Статьи
В процессе очистки банковского рынка возникли сложности: уже несколько выведенных с рынка кредитных учреждений в суде добились отмены решений Нацбанка и запрета на ликвидацию.
Это привело к образованию правового вакуума: даже если суд признал неправомерность решения регулятора, вернуть неплатежеспособный банк на рынок пока нет возможности.
В Нацбанке не спешат выполнять решения судов и намерены дождаться вердикта и разъяснения наивысшей судебной инстанции.
В середине июля банковский рынок всколыхнули события вокруг Укринбанка: банк в суде добился отмены ликвидации учреждения. Кроме того, суд обязал Нацбанк вернуть лицензию кредитному учреждению и восстановить его во всех реестрах.
Не дождавшись исполнения регулятором решения суда, собственник Укринбанка 13 июля с помощью нотариуса переименовал Укринбанк в «Укринком» и зарегистрировал его в Северодонецке Луганской области.
Как Укринбанк пополнил ряды банкопада
История вывода с рынка Укринбанка началась 24 декабря 2015 года. По версии НБУ, банк не выполнял нормативы и нуждался в докапитализации на сумму 500 млн грн. По этим причинам он еще 1 октября 2015 года был признан проблемным. Однако собственники не спешили инвестировать средства для поддержки учреждения.
1 декабря норматив мгновенной ликвидности был равен нулю при нормативных значениях не менее 30%.
Кроме того, по информации Фонда гарантирования вкладов физлиц, который проанализировал активы банка, с октября по декабрь 2015 года существенно вырос объем негативно классифицированных активов, что свидетельствует о значительном ухудшении качества кредитного портфеля.
14 декабря 2015 года НБУ зарегистрировал договор ссуды от 24 ноября 2015 года, согласно которому инвестор должен был внести в капитал 21 млн долл. Собственник Укринбанка просил у Нацбанка время до 1 января 2016 года.
Однако к 21 декабря терпение Нацбанка лопнуло: состояния банка не улучшалось, а «на балансе учитывались расчетные документы клиентов, не выполненные в срок по вине банка, на общую сумму 52 млн грн». В очереди на выполнение стояли и социальные платежи. Эти факторы, а также растущее количество жалоб от кредиторов стали основанием для признания банка неплатежеспособным.
ОАО «Укринком»
Один из миноритариев банка не согласился с таким решением и оспорил его в суде.
16 марта Окружной административный суд Киева признал незаконным и отменил постановление НБУ о выводе Укринбанка с рынка. Суд согласился с доводами истца, что для восстановления платежеспособности банку дается 180 дней, в то время как НБУ признал кредитное учреждение неплатежеспособным менее чем через три месяца.
В Нацбанке и ФГВФЛ с таким вердиктом суда не смирились, подали апелляционную жалобу, но снова проиграли.
Примечательно, что 22 марта, еще до вынесения вердикта, который был оглашен 14 апреля, Нацбанк отправил Укринбанк на ликвидацию: законодательно продлевать временную администрацию у регулятора не было возможности. Но и это решение было оспорено, а суд традиционно занял сторону истца. Государство в лице Нацбанка и фонда 13 июля проиграло очередную апелляцию.
Пока шли судебные разбирательства, фонд занимался стандартной работой по выведению банка с рынка: выплачивал возмещения вкладчикам — уже выплачено гарантированных депозитов на 1,78 млрд грн, проводил инвентаризацию активов, составлял ликвидационный баланс. Однако после 13 июля события начали развиваться со стремительной скоростью.
По информации фонда, в тот же день, 13 июля, в Единый государственный реестр юридических лиц, физических лиц-предпринимателей и общественных формирований были внесены изменения: ПАО «Укринбанк» было переименовано в ОАО «Укринком», а его место расположения изменено с Киева на Северодонецк Луганской области.
Акционеры Укринбанка попытались даже получить доступ к центральному офису банка в Киеве, однако охрана их не пустила.
«Представители ФГВФЛ незаконно удерживают здание Укринбанка по адресу Киев, Вознесенский спуск, 10А. Попытки законного правления попасть на рабочие места и восстановить работу нивелируются применением силы со стороны охраны. Такими действиями ФГВФЛ в лице Ирины Белой продолжает незаконно распоряжаться активами банка. Есть основания утверждать, что за время работы временной администрации из банка выведено активов на 26 млн грн, а убытки превысили 1,5 млрд грн. Более 90% кредитов не обслуживаются, а их стоимость как активов постоянно обесценивается», — говорилось в сообщении Укринбанка.
В фонде же считают, что у них нет законных оснований для предоставления контроля над Укринбанком кому бы то ни было.
Что дальше
По словам заместителя директора-распорядителя ФГВФЛ Андрея Оленчика, ситуация в Укринбанке может развиваться по трем сценариям.
Первый — решение суда высшей инстанции. Заседание Высшего административного суда Украины запланировано на 17 августа. Если будет принято решение в пользу истцов, тогда суду придется дать еще и разъяснение, как Нацбанк и фонд должны его выполнять.
Более того, Оленчик сказал, что при таком развитии событий фонд будет через суд требовать от собственников 1,78 млрд грн — именно столько было выплачено вкладчикам в пределах гарантированных государством сумм.
«Выплаты осуществлялись за счет кредитных средств, привлеченных в Минфине. Фактически они финансировались за счет бюджета», — объясняет Оленчик.
Второй вариант — возврат банковской лицензии Укринбанку и восстановление в должности руководства. Для этого банк должен подать соответствующие документы в НБУ и получить разрешение регулятора. При этом в фонде заявляют, что попытки восстановить банковскую лицензию банк не предпринимает.
«Есть все основания утверждать, что лица, которые стоят за ОАО «Укринком», не заинтересованы в возобновлении работы банка и удовлетворении требований его кредиторов», — считают в фонде.
