Главная

Украина стала тупиком Януковича

Выйти на свободу Тимошенко еще может, а вот на евроинтеграции точно поставлен крест. После оглашения приговора Юлии Тимошенко стали понятными как минимум три вещи. Во-первых, никакого договора об ассоциации и зоне свободной торговли между Евросоюзом и Украиной не будет. Во всяком случае, до 2015 года, когда состоятся президентские выборы в Украине, точно. Во-вторых, Россия не только не пойдет на пересмотр газовых договоренностей 2009 года, но и вообще узрела в решении судьи Киреева антироссийскую подоплеку. «Юлию Тимошенко судили за действующие и никем не отмененные юридически обязывающие соглашения между ОАО «Газпром» и НАК «Нафтогаз Украины», - сказано в заявлении МИД РФ.

И, в-третьих, Януковичу теперь придется решать для себя дилемму: либо все пропало (под этим стоит понимать, в первую очередь, начало введения Западом санкций против бизнеса спонсоров Партии регионов), либо как-то выходить из ситуации. Как-то в данном случае, стоит понимать не удовлетворение апелляционным судом обращения защиты Тимошенко – в незаангажированность украинских судов вряд ли кто-то верит – а иной способ, столь же несуразный, как и все дело Тимошенко. Похоже, Янукович еще не понял, что приговором своей главной оппонентке он сам себя загнал в тупик: Европа его уже оттолкнула, а Россия не готова принять, поскольку политика хозяина Банковой не вписывается даже в кремлевские стандарты. Поэтому вполне вероятно, что в парламенте появится еще один законопроекта о «декриминализации». Конкретно статьи Тимошенко. Автором этого законопроекта может стать кто-то из оппозиционеров. К примеру, «фронтовик» Яценюк, которого уже давно подозревают в «конструктивном диалоге» с властью. Но в любом случае, экс-премьер пока будет оставаться в СИЗО. Ведь если Янукович пошел на ее посадку с вытекающими из этого имиджевыми потерями для страны, то спешить ему уже некуда. Как минимум 7 лет «спокойствия» ему вчера обеспечил Родион Киреев. 

Хотя, на все произошедшее можно взглянуть несколько иначе. Нужна ли нынешней украинской власти во главе с Януковичем ассоциация с ЕС? Как тема для политических торгов, не более того. Значительное большинство «бело-голубой» политэлиты до первого прихода Виктора Федоровича на должность премьера прекрасно себя чувствовало в родных донецких краях без внешней политики вообще. Оно всегда была ориентировано ментально даже не на Россию, а на почивший в Бозе Советский Союз. Переехав в столицу, товарищам пришлось «окультуриваться». Это, как видим, получилось далеко не у всех, ведь ездить в Европу еще не означает разделять западные демократические ценности. Тем паче, что своим избирателям на Юго-востоке ни Партия регионов, ни ее лидер, не обещали ни Евросоюза, ни зоны свободной торговли. Зато, начиная с 2004 года, жителям этих регионов рассказывали, как им мешают жить оранжевые. Сегодня «регионалы» могут отчитаться: «оранжевая гидра» - задушена, Тимошенко – в тюрьме, а Ющенко то и делает, что обвиняет свою бывшую соратницу. Вопрос только в том, станет ли теперь от этого легче простым работягам Донбасса…  

А вот о чем уж точно заботится нынешний Президент и его ближайшее окружение, явно нашептывавшие ему, что Тимошенко желает ему зла, так это о переизбрании на второй срок. А здесь было решено устранять любые помехи. Любым путем. Януковичу и его «прилипалам» нужны гарантии того, что после 2015 года у них все будет хорошо. Если еще кто-то не понял, то речь идет не о жажде власти, а о ресурсах, неограниченный доступ к которым она дает. Смогут ли неприкосновенность до 2020 года гарантировать США и ЕС? Нет, не в их правилах. Зачем тогда евроинтеграция, требующая от украинской власти действовать не по понятиям, а по законам.

По силам ли это гарантировать Путину? Если за высокую цену, то да. Так что, скорее всего, уже очень скоро нас ждет Таможенный союз, Евразийский союз имени Владимира Владимировича, газовое СП, второй государственный русский и многое другое. Можно посмотреть на примере соседней Беларуси.

Информация о материале

Опубликовано: 19 октября 2011

Запрет с исключениями

Нынешняя неделя ознаменовалась годовщиной для банковской системы и ее вкладчиков, повод для которой очень хотелось бы вычеркнуть из памяти как одним, так и другим. 13 октября минуло ровно три года с того момента, как Национальный банк Украины (постановлением №319 от 11 октября 2008 года) ввел временный мораторий на досрочную выдачу вкладов коммерческими банками. Его действие растянулось на семь месяцев и было отменено только в мае 2009 года, когда в банковской системе восстановился уверенный приток депозитов.

