Главная

Виктор Федорович Нетэтчер

Заявление, сделанное генеральным директором предприятия «Укркокс» Анатолием Старовойтом, – о загруженности угольных складов страны и невозможности сбыть накопленную продукцию – попало в разделы экономических новостей, хотя, возможно, более важной политической новости в стране еще не было за последние десятилетия.

Эта новость – то, чего все ждали уже очень давно, но боялись себе признаться и не смогли подготовиться. Эта новость подводит черту под целым периодом истории шахтерского Донбасса.

Черту, прямо скажем, запоздалую – если бы Советский Союз просуществовал еще лет десять, подавляющего большинства шахт в регионе уже не было бы, в ЦК КПСС и Министерстве угольной промышленности СССР уже тогда, в последние годы существования Союза этот вариант рассматривали – пусть как перспективу, но не такую уж отдаленную. Появление на политической карте мира независимой Украины спасло донбасских шахтеров – но и оно не могло продлить существование Донецкого угольного бассейна в его нынешнем виде очень надолго.

Каждое сообщение о затоваренности – это сигнал о серьезной болезни отрасли, о том, что она работает вхолостую, что не может сбыть свою продукцию. Сейчас, по сути, государственное угольное производство спасается в административном порядке – близкие к власти металлургические «олигархи» выкупают часть продукции, но одновременно они же вынуждены снизить закупки у частных шахт.

Даже если предположить, что металлургическая промышленность Украины откажется от газа и перейдет на уголь, это не спасет положения – потому что для металлургии нужен высококачественный уголь, которого в стране почти не добывают. Да, где-то его производство еще можно улучшить, но есть и достаточное количество предприятий, не способных перейти на производство высококачественного угля по технологическим причинам. Теоретически эту продукцию могли бы использовать украинские ТЭЦ – в случае, если они будут переведены с газа на уголь.

Но это требует значительных инвестиций – готово ли государство к таким вложениям?

Готово в ли государство к работе по повышению качества угля – что потребует и финансовых вложений, и жесткого контроля? Будет ли интересна агонизирующая отрасль частному инвестору?

Но все это – скучные экономические вопросы. А есть и вполне политические – что делать с людьми, которые останутся без работы, если инвестиции не будут найдены, вложения не будут сделаны, меры не будут приняты? Ведь если продукция на складах станет накапливаться и дальше, положение трудно будет спасти деньгами Рината Ахметова или Лакшми Миталла. Металлургические «олигархи» могут позволить себе покупку лишней партии сырья, но они не способны просто превратиться в доноров угольной отрасли. А государство? Может ли оно позволить себе закрыть шахты?

Ведь наше государство – это Виктор Федорович Янукович, человек, всем в своей политической жизни обязанный именно шахтерскому Донбассу. Там живет основная часть его электората, там многие люди все еще верят в его способность изменить ситуацию в стране, там, наконец, копится мощный потенциал сопротивления любой власти. Закрыть шахты – значит поставить точку на своем собственном будущем. Причем не только политическом – учитывая то, что успел натворить Янукович за два года пребывания у власти – и то, что он еще успеет натворить – он не может верить в свою спокойную жизнь после отставки. И он этой отставки допустить не может. Никак. Значит, ему необходимо сохранять шахтерский мир любой ценой.l Но есть у него, чем заплатить эту цену?

Политикам нередко приходится принимать непопулярные болезненные решения, которые способны поставить на дыбы всю страну. Маргарет Тэтчер решилась на закрытие шахт и конфликт с профсоюзами потому что была убеждена, что без этой меры невозможно оздоровление британской экономики. Даже сейчас британское общество не может прийти к единому мнению относительно разумности этого рецепта. Но, с другой стороны, электорат Тэтчер поддерживал ее шаги, и премьер не рисковала ни поражением своей партии на выборах, ни собственным будущим. Да, и в случае чего Тэтчер могла позволить себе роскошь безболезненно уйти в отставку – ведь она была политиком, а не Януковичем.

Как и во многих других случаях, в ситуации с шахтерским Донбассом президент оказался в самом настоящем тупике. Он не может закрыть шахты, потому что ему страшно. И он не может продлить их существование в нынешнем виде, потому что у него нет денег – и не будет, учитывая его экономическую политику и репрессии против оппозиции, изолирующие Украину. Скорее всего, власть просто будет заставлять металлургов покупать все больше угля и использовать бюджетные деньги для поддержки умирающих шахт.

