Почему меня решили наградить орденами, я не знаю - не интересовался. Знаю только то, что это награда за летнюю кампанию. Я такой же, как и все, и свои награды считаю заслугой моих парней. Мы просто выполняли то, что должны были. Проводя разведку, достаточно часто встревали в огневой контакт, лазили по минным полям, брали в плен, занимались эвакуацией раненых, возили груз 200. Острых ситуаций было достаточно много – и мы никогда ни от чего не отказывались.

Я добровольно мобилизовался прошлой весной - пришел в военкомат и написал заявление, что хочу служить. Приоритетом было попасть именно в ВСУ, а не в добровольческие батальоны. Мотивация у меня была такая же, как и у многих - мне не хотелось, чтоб мой ребенок видел войну здесь. Соответственно нужно было это все останавливать на востоке, поэтому решение принял сразу, долго не думая.

Я - художник-аэрографист. До войны у меня была своя мастерская, где я разрисовывал, красил и тюнинговал автотранспорт. Но, когда собрался на фронт, продал полностью все оборудование, понимая, что надо одевать и себя, и сослуживцев.

На протяжении многих лет я занимался тактической подготовкой и рукопашным боем, на уровне хобби. В свое время отслужил срочную службу, хотел подписать контракт, но с военными товарищами у меня, мягко говоря, сработаться не получилось - было неинтересно находиться в структуре, где не занимаются делом, а строят дачи генералам. Мобилизовавшись, я попал в Гончаровск (1-ая ТБр), позже в 30-ую ОМБр. В учебке все специальности присваивались в стиле «юмористической лотереи», то есть распределение, мягко говоря, было неадекватным. Командиров танков готовят на связистов, а связистов на саперов, саперов на наводчиков артиллерии, наводчиков еще на кого-нибудь. Меня определили в связисты, с заковыристой специальностью «лінійний наглядач», что она из себя представляет даже не подозреваю. Позже я объяснил командованию, что пойду в пехоту обычным стрелком, потому что там от меня будет больше толку. Как выяснилось, решение было правильным - в первых же боестолкновениях оказалось, что банальные вещи, даже по оказанию первой помощи, многие просто не знают, а некоторые не могут. Некоторые шли на войну с мыслями о том, что он будет идти с пулеметом наперевес, над ним будет лететь авиация, из тыла пехоту будет прикрывать «Точка-У», но не тут-то было.

С ребятами, с которыми мы вместе прошли учебку, у нас было желание попасть в одно подразделение. Мы настаивали на своем, и со скрипом нас согласились не разъединять. Хотя по прибытии в 30-ку, немного разбросали, но в конечном итоге те, кто хотел, все собрались в кучу.

Среди солдат в 30-ке есть такая шутка, что нашу бригаду проиграли в карты. То есть нами достаточно часто затыкали каждую дырку на фронте. Сложилось так, что в нашей роте противника мы видели практически всегда вплотную. Временами мне казалось, что я понял, как воевал мой прадед во Вторую мировую: плотность огня вражеской артиллерии была такая же, если брать количество прилетавшего железа на квадратный километр.

Сначала я был помощником гранатометчика, но позже, когда ранили командира моего отделения, меня попросили стать вместо него. А затем пришлось заменять еще и командира взвода. Я пытался отказаться от командирской должности, потому что не хотел на себя брать ответственность за людей. Но на тот момент другого варианта не было, и позже, когда было среди кого выбирать, я предложил голосование, но все ребята единогласно приняли мое командование.

В самом начале мы прибыли в Солнцево, там выставляли мобильные блокпосты на дорогах. Потом было Петровское под Саур-Могилой. Где в первый раз очень сильно контузило нашего товарища Андрея Ганичева с позывным Дрэд. Это уникальный боец: за 15-20 суток на войне он получил 2 контузии, вытаскивал раненых под обстрелами, отстреливал группы противника, то есть сделал гораздо больше, чем некоторые «свидетели ротации» за полтора года.

Очень яркие впечатления у меня остались от Степановки, которую мы зачищали, из-за постоянного огневого контакта с сепарами, а их там было немало. Затем был бой под Дмитровкой, где я чудом остался жив после обстрела своей же артиллерией.

Возле Братской могилы мы организовали коридор для 79-ой бригады (30-ка организовала коридор Мариновка - Дмировка - Зрубное (Юго-восточное направление) для 79-ки, 72-ой и 51-ой, пробивающихся от российской границы (позже это явление назвали Южным котлом) с юга (район Куйбышево), 95-ка организовала коридор восточнее для этих же подразделений восточнее для тех, кто выходил со стороны Червонопартизанска. Коридор был организован в течение двух суток. Большинство ребят это называют «бой под Братской могилой), после чего зашли в город Миусинск. Там окончательно сформировалась наша обезбашенная компашка, в основном состоящая из киевлян-добровольцев, девизом которой стало: «Слабоумие и Отвага», а символом мягкая игрушка панда, присланная школьниками. Мы организовали свою ротную разведгруппу. Поскольку как таковой разведки после Степановки и Миусинска у нас почти не осталось - многих парней взяли в плен, плюс были сложности во взаимодействии с другими подразделениями. Практически все лето мы продвигались вдоль российской границы, в окружении. Сначала постоянно были рядом с 13-ым батальоном 95-ки, потом наши дорожки разошлись - и рассчитывать оставалось только на свои силы. Против создания разведгруппы у командования возражений не было. Самое главное, чтоб мы выполняли свои задачи и привозили информацию в подразделение.

За несколько суток до выхода из Миусинска мы чудом остались живы, попав в засаду. Нам в борт со стороны механика машины прилетел РПГ, разбил бинокль (звено, соединяющее траки у гусениц), так что были все шансы остаться в голом поле, с «разутой» машиной.

Когда в Миусинске мы оказались в окружении, нам периодически противник предлагал сдаться и сложить оружие. Но наш комбат Сергей Собко принял решение идти на прорыв, чтоб выйти из города. На поддержку пришел второй батальон, организовав нам «коридор». Выйдя из окружения, мы приехали в Красную Поляну, а оттуда в Малониколаевку, где попали в очередную засаду и меня ранило - прилетел осколок в голову. С БМП, на которой я сидел, меня выкинуло, и я ударился спиной. На следующий день мои ребята довезли меня до Лутугино, отдали врачам и уехали на свои позиции. Ощущения были неприятные - к тому моменту у меня отказали ноги. Страшно было оттого, что со мной рядом не было людей, на которых я всегда мог положиться. Когда наша колонна с ранеными отходила из Лутугино в сторону Новоайдара, враг начал крыть нас артиллерией. В моменты обстрела все повылезали из машин, чтоб укрыться, а я остался внутри, потом все-таки носилки со мной вытащили и положили в придорожный кювет. Оттуда мне пришлось ползти под старый КУНГ (кузов унифицированный нулевого габарита, - ред.), чтобы не словить еще какой-нибудь «подарок». Это были самые длинные 20 метров в моей жизни. Лежа под КУНГом я периодически терял сознание и связь с реальностью: на тот момент во мне было точно 3 укола обезболивающего и еще 3 какой-то непонятной дряни.

Поэтому на левом предплечье я написал маркером: «Я буду жить». Каждый раз, когда приходил в себя, читал эту надпись, понимая, что меня под этой будкой могут забыть и начинал ползти обратно к колонне.