С тех пор депозиты населения в банках практически беспрерывно росли, превысив по итогам июля с.г. 300 млрд. грн. (свыше трети обязательств системы в целом). Но в прошлом месяце банки впервые с сентября 2009-гостолкнулись с оттоком вкладов физлиц, составившим в общей сложности 2,7 млрд. грн. (общий уровень снизился до 300,3 млрд. грн.). Впрочем, средства при этом снимались в основном со счетов до востребования (2,6 млрд.). То есть о досрочном расторжении депозитов речи пока нет, но часть вкладчиков, напуганная разговорами о второй волне кризиса, решила подстраховаться. Большая часть этих денег перешла, конечно же, в валюту, сальдо покупки которой на наличном рынке в прошлом месяце составило 2,09 млрд. долл.

Очевидно, что из-за угрозы новых мировых катаклизмов в банковской системе в нынешней ситуации нужны надежные защитные механизмы, благодаря наличию которых могли бы спокойнее спать и банкиры, и их вкладчики. Какие уроки можно сегодня извлечь из опыта трехлетней давности?

Мораторий-2008 не спас банковскую систему от серьезнейших потрясений. За полгода с момента начала кризиса — с сентября 2008-го по март 2009-го — потери финансовых учреждений по клиентским депозитам составили 57 млрд. грн. и 4 млрд. долл. (по итогам марта 2009 года был зафиксирован минимум по депозитам физлиц — 191,3 млрд. грн.).

Но запрет на досрочное снятие депозитов все-таки, конечно, помог — возможность отказать клиентам в выдаче их депозитов позволила многим банкам пережить наиболее сложную фазу паники вкладчиков. По ходу На­циональный банк поддержал своих подопечных стабилизационными кредитами рефинансирования. Общая сумма выделенной банкам ликвидности превысила 80 млрд. грн., из которых 70%, т.е. 56 млрд. грн., потом были пролонгированы. Причем некоторые — на семилетний период.

Многие учреждения все равно не пережили кризис. Но временную администрацию банковскому регулятору пришлось в итоге вводить в 26 из 176 действующих в Украине банков (с момента начала кризиса по конец 2010 года). То есть в 15% вместо 30—40%, как вполне могло бы статься при более негативном исходе.

В чем состояли главные претензии к мораторию? Во-первых, он был далеко не безупречным с юридической точки зрения — у Национального банка нет достаточных законных полномочий для введения подобного ограничения. А посему многие граждане вовсе небезосновательно рассматривали подобную меру как ущемление собственных прав.

Во-вторых, мораторий все-таки не был безусловным и безоговорочным и распространялся далеко не на всех. И речь здесь не идет о тех людях, которым были срочно нужны деньги на операции, похороны и т.п. Существовала избранная каста наиболее влиятельных или близких к собственникам и руководителям финучреждений лиц, сумевших вовремя вынуть свои вклады.

Ну и, наконец, в информационном пространстве упорно циркулировали сведения (хотя так ни разу и не подтвержденные конкретными фактами), что во многих учреждениях могли забрать деньги и обычные вкладчики. Правда, за весьма приличные отступные.

В-третьих, мораторий был введен со значительным опозданием, когда ситуация с оттоком депозитов и паникой вкладчиков уже в значительной мере вышлаиз-под контроля. Знакомые с перипетиями введения моратория финансисты утверждают, что тогдашнее руководство НБУ неоправданно долго тянуло с мораторием даже после того, как необходимость такого шага стала очевидной, а введение соответствующего постановления было согласовано с руководителями крупнейших банков. Нескольких дней затяжки вполне хватило, опять же, наиболее близким и влиятельным, чтобы узнать о готовящемся решении заранее и успеть воспользоваться возникшей паузой. Круг таких людей был весьма ограничен, но именно на их долю приходились наибольшие суммы депозитов, потеря которых обескровила многие банки.

Как известно, запас ликвидных средств в банке традиционно не превышает 10—15% его активов. Поэтому в случае паники платежеспособность очень быстро теряют даже самые надежные и устойчивые финучреждения.

Как свидетельствовал председатель правления Укрсоцбанка Борис Тимонь­кин, достаточно прибежать за депозитами 5% вкладчиков (а как правило, это наиболее состоятельные и осведомленные люди), чтобы в результате возможность своевременно получить свои депозиты обратно потеряли 95% остальных вкладчиков. Оное справедливо как для одного банка, так и для всей банковской системы в целом.

К слову, мораторий-2008, напомним, не был прецедентом. Еще в ноябре 2004 года, в разгар президентской избирательной кампании и оранжевой революции, депозиты юрлиц и физлиц снизились на 7,3% всего за три дня. Чтобы удержать банковскую систему от краха и полной потери платежеспособности, 30 ноября 2004 года Нацбанк ввел месячный запрет (постановление №576) на досрочное снятие вкладов, сопроводив его активными усилиями по удержанию стабильности валютного курса и мощной информационно-разъяснительной кампанией. Тогда эта мера сработала на все сто, но ее сомнительная легитимность вынудила Национальный банк инициировать подачу в парламент законопроекта, призванного урегулировать вызываемые мораторием правовые коллизии.