Рано или поздно такая политика приведет к взрыву – вопрос только в том, когда это произойдет и кто будет расхлебывать последствия этого взрыва, сам Янукович или его преемники.

Информация о материале

Опубликовано: 25 апреля 2012

Секрет фирмы: сколько можно заработать на штандарте СБУ

Этот человек видит свои работы практически на каждом шагу – именно его символика размещена на всех почтовых ящиках страны, а также на нарукавных нашивках служащих СБУ, МВД, МЧС, Погранвойск, Таможни. По его эскизам сделаны футбольные кубки Украины и ордена. О геральдике, а также о личном заработке на фамильных гербах и эмблемах украинских госведомств «Комментарии» поговорили с Алексеем Руденко, директором ЧП «Геральдическая Палата».

 - Какие люди являются вашими клиентами, кто они?

- В первую очередь моими клиентами являются государственные организации. Примерно 70% всего, что я создавал, предназначалось для государственных организаций. Наше предприятие создано в 1999-м году – это было время бурного формирования института власти. Уже прошло определенное время с момента провозглашения Независимости, появилось множество министерств и ведомств, вышли указы президента Украины, регулирующие вопросы появления у этих структур своей символики, эмблематики, знамен и тд. Это и есть основной мой «среднестатистический клиент». К примеру, вся символика СБУ, МЧС, МВД, Госпогранслужбы, Таможенной службы – моя работа. Вторая категория – фирмы, банки, различные фонды, общественные организации. И только на последнем месте – частные лица. И именно последняя категория преимущественно заказывает геральдические символы – иными словами личные знаки в виде герба. Причем не лично для себя, а, как правило, в качестве подарка кому-то – от известных лиц в политикуме и бизнес-элите до совершенно скромных граждан. Только в последнее время я столкнулся с несколькими людьми, которые хотели создать личный фамильный герб именно для себя.

 - Работая над символикой госведомств, по каким критериям вы отбирали идеи для символа?

- Эмблематика в такой стране, как Украина, подвержена двум тенденциям – это национальная традиция и приверженность советским традициям. Кроме того, мы практически забыли Российскую и Австро-Венгерскую империи, однако символы этих развалившихся великих держав до сих пор имеют влияние на современную Украину. Бывает, что сотрудники той или иной службы настаивают на определенном цвете, который, по их мнению, присущ им. Либо же мы сами угадываем некие цветовые коды и символы. К примеру, вроде бы всем понятно почему традиционный цвет пограничников – зеленый. Но он такой не потому что пограничники хорошо прячутся в лесу, и зачастую они не могут правильно объяснить, почему у них зеленые фуражки. А дело в том, что в свое время в Российской империи в составе Министерства финансов был создан отдельный корпус пограничной стражи, и именно его приборным цветом был зеленый – от зеленого цвета папахи министра финансов. А, скажем, краповый цвет присущ Внутренним войскам, потому что они являются правонаследниками Внутренних войск, Конвойной службы советской эпохи – и цвет этих формирований был краповым. Кстати, мало кто знает, но профессиональный праздник этих войск приходится на дату формирования в Российской империи, при императоре Александре I, батальонов Внутренней стражи. Сочетание оранжевого и синего цветов в символике МЧС также легко прочитывается. Это Международный символ гражданской обороны – синий треугольник в оранжевом круге. Мы развернули его в крест, а в силу того, что к ним присоединили и пожарную службу, которая до этого была в составе МВД, на диагоналях сделали геральдические лилии в виде языков пламени.

- Что же нужно компаниям и банкам от геральдистов?

- Они, как правило, хотят отобразить некие вехи в своем развитии. Нам чаще всего попадались работы по созданию юбилейных наградных систем – это знаки, почетные призы, знамена, медали. Кстати, все футбольные трофеи, имеющиеся ныне в Украине, создавали мы. Это Кубок Украины по футболу, Суперкубок Премьер-лиги, Кубок Чемпиона Украины, медали к ним, дополнительные кубковые призы, призы Премьер-лиги для лучшего футболиста и тренера.

