Боец 79-й бригады Николай Змиевский - высокий мужчина с выразительным лицом и тонким восприятием мира. Он сразу же предупредил, что про бои рассказывать не будет, потому что живет не прошлым, а настоящим. А в настоящем его мир - это возможность приготовить вкусный кофе и видеть, как люди наслаждаются этим напитком. Его призвание – бариста (буквально - «человек, работающий за барной стойкой « - кофевар , специалист по приготовлению кофе, - ред.) Медленным и протяжным голосом он рассказывает не про действия, а про ощущения. А когда приходится вспоминать фронт - делает паузу и задумчиво смотрит внутрь себя.

Я крут, но к тому же скромен. Недавно мне позвонили и позвали на контракт: «Дружочек, давай к нам, о тебе очень хорошие отзывы». Я не хочу говорить о своей боевой деятельности, а там, где надо, меня итак хорошо знают.

«Когда я вернулся, прошел курс психологической реабилитации «Побратимы», потому что мне надо было самовыражение, и я пытался понять, как этого достичь. Мне хотелось созидать, создавать и помогать. Просто ощущал, что на мне лежит какая-то миссия, но не понимал, какая. После курса, конечно, ощутил результаты, у меня даже глаза прояснели, как мне кажется. На фронтовых фотографиях они совсем другие. Тогда у меня был тяжелый такой взгляд, люди боялись, а сейчас взгляд намного посветлел и уже немножечко легче.

Вообще этот курс дал мне очень важные знания, теперь я могу помогать адаптироваться к мирной жизни таким же солдатам, как я, вернувшимся домой.

Я - доброволец 79-й аэромобильной бригады. Служил в 3-м батальоне. Мне повезло с комбатом, это человек, которого я ценю и уважаю. Его позывной Почта и он действительно дорожит каждым своим бойцом.

По профессии я подручный сталевара электропечи, варил электросталь. Добровольцем пошел, когда понял, что надо защищать свою семью, свой дом. Я ни за что не допустил бы, чтоб не дай Бог с моим сыном что-то произошло, ему тогда было полтора года. Но когда я ушел служить, жена обвинила меня в том, что я их оставил одних - и теперь семьи у меня нет. Меня просто не поняли - я стал проблемой для своей жены, хотя просил, что надо просто потерпеть, что ведь вернусь назад. Не вытерпела. У людей часто не хватает терпения. Близкие люди думают, что каким солдат ушел на фронт, таким он и вернется, но это не так. В семьях очень не хватает диалога. Нельзя молчать, если что-то мучает. Ведь многие просто стесняются, а стесняться не стоит. С женой у нас сейчас дружеские отношения.

После обучения на полигоне я стрелял изо всех видов оружия, и если честно, с того момента закурил. Потому что, стреляя, ты видишь разрушительную силу и представляешь, что такое же может прилететь обратно. Наши учения продлились 2 месяца. Затем мы ушли на защиту материковой Украины со стороны Крыма. Базировались в Херсонской области, а оттуда пошли маршем на восток в Донецкую область. Сначала я был пулеметчиком, но я очень спокойный, как для пулеметчика, и мне дали другую должность - стрелок.

Первый мой выход был в Новоселовку. Для занятия позиций мы небольшой группой прошли 7 км по пахоте под дождем и вышли на дежурство в районе Тельманово, где враги расстреляли из ПТУРов нашу военную технику, которая копала противотанковый ров. Мы окопались, заняли позицию. Тогда в том районе начались обстрелы, но они прошли стороной. Именно там я и прошептал себе, что мне не страшно и переступил черту страха. А когда не страшно, то ты становишься честным. Хотя правда - она как проститутка - всем нравится, но никто ее не любит.

Я прихожанин Немецкой лютеранской общины. И когда я уходил в армию, пастор сказал мне: «Мы будем молиться за тебя каждый день!» - поэтому даже лежа на позициях, я чувствовал присутствие братьев и сестер. Помимо молитвы община помогала мне посылками, такая же огромная помощь была и от волонтеров. Когда мне пошили персональный спальный мешок - я был в восторге. И эти люди, которые помогали, они стали мне близки до такой степени, что становилось хорошо на душе. Иногда просто, бывало, позвонишь и пожелаешь им доброго дня, а иногда расскажешь, как тебе фигово. А маму своего сына мне не хотелось расстраивать. Она узнавала, что я был на выходах, только после того, как я уже возвращался с задания.

Всю зиму я пробыл в Донецкой области, а весной был сигнал, что сепаратисты хотят зайти в Мариуполь с моря и нас перекинули туда. А потом сложилось так, что я поехал на учебу, чтоб повысить свою военную квалификацию, а когда вернулся, меня не хотели никуда отправлять, мой командир сказал, что я очень ценный кадр. Вообще я очень сильно отличался от других солдат - очень тихий. За всю службу в армии, находясь на боевом дежурстве, я выпил всего лишь один раз, и то, только для того, чтоб выспаться.

Прослужил я 13 месяцев, но мне бы очень хотелось рассказать об ощущениях не на фронте, а когда ты приходишь назад, домой. Вернувшись, я выбросил всю свою старую жизнь и начал строить новую, но все равно в жизни самое важное - это семья. А человек приходит с фронта совсем другой и часто не находит понимания у близких. Хочется, чтоб люди не замыкались в себе и озвучивали все свои проблемы и желания. А еще очень важно, вернувшись, найти себя. Пусть начать с самого маленького, с какой-то крупицы. Сейчас многие в силу того, что здесь не находят себя, хотят вернуться обратно воевать. Вот так было и со мной, - я мог выбирать: дембельский автобус или эшелон с контрактниками на полигон ВДВ.

О войне не хочется сейчас вспоминать, потому что там я не только обрел многих друзей, но и многих потерял. А это ведь тоже близкие уже люди, это тоже больно. Потери - это самое тяжелое, это то, что тебя меняет. Я видел глаза своих друзей, которые вышли из Широкино - это невозможно забыть.

В зоне АТО - все очень просто и прозрачно, там все - почти как с детьми. Меня что-то попросили помочь, я помог, а потом человек бегает за мной с горстью «Барбарисок», чтоб отдать и сказать «спасибо». Это светлые истории о войне, это очень трогательно. Учитывая мой рост, я часто ездил на броне, сверху. И мне очень нравилось наблюдать, как детки бежали за нами и махали вслед. Все это очень трепетно, очень по-настоящему. Там ты завариваешь себе чашку кофе, особенно когда стоишь в карауле, а потом собирается группа людей и эту кружку пускают по кругу. Война парадоксальна, она отняла у меня одну семью, но дала другую.