Так, предполагалось наделение Нацбанка правом вводить мораторий на выдачу банками депозитов на срок до 30 дней. Основанием для принятия НБУ такого решения должно было стать уменьшение общей суммы депозитов в банках на пять и более процентов в течение семи календарных дней. Причем такой мораторий должен быть безусловным и вводиться автоматически, без непонятных задержек и не предусмотренных законом исключений. При этом расширение полномочий НБУ аргументировалось, ни много ни мало, необходимостью создания «механизма упреждения разрушения финансовой системы». Что, кстати говоря, вовсе не является преувеличением. Ведь если паника вкладчиков становится массовой и распространяется на всю систему, последней грозит полноценный коллапс со всеми вытекающими последствиями для экономики в целом.

При этом логика и уместность такого шага очевидна: если на карту поставлена судьба финансовой системы и экономики, фиаско которых неизбежно ударит по благосостоянию всей страны, тогда временно поступиться своими индивидуальными правами в пользу общественных украинские граждане могут и должны. Но все и без исключения, а не как обычно!

Но те законодательные инициативы не были не то что приняты, а даже не дошли до рассмотрения в сессионном зале.

Причем настоящая причина непопулярности такого новшества вовсе не обязательно может быть продиктована заботой народных избранников о защите прав простых украинцев. Дело в том, что крупнейшие держатели банковских депозитов (из числа наиболее осведомленных и влиятельных) очень широко представлены именно в главном законодательном органе страны. И безусловный запрет на выдачу вкладов в первую очередь сказывается именно на их интересах — они теряют возможность быть в числе «успевших» первыми забрать вклады избранников.

Возможность введения моратория, кстати, обсуждалась и нынешней весной, когда Национальный банк проводил общественное обсуждение возможности запрета досрочного снятия депозитов. Тогда, суммировав полученные предложения, в Нацбанке вроде бы решили предложить две законодательные инициативы. Во-первых, «в случае обращения вкладчика с требованием о выдаче вклада до окончания обусловленного договором срока банк обязан выдать вклад в течение 30 дней со дня обращения». Во-вторых, наделить регулятора правом «вводить временный мораторий на досрочное снятие банковских вкладов в случае наступления признаков кризисной ситуации по определенным законом критериям». Более того, некоторые депутаты — члены финансово-банковского комитета ВР это намерение даже на словах поддержали, с одной лишь оговоркой — о необходимости четких и понятных критериев его ввода и конкретности формулировок. И все же такую инициативу сложно назвать популярной — подобное предложение стало объектом достаточно ожесточенной критики многих политиков и юристов. Видимо, именно поэтому Нацбанк снова не решился идти дальше обсуждений. В итоге нынче система снова оказалась без этого защитного механизма.

Многие сведущие читатели могут возразить, что во многих развитых странахкак-то обходятся и без каких-либо запретов или мораториев на досрочное изъятие вкладов. И что там эта проблема решается через предоставление центробанком (на то он и является кредитором последней инстанции!) кредитов рефинансирования, своеобразных спасительных инъекций для задыхающихся от дефицита ликвидности подопечных. Однако у центробанков развитых стран, в отличие от украинского, есть одно неоспоримое преимущество — там население намного больше доверяет национальным валютам и, забирая деньги из банков, не устраивает массовых набегов на обменные валютные пункты.

У нас же, как показал опыт осени 2008 года, использование рефинансионного механизма поддержки банков сопряжено с весьма неприятными побочными эффектами. Во-первых, значительная часть выдаваемых из банков вкладов моментально перетекает на валютный рынок, вызывая мощнейшее девальвационное давление на гривню. И если ее обменный курс при этом удержать не удается, то начавшаяся девальвация провоцирует дальнейший отток вкладов из банков. Этот процесс может продолжаться по замкнутому порочному кругу до бесконечности (в теории, пока все вклады в банках не будут заменены рефинансированием НБУ). Но последствия, очевидно, оказываются разрушительными для экономики и ее финансовой системы.

Во-вторых, дело далеко не только во вкладчиках. Как показал все тот же опыт осени 2008-го, из-за непрозрачности процедур выделения рефинансирования и недостаточности контроля за его дальнейшим использованием рефинансирование НБУ может использоваться как ресурс для валютных спекуляций (с претензиями по этому поводу к украинским банкирам даже обращался тогдашний президент Украины Виктор Ющенко, сам в прошлом банкир). Кроме того, далеко не все выдаваемые Нацбанком деньги идут в итоге на выплаты вкладчикам. Так, значительная их часть может оказаться у акционеров банка или связанных лиц через выданные изначально невозвратные кредиты и другие операции по выводу денег из банка. А простые вкладчики, увы, как показал все тот же опыт осени 2008 года, все равно остаются с носом. В итоге государство было вынуждено потратить десятки миллиардов гривен не только на рефинансирование, но и на рекапитализацию целого ряда банковских учреждений, а вкладчики многих проблемных банков — годами дожидаться своих кровных. Об этом свидетельствуют «живые» примеры таких учреждений, как «Надра», Укрпромбанк, Укргазбанк, «Родовид», «Киев» и некоторые другие.