 - Эмблемы футбольных клубов – также ваша работа?

- Нет. К моему глубокому сожалению, это их личное творчество. Поэтому очень много плагиата, повторов, откровенной безвкусицы. Ведь это еще и особая форма взаимодействия команд с фан-клубами. Как правило, творчество масс, кое как обработанное потом дизайнерами. И что показательно, эта практика продолжается даже не смотря на лучшие европейские клубы, которые профессионально работают со своей символикой.

 - Что заказчики хотят видеть на гербах, которые они дарят известным политикам?

- У меня был опыт создания герба Владимира Литвина. В первую очередь надо было отобразить его образованность и при этом статус постоянного, почти вечного главы Верховной Рады. Соответственно, это были две книги и два перекрещенных между собой шестопера. А, скажем, в гербе покойного Георгия Кирпы присутствует символ железной дороги в виде крылатого колеса, в гербе Юрия Кравченко – казаки, рыцари, архистратиги, звезды МВД. Был, правда, и такой случай, когда я просто понял, что мы с клиентом не сработаемся. Кстати, он сам пришел и хотел сделать себе фамильный герб, один народный депутат. Он настаивал на внесении в свой герб символов династии Романовых и Потоцких. И мне было сложно понять какая степень родства у него имеется с Романовыми и Потоцкими. По Романовым он вообще не смог ничего сказать кроме того, что ему очень нравится романовский грифон. А по Потоцким был намек, что та территория, на которой он имел счастье родиться, была в свое время во владении Потоцких. Один из самых страшных вариантов диктата заказчика. Я отказался от работы.

 - Если говорить об оплате работы, есть ли разница между деньгами, полученными за работу от государства и от частного лица?

- В силу того, что я пользуюсь в работе исключительно законом «Об авторском праве и смежном правах», а также ставками об авторском вознаграждении, утвержденными Кабинетом министров – то и стоимость я определяю по объему работ, по тому, что мне предстоит создать и насколько это часто будет тиражироваться. Я являюсь автором эмблемы «Укрпочты». И каждый раз, когда я прохожу мимо почтового ящика, осознаю, что в системе действия западного понимания авторского права – с каждого тиражирования моей эмблемы на ящике я должен бы получать не малые деньги. Но по нашему законодательству с момента официального утверждения символа, он перестает защищаться авторским правом. Тогда как работа с частным заказчиком – это, преимущественно, разовая вещь. В случае полного комплекса символики для какого-то ведомства – речь идет о сумме от 30 тыс. грн. Работа предусматривает эмблему, флаг, эмблемы структурных подразделений, разработку формы одежды и внутренней системы идентификации. А если говорить о частном лице, то цифра колеблется в пределах $1 тыс. Это разработка герба, исполнение гербовой грамоты и передача всей полноты имущественных прав на произведение изобразительного искусства.

Информация о материале

Опубликовано: 25 апреля 2012

Новый УПК: плюсы и минусы

Принятие нового Уголовно-процессуального кодекса в очередной раз заставляет задуматься о том, что происходит и будет происходить в украинской правоохранительной системе, в судах, пенитенциарной системе, чем отличается верховенство права от избирательного правосудия.

Конечно, пока еще рано делать окончательные выводы: слишком много неясностей по поводу того, как он будет применяться на практике, какие будут приняты подзаконные акты в дополнение к нему и будут ли созданы материально-технические условия для следственных судей и присяжных. Однако порассуждать о том, какие проблемы будут в той или иной мере решены с его помощью, думаю, самое время.

На мой взгляд, авторы проекта решили в нем одну из ключевых проблем, которая давала до 90% всех взяток и поборов на досудебном следствии, — запретили заключать под стражу по обвинениям в преступлениях, которые не являются тяжкими и особо тяжкими. Не сузили, не формализовали (когда можно, а когда нет), а прямо запретили держать людей в СИЗО по обвинениям, скажем, в экономических преступлениях. О таком гуманном законодательстве, думаю, могли бы мечтать бизнесмены многих цивилизованных и правовых стран.

Конечно, можно возразить, что многие директора и бухгалтеры заводов, которые нынче сидят в СИЗО месяцами, не должны там находиться, что системе нужны честные следователи, что нужно повысить им зарплату. Но сколько людей ни меняй, пока будет оставаться место для торга, следователь всегда сможет предложить обвиняемому договориться. А об эффективной защите из СИЗО не может быть и речи.