К концу обстрела начали искать, куда я пропал. У некоторых в голове не укладывалось, что тело с парализованным низом и обколотое обезболивающими может куда-то уползти. Пока мы выбрались из Лутугино, колонну неоднократно обстреливали. Когда колонна остановилась во второй раз, носилки со мной доставали двое самых «здоровых» пацанов - у одного были проблемы с позвоночником, а у второго сломанная рука.

Уже в госпитале, поскольку у меня была травма позвоночника (спинного мозга), какое-то время доктора подготавливали меня к тому, что ходить я уже не буду, а если и буду, то очень плохо. Я таких врачей просто игнорировал и пытался побыстрее восстановиться. Сама мысль о том, что я беспомощный и что близким придется за мной ухаживать, приводила меня в дикую злость, которая являлась мощным стимулом, чтоб начать ходить. Я очень быстро слез с инвалидного кресла и вообще почти всегда его игнорировал. Потом поставил себе задачу с костылей перейти на палочку. Порой, когда я ползал по коридору на костылях, до двух часов ночи - разрабатывал мышцы, меня чуть ли не силком заставляли идти ложиться спать. Я считаю, что мне повезло со специалистами в ирпенском госпитале: когда врачи там увидели, как я пытаюсь ходить, то всеми силами поддерживали и помогали. И где-то через полтора месяца я полностью пошел, опираясь на палочку. А еще через три - справлялся уже без нее. До сих пор есть какие-то минимальные побочные эффекты, но тем не менее я уже вернулся в спорт.

После поправки у меня были все шансы выписать себе инвалидность 3-ей степени, но я отказался, потому что у меня на фронте остались ребята, и я не имел права не присоединиться к ним. В январе я прибыл в поселок Мирное, где находилось мое подразделение, а спустя неделю после моего приезда мы поехали под Пески. Должны были закрепляться где-то в районе Спартака, но планы изменились и нас в полном составе отправили в район Дебальцево, в поселок Луганское. Это было наше постоянное место расположения, из которого мы выезжали на штурмовые работы, и на разведку. На тот момент наш ротный начал строить работу по принципу, который летом был очень эффективным: мы делали определенную доразведку и на все задания выходили со своей собственной информацией, независимо от того, какую информацию предварительно давал штаб либо другие подразделения. То есть устаканился принцип работы малыми группами.

Самыми серьезными заданиями на Дебальцевском направлении были штурм Углегорска, с. Редкодуб и Логвиново. В Углегорске мы были группой, которая заходила со стороны тыла противника. Фронтовую группу, которая шла с «Донбассом», достаточно сильно потрепало при прорыве. Я думаю, что все дело в плохом слаживании между батальонами. В таких военных операциях командовать должен кто-то один и понимать, как это делать, а там, как мне показалось, каждый тянул одеяло на себя, за что и поплатились человеческими жизнями. В самом городе я впервые столкнулся с вражеским танком практически лицом к лицу, то есть достаточно близко я видел их и раньше, но зная, что они не видят меня. А когда эта «дура» выскакивает на расстоянии 300 метров и на полных оборотах едет прямо в твою сторону - ощущения совершенно другие. Мы пытались его подбить, но экипаж этого танка оказался достаточно грамотным. Поэтому если кто-то до сих пор сомневается в присутствии российских войск, то напрасно - обычное ополчение настолько слаженно на Т-72 работать не смогло бы.

Из Углегорска мы эвакуировали батальон «Свитязь». На каждой БМП сверху вместилось человек по 25. У самого крайнего парня на нашей машине ноги свисали на гусеницу, и мы с пацанами дружно держали его за бронежилет, чтоб не упал.

После Углегорска мои ребята штурмовали Редкодуб, но на тот момент я находился в Артемовске, чинил свою БМП. Когда я услышал, что ранен командир взвода и еще два близких товарища Андрей Ганичев и Алексей Буслаев, то бросил крутить гайки в машине и помчался в госпиталь. Информация о том, что Леха ранен, была недостоверна.

Я искал его по всем госпиталям, которые были в секторе, почти до самого Редкодуба доехал, но оттуда, как мне потом сказали парни из 128-ой, уже все вышли, и нельзя было заходить в село. После безрезультатных поисков, к ночи я добрался к своим в Луганское. Мы с ребятами понимали, что Леша, скорее всего, погиб. Но поскольку тела не было, а искать его на месте боя по определенным причинам нам не разрешили, Лешу долгое время считали без вести пропавшим.

После Редкодуба было Логвиново. Тогда мы в составе 5 человек - наш ротный, я, мой товарищ Евгений, и двое ребят из 54-го разведбата ходили в этот поселок на разведку. Наш ротный назвал этот выход как пойти «погреться»! Возвращались мы оттуда под сильным обстрелом. Это было как раз тогда, когда враги взяли село и перекрыли проход в Дебальцево. Затем были четырехдневные попытки штурмовать Логвиново нашей ротой вместе с десантниками из 95-ки и 79-ки, а когда мы туда зашли, нам дали задачу держать его, пока не выйдут некоторые колонны наших войск. Когда команду на отход дали и нам, ранили нашего ротного Вову Гринюка. Это человек, который всегда шел первым, не прячась за спинами своих солдат, - настоящий боевой офицер, за что он и получил «Звезду Героя». Он отказался ехать в госпиталь до тех пор, пока не выйдет рота. И даже в раненом состоянии, с осколком в позвоночнике, он улыбался и сожрал кастрюлю картошки. Из села Вова вышел, как и обещал, последним, только после того, как вывел роту.

Когда мы отходили по мосту, запомнился «салют» вражеской артиллерии в нашу честь, то есть мост очень плотно все время поливали «градом». После тех событий на следующий день мы с ребятами даже шутили, что можно отмечать свой очередной день рождения. Противник прекрасно понимал, что наши войска будут выезжать через это место и лупил бесконечно. Почему в таком случае никто не перенаправлял часть войск в обход Мироновскго водохранилища, например? Это для меня осталось загадкой. Я считаю, что из-за отсутствия спланированного выхода наших войск вся эта мясорубка там и получилась.

Для меня момент Дебальцево - это тупорылый провал всего нашего высшего командования. У нас ведь идет две войны. На востоке с противником, а тут - с пофигизмом, некоторых начальников в том числе. Это не значит, что кругом одна сплошная «зрада». Я не сторонник этого выражения. Я думаю, что это простая и тупая похабность в выполнении задач. Сейчас очень много разных мнений, по телевизору рассказывают, что это была спланированная высокоточная войсковая операция, кто-то говорит, что бежали все. Каждому хочется построить свой героический эпос. Ну, а мне кажется, что многие просто оказались в панике. Но были и такие ребята, которые до последнего торчали на позициях, и их подразделения выходили в самом конце. Я могу сказать одно: наше «великое» командование никаких супер-крутых операций там не планировало. В какой-то момент была дана команда на отход, но никто не построил его грамотно.

После выхода из Дебальцево, мы вернулись на опорный пункт, который находится за Светлодарским водохранилищем. Меня поразило то, что с этого опорного пункта поселок Логвиново было видно, как на ладони. И до того, как мы приехали на этот опорник, там стояла украинская артиллерия. По каким причинам ее не применяли, прямой наводкой в Логвиново, я не знаю.