В опубликованном еще в марте 2009 года интервью «Зеркалу недели» вскоре после своего ухода с поста зампреда НБУ Александр Савченко по горячим следам кризиса заявил, что собственники банков, наряду с их менеджерами, несут ответственность за депозиты как граждан, так и юридических лиц. И эта ответственность вовсе не ограничивается их взносами в уставной капитал учреждения. «В некоторых банках собственники спасают себя, а не депозиты, и именно в таких случаях дело должно заканчиваться в суде, в разбирательствах с конечными собственниками, конечными выгодополучателями, не только менеджерами. Если аудит, а потом суд установит, что невозвращенные кредиты выдавались инсайдерам, подставным лицам, заведомо убыточным предприятиям, наказание должно быть адекватно материальному ущербу… Необ­ходимо, чтобы собственники и менеджеры банков, да и все чиновники почувствовали ответственность за все средства, которые они взяли у людей и предприятий (та же зарплата, пенсии). Это колоссальные деньги, и повторяю: они должны за них отвечать, причем в суде. А сейчас эта ответственность размыта», — заявил осведомленный эксперт. Но те слова так и остались гласом вопиющего в пустыне.

За весь послекризисный период ни один из собственников или топ-менеджеров структур (г-н Щербина — не в счет), о массовых злоупотреблениях в которых звучали неоднократные громкие заявления, так и не был привлечен к серьезной ответственности.

Между тем сопутствующие скандалы все же просачиваются в СМИ. Так, «Экономическая правда» не так давно опубликовала со ссылкой на старшего партнера юридической фирмы «Ильяшев и партнеры» Романа Марченко информацию о намерении нынешнего менеджмента и собственника «Надра банка» (его, как известно, недавно приобрел Дмитрий Фирташ) вернуть деньги, которые в свое время получили бывшие собственники. «Эта работа продолжается и с Сегалями, и с Еремеевым. Со многими из них достигнуто согласие», — сообщил адвокат, добавив, что когда принималось решение «топить или не топить банк», наличие этих договоренностей или шанс их достичь сыграли роль и банк выжил.

Похоже, что намного сложнее будет договориться бывшим и нынешним совладельцам «VAB банка», обвиняющим друг друга через СМИ именно в кредитовании связанных компаний. Так, в начале октября от имени банка были разосланы пресс-релизы, в которых бывший собственник учреждения Сергей Максимов (сейчас владеет 6,28% акций) обвиняется в нарушении действующего законодательства (в частности, норматива о кредитовании связанных лиц) и выведении из банка на протяжении 2005—2009 годов свыше одного миллиарда гривен на подконтрольные ему предприятия в виде кредитов.

Вскоре был нанесен и ответный удар — достоянием гласности стало письмо теперь уже миноритарных акционеров на имя главы НБУ Сергея Арбузова, в котором новый владелец контрольного пакета акций учреждения (им называется Олег Бахматюк) обвиняется в аналогичном грехе, поскольку связанные структуры за последние девять месяцев получили от банка 1,04 млрд. грн. кредитов, «что нарушает все установленные НБУ нормативы и является незаконным».

Как отечественные, так и международные эксперты уже неоднократно отмечали, что именно массовое кредитование связанных структур является главной причиной, из-за которой банки терпят банкротство. Но масштабы этого явления в VAB (в случае, если информация о наличии злоупотреблений соответствует действительности) и даже недавних проблем в банке «Надра», «Укрпроме», «Родовиде» и других не идут ни в какое сравнение с той головной болью, которую система и ее регулятор рискуют получить в результате действий только одного, пускай и крупнейшего отечественного финучреждения.

Так, за период с 1 января 2010 года (на тот момент система уже более-менее оправилась от первых ударов кризиса) по 1 июля 2011-го кредитный портфель юридических лиц в банковской системе увеличился на достаточно скромные 90 млрд. грн. Причем едва ли не половина (43,6%) этого прироста пришлась на долю всего одного (пусть и крупнейшего) финучреждения — Приватбанка, кредитный портфель которого за тот же период увеличился почти на 40 (!) млрд. грн. Приме­чательно, что практически у всех крупнейших банков с европейским капиталом ссуды корпоративному сектору за тот же период, наоборот, сократились. Банкиры часто жалуются на серьезнейшее ужесточение конкуренции в этом сегменте, но о конкуренции с «Приватом» при этом никто не упоминает. Интересно и то, что около 16 млрд. общего прироста кредитного портфеля юрлиц Приватбанка приходится на увеличение валютных кредитов. В то время как аналогичный показатель всех остальных банков сообща сократился за тот же период на 1,6 млрд. грн. в эквиваленте.

