зависит качество реформ. Вот и нынешняя власть рьяно схватилась за реформаторскую метлу. В частности, президентским указом №1085/2010 «Об оптимизации системы центральных органов исполнительной власти» велено из двух министерств — образования и науки и по делам семьи, молодежи и спорта — создать Министерство образования и науки, молодежи и спорта (МОНМС). На должность его руководителя назначен все тот же главный «освітянин», профессор Д. Табачник. Вышеназванным указом президента также ликвидирована Высшая аттестационная комиссия (ВАК), а ее функции возложены на новосозданное МОНМС. Такая трансформация вызывает множество вопросов. И главный из них — приведет ли это к качественным переменам в сфере образования и подготовке научных кадров?

С одной стороны, эксперты считают роспуск ВАК позитивным решением: слишком уж забюрократизирована была его структура. С другой — скептически предрекают, что качественных улучшений это не даст: ученые степени все равно будут присуждаться по бюрократической вертикали, только теперь решение об их присвоении будет зависеть не столько от научного сообщества, сколько от министерских чиновников. «Дебюрократизировать» этот процесс могла бы передача права присуждать ученые степени университетам — на первых порах хотя бы наиболее авторитетным в плане научно-исследовательской деятельности. Хотя подобная практика в мире распространена, украинские власти на такой шаг не идут.

Проблему ученых степеней затрагивает и проект нового закона «О высшем образовании», вынесенный МОНМС на общественное обсуждение. Документ вызвал бурные дискуссии (хотя, помня о том, как «учли» министерские чиновники замечания общественности к Условиям приема в вузы-2011, эксперты опасаются, что к их мнению не прислушаются и в данном случае).

В частности, в Центре образовательного мониторинга (ЦОМ) считают, что разработчики законопроекта «остались в плену советских стереотипов и не решились на давно назревшие законодательные новации».

Так, на первый взгляд прогрессивными кажутся статьи 6—9, согласно которым структура высшего образования предполагает три образовательно-квалификационных уровня — младший специалист, бакалавр, магистр (специалиста из «уравнения» убрали) и два образовательно-научных — доктор философии (PhD) и доктор наук. Однако при этом сохранена старая традиция: степень бакалавра не считается оконченным высшим образованием, поэтому тот, кто окончил бакалаврат, в магистратуру может поступать только на аналогичную специальность, подчеркивают эксперты ЦОМ.

Что касается образовательно-научной степени доктора наук, то последнее слово и впредь остается за ВАК, а не за высшим учебным заведением, как это практикуется в европейских странах. И хотя ВАК вышеназванным указом упразднен, «дело его живет», так как эту структуру просто передали новообразованному Министерству образования и науки, молодежи и спорта, то бишь в руки г-на Табачника.

Так, в ч. 3 ст. 24 проекта указано, что исследовательский институт имеет право принимать решение о присуждении в установленном порядке степеней доктора философии, доктора наук, а также званий старшего исследователя, доцента, профессора с выдачей соответствующих государственных документов. Однако в других статьях уточняется, что окончательное решение все же остается за ВАК (теперь читай — за МОНМС), которая, по сути, будет проводить процедуру такой себе «повторной защиты ученых степеней».

В Западной Европе существует процедура хабилитации, в результате которой доктор философии получает степень «хабилитированного доктора» (аналогичную нашему доктору наук) и право преподавания в высшей школе на должности доцента или профессора. Соискатель пишет работу, выступает с докладами на конференциях, семинарах и т.п., а затем подает свои наработки ученому совету университета, который либо присуждает ему докторскую степень, либо мотивированно отказывает. Защита работы не предполагается.

Понятно, что у нас подобной процедурой и не пахнет. Хотя президент Киево-Могилянской академии Сергей Квит считает, что ее стоило бы внедрить, хотя бы параллельно с традиционной защитой докторской. Так, на недавнем заседании Совета ректоров высших учебных заведений С.Квит представил экспертное заключение НаУКМА в отношении проекта нового закона «О высшем образовании». Было в нем и такое предложение: «Ст. 6, ст. 8, п. 1: предлагаем защиту степени доктора наук проводить не только путем процедуры «защиты диссертации», но и, согласно предложению НАНУ и ВАК в проекте Закона Украины «Об аттестации научных и научно-педагогических кадров высшей квалификации», ст. 7 (Бюллетень ВАК, №8, 2008), присуждать эту степень по весомости научного вклада и фактически путем хабилитации».