Самое большое счастье, когда пацаны возвращаются с выходов. Помню, как искал Серегу, друга из разведки. У кого не спрошу - никто не знает. Пропал человек, но в «двухсотых» нет, а потом через некоторое время я его контуженного встречаю в Николаеве и тут радости столько, что не передать: «Ааа, Сережка, живой, а я тебя уже похоронил!»

После выходов мы тискали друг друга, как дети, от радости. Потому что все время живешь в волнениях, переживаниях. Я многим говорил: «Парни, как же я вами горжусь». Для меня это огромный праздник, когда возвращаются с выходов и задают мне вопрос, ну что кофе попьем?

Кофе я умею готовить очень давно. И рецепты, по сути, собирал много лет, общаясь с разными людьми, знающими в этом деле толк. Был такой случай, когда мой друг, с которым я служил, пришел из госпиталя и попросил меня: «слушай, я так хочу вкусного кофе. Приготовь мне, пожалуйста». И я взял армейскую кружку, сварил в ней напиток и дал другу. «Я мечтал об этом очень долго», - сказал он мне после того как его выпил. Я считаю, что профессия бариста - это, как профессия художника - разрисовывать человеческие настроения красками.

Благодаря киевским волонтерам у меня всегда был шоколад и кофе. На «Новой почте», когда получал посылку, работники сразу понимали что там внутри коробки, ведь он так, зараза, пахнет. Но самый вкусный кофе - когда возвращаешься после выхода. Стрелкам ведь курить нельзя, потому что запах расходится далеко, и тебя очень легко вычислить, поэтому первое, чего очень хочется после задания, - это кофе и сигарету, она тоже такой, блин, сладкой кажется.

В моей военной профессии очень большую роль играют ощущения, а в зоне АТО они очень обострились. У меня есть такая особенность - чувствовать человека, какой он, и что с ним будет. Доходило до того, что иногда парни подходили и говорили: «может, ты мне судьбу предскажешь?» Когда я работал с напарником, то знал, когда сказать ему «не высовывайся, не иди, не делай», - и это работало.

Будучи на востоке, я понял еще одну очень важную вещь, что человек должен надеяться только на себя. Только слабые люди надеются на кого-то, а сильные верят в себя. Поэтому, помимо черты страха, я переступил еще и слабость.

Раньше я не предавал какого-то значения своей жизни. Ой, 15-25-35 лет пролетело, а посмотрел назад - ничего нет, разрушенные и пустые степи. Самое классное ощущение - это полнота жизни, и сейчас мне удается ее почувствовать. А сделал ли я то, ради чего шел на войну? Может, еще не конец, но в моем городе - мирно. Почти для каждого самым главным ведь было - это защитить свою семью, а из семей и состоит страна.

Информация об угрозе теракта на 14 июля была и раньше, об этом писала французская пресса. Меры предосторожности принимались, но, судя по тем же сообщениям прессы, по объектам государственной важности, посольствам. А в современном терроризме мишень люди, а не объекты. Чем беззащитнее люди, тем желаннее мишень.

Убийство даже высокопоставленного чиновника сегодня, пожалуй, всколыхнет общество на манифестацию, дня эдак на три. Но не мобилизует его в состояние боеготовности, не разбудит желание мести. Современные европейские этические ориентиры этого не приветствуют.

Чиновнику, любому, в любой стране, трудно вообразить, что он никаким сакральным потенциалом в глазах общества не обладает. Ведь он считает себя, свой офис, своего босса – символическим воплощением порядка и справедливости, краеугольным камнем и столпом европейского мироздания. Сервильная пресса ему услужливо помогает погрязнуть в этих заблуждениях. И в момент опасности госслужащие совершенно искренне бросаются защищать свои сектора бюрократической ответственности, искренне полагая, что террористам страшно важны именно бюрократы. На самом деле они интересны только карманникам и аферистам.

«Меньше государства» - этот милый и комфортный лозунг либералов, долгое время обеспечивавший социальный консенсус и национальное тщеславие, привел к тому, что европейское общество презрело национальные интересы, окончательно разделившись, как в «Машине времени» Герберта Уэллса, на прекраснодушных элоев и гастарбайтерствующих морлоков.

Современный терроризм наносит удары не по жизненно важным для государства техническим и человеческим узлам. Мы мним его лишь как диверсии, но это малая часть вероятностей. Современный терроризм атакует культурные ценности западного мира. Запад вовсе не беззащитен.

Когда я выступал по теме терроризма на конференции по Крыму, организованной «Майданом закордонних справ», то сказал иностранным гостям: «Не думайте, что вас это не коснется, враг давно среди вас, вы – следующие, уж поверьте, хотя я говорю это с сожалением». В результате фонд Аденауэра прекратил финансирование организации из-за излишней «воинственности».

Не существует никаких специальных волшебных чиновников, которые обезопасят вас от терроризма в условиях гибридной войны. При всей половинчатости и замыленности термина «АТО», слово «терроризм» там более чем уместно, и это не формула речи.

Современный терроризм не может существовать без увеличительного стекла СМИ, с их демонстративной эмоциональностью, оценочными суждениями. СМИ всегда подсказывают ленивому обывателю, как правильно переживать событие, чтобы быть, как все. Терроризм – это давно уже не бородатые дядьки в чалмах и плохо пахнущие наркоманы в русских гумконвойных «горках». Это высокооплачиваемые медиаменеджеры с огромным штатом медианаемников в самых разных странах мира, вытирающие сопливые от кокса носы и все прочее флагами и конституциями этих самых стран.

(Вы, кстати, в курсе, что основой пропагандистских роликов у сепаратистов, коль зашла речь, является мрачняковый новостийный контент наших ведущих телеканалов?)

Кошмар в Ницце - не где-то там, и это не отдельная французская история. ИГИЛ и Россия сообща уверенно берут Европу в террористические клещи. Уже российский сенатор уверенно заявляет, что после Ниццы Европе не остается ничего, кроме как сотрудничать с Россией. Высокохудожественный развод интеллигентных лохов международной бандой аниматоров. Одни берут «на рывок», другие изображают сочувствие и помогают искать виновных в противоположном направлении.

Это специально для вас, мои уважаемые НАТОвские друзья, озадаченные исламизмом - может у терроризма лица и разные, но жопа точно одна. Вы бросаетесь со всем пылом только на ISIS, потому что вы - ветераны Ирака, Афганистана и всего такого прочего. Противник показывает вам из окопа страшную чалму на палке, а в это время их бледнолицые союзники, тихо переступив поребрик, грабят ваши тылы. Уроки линии Мажино усвоены плохо, значит, будет повтор.

Никто из вас и из нас не отсидится, уж поверьте, хотя я говорю это с сожалением. Никакие спецслужбы не в состоянии защитить народ, если он считает, что война - не его дело. Это хорошо, когда несут цветы к посольству. А лучше бы – снаряды нашим солдатам.