Конечно, «Приват» — банк национального масштаба, обладающий наиболее обширной, вслед за Ощад­банком, региональной сетью — 34 филиала и больше трех тысяч отделений во всех 25 областях Украины, а также три дочерних банка и один филиал за ее пределами. В дополнение к этому банк обслуживает около 8 тыс. банкоматов и 50 тыс. платежных терминалов. Благодаря столь внушительным позициям в рознице, а также очень даже привлекательным по сравнению с конкурентами процентным ставкам банку удалось привлечь у населения за те же полтора года вкладов на сумму около 33 млрд. грн. В итоге его депозитный портфель физлиц достиг 67,2 млрд. грн., или 22,2% от показателя всей банковской системы. Чем не «too big to fail» в украинском варианте?

Однако же очень примечательно и то, что практически весь прирост корпоративного кредитного портфеля Приватбанка был сосредоточен всего в одной области — Днепропетровской, на долю которой приходится свыше 80% корпоративного портфеля банка. Куда в этом регионе были вложены около 40 млрд. грн. (5 млрд. долл. в эквиваленте) — остается только гадать, ведь об адекватном количестве громких инвестиционных проектов либо других начинаний при участии Приват­банка оттуда что-то не было слышно.

Что заставляет заподозрить неладное: а не переводятся ли активно привлекаемые у населения ресурсы на кредитование связанных с группой предприятий?

Чтобы развеять тревогу, ZN.UA несколько недель назад обратилось с запросами в пресс-службы НБУ и Приватбанка, в которых попросило разъяснений по поводу столь примечательной динамики показателей учреждения, а также отраслевой и региональной структуры, стоимости и срочности выданных кредитов. В дополнение мы поинтересовались, не уделял ли генеральный департамент банковского надзора более пристальное внимание вышеназванным обстоятельствам?

От регулятора нами получен очень формальный ответ, суть которого сводится к тому, что КБ «Приватбанк» является одним из крупнейших в Украине финансовых учреждений с весьма разветвленной филиальной сетью по всей стране. При этом он является универсальным учреждением, осуществляющим полный спектр банковских услуг. Банк обслуживает разные сектора экономики во всех регионах страны, отдавая предпочтение проектам, связанным с развитием национального производства.

Ну а за более детальной информацией нам посоветовали обратиться в Приват­банк. Увы, от самого учреждении ответ на наш запрос до сих пор не пришел. Так что наши вопросы остаются открытыми.

Информация о материале

Опубликовано: 19 октября 2011

«Несовковая» нежурналистика

«Прессе – сопутствующей помогать, несогласную – терпеть, разрушающую – уничтожать», – приказывал в свое время большой либерал, генерал Антон Иванович Деникин. Нынче либералы ничем не хуже, и пресса, заметьте, тоже мало чем отличается. Она не «четвертая власть» – она занимает указанное ей место. Поэтому в глазах «рядовых читателей» журналисты превратились в касту профессиональных лгунов, обслуживающих заказы политиков и богатых людей. Если «журналист», то обязательно «продажный». И ничего хорошего от встречи с ним ждать не стоит – все равно покажут или напечатают не то.

Конечно, это суждение, как и любые другие, верно лишь отчасти. Но с тем, что профессия журналиста в Украине серьезно деградировала, сложно спорить. Сама жизнь этому всячески способствовала. Точнее, резкая смена ее декораций.

В советское время журналист не просто добывал и распространял информацию, он был «контролирующим органом» с серьезными полномочиями, а журналисты-международники еще и с немалыми привилегиями. Человек с «Лейкой» и блокнотом не только вскрывал недостатки, он был обязан проконтролировать их устранение.

Этот принцип, кстати, еще некоторое время работал в независимой Украине – по старой привычке чиновники приглашали «осветить мероприятие» и очень нервничали по поводу критических публикаций в газетах. Оно и понятно: еще свежи были воспоминания о том, как любая публикация в печати или, не дай Бог, сюжет на телевидении были окончательным вердиктом нерадивому руководителю или проштрафившемуся рядовому коммунисту. Журналистов уважали! Поэтому и в новое время региональный собкор центрального канала запросто мог решить вопросы асфальтирования родного двора, намекнув, что готовит сюжет о разрухе.

Стоит, кстати, вспомнить, что журналистика советского периода – это и прекрасные очерки о простых людях, путевые заметки и репортажи из командировок по огромной стране, которые и сегодня читаются на одном дыхании. Школа была! Один Василий Михайлович Песков – целый мир. Классик! И эта школа перешла в новое время быстрых денег и простой морали вместе с мэтрами, вместе унылыми областными газетами, радиостанциями и телеканалами. И стала перерождаться вместе со страной.