C.Квит считает, что внедрение понятия «доктор философии» (PhD) — совершенно формальный шаг: кандидату наук просто выдадут диплом PhD. А по существу система подготовки нашего «доктора философии» останется прежней. Поэтому он предлагает вписать в новый закон норму о том, что «в вузах создаются структурированные PhD программы, которые кореллировались бы с соответствующим третьим циклом высшего образования западных университетов».

«В законопроекте нет места междисциплинарным программам, поэтому норму ч. 1 ст. 11, где речь идет о том, что образовательные услуги предоставляются только в соответствии с перечнем специальностей, утвержденных МОН, предлагается упразднить. То же самое касается перечня специальностей от ВАК (ч. 7 ст. 12) — это еще больше отбрасывает нас от Европы и мира, где работы на степень PhD выполняются и защищаются на стыке наук, а «область», в которой присуждается степень (фактически — специальность), определяется самим университетом». Имеется и ряд других замечаний и предложений.

Могилянские эксперты предлагают отказаться от данного законопроекта в нынешней редакции. Хотя их замечания весьма резонны, конкретны и соответствуют духу и букве Болонской декларации, на которую по малейшему поводу так любят ссылаться в Минобразования, чиновники встретили выступление С.Квита категорическим неприятием.

По единодушному мнению экспертов, законопроектом предусмотрены лишь косметические изменения структуры высшего образования. А Европейская кредитно-трансферная система (ЕКТС), которая является одним из краеугольных камней Болонского процесса, в проекте закона не упоминается вообще. Стоит ли удивляться, что у нас возникают проблемы со взаимным признанием документов об образовании, кредитов и периодов учебы? А с признанием иностранных дипломов о высшем образовании и ученых степеней, полученных за рубежом (процедура их признания носит неудобопроизносимое название — нострификация), ситуация просто анекдотическая. О крайней забюрократизированности и зачастую абсурдности этой процедуры говорится уже много лет, однако на практике все остается по-прежнему. И сегодня те из наших соотечественников, кому присуждена ученая степень PhD за рубежом, вернувшись на родину, вынуждены либо занимать должность «доцента без ученой степени», либо проходить унизительную процедуру нострификации со множеством формальных требований, на что уходит от полугода до двух лет. Упрощение процедуры признания западных ученых степеней принесло бы немало пользы как нашим университетам, так и имиджу страны. Поэтому в процессе обсуждения законопроекта звучало предложение: функции нострификации иностранных дипломов об образовании и ученых степенях передать университетам. Однако оно так и осталось благим пожеланием. Во-первых, потому что реальной университетской автономии у нас пока нет, несмотря на усилия, предпринятые в последние годы несколькими ведущими вузами страны. А во-вторых, потому что, как говорит один наш знакомый PhD, «ВАК ест и будет есть», даже в обличье структурного подразделения МОНМС.

Возможно, теперь под руководством настоящего доктора наук у нас сдвинется дело с подготовкой «докторов философии»? До сих пор это понятие вызывало в нашей академической среде отторжение. В редакции «для истории» хранится интересный документ — проект решения Совета президентов академий наук Украины, датированный октябрем прошлого года. Поводом для собрания ученых мужей послужило обсуждение проекта закона «О внесении изменений в Закон Украины «О высшем образовании», подготовленного Министерством образования и науки. (Ох, сколько обсуждений и доработок пережил этот многострадальный законопроект!) Чинно посоветовавшись, президенты академий наук во главе с Борисом Евгеньевичем Патоном единодушно решили, что предложенные в законопроекте нововведения «разрушают существующую и проверенную временем систему подготовки и аттестации научных кадров высшей квалификации». Академики выразили обеспокоенность тем, что в обществе «возникнет путаница в отношении понятий «доктор философии» и «доктор наук», что неотвратимо приведет к снижению общественного статуса докторов наук». (Ах вот что больше всего волнует настоящих докторов!) Было принято воистину соломоново решение: «Считать, что подготовка докторов философии может быть введена как цикл высшего образования по соответствующей программе образовательно-научного уровня в высших учебных заведениях, а не как соискание ученой степени, предусмотренной законодательством». Предлагалось также «сохранить ученую степень кандидата наук». Единственное, что поддержал Совет президентов академий наук, так это введение ученого звания «старшего исследователя» вместо «старшего научного сотрудника», действительно ставшего анахронизмом.