Третий вариант — действия правоохранительных органов. За время вывода с рынка Укринбанка фонд направил в правоохранительные органы 11 заявлений о совершении уголовных преступлений на общую сумму убытков 864,28 млн грн.
«Из них три заявления — относительно владельцев, руководителей и должностных лиц банка. Однако никакого движения по этим делам нет», — сетует Оленчик.
В фонде утверждают: все активы банка, в том числе помещения, в которых расположены отделения, а также залоговое имущество, находятся под контролем.
По информации источников ЭП, в собственности банка находится около 40 объектов недвижимости, в том числе в Киеве, Черкассах и Житомире, балансовая стоимость которых составляет около 700 млн грн.
«Неустановленные лица пытаются завладеть активами банка и перевести их на третью компанию. В том числе речь идет о счетах крупных вкладчиков. Перерегистрация юрлица позволит крупным заемщикам, среди которых немало аффилированных с акционерами банка лиц, избежать погашения своих кредитов», — отмечают в фонде.
По словам источника, объем инсайдерских кредитов может достигать 600 млн грн. В портфеле есть и довольно интересные залоги.
Среди них может быть Ватутинский хлебокомбинат, который одновременно является заемщиком банка. Укринбанк не раз заявлял об успешном сотрудничестве с предприятием. В 2009-2010 года банк участвовал в программе развития предприятия и инвестировал в него 80 млн грн при необходимых тогда 160 млн грн. Их сотрудничество не прекращалось вплоть до 2015 года, когда банк был признан неплатежеспособным.
Реакция рынка
Прецедент с Укринбанком — не единственный. 10 февраля Нацбанк принял постановление №68/БТ о ликвидации банка «Премиум» «за нарушение банковского законодательства в сфере финансового мониторинга». «Факты нарушений были установлены во время внеплановой выездной проверки по вопросам финансового мониторинга», — говорится в сообщении регулятора.
Однако решение Нацбанка было оспорено.
29 марта суд удовлетворил иск и обязал НБУ вернуть «Премиуму» банковскую и генеральную лицензию на осуществление валютных операций. Регулятор подал апелляцию, но 15 июня проиграл ее. Оба решения находятся в закрытом доступе. Дело рассматривалось на закрытом заседании, поэтому обнародовать информацию о нем запрещено согласно закону «О доступе к судебным решениям».
Нацбанк сразу же подал кассационную жалобу. 6 июля Высший административный суд Украины открыл кассационное производство и остановил исполнение решений судов низших инстанций.
Однако уже 11 июля в Окружной административный суд Киева поступило заявление от банка «Премиум» «о разъяснении постановления Окружного административного суда Киева по делу №826/2607/16, разъяснения законного способа и законного порядка выполнения данного судебного решения».
Судебные споры идут и касательно банка «Союз». Данный случай уникален тем, что Нацбанк дважды выводил это учреждение с рынка. Первый раз — 15 марта 2016 года за «систематическое нарушение» законодательства в сфере финансового мониторинга. В Нацбанке утверждали, что «банк создавал помехи проведению проверки в марте 2016 года».
Собственник «Союза» Сергей Дядечко оспорил это решение, и 28 марта Окружной административный суд Киева признал противоправным и отменил решение Нацбанка.
26 апреля НБУ и ФГВФЛ проиграли апелляцию, но уже 28 апреля Нацбанк принял повторное решение о выводе «Союза» с рынка. Дядечко оспорил и это решение: 12 июля Окружной административный суд Киева снова встал на его сторону. Регулятор опять готовит апелляцию.
Параллельно 31 мая Высший административный суд открыл производство по кассационной жалобе Нацбанка и фонда по первому делу.
Еще несколько банков находятся в зависшем состоянии.
Например, собственник банка «Финансовая инициатива» Олег Бахматюк в качестве обеспечения по иску добился запрета на ликвидацию банка. В это кредитное учреждение временная администрация была введена больше года назад, 23 июня 2015 года.
Кроме того, 22 апреля Печерский суд Киева запретил ликвидацию «Родовид банка». Хотя временная администрация была введена в банк еще 25 февраля, а по закону максимальный срок работы администратора — два месяца, процедура ликвидации учреждения еще не начата.
Пока все эти дела объединяет одно: ожидание вердикта Высшего админсуда, который поставит точку в этих делах и создаст прецедент для рассмотрения аналогичных дел.
«В законодательстве есть пробелы, и юристы об этом знают. Логично, что в подобных спорах каждая сторона конфликта использует их в свою пользу», — говорит старший партнер адвокатской компании «Кравец и партнеры» Ростислав Кравец.
- Информация о материале
Власти, которая заинтересована протащить как можно больше своих кандидатов, дабы «подшить» реально не существующее коалиционное большинство. Политическим партиям, которым выпал шанс проверить запас популярности на конкретных территориях. Похоже, меньше всего эти политсоревнования нужны местным избирателям...
Напомним, что на Прикарпатье в 85-м округе с центром в городе Калуше промежуточные выборы в Верховную Раду проходят потому, что депутат-мажоритарщик Игорь Насалик стал министром энергетики и угольной промышленности и сложил депутатский мандат.
Участвуют в гонках 37 кандидатов, что, если учесть опыт всех предыдущих парламентских выборов, слишком уж высокий для Западной Украины показатель. Все влиятельные политические силы (кроме Оппозиционного блока) выдвинули своих кандидатов. Но выборы на Ивано-Франковщине показывают еще и прочность братских отношений, способность больших денег и родственных возможностей обеспечить поддержку-крышу наиболее рейтинговым политическим силам. Небезразличные избиратели и политологи увидели, как накапливаемый годами финансовый капитал при поддержке близких людей можно трансформировать в капитал политический. От Блока Петра Порошенко за мандат соревнуется родной брат Игоря Насалика, в прошлом владелец завода минеральной воды, а ныне мэр Рогатина Сергей Насалик. От УКРОПа баллотируется родной брат директора ТК «Буковель» Александра Шевченко — бизнесмен Виктор Шевченко.