Мої любі українські друзі, якщо ви твердо вважаєте, що вас і ваших рідних особисто нема за що вбивати, і треба вотетовотвсьо на Сході віддати, припинити і забути - тоді вона, ця жопа, вже йде до вас.

Отечественная политика втянулась в привычную летнюю спячку. Ленивые «тяни-толкаи» в Раде. Партийная суета, порою смахивающая на мышиное порно. Споры знатоков, прогнозирующих, насколько ощутимо после бегства Александра Онищенко упадут цены на лошадей и «телок».

О возможных социальных потрясениях политики, конечно, тоже говорят. Иногда даже кричат (порой очень громко) с высоких трибун. Но в реалистичность предрекаемых катаклизмов верят, похоже, не слишком сильно. Те, что верят, рассчитывают грядущее недовольство возглавить или, как минимум, использовать в борьбе с оппонентами. Потенциальной жертвой возможного народного гнева никто из слуг народа себя по-прежнему не рассматривает.

А от текущей работы над вчерашними ошибками так некстати отвлекают мысли о близком отдыхе…

Но летняя спячка обманчива. Не за горами осень — ритуальная пора для политических беспокойств и уличных волнений. Нынешняя осень обещает быть тревожной: именно на это время прогнозируется пик «платежного» недовольства. Недавний антитарифный марш (даже с учетом организаторских возможностей его устроителей) собрал угрожающе внушительное количество недовольных.

Во что выльется копящееся раздражение граждан страны, уставших от войны, коррупции и болтовни?

Мы решили поговорить о возможных сценариях развития событий с теми, кто наиболее точно фиксирует настроения в обществе. Ведущим украинским социологам мы задали следующие вопросы:

1. Какова, на ваш взгляд, вероятность социальных взрывов? Оцените, пожалуйста, по шкале от 1 до 10.

2. Какая социальная прослойка потенциально выглядит наиболее взрывоопасной?

3. Какие формы протеста, на ваш взгляд, наиболее вероятны, и когда может настать их пик?

4. Кто может оказаться лидером протестного движения?

5. Какие действия или события могут удержать общество от социального взрыва?

Ирина Бекешкина, директор Фонда «Демократические инициативы» им. И.Кучерива:

1. Прогнозы — дело неблагодарное. Обычно они строятся на пролонгировании нынешней ситуации, имеющихся тенденций в будущее. Неожиданные, непрогнозируемые события могут поломать всю логичность прогноза. Так, например, данные о готовности к протестам накануне Революции достоинства не выходили за рамки обычных. Никто не мог предвидеть резкий внешнеполитический вираж Януковича, жестокое избиение в общем-то довольно скромного студенческого митинга и совершенно нелогичные решения власти, каждое из которых только обостряло конфликт. Поэтому все прогнозы условны.

Протестная готовность людей (даже если она декларативна) — во все годы независимости Украины достаточно высока. Но это не значит, что она обязательно преобразуется в какие-то реальные массовые протесты. Например, за последние три года самая высокая готовность участвовать в протестах была в январе 2015-го (аж 42%, при обычных 25—30%.) — люди испытали шок от резкого падения гривны и стремительного роста цен, в результате чего народ обеднел в два-три раза. Но никаких массовых митингов и демонстраций тогда не было. И уже через полгода, в июле 2015—го, готовность к участию в протестах составила 18%, несмотря на то, что за это время с ценами и валютой существенно ничего не изменилось, разве что падение гривны остановилось.

Чтобы декларируемая готовность к протестам реализовалась в реальный, массовый процесс, необходимы три фактора.

Первый — событие, которое одномоментно возмутит большую массу людей. В 2004-м таким событием стала очевидная фальсификация выборов. В 2014-м — возмущение избиением студентов. Сейчас возмущающим фактором могут стать тарифы — массовый шок, который население испытает с получением новых платежек, особенно с началом отопительного сезона. Но даже не столько тарифы сами по себе, сколько в сочетании с возмущающей всех ситуацией с безнаказанностью коррупции.

На днях Юрий Луценко сообщил, что результаты проверки предприятия «Укргаздобыча», прямо имеющего отношение к тарифам, выявили нанесенный государству ущерб в 40 млрд долл. Поэтому в обществе формируется возмущение, и к тарифной осени оно может принять четкое выражение — «они жируют, а у нас забирают последнее». А это уже прямая причина для протестов. Когда в стране не работает правосудие, возникает желание взять его в свои руки.

Второй фактор — должны быть лидеры, которые поведут на протесты. Они есть. Прежде всего — политические силы, которые хотят досрочных выборов, дабы радикально улучшить свое политическое положение. Это и Тимошенко, чей рейтинг сильно вырос прежде всего на теме тарифов, и Ляшко, и Оппозиционный блок, натужно пытающийся вернуть себе «тарифное лидерство».

Третий фактор, несколько сбивающий два первых. Люди должны понимать, какова цель и каков желаемый результат протестов. Во время Оранжевой революции хотели честных выборов, а если совсем честно — президента Ющенко. Во время Революции достоинства — чтобы ушел Янукович и его власть. Какова сейчас цель? Снижение тарифов? Но нужны ли для этого массовые протесты?

Кроме того, протестную активность сильно тормозит фактор войны и то, что на руках у населения много оружия. Люди понимают, что это может быть очень опасно и неконтролируемо (как снежная лавина в горах).

Учитывая эти факторы, в целом вероятность социальных взрывов я бы оценила на 6 баллов.

2. И здесь не все так просто. Объективно самые недовольные и возмущающиеся — это самые бедные. Но они менее всего способны к организации. На двух предыдущих Майданах (особенно последнем) движущей силой был средний класс, хотя количественно и не составляющий большинство. Массовые протесты вообще охватывали меньшинство — как в событиях Оранжевой революции, так и Революции достоинства принимали участие около 15% населения.

3. Как свидетельствует история протестов в Украине, граждане склонны к мирным формам — митингам, демонстрациям и пр. Но не следует забывать о нашем северном соседе, особенно о тех спецслужбах, в профессиональные обязанности которых входит дестабилизация ситуации в Украине. Поэтому возможны провокации, и вполне мирные акции протеста могут выйти из-под контроля их организаторов.

4. Думаю, политиков, которые попытаются организовать протестные акции, будет достаточно. Вопрос в том, насколько люди вообще склонны верить политикам как таковым. С этим проблемы. Кроме того, опыт Майдана-2 показывает, что и улица может выдвинуть своих лидеров. Отличие возможных осенних выступлений может быть и в том, что они будут сосредоточены не только в столице, но и рассредоточены по стране, с местными лидерами и спецификой.