«А бодаться ни при чем…»

Кто-то опять расстроится из-за этих слов, но возникновение независимой Украины не было следствием борьбы нации за самоопределение и реализацией чистой идеи. Увы. Чисто номенклатурное решение, вызванное сильным желанием взять под контроль и «попилить» немалую собственность Советского Союза и при этом не делиться с другими. Борьба с коммунизмом тут была вовсе ни при чем. О том, какое государство строить дальше, вопрос не стоял в принципе. Это и определило главные черты постсоветского общества. Прессе, утратившей все свои вчерашние привилегии и стабильные зарплаты, осталось только растерянно наблюдать за этим.

Казалось бы, золотое время, как раз и нужно было внедрять «чисто украинские идеи» с мессианским блеском в глазах. Да только все нынешние подвижники были заняты чем-то другим. А большинство граждан это просто не интересовало. Героическая жизнь гауптштурмбанфюрера Шухевича и записки Степана Бандеры не объясняли, как кормить семью. Это для сегодняшних юных романтиков, читающих бывшего «украинского советского писателя» Шкляра, все выглядит четко и сурово. Но только не нужно и поздно.

А в отсутствие идеи и конкретных целей то, что было государством, стало стремительно разлагаться. Медицина, коммунальное хозяйство, образование (прежде всего, дошкольное) не приносят прибыли? Значит, они не нужны. Хочешь выжить? Вертись. И люди вертелись, с фантастической быстротой разворовывая и уничтожая вчерашнюю спокойную жизнь. Стоит ли говорить о том, что физическое выживание телевидения, радио, газет и журналов тоже было очень непростым.

Как и в случае с государством, у прессы не было четкого понимания, какой ей нужно быть. И спросить было не у кого. Если вчера многое было показывать нельзя, то сегодня стало можно все. На раскладки выплеснулся вал желтых изданий – от самого низкого пошиба до вчерашних «печатных органов» (вроде «Комсомольской правды»), поддавшихся моменту.

На телевидении захватили власть кабельные каналы, с утра до вечера крутившие шедевры американского кинематографа в плохом переводе. Центральное вещание по-прежнему наполнялось, в основном, московскими передачами. Первые FM-радиостанции крутили в эфире то, что раньше было только на магнитных кассетах, и брали на работу «не младше 30 лет и с высшим образованием».
Про «украинский продукт» никто всерьез и не говорил. И помех для его развития, тем более «омоскаливания» не было, – все кругом пропиталось звездно-полосатой культурой, которую потребляли в турецких джинсах под израильский алкоголь. И никто, заметьте, министру образования в лицо букетом не тыкал.

А система «свободного рынка», между тем, все более развивалась. У правоохранителей забрали зарплату, паек, служебные квартиры, но предоставили возможность «крышевать», в произвольном порядке закрывать или возбуждать уголовные дела, торговать разнообразными справками и услугами. И безысходности как не бывало. Врачей лишили всего, включая элементарно необходимого, но по умолчанию им стало позволительно брать деньги за лечение. И вот, медицина как-то живет.

Как обеспечить пассивность армии вчерашних высококвалифицированных рабочих и инженеров с закрытых и уничтоженных предприятий? Дать им выход в виде полулегального предпринимательства и минимальные налоги. Как удержать школы? Превратить учителей в сборщиков податей с родителей учеников.

Привычка воровать, чтобы прокормиться (а потом и просто привычка) пропитала украинское общество сверху донизу. Именно это так отдалило нас от Европы, а никакой не «совковый менталитет». Могла ли здесь на что-то повлиять пресса? Возможно. Но не повлияла.

Более того, лезть в процессы дележа собственности было весьма небезопасно – об этом напоминает список погибших украинских журналистов. А с какого-то момента собственностью начала активно становиться и сама пресса, часто против своего желания, под давлением грубой силы. Но читатель и зритель оценивают только конечный продукт, а не причины, повлиявшие на его качество.

Некоторой альтернативой стали немногочисленные и малопосещаемые интернет-издания, но и они развивались на иностранных грантах скорее как противовес украинской власти, а не как результат стремления освоить новые горизонты журналистики.

А как только хаос потихоньку стал превращаться в порядок, началось закручивание ослабленных гаек. При этом нужно помнить, что на общую непростую ситуацию изначально наложилась геополитическая борьба США и России. И к середине двухтысячных все вместе вылилось в прогремевший на весь мир раскол страны, движимый радикальными националистами. С этого момента свобода безответственного слова стала нормой, а не исключением.

300 долларов на бензин

Что было упущено в это время, я знаю очень хорошо.

Когда на шахте им. Засядько в 2001 году погибло полсотни с лишним человек, в Донецк слетелись журналисты со всего мира. Они очень напоминали неких неприятных птиц: люди с камерами гонялись за рыдающими вдовами, выдавливая из них «хоть пару слов»; дежурили в ожидании каких-то заявлений; делали красочные зарисовки из убитых горем семей. Они ликовали, а я не понимал, как так можно. Тем более, в этой аварии погиб мой друг детства, с которым мы вместе росли.