ВО «Батьківщина» в который раз сделало ставку на калушского предпринимателя Ольгу Сикору, которая в 2012 г. выиграла выборы в этом округе и была нардепом, а через два года с большим отставанием проиграла внеочередные выборы в Верховную Раду Игорю Насалику, получив лишь немногим более 11% голосов. Осознавая риск уступить раскрученным в этой местности политдеятелям, «Свобода» не выставляла своих политиков-тяжеловесов — О.Тягнибока, Р.Кошулинского и А.Кайду. Эта политсила отправила на округ заслуженную учительницу, волонтера и общественного деятеля Оксану Тебешевскую и таким образом избежала ловушки.
Палитра кандидатов в округе довольно широка, однако агитационную кампанию проводят не более десятка из них. Подавляющее большинство участников борьбы — «парашютисты». 13 живут в Киеве и Киевской области, пятеро — во Львове и на Львовщине, еще столько же — в Ивано-Франковске. В кандидаты записались даже по одному жителю Закарпатья и Донецкой области. Риторический вопрос: захотят ли они защищать интересы жителей чуждого им округа?
Технология использования на выборах технических кандидатов, совсем или почти за себя не агитирующих, со времен Януковича никуда не подевалась: настало время — и ее реанимировали и полностью задействовали. Любопытно, как 18 кандидатов в нардепы вносили представление относительно назначения членов УИК. Наблюдатели ГС «Опора» обнаружили, что представления от 11 кандидатов изготовлены на компьютере одной организации, файлы созданы с интервалом в 20–40 минут. А количество членов от технических кандидатов достигло 50% от общего состава участковых комиссий. Многие из них — выходцы из других округов, особенно из Львовской области, и ни сном ни духом не ведали, что будут работать в участковых комиссиях. Не удивительно, что их подписи на заявлениях, вероятнее всего, подделаны. По этому поводу окружком обратился в полицию, но проверка содержимого папок с представлениями продолжается по сей день. Таким образом, «левых» людей в УИК нужно было массово заменять, что крайне осложнило работу окружкома. На момент написания статьи ОИК заменила более 1000 из 5000 представленных в члены УИК кандидатур. А многих обновить не удалось. И потому ряд участковых комиссий за несколько дней до проведения выборов работали в неполном составе. Разве это не картина выборов эпохи Януковича? Ощущение — будто на дворе парламентские выборы 2012 г.
Но цель выдвижения технических кандидатов, как показывает практика, — застолбить за собой как можно больше членов участковых комиссий. А уже через них основные кандидаты усиливают влияние на работу этих комиссий и принятие теми важных решений.
Сложно утверждать, какое неформальное количество своих членов в 166 УИК округа имеют основные кандидаты. Проще подсчитать, сколько их свояков в окружной комиссии. Принимая во внимание нынешние официальные представления от политических сил и факты представительства от партий и кандидатов в президенты на предыдущих выборах, больше всего своих людей имеет кандидат от БПП Сергей Насалик — по меньшей мере 4 из 18. Включительно с председателем и секретарем. Другие основные кандидаты «представлены» меньшим количеством членов окружкома — по трое-двое, и потому защищать результат выборов или, наоборот, добиваться его пересмотра им будет труднее.
С учетом промежуточных выборов эта избирательная кампания в Верховную Раду на этой территории со времени провозглашения независимости уже восьмая. Однако соревнование идей и программ кандидатов и партий до сих пор не стало нормой. Согласно выводам ГС «Опора», у 21 кандидата из 37 программы либо полностью списаны с программ других кандидатов, либо являются перепевом партийной программы, без привязки к проблемам округа.
Массовый подкуп избирателей поражает своим цинизмом — будто не было Революции Достоинства и войны в Донбассе. Будто жители Прикарпатья не погибали на Майдане и на востоке Украины, не получали ранений, увечий и психических травм на всю жизнь. Голосовать «за» склоняют нехитрыми, но действенными методами.
Познавательные горизонты жителей округа значительно расширил кандидат от УКРОПа Виктор Шевченко, организовав бесплатные поездки в Буковель. Он руководствовался простой логикой: если люди погрузятся в атмосферу горнолыжного курорта, то поймут, как нужно проголосовать. Но вопреки задуманной тактике, с отбором кандидатов на такие поездки случаются забавные истории.
«Могу ли я поехать бесплатно в Буковель?» — спрашиваю в Рогатине агитатора от УКРОПа. «А откуда вы будете?» — интересуется она. Называю первое пригородное село. «А у вас разве не висит объявление?» — удивляется она. «Извините, почему-то не заметил». — «Так идите в районный штаб и запишитесь на поездку. Еще успеете». — «А можно взять друга из Львова?» — «Берите, — шепчет агитатор. — Но вы должны пристроить его на заднее сиденье и закрыть ему рот, чтобы не проговорился, откуда взялся. А то будет беда».
Буковельские приманки совсем недавно, на выборах в Верховную Раду в 2012 и 2014 гг., использовал в Ивано-Франковске штаб брата Виктора Шевченко — Александра, директора ТК «Буковель». И массовые поездки людей на горнолыжный курорт в некоторой степени обеспечили ему победу в 2014 г.