Когда мы покинули Дебальцево, я узнал, что погиб мой дядя, который служил в 128 бригаде и поехал к нему на похороны. В тот же день мне позвонили и сказали: «Чувак, с тебя ящик коньяка, приказ вышел, тебе орден дают, за мужество 3-ей степени». Тогда этот приказ на награждение я воспринял очень болезненно, потому что событие совпало с гибелью моих очень близких людей. Все звонят поздравляют, считают тебя героем, а ты в этот момент думаешь совсем о других вещах - такой себе синдром выжившего.

Почему меня решили наградить, я не знаю - не интересовался. Знаю только то, что это награда за летнюю кампанию. Я такой же, как и все, и свои награды считаю заслугой моих парней. Мы просто выполняли то, что должны были. Проводя разведку, достаточно часто встревали в огневой контакт, лазили по минным полям, брали в плен, занимались эвакуацией раненых, возили груз 200. Острых ситуаций было достаточно много - и мы никогда ни от чего не отказывались. Возможно, орден дали за ситуацию в Миусинске. Когда в город начали заходить группы противника, первым под обстрел попал один из наших блокпостов, который был выставлен на выходе из города. Ребят попробовали прессовать со всех сторон. Когда у них завязался бой, мы молча собрались и поехали к ним на подкрепление. Правда, я потом «получил по шапке», потому что оставили свою высоту, но там на тот момент стояло 2 танка, отделение пехоты и ЗУ, а у ребят снизу было только одно отделение пехоты и танк. Соотношение сил с противником было неравномерное, поэтому на раздумия и разрешения времени не было.

После всех этих событий оставшийся срок я дослуживал там же на опорном пункте, который находится на остатке дебальцевского плацдарма. А служба моя закончилась практически на похоронах Леши, которые были за неделю до дембеля. Его тело мы забрали уже весной. Относительно его гибели, у меня осталось болезненное ощущение - чувство вины, что меня не было рядом. Я хорошо осознаю - не факт, что я бы что-то изменил, но все равно смириться с этим чувством сложно. Когда осознаешь, что у тебя практически на каждом кладбище кто-то похоронен, становится как-то не по себе.

В гражданскую жизнь вернуться тоже непросто, потому что здесь слегка себя чувствуешь чужим. Только благодаря очень сильной поддержке семьи, мне гораздо легче с этим справляться. Я не из тех, кто будет орать под ларьком во все горло другим: «А ты там был?» И шел воевать я для того, чтоб здесь была мирная жизнь. Но иногда обидно, когда понимаешь, что существуют люди, которые не осознают, что некоторые слишком много отдали, для того чтобы их ребенок мог ходить в школу. Что благодаря кому-то можно пойти в магазин и купить покушать, и спать приходится не в подвале или какой-то полуразрушенной бетонке. Я понял одну очень важную вещь - хотите что-то менять - начните с себя. Я знаю, что мои близкие меня ценят - и для меня это самое главное.

Сейчас с группой из 6 человек, которые самым прямым образом были причастны к войне, мы занимаемся инструктированием некоторых армейских и добровольческих подразделений. По возможности занимаемся волонтерством. Проводим тактическую, инженерную, психологическую, медицинскую подготовку. Наш курс называется «бронированный разум» и основное направление - это подготовка солдат к стрессоустойчивости. Этим вопросом никто не интересуется у нас в армии, и некоторые относятся к нашей практике довольно негативно. Но, несмотря на это, есть неоспоримые результаты того, что мы делаем. Через наши руки уже прошло больше полутора тысяч людей. И эти ребята, в условиях фронта, не кричат в панике: «Нас всех убьют, бросаем позицию и бежать», они едут воевать с уже определенным пережитым опытом. На данный момент у нас есть сторонники в ГШ, которые заинтересованы в том, чтоб этот курс рос и помогают, по возможности, в его продвижении.

Вообще мне бы хотелось упомянуть многих ребят, с которыми мне выпала честь служить: Вас так много, и каждый из Вас достоин не просто упоминания в этой истории, а отдельной книги. Поэтому извините, если не рассказал про кого-то. Для меня было огромной честью служить с Вами и называться Вашим другом. Вторая рота у меня навсегда останется в душе. Всем мира и Чистого неба!

Юра получил 3 награды - это орден «За мужество ІІІ степени», «Рыцарский крест семьи Мазепы» и нагрудный знак участника АТО.

По просьбе Юры и в дань глубокого уважения к солдатам, которые отдали свою жизнь, воюя на востоке нашей страны, мы публикуем стихотворение погибшего друга Юры - Алексея Буслаева:

Жив.

Упри ногой в ребристый.

впервой ему неловко.

держись, уже мы едем.

слов мало, очень громко.

живи ты долго, Свитязь. заплачено сполна.

потерей наших, многих.

как было прошлым летом,

всё тот же взгляд счастливый,

ты снова на свободе, как те, с семьдесят девятой.

ну всё, бывай счастливый.

у нас опять работа.

сегодня день тяжёлый,

я верю, быть Добру

Углегорск

31.01.2015

Управління комунального майна та приватизації Департаменту економіки і комунального майна Харківської міської ради в вересні продало нерухомості на 3,59 млн грн. Про це стало відомо з повідомлення КП «Харьковские известия» про результати приватизації,

Харківська обласна громадська організація «Громадський рух «Разом-Уперед!» придбала приміщення за 370 тис грн. по ціні 1 866 грн/кв м. Це майже вдвічі дешевше, ніж вартість приміщень, що потребують серйозного ремонту, в цьому районі міста.

Продане громадській організації приміщення знаходиться в Ленінському районі Харкова. Місцеву районну державну адміністрацію очолює саме голова «Разом-Уперед» Максим Мусєєв.

Ініціатором створення цієї організації в 2004 році під час подій Помаранчевої революції був покійний політик Євгеній Кушнарьов. Члени цієї організації виступали за зміну устрою держави з унітарного на федеративний. В 2008 році члени організації мітингували проти вступу України до НАТО,

Під час Революції гідності представники руху виступали проти Євро майдану. Зараз лідери цієї організації Мусєєв та Анастасія Кобець йдуть на вибори за списком партії «Відродження».

Найбільше за площею приміщення в вересні в Харкові приватизувала ФОП Сергієнко Наталія Василівна. Інший ФОП Дорошенко Тетяна Миколаївна, яка приватизувала приміщення площею 11,9 кв м, вказала при реєстрації телефон 0506738268. Цей телефон також вказало контактним ТОВ «Торговельно-дистриб’юторській компанії», яка належить Сергію Кожевнікову та Леоніду Савельєву,

ФОП Олена Вікторівна Федько також є засновником ТОВ «Багатогалузева приватна фірма «Альянс», а ФОП Квасник Ярослав Володимирович – співзасновник обслуговуючого кооперативу «Павлівський». ФОП Андрій Миколайович Лук’янов також є засновником ПП «Суміжник», ТОВ «Поліпласт», ТОВ «ВТБ «Інжиніринг»,

ТОВ Науково-виробнича фірма «Аста плюс» належить Тетяні Сухораді та Олені Ткаченко, а торгівельно-виробнича фірма «Маяк» у формі ТОВ належить Артему та Самвелу Інжиянцам.