5. Резюмируя, я бы сказала, что развитие событий в решающей мере будет зависеть от того, насколько разумной будет политика власти. Прежде всего это касается будоражащего всех вопроса тарифов. Необходимо, во-первых, объективно проанализировать, насколько оправдано такое резкое повышение — какова себестоимость услуг и, главное, какова норма прибыли? Во-вторых — дать четкие и простые объяснения людям о субсидиях, куда и как обращаться. В-третьих, начать, наконец, сажать тех, кто это заслужил в полной мере (первую годовщину суда над «диамантовыми прокурорами» мы уже пережили, дождемся ли второй?). Ну, и стоит все-таки попытаться объяснить МВФ, что борьба с коррупционными схемами и коррупционерами значительно перспективнее, чем выжимание последнего из граждан — и для экономического развития страны, и для социального спокойствия.

Евгений Головаха, замдиректора Института социологии НАНу:

1. Вероятность акций, которые могут приобретать достаточно радикальный характер, повышает изменение характера протестных настроений у украинцев за последние годы. Об этом свидетельствуют последние данные.

Динамику мы наблюдали в течение 25 лет. Одни из самых агрессивных из предлагаемых позиций — «захват зданий государственных учреждений» и «блокирование путей сообщений» — вплоть до 2012 года поддерживали не более 2%. В 2012-м — 4, а в 2013-м — 5%.

Социологическая группа «Рейтинг» эти акции разделила: «блокирование основных дорог», «блокирование железной дороги», «блокирование аэропортов» и «захват зданий, учреждений». По данным их июньского опроса, каждую из указанных форм протеста считают для себя приемлемой от 11 (захват зданий) до 17% (блокирование основных дорог). 32% одобряют участие в несанкционированных митингах и 23% — в несанкционированных забастовках.

В целом протестная активность за последние три года возросла. Такого никогда не было, чтобы 52% населения (большинство) поддерживали бойкот (отказ от выполнения решений органов власти). Пассивная форма нелегитимного протеста, но тем не менее. Так что вероятность социальных взрывов я бы оценил в 6 баллов.

2. Наш опыт показывает, что, конечно же, это представители мелкого и среднего бизнеса, творческая интеллигенция, политическая прослойка. Ну и, в большинстве случаев, играют роль идеологизированные люди крайних взглядов. Крайне левые сейчас, в силу запрета КП и декоммунизации, достаточно проблемная сила. А крайне правые вполне реальны, поскольку занимают достаточно весомое место в обществе. Кроме того, есть еще одна сила — сезонные рабочие.

Как ни парадоксально, в Украине экономический протест сам по себе никогда не получал массового распространения. Даже в тяжелые 90-е в акциях, приобретавших массовый характер, основную роль все равно играл политический процесс. Экономический был только подоплекой. Недовольство экономическим положением, очень тяжелым, есть и сейчас. Но акции протеста против тарифов, к примеру, масштабного характера не приобрели, поскольку не было политической составляющей. Их, конечно, еще и погасили субсидиями, сняв потенциал социальной активности, превращая людей в пассивный электорат. Если бы их не было, взрыв произошел бы уже давно.

Не случайно, по последним данным, люди считают, что коррупция растет, ее надо преодолевать, но успехи власти на этом поприще оценивают довольно скептически.

3. Есть две формы протеста. Об открытом противостоянии я бы не стал говорить уверенно, потому и ставлю оценку 6. Другая форма, пассивная — саботаж и бойкот всего, что делает власть. Это тоже возможно. Хотя будут ли протестные акции принимать активный характер, зависит, конечно, от того, какие политические силы включатся. Без определенной заинтересованности политического класса и экономических агентов не обойдется. Здесь могут быть разные сценарии.

4. Это очень интересный вопрос. Вообще-то, конечно, лидер может возникнуть из новых политических сил, из волонтеров и воинов АТО, тех, кто реально сопротивляется российской агрессии. Но эти люди более других осознают, что это в результате может быть выгодно не Украине, а тем, кто хочет ее загнать в постсоветское пространство. Это сдерживает многих активных людей. В этом смысле роль сыграет то, что будет преобладать — отчаяние (а оно становится все больше, поскольку экономически очень трудно выживать, и многое, против чего протестовали на Евромайдане, остается актуальным) или понимание того, что если сейчас Украина потеряет стабильность и управляемость, то может окончательно утратить и демократическую европейскую перспективу. Это усложняет ситуацию, делая ее непредсказуемой.

В любом случае, думаю, найдутся политические силы, заинтересованные в массовых протестах. Есть противостояние правящей коалиции и «Батьківщини», Радикальной партии, «Самопомочі», которые могут использовать это как лозунг для досрочных выборов, перезагрузки власти. Этот лозунг вполне воспринимается большинством населения и может оказаться действенным.

5. Несколько умерить протестную активность можно, в частности, упростив правила ведения предпринимательства. Один шаг уже был сделан — снижены социальные отчисления, хотя результат пока трудно оценивать. Как амортизирующий фактор, сдерживающий радикальный протест против шокового повышения тарифов, будут действовать и субсидии. Но вероятность массовых протестов я не снижаю, поскольку у нас есть и повышенная готовность к протесту, и радикально настроенные сторонники протеста агрессивного, и внутриполитический конфликт. А именно это является решающим условием превращения спонтанных протестных акций в социальный взрыв.

Владимир Паниотто, гендиректор КМИС:

1. Чтобы прогнозировать такого рода события, социологи должны использовать математические компьютерные модели. Методы, которые мы используем сейчас, не позволяют прогнозировать социальные взрывы. Ни в 2004-м, ни в 2014-м никто не смог этого сделать. Результаты исследований, проведенных незадолго до Майдана-2, показали уровень протестных настроений приблизительно в два раза ниже, чем во время Оранжевой революции. Проблема еще и в том, что кроме самой ситуации, должен быть спусковой крючок, нечто провоцирующее взрыв. Мы просто спрашиваем: готовы ли люди защищать свои права и какими методами? Но мы не можем предусмотреть такие глупые, враждебные действия власти против населения, как, например, приказ «Беркуту» избить студентов.

По всем нашим данным, возможность социальных взрывов не выглядит такой уж вероятной. Я бы оценил ее в 6 баллов. Как ни странно, за последний год уровень бедности практически не изменился и, если сравнивать с максимумом для Украины (52% в 1999 году), не выглядит таким уж пугающим — 18—20%. С конца 2015 года ситуация ухудшается, но трудно предсказать, какой она будет после повышения тарифов.

Хотя мои рассуждения сейчас, скорее, обывательские, нежели социологические, поскольку на данный момент я не располагаю новыми данными. Следующий опрос будет проводиться в ноябре.