И тогда нашелся Инженер. Это был пожилой человек, который сказал, что не боится и готов пойти в любые суды. Он не просто рассказал, почему случился взрыв, он изложил это письменно и в схемах. Выходило, как ни крути, что людей угробило руководство шахты. Сознательно. Но журналист – не судья, он не имеет права обвинять. И мы стали собирать комментарии: представителя следственной комиссии, горноспасателей, еще кого-то. А руководство шахты им. Засядько комментария не дало. Оттуда позвонили владельцу газеты, тот позвонил главному редактору, а главный редактор велел материал с полосы убрать. Очень вежливо мне объяснили, почему никаких действий по этому поводу предпринимать не стоит. И я не стал. Мне до сих пор стыдно за это…

Поэтому позвольте со всей ответственностью заявить, что нынешняя суета с высасыванием новостей из заседаний и пресс-конференций, «сенсации» по поводу чьих-то нарядов или глупых выходок – не журналистика. Равно как «инсайдерская информация», она же кулуарные сплетни; «расследования», он же слив информации от «своих» людей в органах; «аналитика», она же – мнения и интерпретации самих журналистов либо редакторов, дающих им задание. Личное мнение и гонзо-жаргон вообще стали нормой, а не исключением, как и статьи из готовых новостей, сдобренные комментарием дежурного эксперта. При этом многие, слишком многие считают, что имеют право категорично судить обо всем только потому, что они – журналисты, владеющие информацией.

Все это следствие главного: подавляющее большинство украинских медиа – чья-то собственность. Даже в идеальном случае, когда собственник вообще не вмешивается в редакционную политику, существуют зоны умолчания и зоны приоритетов. А также персоны, чье появление в эфире невозможно в принципе. К примеру, владелец одной из киевских радиостанций не любит Юлию Тимошенко. И категорически требует не упоминать ее в новостях в позитивном контексте – даже в связи с железными информповодами. А вот давать негатив можно и даже нужно.

Понятно, что вопрос прибыльности медиа, основанной на продаже качественной журналистики, давно уже не стоит. Задача генерировать уникальный контент и продвигаться вверх в рейтинге обусловлена необходимостью повышения цен на размещение. А «уникальный» – чаще всего значит «раздражающий»: заголовком ли, манерой ли подачи. Ведь даже выступления президента Украины оцениваются не через анализ их содержания, а через поиск ляпов и неточностей с последующим осмеянием. Достаточно вспомнить, как тщательно пережевала книгу Януковича «Украинская правда», выставив на посмешище главу собственного государства. Вы скажете: «Да он сам себя выставил». Но я уверен, затруднитесь вспомнить основные «месседжи» президента.

Стать журналистом стало невероятно легко. Достаточно что-нибудь написать или снять видео на мобильный телефон. Или создать сайт, на котором все это вывешивается. Главное – не стесняться в выражениях, подчеркивая свою смелость и принципиальность. А вот уже попытка героев публикаций доказать ложность либо оскорбительный характер информации в суде мгновенно оборачивается травлей смельчака. Плечом к плечу встают многочисленные труженики клавиатуры, понимающие, что вся их «журналистика» не стоит ломаного гроша. Но зато есть «защита от посягательств на свободу слова».

Боясь быть обвиненными в этом страшном преступлении, оскорбленные или оболганные подают в суд крайне редко. И это удобно. Ничего не стоит создать под заказанную «медиа-кампанию» интернет-ресурс, где публикуется «чернуха», а потом, ссылаясь на него, запустить массовую перепечатку в рейтинговых изданиях. Перо к штыку в медиа-войнах и «пиар-кампаниях» приравнено давным-давно. «На вас есть заказ, а мы - только площадка», – разводят руками главные редакторы. И напрямую предлагают «перекупить негатив», что предполагает последующую лояльность.

В одном из интервью известный скандальными выходками журналист Анатолий Шарий дал исчерпывающую характеристику явлению: «Я не говорю, что чужд таких вещей, как проплаченные материалы. Те из журналистов, кто такое говорят, или просто лгут, или получают очень большую ставку, или они никому не нужны, и им никто таких материалов не заказывает. Но, во-первых, под такими статьями чаще всего не моя фамилия, во-вторых, я отношусь к подобным вещам с изрядной долей осторожности и с точки зрения морали… Но если один распухший от бабок пузырь хочет отнять у другого пузыря завод, который тот отнял у него раньше, и заказывает статью по этому заводу – почему бы и нет? Я на бензин в неделю трачу триста долларов и без таких пузырей не смог бы везде успевать, не смог бы не думать о деньгах и не смог бы помогать тем, кому это реально нужно».
Заниматься настоящими расследованиями «дурних нема» – за это наказывают, и очень больно. Порой смертельно. Да и некому этим заниматься. Журналистика превратилась в профессию молоденьких девочек, которые пытаются прожить на крохотные зарплаты. Она вообще переживает кризис поколений. Скоро редакции окончательно покинут журналисты старой формации. Те, кого они учили, либо уже выстроили свой микромир, либо разочаровались в профессии. Им на смену уже пришли люди, которые выросли в свободной стране, получили образование совсем иного качества и при этом уже носят в своих головах железобетонные идеологические штампы.