«Евроремонт» системы высшего образования, происходящие сегодня процессы реструктуризации управленческих структур в сфере образования и науки многие незаангажированные люди называют не иначе как псевдореформой. Молчаливо-выжидательную, а то и угодливую позицию избрали ректоры наших многочисленных университетов, без автономии они фактически в подчинении министра, который может назначить или уволить руководителя вуза, дать или не дать госзаказ. Сегодня президент Киево-Могилянки С.Квит — единственный из ректорского корпуса, кто открыто высказал свое мнение о «законопроекте Табачника».

Наталья Шульга, исполнительный директор Украинского научного клуба, также убеждена, что от всех этих пертурбаций толку не будет. Украина опоздала с настоящими реформами, и потому не удивительно, что оказалась на обочине европейского образовательного пространства. Еще в 2005 году рабочая группа по реформе сферы науки и образования, возглавляемая академиком Я.Яцкивым, в которую вошли прогрессивно мыслящие ученые и эксперты (в том числе и Наталья Шульга), подготовила пакет предложений, в частности и проект закона о высшем образовании. Однако многим он показался слишком радикальным и его не приняли к рассмотрению в парламенте. Разработчики законопроекта предлагали гармонизировать нашу систему образования, подготовку научных кадров с давно зарекомендовавшими себя в странах Запада, чтобы мы стали «узнаваемыми для мира».

Впрочем, шанс «прославиться почти на всю Европу» у нас таки есть.

***

Кстати, песню «Товарищи ученые», строки из которой вынесены в эпиграф, Владимир Высоцкий написал под впечатлением посещения одного из киевских академических институтов. Осенью 1971 года во время гастролей в Киеве Театра на Таганке прославленный актер и бард встретился с коллективом украинского НИИ и, находясь под впечатлением от увлекательной беседы, пообещал сочинить песню об ученых. И вскоре она появилась — «Товарищи ученые, доценты с кандидатами…» Как теперь оказалось, в отношении «прославиться почти на всю Европу» поэт-песенник будто в воду глядел…

Информация о материале

Опубликовано: 22 декабря 2010

Что общего у Степана Хмары и Михаила Бродского, Юлии Тимошенко и Николая Рудьковского? У Игоря Зварича, Игоря Диденко, Анатолия Макаренко?.. Правильно, все они в разное время попадали под статьи Уголовного кодекса и оказывались в «казенных домах» — следственных изоляторах системы исполнения наказаний. Некоторые из упомянутых персон и сейчас находятся там в ожидании приговора, готовятся, выражаясь зэковским сленгом, к «посадке» или освобождению.

Только оказавшись в СИЗО, на нарах, отведав баланды и познав тюремные порядки, многие осознают, что такое неволя и каково в ней жить. Именитым, известным в Украине сидельцам еще везет — учитывая былые заслуги, их определяют в пристойные VIP-камеры на 2—3 человека, а не 10, 20 и более, разрешают некоторые послабления. Большинству же узников уготована участь средневековых изгоев — из-за перенасыщенности спать приходится по очереди, задыхаться в табачном дыму, делить кров с туберкулезниками...

Закон не делит узников на белых и черных, но в жизни все получается наоборот. У одних — холодильник, телевизор, кондиционер, душ, прочие удобства, и жизнь за решеткой уже не так безнадежна. Другие всего этого лишены и вынуждены довольствоваться минимумом. Почему? Реально ли узаконить человеческие условия жизни и быта? Могут ли в Украине, по примеру других держав, появиться частные тюрьмы, что для этого нужно и изменят ли они ситуацию к лучшему?

За: конкуренция государственной тюряге

Частные тюрьмы необходимы Украине, прежде всего, для конкуренции и альтернативы существующим государственным. Так считает наш постоянный автор и эксперт, ветеран органов внутренних дел Владимир Ажиппо, один из тех, кто знаком с пенитенциарной системой изнутри, проработав в ней многие годы. Своими мыслями о том, какими могут и должны быть частные учреждения исполнения наказания, чем полезным для общества там могут заниматься осужденные и насколько реальна перспектива создания таких тюрем в обозримом будущем, он поделился с «Сегодня».