Немаловажно и то, что и следователям не придется разрываться между незаконным приказом «сверху» — взять под стражу неугодного бизнесмена — и необходимостью избрать более мягкую меру пресечения, исходя их материалов дела. Вся схема, по которой выстраивались отношения между следователем и обвиняемым, нынче полностью ломается.

Что касается других поборов на стадии досудебного следствия (арест имущества, обыск), которые составляют порядка 10% в общем массиве взяток в нашем уголовном процессе, то и над их устранением авторы кодекса, на мой взгляд, неплохо потрудились.

Не секрет, что хозяйственные преступления с большим объемом материалов, экспертиз зачастую расследуются крайне долго, иногда до 18 месяцев. Хотя большинство из них не относятся к тяжким либо особо тяжким преступлениям. Теперь же предлагается сроки досудебного следствия уменьшить до шести месяцев за преступления небольшой или средней яжести и до двенадцати месяцев — за тяжкие и особо тяжкие. Все доказательства, собранные на следующий день после истечения граничного срока следствия, будут признаны незаконными и оставлены без внимания судом. Таким образом, общий уголовный прессинг, который испытывает ныне бизнес в Украине, если и не исчезнет вовсе, то станет в значительной степени короче по времени.

Аналогично разграничиваются и сроки содержания под стражей в зависимости от тяжести совершенного преступления, чего раньше не было. При этом совокупный срок содержания в СИЗО не может превышать 12 месяцев (раньше — 18 месяцев, но из-за особенностей статистики это могли быть годы). Кроме того, суд будет обязан каждые два месяца пересматривать и обосновывать меру пресечения, что отвечает принципу состязательности сторон: если одна из сторон что-то утаит, другая всегда восполнит этот пробел.

Кроме того, у суда появятся альтернативные меры пресечения — залог и домашний арест, когда на руку обвиняемого одевается электронный браслет, чтобы отслеживать его перемещения. Даже если посмотреть на проблему с экономической точки зрения, с учетом затрат на покупку электронных браслетов это намного выгоднее, чем содержать человека под стражей или круглосуточно

вести за ним слежку.

Еще один несомненный плюс нового Кодекса заключается в том, что у мошенников в погонах останется меньше механизмов для принятия незаконных решений об аресте имущества или обыске. Ведь как сегодня происходит обыск? Следователь с санкции прокурора изымает все, что под руку подвернется, — компьютеры, документы, печати и т.д., по ходу налагая арест на оставшееся имущество. Обжаловать такие действия можно только на стадии предварительного рассмотрения дела в суде или рассмотрения по существу. Отсюда и родилась печальная шутка: кто контролирует правоохранительные органы, тот контролирует сегодня украинскую экономику.

Теперь разрешение на обыск будет давать суд, и необходимость изъятия любой вещи или документа будет тщательно проверяться в присутствии адвоката и лица, против которого проводится обыск. И ни один следователь уже не сможет устроить «маски-шоу», зная, что все его действия будут исследоваться в суде.

Помимо этого, следователя и прокурора новым УПК обяжут предоставить материалы досудебного расследования для ознакомления по первому требованию потерпевшего и защиты (ныне — только по завершении следствия). И положение адвоката больше не будет напоминать известный анекдот, где право имею, но ничего не могу.

Еще одним революционным шагом стали новые правила оценки доказательств. Согласно им, любые показания, полученные не в суде, доказательствами не являются. Пытать и применять весь арсенал средневековых способов выбивания признания будет бессмысленно, так как без подтверждения в суде никакие показания не могут быть положены в основу приговора. При этом суд по итогам процесса сможет вынести только два приговора: оправдательный и обвинительный. Если вину человека не доказали, значит, он свободен. Вернуть дело на дополнительное расследование, заставив обвиняемого раз за разом проходить через судейско-милицейские жернова, будет невозможно.