Методы деятельности мэра Калуша Игоря Насалика позаимствовал его брат Сергей, став в прошлом году градоначальником Рогатина. Благоустройство города, живые цветы возле фонарей и на электрических столбах — все это начиналось с Калуша и дошло до соседнего райцентра. Но если Игорь Насалик с городским советом практиковали разные программы бесплатной медпомощи для жителей Калуша, то в Рогатине, где намного меньше населения и финансовых возможностей, пока что действует бесплатное медицинское обслуживание для рожениц из Рогатина в районном роддоме — затраты на себя взял городской бюджет. Сергей Насалик понял: если такие новации сработали раньше и брат получил в этом округе на выборах в 2014 г. 52% голосов, то почему же законным способом самому не воспользоваться ими? Но не думайте, что этот кандидат совсем без греха. На днях в коммунальном учреждении Калуша — дворце культуры «Минерал» — были обнаружены пачки агиток за Сергея Насалика. Но следственно-оперативная группа Калушского отдела полиции, прибывшая на место события по вызову очевидцев, агитации уже не обнаружила. Работники учреждения объяснили, что агитматериалы забыл случайный посетитель, который к моменту приезда полицейских их уже забрал. Ищи-свищи! И не удивительно, что нарушение избирательного законодательства случаются еще и потому, что правоохранители очень часто их «не замечают».
Самовыдвиженец, экс-консул Украины в Мюнхене Владимир Цвиль, которого во время избирательной кампании поддержал КУН, на днях оставил калушанам детскую площадку. Но если бы она была оплачена из избирательного фонда кандидата, как велит закон! Оказывается, это — подарок немецкого предпринимателя Матиоса Гепфнера, имеющего бизнес в Украине. Подсластил же подарок местный священник, благословив кандидата в поход за депутатским мандатом. Конечно, показательно беспокоясь о детях, можно влиять на политический выбор их родителей. А кандидат от партии «Патриот», бывший прокурор Ивано-Франковской области Николай Гошовский, понял, что нужно эффективно работать со священниками разных конфессий. Что он и делает во время предвыборных поездок, а духовенство уже потом наставляет паству, как «правильно» проголосовать.
Прикарпатский избиратель дезориентирован. Потому и явка на этих выборах будет низкой. Неожиданности могут случаться разные. И чем ближе ко дню голосования, тем очевиднее: кто из фаворитов гонки максимально мобилизовал свой электорат, тот и победит.
- Информация о материале
Головне управління Національної гвардії змогло провести торги по придбанню квартир тільки у 2 із 7 регіонів. Така інформація оприлюднена на сайті Міністерства внутрішніх справ.
Закупівлі квартир для військовослужбовців на вторинному ринку оголошувались у містах Києві, Дніпро, Одеса, Харків, Шостка, Вінниця, Запоріжжя. У більшості міст торги не відбулися, оскільки Нацгвардія отримала менше двох пропозицій.
У місті Шостка Сумської області переможцем визнано ТОВ «Технопринт». Фірма запропонувала 5 квартир 236 кв.м. за адресою м. Шостка, вул. Дзержинського 8-В.
Директор «Технопринту» Артем Соколов був помічником нардепа Ігоря Молотка від «Волі народу», а раніше помічником нардепа від Партії регіонів. Артем Соколов також значиться керівником Благодійного фонду «Сумський регіон». Ця організація відома участю у проекті Сумської ОДА щодо будівництва гуртожитку для футбольного центру «Барса» (м.Суми) в обмін на частину приміщень.
На порталі публічних фінансів «Є-дата» даних про оплату квартир у Шостці поки що немає. Вартість квартир так само невідома, оскільки Управління Нацгвардії не оприлюднює ціни у документах про закупівлю.
У Харкові у ТОВ «Консалт-Буд» придбають 2 квартири площею 75 кв.м. по вул. Велика Кільцева, 4 та 1 квартиру площею 80 кв.м. по вул. Деревянка, 16-А. За інформацією «Є-дата», за квартири на вул. Велика Кільцева, 4 заплачено 355 тис грн. і 350 тис грн., а за квартиру на Деревянка,16-А – 749 тис грн.
Також ТОВ «Харківська інвестиційно-будівельна компанія» продасть 2 квартири 118 кв.м. по вул. Біблика, 4. За інформацією порталу публічних фінансів «Є-дата», 19 липня за ці квартири заплачено 593 тис грн. і 556 тис грн.
Ще одну квартиру площею 73 кв.м. по вул. Баварська, буд. 7 кв. 44 придбають у громадянки Гапоненко Яни Валеріївни. Вартість квартири у документах про закупівлю не вказана. На сайті «Є-дата» інформації про оплату договору немає.
Засновницями шосткінської фірми «Технопринт» є Ніна Федоренко і Ніна Белясник, яка у 2015 р. брала участь у місцевих виборах від партії «Воля народу» покійного Ігоря Єрємєєва.
Щодо «Консалт-Буд», то організації з такою назвою у держреєстрі знайти не вдалося. Натомість за указаною адресою вул. Дерев’янка, 16-А зареєстроване ТОВ «Консалт-Буд 2011». Його засновниця – Іменинник Валентина Олексіївна, а директор – Курило Володимир Якович. У 2008 році харківські ЗМІ повідомляли, що джип Курила обстріляли.
Власниками «Харківської інвестиційно-будівельної компанії» є Курило Тетяна Володимирівна і Мица Юрій Вікторович.
Раніше в цьому році Нацгвардія уклала угоду з ТОВ «Житлоекономія» щодо придбання квартир у Київській області. Вартість договору так само не оприлюднювалася. Із сайту публічних фінансів стало відомо, що у червні Нацгвардія перерахувала «Житлоекономії» 8,93 млн грн. передоплати.
Нагадаємо, що закупівлі житла для військовослужбовців МВС та Міноборони регулює окрема постанова Кабміну №147 2011 року. Згідно з нею, замовник публікує дані про конкурси не у «Віснику держзакупівель», а на своєму сайті та у ЗМІ (на свій вибір).