«Государственные тюрьмы представляют собой существующий за счет общества, но совершенно закрытый для общества сектор деятельности с непомерно раздутыми штатами начальников, не влияющих ни на какие процессы, клерков, не производящих никакого продукта, и, выражаясь словами Петра I, «прочей штабной сволочи», — считает Ажиппо. — На бюджетных деньгах «кормится» огромное количество бездельников — департаментских и областных управленцев, бухгалтеров, кадровиков, сочинителей «воспитательных» трактатов, интендантов, IT-шников и прочая, и прочая. Они носят погоны, имеют, непонятно за что, льготную выслугу в виде 40 дней за месяц скольжения по паркету, и через 13—15 лет такой «службы» каждый из них, ничтоже сумняшеся, получает право на военную пенсию, ничем не уступающую, скажем, шахтерской.

Труд зэков грабительски эксплуатируется, однако прибыль от него идет не в госбюджет, а в карманы тюремных, прокурорских, административных и иных руководителей. С помощью тщательно удерживаемой закрытости создается легенда об убыточности содержания заключенных и необходимости государственного дотирования тюрьмы (читай — за счет налогоплательщика).

Без взяток и откатов

В частной же тюрьме инвестору — а иная форма финансирования невозможна, так как в бюджете свободных денег нет — нужна долговременная стабильная прибыль, убежден Владимир Ажиппо. Инвестор по определению не может быть коррумпированным временщиком-хапугой. Поэтому ему необходимы высокоорганизованное производство, квалифицированные рабочие-зэки, мотивированные к производительному труду и его рационализации. Инвестор не будет держать штат служивых-прихлебателей, не станет давать взятки прокурорским (ему не выгодно нарушать закон) и платить откаты госчиновникам (а за что, собственно?!).

Инвестору не нужен колоссальный бюрократическо-контролирующий аппарат. Единственный контролер для него — положительное сальдо. У частника в тюрьме не будут сидеть лодыри-качки, благополучие которых проплатили папа-мама, «чвыркающая через губу» блатная шушера и обкуренные наркоманы. Он закупит современные электронные системы охраны, технические средства наблюдения и разгонит армию ленивых продажных сторожей, бездарных «воспитателей» и безграмотных «оперативников». Его затраты окупятся уже через три-пять лет. Но для этого нужен закон, гарантирующий стабильную деятельность капиталиста-тюремщика.

То есть введение частных тюрем обусловит значительную экономию бюджетных средств. Какую именно, трудно сказать — нужны хотя бы приблизительные расчеты и опыт хотя бы на примере одной, экспериментальной частной тюрьмы.

Заграница: как зэки на частников работают

Руководители и сотрудники Госдепартамента по исполнению наказаний не раз бывали за рубежом, где знакомились с опытом работы тамошних пенитенциарных учреждений. На основании увиденного сформировалась и официальная позиция ведомства: Украине сейчас не до частных тюрем, сохранить бы те, что есть. Об этом говорит и руководитель департамента охраны и безопасности Александр Кислов.

— Во время командировки в США я посетил частную тюрьму среднего уровня безопасности в штате Арканзас, — рассказывает он. — Никаких отличий от федеральной или муниципальной (у них три вида тюрем) у нее нет. Об этом нам говорили и представители администрации. Перед тем как ее строить и вводить в эксплуатацию, был проведен тендер. Его выиграла некая охранная фирма, которая и стала заниматься вопросами ее жизнедеятельности от и до, брала на себя все заботы по содержанию, охране, питанию осужденных, обеспечению их работой, прочим... Директора нанимает губернатор штата, с ним заключается контракт. В частной тюрьме действуют те же законодательные нормы и стандарты содержания заключенных, что и везде. Но здесь и наиболее лояльный, мягкий режим. Люди работают, есть мастерские, доводятся производственные задания. Там, где мы были, осужденные очищали от заусениц какие-то пластмассовые формы. Труд не очень квалифицированный. Но цель — не получать прибыль, а занять людей общественно полезным делом, дать профессию. Содержится в частной тюрьме около 800 человек. Их охраняют 400 сотрудников. То есть соотношение 2 к 1 (в наших учреждениях — 3 к 1). Питание централизованное, как и в федеральной, и муниципальной тюрьме — традиционный фастфуд. В столовой человек берет поднос, ему кладут гамбургеры, чизбургеры, другую пищу. Ежедневная часовая прогулка. Камеры многоместные. В тюрьме, которую мы посещали, сидят по 30 человек в каждой. На некоторых яркая оранжевая одежда — как нам объяснили, это те, приговор по которым не вступил в законную силу, чьи апелляции еще рассматриваются. Охрану обеспечивает частная фирма. За технические средства, обеспечение видеокамерами, прочим отвечает замдиректора тюрьмы — начальник секьюрити...