Загалом вересні 2015 року приватизовані такі об’єкти:

Організація

Код

Адреса приміщення

Площа,

кв м

Вартість з ПДВ, грн

ТОВ Науково-виробнича фірма «Аста плюс» 39029247

Харків, вул, Тобольська,38,

літ, А­5

тел, 0501007667

93,3 189643
ФОП Дорошенко Тетяна Миколаївна 2781808269

Харків, пер, Балакірева, 3­В,

літ, А­1

11,9 22560
ФОП Сергієнко Наталія Василівна 2969622600

Харків, вул,Аскольдоська, 9,

літ, А­1

376,7 604380
Харківська обласна громадська організація «Громадський рух «Разом-Уперед!» 33410442

Харків, вул, Чеботарська, 49

літ, Б­3

1985 370320
ФОП Федько Олена Вікторівна 2083401686 Харків, вул,Карла Маркса, 14, літ2 169,3 366630
ФОП Квасник Ярослав Володимирович 2859302858

Харків, пр, 50-Річчя, 54­Б,

літ, А­2

111,7 446760
Торгівельно-виробнича фірма «Маяк» у формі ТОВ 25613376 Харків, Комсомольське шосе, 67, літ, А­4 164,6 416160
ФОП Кононенко Владислав Олександрович 2714713774 Харків, пр, Орджонікідзе, 19, літ, А­5 37,2 67080
ТОВ «Верес Трейд» 38494506

Харків, пр, Гагаріна, 56,

лыт, А­9

10,7 30480
ФОП Лук’янов Андрій Миколайович 2574500995 Харків, вул, Богдана Хмельницького, 3, літ, 3 180,4 821400
ФОП Лазуренко Алла Іванівна 2956312707

Харків, пр, Гагаріна, 84,

літ, А­14

84,8 252702

Стан приміщень та умови їх приватизації в повідомленні міської ради не вказані. Усі приміщення були придбані шляхом викупу комунальної власності територіальної громади.

Передаю підслухане в одного громадянина (можливо, одного з багатьох до нього подібних): «Високоповажний пане кандидате! Хочу сердечно подякувати Вам за Ваші подарунки для мене, моєї сім’ї, родини, громади, парафії. Ми всі дуже вдячні за Вашу благодійну зичливість. Але принагідно попереджаю Вас, що, правдоподібно, на виборах за Вас не голосуватиму».

Можна припустити, що у відповідь на таку усну чи письмову заяву кандидат у депутати зреагував би з обуренням: «Яка нечемність, яка невдячність, яка нечесність!»

Тоді покірний громадянин сказав би таке: «Шановний добродію! Ми вдячні за Вашу доброту, проте ми ані не домовлялися, ані не зобов’язувалися за Вас голосувати, ані не підписували жодного документа.

Ми справді повірили, що бажаєте нам добра. А нечесним виявилися Ви самі, бо хотіли нас, свобідних громадян, не обдарувати, а підкупити.

Тепер ми не те, що не відчуваємо обов’язку за Вас голосувати, а й не хочемо цього робити, бо Ви образили нашу людську гідність своїми солодкими словами та подарунками. Якщо Ви так поводитеся поки ще не вибрані, то що буде, коли Ви дорветеся до влади?»

Нам треба задуматися, як оберегти народ від гріховного торгу. Не маю сумніву, що він нам загрожує, і не можна заперечити, що наслідки такого псевдополітичного зловживання завдадуть нашому народові тільки великої шкоди.

Як же тому лихові зарадити? Не слід приймати будь-якого подарунка, у будь-якій формі: чи харчів, чи іграшок, чи майданчиків. Найкраще було б, якщо це можливо, повернути такий дарунок чи принаймні заявити, що громадяни свідомі підкупу.

Відомі випадки, що громадяни вишиковуються в чергу, щоб одержати якийсь подарунок. Це може бути з двох причин: або в тих людей мовчить сумління, або їм бракує засобів для життя, що вони голодні.

У другому випадку треба таким людям поспівчувати, що їх доведено до такого стану. Але навіть коли вони через бідність приймають якісь дарунки, це не означає, що вони мають себе продати.

Вони не зобов’язані голосувати за тих, хто нещадно користає з їхньої нужди. Адже з боку «кандидата-благодійника» зазвичай не надходить таке прохання, а тим більше немає якоїсь домовленості.

Дуже прикро, коли політики грають на релігійних почуттях виборців і нібито обдаровують церковні громади. А вже цілковито неприпустимо, що «вдячні душпастирі» співають хвалу жертводавцям і заохочують голосувати на тих, які далекі від Бога і Церкви.

Політологи та соціологи голосно говорять, що торгівля голосами на найближчих виборах вже давно почалася і набиратиме обертів. Це прикре явище, яке свідчить про поважну духовну хворобу в політичному житті нашого народу.

Пишу ці рядки з надією, що все ж таки почуття власної гідності стримає і кандидатів, і виборців від нечесності. Наші Церкви та релігійні організації постійно заохочують своїх членів молитися за Україну. Дай Боже, щоб ми, українці, щиросердечно просили Господа зберегти нас від цього гріховного торгу.

+ ЛЮБОМИР

Уровень лжи, агрессии и ненависти, лившихся из российских СМИ как из рога изобилия, заставил многих украинских публичных лиц обратиться к россиянам. В своих телеобращениях они пытались объяснить, что украинцы никакие не фашисты, а на Майдан их вывел произвол коррумпированной власти. Известный украинский врач-педиатр Евгений Комаровский даже назвал российскую пропаганду информационным геноцидом.

Казалось, что мы имеем дело с чем-то прежде невиданным. Информационная война «братского народа» не только стала шоком и прозрением для многих украинцев, но и собрала немалый урожай тех, кто все же попался на ее крючок. Но была ли она такой уж неожиданной?

Сорок лет назад в США тихо и почти незаметно стартовала кампания, во многом определившая риторику нынешней антиукраинской пропаганды Кремля. Но обо всем по порядку.

В начале ХХ в. появление феномена массового общества создало предпосылки для еще одной разновидности войны — информационной. Первая мировая стала полигоном для испытания ее нового оружия — пропаганды. Однако настоящими виртуозами в сфере информационных войн стали большевики. Пропаганда и террор обеспечили им успех в овладении умами масс. Но чтобы закрепиться в Украине, они все же были вынуждены пойти на компромисс с частью украинских левых. Результатом этого стала политика украинизации в 1920-х гг.

То, что украинские национал-коммунисты считали союзом единомышленников, со стороны большевиков было лишь тактической уступкой. Они не оставили попыток дискредитировать политические силы, защищавшие независимость Украины. Наиболее лаконично тактику работы большевиков с оппонентами можно обозначить формулой «влюбить, купить, убить».

Советские спецслужбы вели целенаправленную работу на разложение украинской политической эмиграции межвоенного периода. Тем, кто поверил в искренность большевистской украинизации, позволяли вернуться в Советскую Украину. Другим авторитетным среди украинской и европейской общественности лицам предлагали возможность профессионально реализоваться и высокие должности. Не чурались и убийств лидеров политических организаций, представлявших особую опасность (С.Петлюра, Е.Коновалец). В политическую риторику СССР системно внедрялся жупел — «украинский буржуазный национализм». Словосочетание «украинский фашизм» прочно закрепилось за ОУН с самого ее основания. Во время репрессий 1930-х гг. к «фашистам» причисляли даже «национал-уклонистов» из рядов КП(б)У.