Раніше «Наші гроші» зафіксували, що у 2015 році тільки Міністерство оборони уклало договори на придбання житла на 702,50 млн грн.
Серед тих, у кого минулого року силові відомства купували квартири, була дружина старшого слідчого Генпрокуратури в особливо важливих справах Юрія Кривобока, яка продала МВС і Міноборони квартир щонайменше на 83,88 млн грн.
- Информация о материале
Євген Захаров – учасник дисидентского руху 1970–1980-х років. Голова правління Українскої Хельсинкської спілки по правам людини. В 2015 году удостоєний премії Lew-Kopelew-Preis, яка присуджується за боротьбу за мир і права людини.
Мої батьки дружили з дисидентами. Від мене нічого не ховали, я з дитинства читав самвидав. Скажімо, «Котлован» Платонова або «Все тече» Василя Гроссмана, книжка, з якої я вперше дізнався про Голодомор. Я відрізнявся від ровесників тим, що набагато більше знав історію, був більш просунутим в цьому сенсі. Я був такий собі внутрішній емігрант. Політикою займатися не хотів, але і емігрувати не бажав. Мені було цікаво тут жити, розібратися в ситуації. На початку 1970-х я зрозумів, що нічого доброго очікувати не треба, але ті, хто був розумніший, стверджували, що СРСР загине. Я, до речі, не розумів цього. Думав, що так має бути, але коли?
В мене телефон постійно прослуховувався, я це точно знаю, бо була така технологія, коли людину прослуховували і давали їй про це знати, щоб тримати в страху, в стресі. 10 років мій телефон прослуховували. З 1980-го по 1990-й. Для мене була неможлива ніяка кар’єра.
Вперше мене викликали до КДБ в 1976 році, а до того за мною стежили (я точно це знав), ще коли я був студентом, починаючи з 1-го курсу. Більш того, мені ще у школі спеціально написали погану характеристику. Першою книжкою самвидава, яку я друкував, була поезія Мандельштама. Мені було тоді 13 років. І це був перший том Мандельштама в Харкові. І потім я знаходив його у людей, з якими був незнайомий. Я передруковував поезію, що не друкувалася офіційно, бо вважалася антирадянською.
Я сам поширював самвидав. Але тоді це був ще не український самвидав, а самвидав російською мовою, який привозили із Москви. Це також була заборонена література. Твори Солженіцина, Шаламова, Георгія Владімова, Юрія Домбровського, інших прозаїків. Ось за ці дії, за розповсюдження давали до трьох років позбавлення волі, якщо буде доведено, що ця особа розповсюджувала антирадянську літературу. А як визначали, що антирадянська? Дуже просто — віддавали на експертизу, і експерти казали: «Так, антирадянський твір».
Найбільш відома книжка українського самвидаву — «Інтернаціоналізм чи русифікація» Івана Дзюби. Я думаю, що не було такої національно свідомої людини, яка б цю книжку не читала. Цей твір був перекладений багатьма мовами, видавався за кордоном. Окрім того, були інші видання в самвидаві, публіцистичні статті, поезія, проза.
У дисидентів був певний кодекс честі. Його колись, до речі, добре сформулював Шаламов: «не вір, не бійся, не проси». Настрій сталінського гетто передався також дисидентському руху. І людям, які вже стали опонентами системи, до того ж публічними опонентами, бо радянська влада в 1970-1980 роки переслідувала головним чином тих, хто публічно заявляв про свою незгоду з її ідеологією, практикою, її діями.
Саме публічність фактично була мірилом того, що цих людей будуть переслідувати. В різний час і в різних місцях це було по-різному. В Україні розуміння цього панування прийшло десь після 1972 року, після другої хвилі репресій. А до того більшість шістдесятників, особливо в центрі і на сході, робила радянську кар’єру, деякі були в партії. Були українські молоді інтелігенти, які просто хотіли реалізації своїх прав, хотіли, щоб був соціалізм з людським обличчям, але пізніше виявилось, що навіть це є криміналом в радянській Україні. Тут велику роль зіграла окупація Чехословаччини в 1968 році. Ці танки розчавили всі сподівання на краще тих, хто мріяв про людяний соціалізм. До 1968 року ще не було таких масових та жорстоких репресій, можна було одночасно друкуватися в самвидаві і в літературних журналах, працювати в наукових інститутах. Але після хвилі масових арештів в Україні фактично задавили все українське. А після 1972 року всі проекти, що були, культурні українські проекти, видання енциклопедій, дослідження різного роду — все це було зупинено. Людей, які цим займалися, або арештовували, або звільняли з роботи. У цих справах через допити пройшло більш ніж півтори тисячі осіб, наскільки я пам’ятаю. Після цього було усвідомлення того, що радянська Україна є твоїм опонентом і рано чи пізно, якщо ти не зміниш свою позицію, за тобою прийдуть. Це було абсолютно ясно. Хоча були люди, які писали листи покаяння і друкували їх в газетах, виступали по телебаченню. Вони закликали інших людей, щоб ті перестали займатись антирадянською діяльністю.
Була стаття 187(1) «поширення завідомо неправдивих вигадок, що порочать радянський державний і суспільний лад», а також «виготовлення або розповсюдження в письмовій, друкованій або іншій формі творів такого ж змісту». Ця стаття передбачала до трьох років колонії, мінімальне покарання — штраф 100 рублів, але всім давали три роки за розповсюдження такої літератури. Що це була за література? Така, що не могла бути надрукована в офіційних виданнях через цензуру. Цензура забраковувала все, що не вкладалося в радянську ідеологію, що хоч трохи від неї відходило. Така література друкувалася в самвидаві. Розповсюджувалась вона за допомогою друкарської машинки або фотоспособом, або копіями, якщо в когось був доступ до копіювальної техніки, але це було дуже рідко. Така техніка знаходилась під пильним наглядом КДБ.