А из Италии недавно вернулся Олег Безорчук, начальник управления социально-воспитательной и психологической работы с осужденными госдепартамента. В этой стране есть две сотни обычных государственных тюрем. С прошлого года начато сооружение так называемых крыльев — смежных с ними корпусов. Они-то и строятся за счет частных инвестиций.

— Я побывал в тюрьме в Турине, где тоже пристраивается такое крыло, — говорит Безорчук. — Финансирование за счет госбюджета и персонал — госслужащие. Затраты на одного заключенного в день — 160 евро, из них на питание — 60 (для сравнения: в Украине — около 200 грн., из которых 20 на еду. — Авт.). Как и у нас, в тюрьмах перенаселенность. Но сидят по двое в камере. Есть телевизор, умывальник, душ, туалет. Питание — великолепное, сам пробовал — вкусно! При этом каждый может при желании что-нибудь состряпать и в камере...

Ноу-хау: одна уже есть. Полулегальная

— Представьте небольшую тюрьму, где за счет международных социальных программ специально отобранные и обученные зэки-добровольцы дрессируют... собак-поводырей для слепых! — говорит Владимир Ажиппо. — Сколько в Украине незрячих? А сколько псов, обученных им помогать? Кто смог бы решить эту проблему? Никто, кроме зэков, привязанных к одному месту. Четвероногого поводыря нужно готовить не менее двух лет. Зэки прекрасно справились бы с этой работой, но и воспитательный, по-настоящему воспитательный эффект был бы колоссален, если бы вчерашний грабитель, бандит, вор вложил душу в своего питомца, а потом передал обреченному на вечную незрячесть человеку, фактически дав ему новые глаза... Государственная тюрьма с этим никогда не справится — система настолько заскорузла, что на корню убьет любое творчество. Даже если такую тюрьму обязать выполнять столь благородную работу, ее руководители разворуют благотворительные деньги, «кинологами» за взятки станут маньяки, а бедные собаки перемрут от болезней и отсутствия должного ухода. А какие замечательные пожарные, спасатели получились бы из зэков, чье наказание связано не с лишением, а лишь с ограничением свободы (конечно, при условии их добровольности и адекватности)!.. И дело не в навыках лазить по форточкам, проникать в другие труднодоступные места. Спасение людей, животных с риском для жизни — это не тупое сколачивание ящиков, а действительно путь преступника к доброте и справедливости. Осуществить такой проект можно только в условиях частной тюрьмы. В государственной все заорганизуют, и начальников, начальничков, контролеров-ревизоров, кадровиков, воспитателей-методистов будет втрое больше, чем спасателей. Где же деньгам взяться? Все это — не сказка. Более того, я знаю частную тюрьму. В Украине! С большим уважением отношусь к ее «хозяину», поэтому имя без его разрешения разглашать не могу. Да и существует учреждение полулегально, но не потому, что преступно по своей сути, а просто закона нет! На территории промзоны арендован цех, производящий, не стану называть какую, но вполне современную ликвидную продукцию, закупаемую государством. Он жестко изолирован от остальной территории, причем сторожа — зэки, очень дорожащие своей работой и потому неподкупные. Цех — образец почти японской производительности труда и культуры производства: чистый, теплый, светлый, с рационально размещенным оборудованием. Техперсонал (мастера, наладчики, высококвалифицированные спецы) — тоже зэки. Вольнонаемный работник — всего один, надзирателей нет, только видеокамеры. Обсчитывает производство один бухгалтер. Рабочие сыты, аккуратно одеты, спокойны. И уверены в завтрашнем дне. Их по рекомендациям отбирает лично «хозяин», и обмануть его невозможно. Живет бригада на территории жилзоны колонии (другой-то возможности нет), но вне общей массы осужденных. Оплата труда, конечно же, извращена с точки зрения действующего закона, хотя люди ею довольны. Существует «тюрьма» благодаря авторитету, связям «хозяина», и почти все ее затраты ложатся на колонию. Дайте ему возможность — и бизнес пойдет вверх.