Внутренняя логика функционирования тоталитарного режима побуждала его к четкому разделению на своих и чужих, патриотов и врагов, лояльных граждан и предателей. Тут не оставалось места для полутонов или нейтральной позиции. «Кто не с нами, тот против нас» — главный постулат тоталитаризма. В СССР такие настроения подогревались эксплуатацией образа «враждебного капиталистического окружения», жаждущего уничтожить первую в мире страну советов. Постоянные поиски внутреннего врага были призваны сплотить советское общество вокруг руководства страны, мобилизовать его для форсирования коллективизации и индустриализации.

После нападения Германии на СССР мир, по законам военного времени, окончательно стал черно-белым. Представители третьих сил — как правило, освободительные движения нерусских народов СССР — не имели права на самостоятельную роль. Советская пропаганда толковала их (в частности украинское освободительное движение ОУН и УПА), как креатуру и приспешников нацистов. Последних в СССР называли фашистами. Терминологическая нестыковка имеет довольно рациональное объяснение. В 1933–1945 гг. руководящей партией Германии была Национал-социалистическая рабочая партия. Чтобы не осквернять социалистические идеи и «отделить» советский социализм от немецкого, в СССР гитлеровский нацистский режим с легкой руки Сталина стали называть фашистским. В советской пропаганде периода войны сформировались устойчивые термины: «немецко-фашистские захватчики», «фашистские приспешники», «украинские фашисты», негативное значение которых прочно закрепилось в общественном сознании.

Из Второй мировой войны СССР вышел супердержавой. Опустив железный занавес, советская пропаганда демонстрировала только парадный фасад режима. Это позволяло находить на Западе все больше сторонников, наивно веривших в справедливость социалистического строя. Единственными оппонентами, действовавшими в глубоком советском тылу, оставались ОУН и УПА. В середине 1950-х гг., после длительного противостояния, советским спецслужбам удалось фактически уничтожить украинское вооруженное подполье. Но вот беда, некоторые представители украинского освободительного движения прорвались на Запад и оттуда изрядно портили имидж СССР. Понятно, что советские вожди стремились положить этому конец. Обезвредить одного человека просто, но как быть с сетью украинских эмигрантских и диаспорных организаций, которые буйным цветом расцвели в США и Канаде после Второй мировой? Как заглушить этот голос «свободной Украины», раздражавший советскую власть, фактически создавая на Западе альтернативную историю не только Украины, но и СССР? Историю, в которой было место репрессиям, депортациям, незаконным аннексиям, национально-освободительным движениям нерусских народов. В конце концов, убить можно человека, но не идею. Но любую идею можно дискредитировать. И желательно чужими руками, чтобы все казалось более убедительным.

Не секрет, что любимым методом советских спецслужб всегда была провокация. После окончания Второй мировой войны системная работа с украинскими эмигрантскими кругами не прекращалась ни на миг. Советские спецслужбы находили сторонников левых идей — симпатизирующих СССР, готовых сотрудничать как по идейным соображениям, так и за деньги. КГБ хорошо играл на самых болезненных темах украино-польских и украино-еврейских отношений периода Второй мировой — Волынской трагедии и Холокосте. На Западе даже возникло направление «научной публицистики», основной задачей которой было «разоблачать» преступления «украинских буржуазных националистов». Конечно же, капля камень точит, но это была долговременная стратегия.

В 1970-х гг. советские спецслужбы постепенно созрели до более амбициозной задачи — сыграть на чужом поле свою игру. Воспользовавшись удачной политической конъюнктурой, КГБ взялся за реализацию операции, которую, по сути, можно условно назвать «Нюрнберг-2». Согласно замыслу, на скамье подсудимых должны были оказаться представители украинского освободительного движения, а правосудие — свершиться при помощи правительств США и Канады. Таким образом, СССР добился бы того, что не удалось сразу после войны, — осудить ОУН и УПА как организации, совершившие преступления против человечности, и дискредитировать идею построения независимого украинского государства.

Находясь в длительном противостоянии с Западом, советские спецслужбы поняли: открытые общества чувствительны к информационным бомбам, которые бьют по западной системе ценностей. Расчет был простой: обвинить США в предоставления убежища фашистским приспешникам и заставить инициировать судебные процессы против них.

С середины 1970-х гг. на Западе появляется все больше «разоблачительной» публицистики в отношении украинского коллаборационизма в годы Второй мировой войны. К коллаборационистам причисляли все без исключения украинские вооруженные формирования — от боивок ОУН и подразделений УПА до украинской вспомогательной полиции и дивизии СС «Галичина». Особое внимание уделяли участию украинцев в еврейских погромах и политике «окончательного решения». Этот процесс совпал по времени с актуализацией на Западе темы Холокоста и активностью израильских спецслужб и еврейских общественных организаций, направленных на привлечение к ответственности лиц, совершивших преступления против человечности. В ситуации, когда главные и второстепенные исполнители Холокоста были уже наказаны, пришла очередь приспешников. И тут зерна легли на уже подготовленную почву. Сыграв на украинско-еврейских национальных противоречиях и стереотипах, советские спецслужбы умело направили острие внимания еврейской общины на перемещенных лиц — выходцев из СССР и Восточной Европы. Эти группы состояли преимущественно из представителей национальных движений, эмигрировавших в США после Второй мировой войны.

Юридическая предпосылка начала розыска военных преступников в США была заложена законопроектом, предложенным группой конгрессменов во главе с Элизабет Гольцман. Но идейным вдохновителем и лоббистом этой идеи был известный охотник на нацистов — еврей украинского происхождения Симон Визенталь. В 1977 г. в Лос-Анджелесе был основан Центр исследования Холокоста его имени. Уроженец города Бучач (Тернопольщина), Визенталь прошел ад нацистских концлагерей и посвятил остаток жизни розыску нацистов, которым удалось избежать наказания.

Симон Визенталь (1908–2005) — охотник на нацистов

Новый закон вступил в силу 19 декабря 1978 г. Он расширял круг нежелательных для иммиграции лиц. В частности, к ним причисляли всех, кто в период с 23 марта 1933 г. по 8 мая 1945-го сотрудничал с правительством нацистов, их сателлитами и союзниками. Также отменялось действие предыдущей нормы иммиграционного закона, позволявшей избежать депортации в случае угрозы судебного преследования в стране назначения.

В марте 1979 г. при Службе иммиграции и натурализации Министерства юстиции США было создано Подразделение специальных расследований, призванное внедрять в жизнь новые нормы иммиграционного законодательства. В состав ведомства вошло около 50 человек. Кроме традиционных для таких структур юристов и следователей, были привлечены историки и переводчики. Годовой бюджет учреждения составлял 3 млн долл. США!

Первым директором подразделения стал Уолтер Роклер — один из обвинителей на Нюрнбергском процессе. В январе

1980 г. Роклер, вместе со своим преемником Аланом Райаном-младшим, отбыл в Москву, чтобы договориться о сотрудничестве с… КГБ.

Уолтер Роклер (80-е г.г.)

Поскольку под огонь обвинений попадали выходцы из Восточной Европы (поляки, румыны) и Советского Союза (украинцы, литовцы, латыши, эстонцы), а сами преступления были совершенны на территории СССР и стран Варшавского договора, американская сторона нуждалась в доказательствах, которые могла получить только от советских спецслужб. Но ведь беженцы из Восточной Европы и союзных республик были единственными живыми свидетелями преступлений НКВД и последними легитимными истцами в отношении аннексированных в начале Второй мировой Советским Союзом территорий (речь шла лишь о присоединении в 1940 г. Латвии, Литвы и Эстонии).