2. Хуже всего сейчас приходится жителям сельской местности и людям старше 70 лет, но это не значит, что они будут выступать. Революции вообще происходят не тогда, когда все очень плохо, а тогда, когда какое-то время было хорошо, а потом становится плохо. Инициаторами их становятся люди более активные.

Мне кажется, что это те, кто вернулся с фронта или продолжает воевать. Люди, у которых есть оружие. Но это те, кто просто делает ситуацию опасной. Сами по себе они выступать не будут. Только в поддержку тех или иных настроений.

3. Мирные формы протеста с экономическими требованиями кажутся мне наиболее вероятными. Но, помимо естественных процессов и недовольства населения, есть еще фактор гибридной войны и вброса информации. На каком-то этапе информационной войны начинается работа с оппозицией. Это то, что происходит сейчас. Часть оппозиции (возможно, через посредников, бывших регионалов, олигархов) просто находится на некоторой подпитке и содержании у России. Поэтому какие-то наиболее радикальные формы протеста могут быть инспирированы, организованы, и их трудно спрогнозировать.

4. Пока для населения наиболее убедительно выглядит Тимошенко. На данный момент она наиболее успешна в организации недовольства населения и получает от этого больше всего дивидендов.

Кроме того, мне кажется, это некоторые объединения социалистических сил, еще сохраняющих остатки доверия. Пока они между собой ссорятся, есть фактический кризис доверия ко всем. Данные социсследований показывают, что почти все партии занимают место в рейтинге в пределах ошибки выборки и, в зависимости от небольших нюансов, переставляются местами. Может быть, кроме Тимошенко и Оппозиционного блока. Но с последним есть некоторые проблемы, вносящие ныне большой диссонанс в данные социсследований. Социологи не могут договориться, каким образом исследовать Донбасс. К примеру, в наших последних исследованиях электоральных симпатий мы задействуем только контролируемую часть Донбасса и учитываем ее реальный вес — 13%. А, например, коллеги из Центра Разумкова тоже проводят исследования на контролируемой части, но экстраполируют ее на весь Донбасс с весом 20%. Поэтому Оппоблок у них имеет рейтинг выше.

5. Но поскольку наиболее взрывоопасной прослойкой я считаю тех, кто вернулся с фронта или продолжает воевать, то, думаю, необходимы программы по реабилитации, помощи и обеспечению высокого уровня престижа для ветеранов АТО. Такие программы сейчас пытаются создавать. Но еще раз — это люди, просто делающие ситуацию более опасной.

Андрей Быченко, директор социологической службы Центра Разумкова:

1. Опыт украинского общества за годы независимости показывает: несмотря на то, что социально-экономические факторы очень чувствительны для людей и общества в целом, ни одна акция социально-экономической направленности (сколь бы массовой она ни была) не достигла каких-то результатов, кроме того, что ее показали по телевизору и какие-то политики о ней заявили. Массовые протесты, приводившие к каким-то результатам, всегда имели политическую, если хотите — мировоззренческую подоплеку, и были направлены на отстаивание принципов, а не денег.

Поэтому массовые акции протеста против повышения тарифов будут. Но если они будут оставаться акциями против тарифов или за повышение зарплаты, то единственным их результатом станет только усиление нервозности в обществе.

Как ни странно, самая большая готовность к протестам в Украине была в конце 2008–2009 гг., когда во время экономического кризиса произошло резкое ухудшение всего. Но социальных взрывов не произошло. И связано это было в первую очередь с тем, что не было политических мотивов. Люди просто ждали выборов. И, собственно, результатом их недовольства стало поражение Тимошенко. Именно с ее экономической политикой, как премьер-министра, люди связывали все неудачи. Аналогичная ситуация с тарифами.

На мой взгляд, единственной, действительно реальной причиной, Которая может привести к серьезным массовым взрывам этой осенью, может быть принятие каких-то решений, которые будут восприняты как уступки «ДНР»—«ЛНР» — особый статус Донбасса, принятие положения о выборах в Донбассе или же положение об амнистии боевикам. То есть такие, которые не позволят отложить эти выборы до тех пор, пока Украина не будет контролировать эти территории.

Если мы говорим о социально-экономических вещах, то они могут привести к более или менее массовым акциям. Но это не будет взрывом. Шкала от 1 до 10 — это безусловная вероятность. А в данном случае — вероятность очень условная. Поэтому — затрудняюсь ответить.

Это зависит, скорее, даже не от общества, а от действий и решений власти, которые общество готово воспринимать. Власть может сделать так, что не только социальных взрывов, но даже волнений практически гарантированно не будет. И может принять решения, которые приведут к социальному взрыву.

2. Та же, что и в 2014 году. На самом деле Майдана-3 не будет. Если что-то подобное случится, то это, скорее, станет завершением Майдана-2, практически ни одно из требований которого не было выполнено. Поэтому наиболее неудовлетворенными и готовыми к действию остаются все те же люди, которые в действительности, а не на картинке делали Революцию достоинства. В первую очередь — более или менее молодые, проукраински и проевропейски настроенные активисты.

3. Теоретически возможны все формы протеста. Но это не значит, что они осуществятся. Пик, скорее всего, придется на ноябрь, когда люди получат платежки. Но это может случиться и раньше, если будут приняты какие-то уступки «ЛНР»—«ДНР» или России.

4. Лидерами настоящих протестов, тех, которые смогут что-то изменить, будут люди, о которых сейчас мало кто знает. Скорее всего, они об этом и сами сейчас не знают, потому что это спонтанные ситуации. На Майдане-2 были лица, политики, регулярно проводившие переговоры с Януковичем, но вряд ли их можно называть лидерами протеста. И, к слову, одной из самых больших постмайданных ошибок Тимошенко было то, что выйдя из тюрьмы, она приехала не благодарить Майдан, а возглавить его.

Если говорить о тарифных протестах, то, очевидно, организовывать их будут те политики, которые уже сейчас заявляют о грабительских тарифах. Не хочу кого-нибудь обидеть, не назвав.

5. Первое — вероятность социальных взрывов фактически свели бы к нулю действия, направленные на реальную борьбу с коррупцией, то есть посаженные высокопоставленные чиновники. Мы видим, что тех, кого общество обвиняет в первую очередь, никто не трогает. Это — оправившиеся от испуга 2014-го, неплохо себя чувствующие и становящиеся все более смелыми представители власти Януковича. И люди, непосредственно связанные с П.Порошенко, в малом отличии которого от других олигархов или покровителей политгрупп почти никто не сомневается. Поэтому, по Ли Куан Ю, нужно посадить трех друзей.

Второе — разворот экономической политики в сторону поддержки прежде всего реального, направленного на внутренний рынок сектора экономики, причем как бизнеса малого и среднего, так и работающего населения (имеется ввиду не раздача денег, а создание условий для беспрепятственного их зарабатывания).