В то же время, если встать на позицию бизнеса, в Кодексе появились положения, которые в чем-то даже ухудшат его положение. Например, авторы документа чересчур упростили стадию возбуждения уголовного дела, введя автоматическую регистрацию заявления. То есть достаточно заявления анонима — и вызывай бизнесмена на допрос, очную ставку и отвлекай другими следственными действиями хоть каждый день. Последствий, конечно, меньше, чем в случае ареста, но поводов чтобы наведываться к бизнесу в этом случае прибавится. При этом обжаловать возбуждение уголовного дела невозможно, так как сам процессуальный документ об этом отсутствует.

Не все однозначно в новом Кодексе и в вопросе применения залога. При нынешнем уровне тенизации экономики миллионеру из трущоб по формальным причинам может быть назначен меньший залог, чем представителю среднего класса с официальной зарплатой. Поэтому критерии назначения залога, на мой взгляд, следует соотнести не только с тяжестью совершенного правонарушения, но и с обязательным учетом всех данных об имущественном положении обвиняемого.

В то же время я не согласен с критиками документа в том, что представление интересов обвиняемого только профессиональными адвокатами, включенными в реестр, ограничивает право на защиту. Поскольку спор на эту тему ведется уже не первый год, внесу и свою лепту в массив аргументов.

Во-первых, не может быть прав без обязанностей. И если адвокатам отныне предоставляются расширенные права, то и спрос с них должен быть больше, например, через механизм контроля профессиональными адвокатскими объединениями. Родственника, даже уличив в нарушении процессуальных прав, к ответственности не привлечешь.

Во-вторых, не может быть профессиональный процесс без профессиональных адвокатов. При всем уважении к родственникам, которые могут иметь хорошую правовую подготовку, все равно на процесс они смотрят с точки зрения не нормы, а эмоций. А тут принцип «справедливо — несправедливо» не работает, все действия должны оцениваться на предмет соответствия или несоответствия деяния правовой норме. Правовую норму, в свою очередь, нужно еще уметь правильно растолковать, а этому не один год учатся.

Наконец, если бы можно было обойтись без адвокатов, то эта профессия уже давно бы вымерла. Но, как видим, этого не происходит, а число обращений к адвокатам неуклонно растет, благо и число юридических услуг на любой вкус и размер кошелька растет. Что касается неимущих граждан, то, как и раньше, бесплатную правовую помощь им предоставит государство.

Едва ли не больше всего споров и нареканий в новом УПК вызвала принятая во всех цивилизованных странах сделка обвиняемого со следствием (в России такая практика появилась в 2009 году). Как у практикующего адвоката у меня нет сомнений, что эту норму в наших реалиях можно легко извратить. Например, оговорить другого человека и получить меньший срок. В этом есть риск. Но имеется и очевидный плюс: признав вину, когда отпираться под тяжестью улик бесполезно, можно получить меньший срок и сэкономить деньги на адвоката. Следователю это даст возможность сосредоточиться на раскрытии действительно серьезных преступлений. А чтобы не было соблазна заключить сделку под принуждением, ее утверждает суд, который обязан проверить, что обвиняемому никто не угрожал. Конечно, как и во всех вышеописанных случаях, мы не можем исключить, что в процессе ее заключения не присоединятся какие-то посторонние мотивы, однако это не повод, чтобы отказываться от всего нового и прогрессивного.

Собственно, наличие таких оговорок и позволяет сделать три важных вывода, без которых любой разговор о будущем головного процесса в Украине был бы неполным. Во-первых, новый Кодекс, пусть даже с юридическими огрехами, все же лучше, чем Кодекс 1960 года. Да, можно его еще долго дорабатывать, и все же будущий УПК обеспечивает бизнесу лучшие условия, нежели те, которые привели к бегству капиталов из Украины. Другое дело, захочет ли бизнес вернуться в Украину?

Из этого следует второй вывод: после принятия новых идей необходимо сделать второй шаг — поменять кадры. И от люстрации здесь не уйти. Взять хотя бы опыт Грузии: там не столько поменяли законодательство, сколько поменяли людей в правоохранительной системе, назначив на их место молодежь, поколение 80-х, которым в 90-е было по 10–15 лет. При этом главным критерием отбора было отсутствие у них и близких родственников, и опыта работы в правоохранительной системе. Пришли люди, которые не знали, что такое пытки и сколько нужно заплатить за арест конкурента.