Слідство посилалось на експертизи та відсилало справу до суду. Були докази того, що особа ці твори розповсюджувала, а експертиза доводила, що вони антирадянські та такі, що зводять наклеп на радянський лад, і тому маєш відсидіти до трьох років. Що було суттєво, за зберігання цих творів ця стаття не карала. За зберігання була інша стаття, 62. Цю статтю застосовували до тих, хто вже проходив по статті 187(1). Перша частина — від 6 місяців до 7 років позбавлення волі і ще від 2 до 5 років заслання. І по ній давали або 6+5 або 7+5. Менше не давали. Це вже були особливо небезпечні злочинці, «особо опасные государственные преступники», які утримувалися в окремих політичних таборах. Вони були в Мордовії, потім в Пермській області. І ще спочатку в Володимирській в’язниці, а потім в Чистопольській. А ті, хто проходив по статті 187(1), відбували три роки в загально-кримінальних колоніях. Ще була друга частина статті 62 для тих, хто вже отримав першу частину — там було від 3 до 10 років позбавлення волі плюс 5 років заслання. Це була окрема зона, де таких людей утримували. Їх називали «полосатиками», бо вони були в полосатій формі. Стус отримував цей термін, Василь Овсієнко і багато інших політв’язнів.
Доходило до абсурду. Одному політв’язню інкримінували як антирадянську літературу його щоденник, в якому він записував свої думки або цитати. Що цікаво, в обвинувальному висновку доводили, що в цьому щоденнику була антирадянська пропаганда. Цей чоловік — Григорій Куценко обрав позицію не брати участі у слідстві, відмовлявся від всього, нічого не казав. Але тут він не витримав і питає «Що ж ви пишете? Це ж цитати з Гоголя! А ви кажете — антирадянська пропаганда». Вони промовчали, але у вирок це не записали.
Ще один приклад наведу. Ось така поезія:
Ведь что вытворяли!
И кровь отворяли,
И смачно втыкали под ногти иглу.
Кого выдворяли, кого водворяли.
А мы всё сидим, как сидели, в углу.
Любезная жизнь! Ненаглядные чада!
Бесценные клетки! Родные гроши!
И нету искусства — и ладно, не надо!
И нету души — проживём без души!
И много нас, много, о Боже, как много,
как долго, как сладостно наше житьё!
И нет у нас Бога — не надо и Бога!
И нету любви — проживём без неё!
Пейзаж моей Родины неувядаем,
багровое знамя, да пламя, да дым.
А мы всё сидим, всё сидим, всё гадаем,
Что завтра отнимут?
А мы — отдадим.
Це поезія моєї матері — Марлени Рахліної. Вона написала її в 1975 році. Вийшла в самвидаві, була надрукована в журналі «Комплімент», її викликали до КДБ і сказали, що це антирадянська діяльність. Вони казали: «Ви створили антирадянський документ та розповсюдили його з метою підриву радянської влади». Вона відповідає: «Ні. Я написала вірш і читала його своїм друзям. Ніяких антирадянських документів я не створювала». — «Це ви так вважаєте, а ми це трактуємо саме таким чином. І якщо ви будете продовжувати свою діяльність, опинитесь в жіночому таборі для політв’язнів».
Дисидентiв звільняли з роботи, виключали з вишів, якщо це не допомагало — переслідували іншими шляхами. А що може зробити людина? Вона ніде не може за фахом влаштуватись. Куди б вона не приходила — їй відмовляють й іноді говорять, що був дзвінок з КДБ «не брати». Підводили під статтю «тунеядство». Тих, хто не міг влаштуватись на роботу, висилали за 100-й кілометр. Було декілька політв’язнів, які виходили на волю, не могли влаштуватись, і їх таким чином було покарано.
Те, чим легально почав займатися «Меморіал» у 1987 році, за десять років до цього робила група молодих істориків: збирала матеріали, друкувала у самвидавному альманасі. Редакція написала на першій сторінці свої імена і адреси. Ще була відносно велика група людей, які збирали такі матеріали, але не писали своїх імен. От я був одним із таких людей: я збирав такі тексти, але не афішував цього. Розумів, що самвидав вважається антирадянським і, якщо мене спіймають, я отримаю 3 роки, і тому робив це обережно. Тобто, я давав читати тільки тим людям, в кому був впевнений. У мене було коло читачів, і не тільки в Харкові, а й в інших містах, куди я особисто привозив ці книжки. Я вважав, що так буде правильно, я не міг нікого підставляти. Бо за розповсюдження карали.
В мене був друг, який вважав, що сама стаття за розповсюдження літератури — антилюдяна і антидемократична. Він давав читати книжки багатьом. Це призвело до того, що на нього писали доноси. Він жив у Москві (сам був з Білорусі), звуть його Наум Єфремов, вчився у Московському державному університеті на мехматі, хлопець дуже талановитий був і є, слава Богу, він мій близький друг. В Москві розповсюджував літературу, його знайшли, обшукали, і він поїхав з міста. Це могло допомогти. У Вітебську він працював вихователем у дитячому будинку, знав педагогічних працівників і роздав самвидав директору кожної школи. Він вважав, що так правильно. На нього знову хтось написав донос. Його знову обшукали, він втік до Ростову, потім в Новочеркаськ, де його заарештували. Дружина не витримала такого життя і від нього пішла. Він не мав роботи, квартири, прописки. В нього не було нічого — якийсь одяг та пара книжок. Працював тільки на шабашках. Це призвело до того, що він мав бути репресованим. Так і сталось. Дуже важко сидів, в кримінальному таборі. Якби не перебудова, отримав би статтю 62. Але поки йшло слідство, прийшов Горбачов, справу відправили в прокуратуру, і він отримав 2,5 роки. Цікаво, що не 3, бо в Білорусі за цією статтею давали менше покарання. Зараз він мешкає в Москві, головний редактор видання «Іndex of censorship» — це російська версія британського журналу проти цензури. До речі, в його справі були докази проти мене. Якби трошки пізніше помер Черненко, я би також був засуджений. Я давно був під їхнім ковпаком. Але не сталося. Почалася перебудова, і це зупинилося.