Третье — это, условно говоря, разворот государства к гражданам. Сделать так, чтобы государственная машина, живущая на налоги, помогала гражданину, а не создавала ему проблемы. Это было одним из требований Майдана. Оно не выполнено. Любое обращение к госорганам по любому вопросу, кроме проблем, гражданину по-прежнему ничего не сулит.

Четвертое. Понятно, что понижение тарифов могло бы существенно снизить накал страстей в обществе. Также понятно, что вряд ли кто-то на это пойдет. С другой стороны, если государство вдруг решит поддерживать людей (внедряя энергосберегающие технологии), а не олигархов и их монопольные компании (субсидии), то это, даже без понижения тарифов, тоже позволит снизить уровень напряженности.

Любая бездеятельность или же просто информационная, привычная для наших политиков деятельность вероятность социальных взрывов повысит. И, как я уже сказал, почти наверняка к социальным взрывам приведут уступки «ДНР»—«ЛНР» и России.

Філія «УМГ «Харківтрансгаз» ПАТ «Укртрансгаз» 5 липня за результатами тендеру уклала угоди про ремонтні роботи на загальну суму 241,28 млн грн. Про це повідомляється у «Віснику державних закупівель».

ДочП «Будівельна фірма «СУ-460» за 171,39 млн грн. відремонтує пункти вимірювання витрати газу на 33 газорозподільних станцій для забезпечення обсягу вимірювання 1,6-1000 куб. м/год.

ТОВ «Промтрейдінг» отримає ще 69,89 млн грн. на ремонт пунктів 14 ГРС із розрахунку на обсяг 1,6-650 куб. м/год.

Переможці змагалися лише між собою.

Харківська фірма «БФ «СУ-460» виграла тендер уперше. Вона належить ТОВ «Реалінвест Софт» Євгена Дуравкіна, який працює у Харківському національному університеті радіоелектроніки. Він також володіє ДочП «Виробнича фірма Центр матеріально-технічного забезпечення».

У 2012 році засновником «СУ-460» було харківське ТОВ «Практик-Центр», яке тоді належало Олегу Кримову. Нині засновником цього підприємства значиться Євгеній Іванов, а кінцевим бенефіціаром – Дмитро Максименко. Останній також є співзасновником ТОВ «Харківмаш», ТОВ «Торговий дом НВО Нафтогазова техніка» і ТОВ «Інтелія Ком».

Запорізький «Промтрейдінг» зі статутним капіталом 14 тис грн. теж раніше не перемагав на торгах. Свого часу його власниками були Олександр Шокель та Ірина Харченко. Однак зараз фірму записано на Антона Лук’янова, який керує нею з квітня.

Дополнительные три года тюрьмы за неубранную камеру. Такое наказание грозило Олегу Ц., чей 5-летний срок пребывания за решёткой подходил к концу. Основание — 391 ст. Уголовного кодекса, «злостное неподчинение требованиям администрации органа исполнения наказаний», проще говоря — отказ заключённого выполнять требования надзирателей. Но это в теории, а на практике, по словам Олега, эта статья, которую украинский УК унаследовал от советского, — один из множества способов давления и заработка на заключённых со стороны тюремного начальства. Повод может быть самый разный — осуждённый не проснулся в 6 утра, как положено, присел на пол, находясь в карцере, не держал руки за спиной или, как Олег, не захотел убирать камеру по требованию начальства. «Ты можешь попасть за решётку за кражу куртки, а потом годами увеличивать свой срок из-за таких вот придирок сотрудников колонии. Или заплатить — тогда, например, с трёх лет срежут до полугода», — рассказывает он Фокусу. Избежать нового срока ему удалось лишь благодаря вмешательству журналистов.

Поменять тюремные порядки, которые практически не менялись с советских времен, — главная цель начавшейся реформы одного из самых закрытых органов власти — пенитенциарной службы. В обозримой перспективе, уверяют в Министерстве юстиции, условия содержания заключённых улучшатся, а после выхода на свободу им будет легче найти своё место в обществе. При этом десятки предприятий, где работают зэки, начнут приносить доход в бюджет. Однако скептики считают, что унаследовавшая наихудшие принципы Совка структура лишь сменит вывеску, а сами реформаторы получат доступ к миллиардным бюджетам и, конечно же, к электоральному ресурсу.

Все на волю

За последние несколько лет количество заключённых в стране сократилось более чем вдвое — со 140 до 60 с лишним тысяч. Первый толчок к уменьшению числа зэков дало принятие в 2012 году нового Уголовного процессуального кодекса, в котором декриминализованы многие экономические преступления. После победы Евромайдана в стране прошла масштабная амнистия, по которой на свободу вышли сразу 16,6 тыс. осуждённых.

Тогда же Украина потеряла колонии и СИЗО, оказавшиеся на оккупированных территориях. Эвакуацией находившихся там украинцев никто не занимался. Заключённые либо сбегали, пользуясь военной неразберихой, либо оставались под надзором тюремщиков, признавших власть «ДНР» и «ЛНР». Таких было много, ведь колонии оккупированного Донбасса — это 20% всей пенитенциарной системы Украины.

Наконец, с начала этого года на свободу стали выходить те, кто попал под действие «закона Надежды Савченко», по которому один день пребывания в СИЗО приравнивается к двум дням тюрьмы или колонии. Благодаря этой норме освободились уже 6,4 тыс. человек, а всего в сторону уменьшения сроки пересчитали почти 45 тыс. осуждённых.

Даже с учётом потерянных Крыма и отдельных частей Донбасса пенитенциарная система Украины рассчитана на гораздо большее число зэков — около 120 тыс. Как заверили Фокус в Минюсте, эти данные рассчитаны не по советским, а по принятым в Европе нормативам. Но вот правила, по которым функционирует тюремная система, за всё время независимости фактически не менялись. До сих пор она остаётся наследницей советской репрессивной машины, где некоторые внутренние инструкции действуют ещё с 1930–1940-х годов, когда карательный механизм работал на всю мощь.

Без погон

Начать тюремную реформу в Минюсте решили с ликвидации пенитенциарной службы как таковой. Её функции передадут трём новым департаментам в структуре самого министерства. Сейчас в пенитенциарной службе работают около 30 тыс. человек, то есть на одного сотрудника приходится немногим более двух заключённых. Конечно, не все из них занимаются непосредственной охраной осуждённых — сократить в Мин­юсте хотят именно административно-управленческий персонал, до 30% в центральном аппарате, и до 45% — на уровне региональных управлений, которых станет пять вместо 24.