Конечно, для Украины это очень непростой вопрос, учитывая, что вся правоохранительная система замыкается на очень узкий круг людей наверху, которые будут всячески противиться реформам и люстрации. Самый лучший, на мой взгляд, аргумент в пользу люстрации — экономический. Если мы сумеем предложить юридический «сервис» на порядок выше, чем наши соседи, то есть надежда, что капиталы, выведенные из Украины, сюда будут возвращаться.

И, наконец, надо быть готовым к тому, что процесс трансформации правоохранительной системы будет длиться не один день, а год-два, может, и больше. В конце концов почву для произвола создает не только и не столько законодательство, сколько общий уровень правовой да и просто общей культуры, а она за один день не изменится.

Реформа потребует огромных средств на материальное обеспечение следственных судей: отдельные комнаты, технические средства, возможно, установку видеокамер в судах общей юрисдикции по примеру России. В усовершенствовании нуждается и система медобслуживания людей, находящихся в учреждениях пенитенциарной системы. Но можно двадцать лет об этом говорить, а можно начать действовать. И это как раз тот случай, когда, если рискуешь — можешь проиграть, но если не рискуешь и боишься — проиграешь наверняка.

Информация о материале

Опубликовано: 25 апреля 2012

«Наша Украина» растворяется

В Украине, судя по всему, скончалась очередная партия – некогда одна из наиболее влиятельных в стране. «Наша Украина» официально заявила о том, что пойдёт на выборы только по спискам объединённой оппозиции, отказываясь от самостоятельного участия в кампании. Самоликвидироваться партия вряд ли будет, но официальная процедура и не нужна: идя по спискам другой партии, «нашеукраинцы» обязаны примкнуть к новой политсиле, либо остаться беспартийными.

Что будет представлять собой «объединённая оппозиция», в принципе, понятно уже сейчас. Подобное бремя возьмёт на себя «Батькивщина», которая уже сумела поглотить «Народную самооборону», «Реформы и порядок», Народный Рух Украины, «Фронт перемен». Другое дело, конечно же, что никакой объёдинённой оппозицией партия Тимошенко не является: как минимум три имеющих шансы преодолеть проходной барьер оппозиционных проекта идут на предстоящие выборы самостоятельно – либеральный «УДАР», социал-демократы Королевской, а также националистическая «Свобода» радикала Олега Тягнибока. Кроме того, судя по последним заявлениям, также может пойти самостоятельным порядком и «Гражданская позиция» Анатолия Гриценко, набирающего с недавнего времени популярность.
 Скорее, речь, в случае с «Батькивщиной», будет идти об объединённой национал-демократической оппозиции, хотя доселе именно разногласия в идеологии и были камнем преткновения между партией Тимошенко и партией Ющенко-Наливайченко. Последние обвиняли «Батькивщину» в излишней левизне и превалировании «демократии» над «национализмом». До недавнего времени всё шло к тому, что партия Ющенко пойдёт на выборы в составе единого классического правоконсервативного проекта, к которому также присоединятся Народная партия, «Собор» и «Конгресс украинских националистов». Однако ничего хорошего в электоральном плане такое объединение не предвещало: недовольный Януковичем «оранжевый» электорат в большинстве своём всё равно голосовал бы за «Батькивщину», более радикальный – за «Свободу». Обновлённым национал-демократам же заинтересовать даже некогда верного избирателя было попросту нечем.
Впрочем, в решении «Нашей Украины» влиться в «объёдинённую оппозицию» просматривается ещё один момент. После сокрушительного поражения Ющенко на президентских выборах власть в партии фактически перешла к главе политсовета Валентину Наливайченко. Несмотря на это, Ющенко продолжает оставаться её почётным председателем, что не нравится новому амбициозному лидеру, успевшему даже сформировать внутри партии собственную верную гвардию во главе с руководителем исполкома Сергеем Бондарчуком. При этом Наливайченко давно понял, что вместе с Ющенко партии и ему лично придётся прозябать на политическом дне. В «Батькивщине» то Ющенко точно видеть не захотят, и ему придётся уйти на заслуженную пенсию - лучшего шанса убрать непопулярного и дискредитированного «надсмотрщика», наверное, было не найти. Чем Наливайченко не преминул воспользоваться.

Информация о материале

Опубликовано: 25 апреля 2012