Алан Райан-Младший — директор Подразделения специальных расследований в 1980–1983 г.г.

Таким образом, конфликт интересов был слишком очевидным. Советские спецслужбы были заинтересованы в дискредитации и запугивании бывших перемещенных лиц, чтобы парализовать любую антисоветскую деятельность. КГБ мог лишний раз поддержать свое реноме всесильного и всемогущественного, от карающей руки которого не спрятаться даже в США. Такой прессинг имел целью заставить эмигрантские круги защищать настоящих военных преступников. Тогда они сами дискредитировали бы себя в глазах Запада.

Сближение украинского и еврейского сообществ Северной Америки, как, собственно, и украинских и еврейских диссидентов в СССР, наблюдавшееся на протяжении 1960–1970-х гг., не входило в планы советских спецслужб. Ведь несмотря на сложную историю отношений оба народа имели в прошлом травму геноцида — Голодомор и Холокост, замалчиваемые Кремлем. 29 сентября 1966 г., в 25-ю годовщину трагедии Бабьего Яра, произошло событие, вызвавшее немалое беспокойство кагэбистов. В Бабьем Яру собрался несанкционированный митинг, чтобы почтить память жертв трагедии. С речами выступили советские диссиденты Иван Дзюба и Виктор Некрасов. Альянс «Тризуба» и «Звезды Давида» советское руководство восприняло как серьезную угрозу и стало принимать активные меры. В этом контексте антиукраинская кампания в США начала 80-х гг. ХХ в. представляется не такой уж и однозначной, как могло показаться на первый взгляд.

Сотрудничество КГБ с американским Подразделением спецрасследований одним махом решало сразу две проблемы: дискредитировало в глазах свободного мира украинские эмигрантские круги и сеяло раздор между украинцами и евреями. Старый имперский принцип — разделяй и властвуй.

Нельзя забывать и о других аспектах, делавших такое сотрудничество выгодным прежде всего для Кремля. В условиях «холодной войны» сотрудничество ведомств супердержав имело важное международное значение. Запад не признал советскую аннексию Латвии, Литвы и Эстонии. Осуждение и депортация в СССР выходцев из Прибалтики де-факто означали бы, что США, а за ними и все государства НАТО признают за Москвой право на эти территории.

Учитывая вышеизложенное, не удивительно, что привлечение КГБ к процессу предоставления доказательств изначально вызвало недовольство американской общественности, особенно эмигрантов. Хотя операция КГБ была направлена против всех эмигрантов — выходцев из СССР, но, как вскоре станет очевидным, внимание фокусировалось на украинцах.

В апреле 1980 г. должность директора Подразделения спецрасследований занимает Алан Райан-младший, активный сторонник американо-советского сотрудничества. Из 17 дел о депортации, инициированных его ведомством, 13 базировались лишь на советских доказательствах. Но сотрудничество с советскими спецслужбами бросало вызов западной системе судопроизводства. Во-первых, все предоставленные КГБ доказательства предназначались единственно для обвинения, а значит, имели тенденциозный характер. Во-вторых, свидетели из Советского Союза на процессы не приезжали, даже несмотря на то, что американская сторона готова была покрыть затраты на дорогу. Вместо этого КГБ передавал письменные показания, данные под присягой, что делало невозможным перекрестный допрос, и, по сути, было нарушением норм процессуального права. Не вызывало сомнений, что показания не только предварительно согласовывались, но и давались в присутствии представителей соответствующих органов. В разных делах часто фигурировали одни и те же свидетели, при этом их показания менялись в зависимости от того, кто находился на скамье подсудимых. Один из адвокатов обвиняемых на этих процессах Поль Зумбакис метко заметил: «Позволить КГБ осуществлять надзор и контроль над использованием представленных в американских судах показаний так же неприемлемо для нашей системы правосудия, как принимать показания, данные под надзором гестапо».

Обострению дискуссии способствовала изданная в 1984 г. (сразу после освобождения от должности директора Подразделения спецрасследований) книга Райана-младшего «Тихие соседи: судебное преследование нацистских военных преступников в Америке». В ней украинцы изображались как традиционные антисемиты, своей грубостью в отношении к евреям превосходившие даже нацистов. Такой образ украинцев вполне вписывался в антиукраинскую кампанию СССР на Западе. Использование негатива в отношении целой этнической группы или страны — довольно распространенный пропагандистский метод. В этом случае главной целью было сформировать четкую привязку преступления ко всей этнической группе. Такая разновидность пропаганды даже имеет свое название — этнизация преступления. Демонизация этнической группы, приписывание ей негативных врожденных недостатков, а именно жестокости, антисемитизма или особой склонности к коллаборационизму, является типичным образцом тоталитарного мышления. Дегуманизация и внедрение в общественное сознание идеи коллективной ответственности всей этнической группы служило оправданием для Холокоста, Параймоса (уничтожение ромов нацистами) и массовых депортаций народов в СССР (крымских татар, чеченцев, поляков, немцев и др.)

Обложка книги А.Райана-младшего «Тихие соседи: судебное преследование нацистских военных преступников в Америке» (1984)

Навешивание ярлыка «коллаборационист — приспешник нацистов» было довольно распространенной практикой советской пропаганды. Даже одного из инициаторов кампании по розыску нацистских приспешников Визенталя, после того как он позволил себе высказаться в поддержку советских политических узников и диссидентов, КГБ обвинил в коллаборационизме.

Главным и самым громким успехом Подразделения специальных расследований стало дело бывшего советского военнопленного — автомеханика из Кливленда (штат Огайо) Джона (Ивана) Демьянюка.

Иван Демьянюк родился в 1920 г. на Виннитчине. Во время Второй мировой служил в Красной армии. В 1942-м раненым попал в плен, где согласился служить «добровольным помощником». После войны эмигрировал в США. В 1975 г. Михаил Ганусяк — украинец, известный своими просоветскими симпатиями, — заявил, что Демьянюк (прозвище Иван Грозный) был охранником в концлагере Треблинка. Дело Демьянюка с небольшими перерывами продолжалось беспрецедентно долго — 37 лет. В 1988 г. израильский суд приговорил Демьянюка к смертной казни. Приговор был обжалован. После семи лет заключения, в 1993-м, Верховный суд Израиля оправдал Демьянюка за недостаточностью доказательств. Его перепутали с другим человеком.

Но уже в 2004 г. в деле открываются новые обстоятельства. В 2009-м начинается второй (немецкий) процесс над Демьянюком. 12 мая 2011 г. его признали виновным в причастности к убийству 28 тысяч евреев в лагере смерти Собибор и приговорили к пяти годам лишения свободы. Однако, учитывая преклонный возраст и состояние здоровья, подсудимого выпускают и помещают в дом престарелых. 17 марта 2012 г. на 92-м году жизни Иван Демьянюк умер. Он так и не признал себя виновным, но до апелляции не дожил.

Иван Демьянюк во время суда в Мюнхене (2010 г)

На сегодня Демьянюк является единственным членом иностранных добровольческих подразделений СС, получившим приговор. И хотя он не был членом украинского освободительного движения, все же общая стратегия сработала. Выстраивалась вполне логическая цепочка: «правильные» украинцы живут в УССР, а на Запад сбежали пособники нацистов, которые стремились избежать справедливого наказания. В течение почти всего времени, пока продолжалось дело Ивана Демьянюка, пресса не уставала делать акцент на его этнической принадлежности, что способствовало выстраиванию мифологемы о тотальности украинского коллаборационизма. Усилить нужные для себя характеристики и преуменьшить ненужные — основа успеха любой пропаганды.