Но в абсолютных цифрах сокращение не особо впечатляет — уволят лишь около 700 человек. «Добиться за счёт такого мизерного сокращения штата роста зарплаты в целом по системе на 40%, как обещают в Мин­юсте, совершенно нереально», — говорит Фокусу экс-руководитель ГПСУ Сергей Старенький. Но, по словам первого замглавы Минюста Натальи Севостьяновой, курирующей проведение реформы, именно высокопоставленные сотрудники ГПСУ всегда получали самые высокие зарплаты, им насчитывали 400% премий и т. д. «За счёт сокращения подразделений мы сэкономим на коммуналке, в перспективе будет экономия за счёт прозрачных госзакупок, планируем поднять зарплаты. Главная задача на первом этапе — сломать наработанные десятилетиями коррупционные схемы, когда отдельные колонии стали фактически частными владениями начальников, сидящих на должностях по 10–20 лет», — объясняет Севостьянова. Пока рядовой сотрудник тюремной системы может рассчитывать на 1600 грн в месяц, а офицер — на 2000–2200 грн.

Станет меньше и «тюремных» офицеров. Погоны оставят только 28% сотрудников вместо нынешних 77%, остальные получат статус госслужащих. «Это неправильно, когда все, вплоть до пресс-службы, имеют погоны, многие выходят на пенсию в 45 лет, пользуются другими льготами, проработав всю жизнь в кабинете», — говорит Севостьянова. А после проведения переаттестации (по принципу полиции и прокуратуры) в систему хотят привлечь до 20% новых людей. В Минюсте считают, что всё это в комплексе улучшит мотивацию персонала и их отношение к заключённым.

Окончательная ликвидация ГПСУ и передача её функций Минюсту произойдёт летом этого года, когда в новые департаменты наберут треть сотрудников.

СИЗО за городом

Реорганизация затронет не только административную часть системы, но и сами учреждения отбывания наказаний, в первую очередь — СИЗО, которых в Украине насчитывается три десятка. Строительство новых изоляторов взамен существующих — одно из главных направлений реформы. Но деньги из госбюджета на это выделять не будут, Мин­юст рассчитывает привлечь частных инвесторов.

Существующим в Украине СИЗО, как правило, несколько десятков лет, а то и больше — знаменитую киевскую «Лукьяновку» построили ещё в середине XIX века. Минюст предлагает такой механизм: инвестор на свои средства строит новый, соответствующий европейским стандартам следственный изолятор где-то за городом, туда переводят заключённых, а взамен он получает право снести старое СИЗО и построить на его месте, к примеру, торговый центр или жилой дом.

Однако такая схема, по словам правозащитника Эдуарда Багирова, несёт немало коррупционных рисков. «Построить СИЗО куда сложнее, чем типовой дом или торговый центр. И дороже в несколько раз. Конечно, как водится в Украине, реальную смету сократят в разы, и со стороны новое здание СИЗО будет выглядеть прекрасно. Но тогда о достойных условиях содержания заключённых и надёжной системе безопасности придётся забыть», — говорит Багиров. Он подчёркивает, что весь процесс, от заключения сделки до приёма нового изолятора, будет проходить под патронатом Минюста, что также может способствовать коррупции.

На эти упрёки в Минюсте заявляют, что все сделки с инвесторами будут прозрачными. «Свободной земли в центре городов осталось очень мало, — говорит Севостьянова, — потому интерес у инвесторов будет. Более того, сейчас мы ведём переговоры с Европейским банком реконструкции и развития. После того как реформа заработает, он может предоставить инвесторам дешёвый кредит под строительство нового СИЗО».

В качестве пилотного проекта определили столичное Лукьяновское СИЗО, которое хотят «переселить» за город. В силу расположения оно постоянно находится на виду, именно там месяцами содержали известных заключённых времён Януковича — Юлию Тимошенко и Юрия Луценко. Последний, едва став генпрокурором, посетил «Лукьяновку» и даже зашёл в камеру №158, где сидел в 2011–2012 годах.

Условия содержания в СИЗО также ни для кого не секрет: теснота, грязь, грибок на стенах, камеры на несколько десятков человек, невозможность получить нормальную медицинскую помощь и т. д. Потому Лукьяновское СИЗО действительно проще снести, построив вместо него новый изолятор. По словам Севостьяновой, проектом уже заинтересовались несколько зарубежных и украинских застройщиков. Подробностей она не называет, но, по информации Фокуса, сумма сделки может составить около $8 млн. Аналогичные проекты планируют реализовать в Одессе, Львове и Черновцах.

Дармовой труд

Пенитенциарная система Украины – это не только осуждённые и те, кто за ними следит. Это огромный комплекс предприятий разного профиля, которые производят всё, начиная с веников и мыла и заканчивая опорами электропередачи и запчастями для бульдозеров. При ГПСУ действуют 100 предприятий, зэки обрабатывают около 45 тыс. га сельхозземель.

При этом средний уровень платы, которую получают заключённые за свой труд, — 286 грн в месяц до налогообложения. Их нанимают на минималку (иногда нескольких на одну ставку), из которой потом вычитают налоги, деньги, потраченные на питание заключённого, а также часть суммы убытков, которую он должен возместить за совершённое преступление. В итоге многие работники на руки получают копейки.

На таких условиях желающих работать мало. По данным ГПТС, официально трудятся всего 17% осуждённых. Формально их труд сугубо добровольный, а те, кто отказываются работать, живут бесплатно, не принося в госбюджет ничего. Мотивация есть лишь у тех, кому не приносят передачи родные и кто хочет заработать хотя бы на сигареты.

Другой стимул, по словам бывшего заключённого Олега Ц., — хоть чем-то себя занять, хотя во многих колониях вовсю используют принудительный труд. В качестве «бригадиров» выступают добровольные помощники администрации колонии, на блатном жаргоне — «козлы» или «красные». «Деньги обычно поступают на счета «козлов», они отправляются в магазин на отоварку, покупают какую-то мелочь для «мужиков»-рабочих, чтобы те совсем не окочурились. А самих работяг, если они хотят купить еду, например, в нагрузку заставляют и что-то ненужное брать, халат какой-то. В итоге работать смысла нет. Но многих заставляют, даже инвалидов», — рассказывает собеседник Фокуса о принятых на зоне порядках.

Тем не менее при фактически дармовой рабочей силе и льготах на оплату коммунальных услуг тюремные предприятия едва сводят концы с концами. По данным Мин­юста, за три квартала прошлого года в плюс ушли лишь 15 из них, заработав на всех 15,3 млн грн. «Этого добились за счёт сельхозпредприятий. Очевидно, что там доходы спрятать слишком сложно. Сейчас это просто бизнес начальников колоний, которые ни перед кем не отчитываются, используют дешёвую рабсилу и сбывают продукцию по наработанным за годы схемам, без всякого учёта», — говорит Наталья Севостьянова.