Против: такие тюрьмы не для нас

B государстве, где торжествуют принципы верховенства права, законности, частные тюрьмы — обычное явление, и ни у кого это не вызывает вопросов. Но Украина настолько коррумпирована, что, если попытаться создать хоть одну, это неизбежно повлечет злоупотребления, связанные с направлением туда осужденных, их занятостью, содержанием. Такова позиция известного адвоката Валентины Теличенко.

«Узник любой американской или канадской тюрьмы, как Отче наш, знает, что вступать в конфликт с законом наказуемо, — говорит Теличенко. — У нас иначе: если закон нельзя обойти, это можно сделать за деньги. В СИЗО есть камеры для избранных и остальных. В одной, рассчитанной на 36 мест, держат 50 человек, и спят они по очереди. В другой сидят по одному-двое, там телевизор и прочие удобства. Есть камеры, где гонят самогон — мой подзащитный рассказывал. Были камеры, куда приводили девушек...».

Однако уже сегодня, считает адвокат, большинство наших тюрем находится в частных руках. Несколько лет назад она сопровождала в образцово-показательную зону для рецидивистов иностранного правозащитника, выступала в роли переводчика. «Поводили нас, рассказали, показали. А потом начальник учреждения предложил мне в подарок... мебельный гарнитур, которые на промзоне осужденные выпускают. Мол, только скажите, а мы привезем вам в Киев и установим. Понимаете, зэки работают не на государство, а на свое начальство».

Перспективы: в приваттюрьмы никто не верит

В ближайшее время, считает Ажиппо, рассчитывать на создание в Украине частных тюрем не приходится.

— Их у нас не будет не только к Евро-2012, а, наверное, и к Евро-3012, — размышляет эксперт. — Причин тут несколько, но главная — создание частной тюрьмы возможно при исключительно максимальной ее открытости для общества. Нынешнего же контроля со стороны органов прокуратуры и уполномоченного Верховной Рады по правам человека совершенно недостаточно. В эту тюрьму должен быть обеспечен упорядоченный, но беспрепятственный доступ правозащитных организаций и журналистов СМИ. Иначе как можно доверить частнику содержание общественно опасных преступников?! Но тогда придется «открыть» и государственную тюрьму — закон-то будет един для всех. А вот это, образно говоря, станет крахом для многочисленной армии ее чиновников. При такой прозрачности на фоне тюрьмы частной сразу обнажится и станет видна их скрытая, завуалированная сейчас неэффективность, некомпетентность, коррумпированность, а иногда и откровенно невысокий интеллект, и психическая неадекватность. Поэтому гостюрьма будет стоять насмерть, так же, как сейчас она отчаянно противится своему переходу в Министерство юстиции. И на сегодняшний день частные учреждения исполнения наказаний в Украине — такие же фантазии, как космические или подводные города будущего.

— Частная тюрьма — это бизнес, и не более, — считает экс-первый зампред Госдепартамента исполнения наказаний Александр Пташинский. — За годы независимости в Украине ни одной обычной тюрьмы не построили, достаточных средств на ремонт существующих не выделяют, а вы хотите, чтобы частникам руки развязали — не будет такого, а если и будет, то неизвестно, когда...

— Идея частных тюрем в Украине не нова, но насколько мне известно, на законодательный уровень она не выносилась и обсуждалась лишь в узком кругу специалистов, — сказал нам народный депутат Валерий Бевз, в прошлом — высокопоставленный сотрудник правоохранительных органов. — Прямо скажем, до частных тюрем мы еще не доросли — уровень законопослушания граждан пока невысок. А если отдать такое учреждение какому-нибудь олигарху, он быстренько превратит его в кормушку и будет жировать, а преференции от пребывания в такой тюрьме получат лишь состоятельные преступники, у которых водятся деньги, друзья-приятели и родственники, способные поддерживать их материально. Очевидно, в обозримом будущем вряд ли что-то будет решено в практическом плане — в системе есть немало других проблем...

А вот в России иной подход. Так, первый вице-спикер Совета федерации РФ Александр Торшин и член СФ Евгений Тарло убеждены, что частные тюрьмы — уже ближайшая перспектива. Россияне намерены активно перенимать опыт США, где создано более 260 таких учреждений, и считают, что благодаря им удастся не только гуманизировать процесс отбытия наказания, но и усовершенствовать условия содержания осужденных.

Информация о материале

Опубликовано: 22 декабря 2010