Несмотря на то, что в 1990-х гг. наблюдалось заметное снижение внимания к этому делу даже среди украинской общины США, образ украинца — фашиста и коллаборациониста довольно прочно закрепился в общественном сознании на Западе. Особенно этому способствовал новый виток в деле в 2004–2009 гг. Не в последнюю очередь этот всплеск был обусловлен опять же политической конъюнктурой. Политика тогдашнего президента Украины В.Ющенко, направленная на восстановление исторической памяти, во многом опиралась на наработки украинской диаспоры США и Канады (Голодомор, ОУН—УПА), а это входило в конфронтацию с курсом России на возрождение советского мифа Великой отечественной войны и приватизацию победы во Второй мировой войне. Последняя отобразилась преуменьшением вклада в победу других народов СССР в пользу россиян.

Дело Демьянюка, мостиком соединяющее эпоху холодной войны и современность, является ярким образцом преемственности методов современной российской пропаганды и риторики Кремля в отношении украинцев. Но это уже другой эпизод.

История спецоперации КГБ по дискредитации украинцев была бы неполной без учета положительного опыта Канады. Старт канадской кампании по розыску военных преступников дали заявления Сола Литтмана — официального представителя Центра имени С.Визенталя в Канаде. Литтман утверждал, что благодаря прорехам иммиграционного законодательства в Канаду иммигрировали около трех тысяч нацистских приспешников. Среди них и печально известный доктор Смерть — Йозеф Менгеле. Понятно, такие обвинения не могли пройти мимо внимания правительства Канады. К тому же они имели коллективный характер и были направлены против отдельных этнических сообществ Канады, преимущественно украинцев и выходцев из балтийских республик СССР.

В феврале 1985 г. министр юстиции Канады Джон Кросби инициировал создание Комиссии по розыску военных преступников, которую возглавил судья Верховного суда провинции Квебек Джулиус Дешен. Перед комиссией Дешена были поставлены три задачи:

1) выяснить, иммигрировал или предпринимал попытку иммигрировать в Канаду доктор Й.Менгеле;

2) определить, проживают ли в Канаде лица, совершившие военные преступления;

3) дать правительству рекомендации о мерах, необходимых для привлечения военных преступников к ответственности.

В декабре 1986 г. комиссия Дешена отчиталась, что доктор Менгеле никогда не пытался иммигрировать в Канаду, и собрала первичные доказательства причастности к военным преступлениям 20 человек. Также были предложены изменения в законы, делающие невозможным для людей с сомнительным прошлым получить канадское гражданство.

Отдельной темой стала деятельность дивизии СС «Галичина». После войны фильтрацию этого вооруженного подразделения вели британцы. В 1947 г. дивизионщикам позволили поселиться в Великобритании, но под давлением общественности в начале 1950-х большинство из них выехали в Канаду. В конце концов, комиссия Д.Дешена не нашла достаточных оснований для привлечения бывших воинов дивизии к уголовной ответственности.

Несмотря на фактический провал антиукраинской кампании в Канаде, советским спецслужбам все-таки удалось рассорить украинскую и еврейскую общины Северной Америки, что затормозило украино-еврейский диалог.

Успех украинцев Канады в отстаивании собственного достоинства был обусловлен анализом американского опыта. Они учли ошибки, допущенные украинским сообществом США, среди которых: 1) отказ признать наличие военных преступников со стороны украинцев, что привело к коллективной ответственности и созданию негативного имиджа украинцев; 2) игнорирование проблемы в начале деятельности Подразделения спецрасследований, как следствие — украинцев безоговорочно заклеймили военными преступниками, исходя только из их этнической принадлежности; 3) изолированность украинцев от других этнических сообществ, так же попавших под огонь обвинений (литовцев, латышей, эстонцев), и от самой еврейской диаспоры в Америке, что не способствовало налаживанию диалога.

Еще в 1984 г. украинская община Канады создала Ассоциацию гражданских прав украинцев для заботы об украинцах, обвиненных в военных преступлениях. Важным моментом стало и то, что канадское правительство отказалось от практики депортации, а судило своих граждан на основе собственного законодательства.

История розыска военных преступников в эмигрантской среде США и Канады в 80-х гг. ХХ в. — лишь один из эпизодов антиукраинских пропагандистских кампаний СССР. Не говоря уже о том, как советское образование и воспитание вкладывали в головы советских граждан «единственно правильное» черно-белое видение отечественной истории и ее главного эпизода — Великой отечественной войны.

СССР, как и Россия сегодня, всегда играл на информационном поле оппонентов, и всегда находились те, кто готов был подыграть. Но открытое общество нашло стратегии, позволившие эффективно противостоять лжи и манипуляциям и, в конце концов, отделить зерна от плевел. А нам как раз самое время вспомнить уроки прошлого.

Родині митрополита Харківського та Богодухівського УПЦ Московського патріархату Онуфрія (Олега Легкого) належить три квартири в елітному жилому комплексі «Садова Гірка» в Харкові. Про це повідомляє Харківський антикорупційний центр.

Дві квартири площею 85 кв м й 163 кв м. оформлені на його матір – Олександру Легку, ще одна квартира площею 291 кв м записана на батька сановника – Володимира Легкого. Всі квартири родичам подарував особисто митрополит в кінці 2014 року.

Від «Наших грошей»:

Згідно з даними реєстру речових прав на нерухоме майно, Володимиру Легкому також належать два машиномісця площею 34 кв м та 19 кв м на паркінгу житлокомплексу «Садова Гірка» (на фото).

Ще одне паркомісце батьку митрополита належить в житловому комплексі «Творець», що розташований на вул. Щорса 32г у Києві (на фото). Даних про іншу власність сім’ї митрополита в будинку, де вартість квадратного метра житла $2500, немає.

complex tvorecТакож, нагадаємо, родина священика має два будинки в елітному районі Харкова на вулиці Білої Акації.

Крім того, Онуфрій є співвласником чотирьох земельних ділянок загальною площею 0,56 га в найбільш розкішному селищі Харківської області – Мартовому. Ділянки розташовані посеред лісу, неподалік від Печенізького водосховища.

В 2009 році фірма «Укрзембудтур», якою володіє митрополит разом зі своїм братом, депутатом Харківської облради й секретарем єпархії Яромиром Легким та Тетяною Ярмак, через суд узаконила самобуди в Мартовому. Фірма отримала право власності на чотири дачні будинки літ. «А» площею 25 кв м, літ. «Б» площею 138 кв м, літ. «В» площею 137 кв м, літ. «Г» площею 168 кв м.

Ще на Онуфрія особисто зареєстрований садовий будинок площею 461 кв м в Мартовому.

Також родина Легких володіє землею у селі Черкаська Лозова на березі річки Лозовенька. Особисто Онуфрій орендує земельну ділянку площею 0,35 га.

У його брата поряд дві земельні ділянки загальною площею 0,52 га.

Ще особисто Олег Легкий володіє нежитловими приміщеннями площею 484 кв м в Харкові на вулиці Пушкінській 59/45, де знаходиться ресторан «Авлабар» (на фото), а також нежитловими приміщеннями на вул. Клочківській, 14/7 загальною площею 44 кв м, в яких розташований магазин взуття.