Однако экс-глава ГПСУ Сергей Старенький причиной хронических убытков тюремщиков называет отсутствие для зэков работы как таковой. «Чтобы предприятие приносило прибыль, у него должны быть заказы. Госзаказами ГПСУ не обеспечивают, а частные предприниматели не слишком хотят связываться с тюремщиками — им проще поместить производство где-то в гараже, без бухгалтерии и с зарплатами в конвертах», — говорит он.

Места отбывания наказаний давно превратились в машину по зарабатыванию денег для тюремного начальства. Частично это банальное распиливание выделяемых на колонию или тюрьму бюджетов, немалый доход приносит и вымогательство с самих заключённых: за хорошее отношение, за досрочное освобождение, за перевод в менее «жестокую» зону и т. д.

Но золотой жилой являются именно предприятия при колониях. «Однажды нам привезли из Польши какие-то баки с прогнившим жиром, там уже черви завелись. И мы в котле этот жир переплавляли, делали из него шампуни, косметику, мыло, в том числе известных марок», — рассказывает один из бывших заключённых, попросивший не называть его имени. По его словам, на территории промышленной зоны колонии могут функционировать целые цеха, не учтённые ни в каких ведомостях.

Минюст намерен объединить все предприятия в единый производственный холдинг и перевести все госзакупки для тюрем на систему ProZorro.

Среди других планов — реализация системы пробации, заявленная цель которой — помочь бывшему уголовнику найти своё место в обществе. Обещают, что заключённым будут предлагать программы переквалификации и заочного образования, а пробационная служба станет оценивать готовность бывшего зэка влиться в общество, будет помогать тем, кто отбывает условный срок и т. д. Но пока это лишь планы. По факту же критики реформы считают, что главный её смысл — в переводе огромных ресурсов ГПСУ под полный контроль Минюста.

Деньги и голоса

«Есть две цели реформы — получить под контроль материальный и электоральный ресурс пенитенциарной системы», — категоричен Эдуард Багиров. Материальный ресурс — это не только упомянутые 100 предприятий, но и 3,3 млрд грн бюджетного финансирования, выделенные на ГПСУ в 2016 году. Электоральный ресурс — это в первую очередь сами заключённые. Как показывает практика украинских выборов, они обычно голосуют за партию власти. Так, в 2012 году поддержка Партии регионов в местах лишения свободы была почти 100%. А в 2014-м исход голосования по 182-му округу на Херсонщине фактически определили именно голоса заключённых — кандидат обогнал своего ближайшего преследователя на 185 голосов, при этом 280 из 300 заключённых местного СИЗО проголосовали именно за него. Кроме того, работающие в системе ГПСУ десятки тысяч других сотрудников вместе с членами их семей — хорошее поле для применения админресурса на выборах.

Но в Минюсте уверяют: ликвидация ГПСУ — лишь следующий логичный шаг после ликвидации регистрационной и исполнительной служб и передачи их функций министерству. Хотя об успехе этой реформы заговорят не раньше, чем улучшится реальное положение заключённых. «Когда пару лет назад общественности разрешили без предупреждения приезжать в колонии и тюрьмы, ситуация улучшилась. По крайней мере грубого физического насилия стало меньше», — рассказывает Фокусу Андрей Диденко, участник Харьковской правозащитной группы, в прошлом также осуждённый. По его словам, теперь правозащитники и СМИ могут беседовать с заключёнными анонимно, без присутствия надзирателей, благодаря чему видна реальная картинка происходящего по ту сторону колючей проволоки.

Отсидевший около 12 лет Олег Ц. после освобождения тоже занялся защитой прав заключённых. Полезность инспекций в зоны он признаёт. Но рассказывает, что тюремное начальство придумывает массу уловок. Например, зэков, которые могут пожаловаться на начальство, прячут от комиссий. Потому готового рецепта по борьбе с репрессивной системой у него нет. Ведь должности начальников колоний едва ли не продаются. Такие люди оформляют на работу своих родственников, где все трудятся в спайке с местной прокуратурой и полицией. И пока эти связи не разорвать, изменить ничего не удастся.

Департамент житлового господарства Харківської міськради 8 липня за результатами тендеру уклав угоду з ТОВ «Харків Екоресурс» щодо вивезення побутових відходів з території приватного сектору вартістю 982 тис грн.

Про це повідомляється у «Віснику державних закупівель».

Протягом 2016 року підрядник повинен вивезти 17980 кубометрів сміття. Розрахунки показують, що вивезення 1 куб м коштує 54,63 грн.

Для порівняння: в Одесі цього року вивозять сміття по 47 грн за куб. м., а у Києві по 46 грн/куб м.

Єдиним конкурентом ТОВ «Харків Екоресурс» під час торгів було ТОВ «Укрековторпром», пропозиція якого була дорожчою. Засновниками цієї фірми є Олександр Колінько, Владислав Коломієць та Владислав Плаксін. Колінько також має ще одну фірму «Україна ековтор пром». Раніше серед засновників цього підприємства був Андрій Твердохліб.

Засновниками переможця торгів зараз є мешканець Німеччини Олександр Бейніш та харків’янин Петро Бондаренко. Раніше серед засновників також був згаданий вище Андрій Твердохліб та депутат Харківської міськради від партії «Відродження», директор Департаменту будівництва та шляхового господарства міськради Володимир Чумаков.

Бейніш на початку 2016 року ще був серед засновників ТОВ «Харків Жилсервіс 2009». Крім нього, засновниками цього підприємства також були Геннадій Святенко та ТОВ «Прогресивні технології та комунікації». Останнє належить Віктору Потаніну та Ольгі Кирилловій, яка багато років була бізнес-партнером мера Харкова Геннадія Кернеса. Зокрема, їй і зараз належить частина готелю «Національ», бенефіціаром якого є Кернес, а також акції «7 каналу», де бенефіціаром є дружина міського голови Харкова Оксана Гайсинська. Після оприлюднення в березні «нашими грошима» інформації про отримання «Харків Жилсервіс 2009» підряду від харківських комунальників, перелік засновників фірми змінився і тепер єдиним її власником вказано Геннадія Святенка.

В березні 2015 року правоохоронці відкрили кримінальне провадження за фактом зловживання службовим становищем та розкраданням майна КП «Благоустрій». Правоохоронці встановили, що з 2011 по 2015 роки КП «Благоустрій» придбало у ТОВ «Автоскладальне підприємство «Кобальт» техніки на загальну суму 13,1 млн грн. після чого, частина цих коштів була виведена через «прокладки»: ТОВ «Гефест альянс», ТОВ «Континентмаш», ТОВ «Опта-трейд Україна», ТОВ «Торенія», ПП «Ексім-басіс», які мають ознаки фіктивності. А техніку комунальники передали в оренду вже згаданому ТОВ «Харків Екоресурс».