Коло дисидентів було не таким маленьким. Я його оцінюю приблизно в півмільйона на весь Радянський Союз. Були дані про політичних в’язнів з так званої «президентської папки» Горбачова. На кожного в’язня було приблизно 96 осіб з його оточення. 6 тисяч політв’язнів помножити на сто, і виходить десь 600 000 людей, які були під наглядом КДБ більш-менш постійно.
Мушу сказати, що у 1985 році я вже достатньо втомився від радянської влади. Було відчуття безнадійності, всі друзі сиділи, я був під пильним наглядом, і нічого доброго не відбувалося. Все це пригнічувало, приводило до депресії, а коли ось такі настрої тривають, тоді люди власне і виходять, бо в них вже не має сил терпіти це приниження та ганьбу. Погодитись з якими вже не можеш, бо якщо погодишся, будеш приймати ці правила, то не зможеш себе поважати.
Були такі ситуації, коли людей саджали виключно за те, що вони писали поезії, пісні складали. В Харкові пам’ятаю історію, коли звільнили з роботи вчительку, яка зробила кабінет української мови та літератури в школі і написала плакат «Шануймо рідну мову». Якби вона написала «Уважайте родной язык», цього би не сталось. Тобто була політика насильницької русифікації.
Коли цензура починається, вона захоплює все більші і більші простори, і під цензуру підпадає те, що ніяк не має підпадати. Коли починають, скажімо, приховувати інформацію про кількість загиблих, а у нас таке було, це погано. Вся інформація, що стосується прав людини, не може бути закритою, навіть під час війни. Ніхто не має права вирішувати, яку інформацію можна давати, а яку — ні, це не функція держави. Під час війни повинні бути певні обмеження, але вони мають бути конструктивні. До того ж у нас офіційно немає війни, тому ці розмови безпідставні. Якби ввели військовий стан — тоді інша справа, за Конституцією є обмеження прав і свобод під час військового стану. Тоді це можна робити на законних підставах.
Сучасна українська влада повторює помилки старої радянської. Є речі, які не змінилися в силу інерції, в силу того, що мало часу пройшло. Ментальність залишилась радянською у багатьох в правоохоронних органах. Я завжди вважав, що не можна політичними засобами обманювати реальність. Практики, які існують в державі, не можуть суттєво випереджати суспільну свідомість. Якщо ми напишемо абсолютно ліберальний закон, але люди не будуть відчувати його своїм, він не буде працювати. Або якщо закон написаний надто жорсткий, який карає за те, що люди вважають не можна карати, — його будуть зводити нанівець. Практика та закон мають бути на крок попереду суспільної свідомості і не більше. У нас яка проблема в країні — одні мешкають у позавчора, а інші — у післязавтра. У нас дуже великий розрив в головах у тих, хто має доступ до інтернету, і у тих, хто не має. У них абсолютно різне мислення, вони зовсім по-різному сприймають буття. Це дуже серйозно впливає на те, що відбувається в державі. Про що б ми не говорили, ви побачите довкола цього прихильників старих радянських практик і тих, хто хоче від цих практик позбутись. Так у нас це працює, така ситуація.
Омбудсмен з прав людини — це представник громадянського суспільства, це завжди опонент держави у питаннях з прав людини, завжди. Ця людина має захищати права людини проти держави, коли держава їх порушує чи обмежує необґрунтовано. Чинний омбудсмен Валерія Лутковська є гарним фахівцем, їй багато чого вдається. Але в деяких питаннях в неї таке мислення: «це моє», а це «не моє», «це мої повноваження», а це — «служби безпеки». Вона вважає, що вона не повинна втручатись. Крім того, Лутковська не є достатньо публічною. Вона дуже розумна, зробила кар’єру, self-made women справді, я її дуже поважаю, але тут не погоджуюсь. Ну, скажімо, вона не мала промовчати щодо законів 16 січня 2014 року, а вона промовчала. Вона, певно, вирішила, що якщо виступить, то не зможе захищати інших. Завжди є такий вибір і завжди треба зважувати, що є більш значущим. Але я вважаю, що головне для омбудсмена — завжди говорити те, що думаєш про порушення прав людини, не мовчати. Це принципово.
- Информация о материале
Цифры могут насмешить не меньше, чем слова. Например, когда официально сообщается, что задолженность населения за жилищно-коммунальные услуги стала отрицательной и составляет минус 1,34 млрд грн., это звучит как анекдот, ибо все понимают, что такого просто не может быть. Или когда все имущество Украины и украинцев, кроме денежных средств, официально оценивается всего лишь в $100 млрд - это, конечно, очень смешная сумма. Также смешно, когда правительство промахивается в своих прогнозах не на пару процентов и даже не в несколько раз, а более чем в 100 раз - как это случилось с ожидавшимися в прошлом году доходами госбюджета от приватизации.
Но все эти и подобные им смешные цифры говорят не о каких-то забавных деталях, неожиданных курьезах и милых оплошностях, а об очень даже серьезных вещах, имеющих вообще-то весьма печальные последствия. Когда цифры официальной статистики вызывают смех и удивление, это означает, что ни руководство страны, ни чиновники в центре и на местах, ни рядовые граждане не обладают объективной картиной социально-экономической ситуации в стране. Это повышает вероятность того, что все они - правительство, чиновники, граждане - будут принимать неадекватные решения и, наоборот, отвергать адекватные. Понятно, что дела в стране от этого лучше не станут.