Крім цього, на митрополита записана квартира 45 кв м на пр. Людвига Свободи.

Донедавна Олег Легкий володів житловим будинком площею 159,6 кв м на вул. Мінській, але в кінці минулого року продав його брату. Будівля зараз перебуває у стадії ремонту.

Брат Онуфрія Яромир Легкий також володіє нежитловими приміщеннями площею 294 кв м та 196 кв м на Московському проспекті, 196а в Харкові. Цю нерухомість він придбав того ж дня, що й будинок на вулиці Мінській.

На днях британские следователи идентифицировали еще двух подозреваемых в теракте над Локерби. Аж 27 лет назад, в декабре 1988-го, над этим шотландским городком в багажном отсеке пассажирского самолета «Боинг-747» взорвалась бомба, заложенная ливийскими террористами. На борту и на земле погибли в целом 270 человек.

Картину происшествия удалось детально восстановить лишь спустя три года. В конце концов ливийский режим Муаммара Каддафи признал свою вину в теракте. Но подозреваемых, как видим, выслеживают до нашего времени.

Именно в наше время, примерно в те же дни, когда британские спецслужбы опубликовали свое заявление насчет ливийских авторов теракта над Локерби, появился и отчет по другому расследованию, о другом «Боинге» - самолете «Малайзийских авиалиний», сбитом 17 июля 2014 года над Донбассом (298 жертв). Сегодня все, кто интересуется темой, знают, что отчет не называет виновников, а лишь констатирует, что пассажирский борт сбит ракетой комплекса «Бук».

Особенно недовольны отчетом в России. Хотя никаких прямых обвинений в сторону РФ отчет не содержит. С другой стороны, в Украине многим не нравится именно этот момент: считается, что нидерландские и международные следователи едва ли не выгораживают россиян.

Подробно останавливаться на аргументах российской стороны смысла нет, поскольку в самих этих аргументах смысла мало. Накануне публикации отчета производитель «Буков», корпорация «Алмаз-Антей», произвела «эксперимент»: взорвала боеголовку возле фюзеляжа списанного «Ил». Чем якобы доказала, что «Боинг» сбили с украинской территории, и такой модификацией ракеты, которая в РФ снята с вооружения, а вот в Украине имеется.

«Доказательства» оказались так себе: и «Боинг» в небе - не совсем то, что «Ил» на земле, и поражающие элементы, найденные на месте катастрофы, идентичны элементам именно российской ракеты, и с картами местности россияне «напутали».

Но это не помешало корпорации заявить, что она потребует от европейцев компенсации стоимости «эксперимента», о чем поспешили сообщить информагентства. Хотя если углубиться в детали, речь идет скорее о жесте отчаяния. На самом деле российские оружейники намерены включить это требование в иск по поводу отмены санкций против них, каковой иск уже подан. При этом вообще-то санкции наложены не из-за «Боинга» конкретно: так, США применили их еще до катастрофы, а Европа хотя и после, но одновременно с санкциями против еще восьми российских производителей оружия, включая концерн с легендарным именем «Калашников».

То есть снятие санкций российским оружейникам пока не светит независимо от хода расследования по «Боингу», и громкие заявления насчет «компенсации стоимости эксперимента» это косвенно подтверждают. Если бы был серьезный шанс добиться отмены санкций, россияне не стали бы дразнить Европу. А так - хоть можно показать, «как мы троллим этот Запад».

В конце концов, анекдотично уже то, что, параллельно с раскруткой версии «Алмаз-Антея» о якобы украинской ракете, Следственный комитет РФ продолжает «расследовать» дело об уничтожении «Боинга» украинским боевым самолетом. То есть в обоих случаях речь идет о пропагандистском товаре сугубо внутреннего потребления. Впрочем, если говорить именно об СК РФ - чего вообще ожидать от людей, записавших Арсения Яценюка в супер-боевики Первой Чеченской войны.

Но вернемся к украинским мнениям. Должен ли был Совбез Нидерландов однозначно кого-то обвинить? В отчете прямо сказано: это не входило в полномочия расследования. Да, можно спросить, почему. Но напомним, что даже сейчас ведется уголовное следствие, вполне себе отдельное от работы нидерландского Совбеза (отдельное в смысле полномочий, но не в смысле сотрудничества и обмена информацией). Такие же процессы могут быть возбуждены в других странах.

Опять же, возьмем факты. Официально дело по «Боингу» расследуется и в Украине, и расследуется по статье «теракт». Но, напомним, немедленно после катастрофы боевики заявили в соцсетях об уничтожении украинского военного транспортника. А уже через несколько часов стали срочно затирать эти сообщения - переполошились. То есть совершенно понятно, что экипаж «Бука» просто ошибся с целью. Думали, транспортник - а оказался пассажирский борт.

Это никак не оправдывает гибель почти трех сотен ни в чем не повинных людей. Но, чисто юридически, умысла на убийство этих людей у экипажа «Бука» не было.

В этом смысле Россия несет, увы, лишь политическую ответственность за направление в зону конфликта систем ПВО с недостаточно квалифицированным экипажем. И то для этого необходимо доказать, что-либо а) экипаж был российский, б) комплекс пришел из России, но был укомплектован боевиками из числа местных. В последнее поверить трудно - «Бук» не «Калашников», овладеть которым можно за считанные дни. Но, в принципе, и это не исключено.

Возможно, рано или поздно следствие (которое, напомним, ведется сразу во многих форматах) установит персонально истинных виновников трагедии. То есть членов экипажа «Бука» и тех, кто отдавал им приказы. Но даже в этом случае их крайне трудно будет обвинить в умышленном теракте. И здесь - коренное отличие от ситуации с «Боингом» над Локерби. Там теракт был налицо.

С другой стороны, доказать то, что «Боинг» сбит именно российской ракетой, крайне важно для сохранения и усиления санкций против РФ. Но надо отдавать себе отчет в двух моментах.

Во-первых, поиск конкретных виновных может затянуться и на годы, и на десятилетия. Как видим, это было даже в случае Локерби. Ждать скорого результата, скорее всего, не приходится.

Ну а во-вторых, как сказано в отчете нидерландского Совбеза, Украина «должна была» закрыть воздушное пространство над зоной АТО полностью. С присущей европейцам процедурной дотошностью голландцы включили в отчет этот момент - и хотя никто не доказал, что Киев имел основания для такого шага, теперь это есть юридический факт, который Россия будет использовать во всех дальнейших прениях.

И она это использует. Как уже предупреждал автор этих строк, попытки семей погибших пассажиров «Боинга» судиться именно против Украины, а не против тех, кто реально уничтожил самолет, будут активно стимулироваться российской стороной. И наши дипломаты, спецслужбы и руководство государства должны быть к этому готовы.

Умысел же россиян (либо боевиков) в случае с «Боингом» доказать невозможно. Потому что его, очевидно, и нет. Был бы - так именно с целью обвинить Украину и/или «Запад». Но тогда его не анонсировали бы как «героическое» уничтожение украинского Ан-26…

Другое дело - умышленные поставки оружия, поддержка и развязывание войны на Востоке Украины. Войны, жертвами которой пали почти три сотни людей на самолете, сбитом 16 месяцев назад. Они - косвенные жертвы, но смерти их - реальны.