То же можно сказать и в случае, когда статистические показатели настолько запутанны и непонятны, что даже ответственные за них чиновники не могут в них разобраться. Например, когда под притоком прямых иностранных инвестиций разные госорганы и разные официальные документы понимают разные показатели - с учетом и без учета инвестиций, сделанных в предприятия, не ведущие хозяйственной деятельности, а также без учета и с учетом курсовой разницы. В зависимости от выбранного варианта можно получать сотни миллионов долларов в плюсе или скромные суммы около нуля, а то и сотни миллионов долларов в минусе. Но в таких случаях есть еще и дополнительные риски. Путаница в показателях помогает чиновникам скрывать собственные просчеты и недоработки и выдавать желаемое за действительное.
Наконец, статистический хаос является одной из главных причин того, почему никогда (или почти никогда) не сбываются комплексные прогнозы. А ведь именно на них ежегодно принимается государственный бюджет страны и другие определяющие логику экономического развития документы.
- Информация о материале
Согласно статистике Украинского центра контроля за социально опасными болезнями, по состоянию на 1 июня 2016 года на лечении в рамках программы по ВИЧ было 64.828 пациентов – в то время как еще более чем 70 тысяч людей, живущих с ВИЧ, не получают необходимого лечения.
Дело в том, что из-за ограниченного бюджета-2015 МОЗ закупил всего порядка 50% от первоначально заложенного в техническое задание количества препаратов для лечения ВИЧ для взрослых пациентов.
Однако, несмотря на кризис и постоянное урезание бюджетов, расходы государства в сфере здравоохранения сложно назвать эффективными. Это касается и закупок жизненно необходимых лекарственных средств для лечения таких заболеваний как ВИЧ, гепатит С, туберкулез.
Например, комбинация лопинавир/ритонавир является одним из наиболее используемых в лечении ВИЧ-инфекции в Украине и в тоже время одним из дорогих препаратов, от наличия которого зависят жизни десятков тысяч наших сограждан.
Но этот жизненно важный для ВИЧ-позитивных людей препарат закупается по цене около 60 долларов за упаковку – что в 2-3 раза дороже, чем его стоимость во многих других странах мира.
Почему так случилось, что в условиях тотального недофинансирования системы здравоохранения и декларируемой государством экономии средств – данный препарат закупается по завышенной в несколько раз цене?
Частично это связанно с несовершенством украинского законодательства в сфере интеллектуальной собственности.
В Украине патент на данное лекарственное средство в Украине получила одна компания – и, соответственно, она является единственной компанией, которая имеет права на импорт и производство данного препарата в Украине.
Такая монополия позволяет компании устанавливать любую цену на препарат, так как генерической альтернативы ему на украинском рынке нет.
В тоже время, во многих странах мира патент на данный препарат либо уже истек, либо вообще не был выдан или был оспорен.
Возникает логичный вопрос: почему в одних странах мира препарат не является запатентованным, при его производстве и импорте работает конкуренция – а в Украине монополия на тот же самый препарат?
Корень проблемы – в несовершенстве украинского законодательства.
Низкие требования к заявкам на выдачу патентов на лекарства, которые применяются отечественным патентным ведомством, приводят к тому, что в Украине до сих пор выдаются патенты на лекарственные средства, которые уже давно не являются по-настоящему новыми и изобретательскими.
Из-за этого цены на некоторые лекарства в несколько раз выше и, соответственно в несколько раз меньше пациентов получат его.
Сразу отмечу: не следует думать, что патенты и интеллектуальная собственность – это что-то ненужное или создающее преграды. Как раз наоборот, они играют значительную роль в развитии инноваций и научном прогрессе, так как позволяют изобретателям защитить права на результаты своего интеллектуального труда.
Однако защищаться должно лишь то, что является по-настоящему новым и неочевидным для специалиста в фармацевтической сфере.
А подход, при котором патентная охрана предоставляется лекарствам, которые на сегодняшний день уже явно не дотягивают до того, чтобы называться «изобретениями», может привести к катастрофическим последствиям.
Чтобы сделать лекарство для лечения ВИЧ более доступным, Сеть ЛЖВ подала иск в Хозяйственный суд Киева о признании недействительным патента компании на комбинацию лопинавира и ритонавира.
Это первый прецедент в Украине, когда пациентская организация подает подобный иск.
В то же время, в США, Европе и в других странах мира уже существует успешная практика подачи исков пациентскими организациями о признании патентов недействительными.
В исковом заявлении Сети ЛЖВ приводятся аргументы касательно того, что комбинация лопинавира и ритонавира не является новой и не имеет изобретательский уровень, а поэтому монопольные патентные права на данную комбинацию позволяют их владельцу иметь незаслуженную монополию на производство и импорт данного препарата в Украине.
В случае если Хозсуд определит, что оспариваемый патент не соответствует критериям новизны и изобретательского уровня, он будет признан недействительным.
Удовлетворение иска сделает возможным производство и импорт более дешевых аналогов препарата, которые могут стоить примерно в 2-3 раза дешевле.
По оценкам Сети ЛЖВ, потенциальная экономия только в рамках ближайшей закупки по программе Глобального фонда на 6 месяцев составит 1.428.652 долларов США.
Этих денег может хватить на закупку более чем 13900 дополнительных курсов лечения.
В сложившейся ситуации иск о признании патента недействительным является, по сути, единственным способом убрать монополию на препарат.
А нам остается надеяться, что в будущем будут внесены изменения в законодательство, которые ужесточат процедуру выдачи патентов на лекарства и позволят сэкономить значительные средства, так необходимые в условиях недофинансирования системы здравоохранения.
- Информация о материале
Страница 386 из 1561