Это уже давным-давно «несовковая журналистика». Но на фоне непрекращающейся «борьбы с совком» молодые люди одинаково неуверенно владеют и литературным русским, и литературным украинским языком. То есть неуверенно владеют главными инструментами. Либо же владеют, но только одним, сознательно ограничивая себя в профессиональном плане.

Никакой качественной подпитки русскоязычного сегмента в ближайшее время не предвидится, хотя основной потребитель как раз русскоязычен. Или, точнее, двуязычен. Это объяснимо идеологически, но ни денег, ни уважения на этом не заработаешь. Из той же идеологии «борьбы» выросло такое уродливое явление, как «патриотическая журналистика», отвергающая любые другие мнения. Она работает на фобиях и мифах целевой аудитории, то есть является чистым пропагандистом в лучших традициях КПСС.

Парадокс, правда? Но не бывает патриотической или антипатриотической журналистики. Бывает только хорошая или плохая. Преобладает, увы, вторая. Хотя процесс выделения «просто пишущих» потихоньку идет. На рынке непроизводительного труда имеются такие экзотические специальности, как «рерайтер» и «контент-менеджер», а пресс-секретарей и PR-менеджеров не поздравляют с Днем журналиста. Но это не тот процесс, который мог бы ввести профессию в рамки стандартов, в том числе этических – украинских ли, международных ли.

«А еще он попросил правды для народа…»

Нужно ли выводить профессию журналиста из штопора? Нужно ли ее носителям уважать себя и чувствовать уважение окружающих? Это решать самим журналистам, больше некому. Конечно, я далек от мысли, что как-то решительно вдруг человек встанет, сверкнет глазами, и с завтрашнего дня начнется у него совсем другая жизнь. Для этого нужно иметь стартовые возможности. 
Пока единственным источником денег для запуска новых медиа-проектов будут богатые люди, таких возможностей не будет. Любое «блестящее перо» останется безгласной шестеренкой, думающей, как не выпасть из механизма. А газеты будут посвящены делам хозяина в мажоритарном округе.
Поэтому, конечно, нужны альтернативные источники. Например, венчурные фонды, понимающие, что такое «длинные деньги» и не влияющие на редакционную политику. Нужны новые медиа, понимающие разницу между хорошей и плохой журналистикой, соблюдающие стандарты и являющиеся неким образцом для других. Удостоверение журналиста должно давать определенные привилегии. Но эти привилегии нужно заслужить работой и раз в несколько лет подтверждать свое право цеплять на шею бейджик «Пресса», - как это делается в Германии и в ряде других государств Европы. 
Но деньги – это далеко не все. Журналист несет повышенную ответственность за сказанное. Поэтому должен понимать, что может быть наказан законными методами и быть готовым принести извинения. Что, конечно, не отрицает взаимопомощи и взаимоподдержки. И именно журналисты должны, обязаны начать преодоление раскола Украины – политики этого не сделают никогда.
Все мы каждодневно сотрясаем воздух, сетуя на негодяев и подлецов, на неправильное устройство жизни. Но откуда же начаться правильности, если в Украине почти не осталось людей, не боящихся говорить правду и знающих ей цену, людей, умеющих слышать других? Мессия не придет, и жизнь вспять не повернется. А вот то, что никакого государства Украина не останется – это может случиться запросто. И журналистам, как и в 90-е, так же останется только молча наблюдать за этим.

Информация о материале

Опубликовано: 19 октября 2011

В каких случаях можно потребовать адвоката?

 

"Можно ли привлекать адвоката на помощь, если гражданин имеет статус свидетеля? Вообще, в каких ситуациях украинские законы позволяют участие адвоката в общении гражданина с силовыми структурами, госорганами и т. п.?" Денис.

Принцип "каждый имеет право на правовую помощь", изложенный в части 1 статьи 59 Конституции Украины, охватывает всех без исключения лиц: граждан Украины, иностранцев и лиц без гражданства, находящихся на территории Украины, на принципах равенства всех перед законом и недискриминации по признакам. То есть, реализация каждым права на правовую помощь не зависит от статуса лица и характера его правоотношений с другими субъектами права. Однако не все отраслевые законы Украины, в частности процессуальные кодексы (в том числе -- УПК, АПК и т. д.), содержат предписания, направленные на реализацию такого права, что может ограничить содержание и объем права каждого на правовую помощь.

Ситуация была в конце концов разъяснена Решением Конституционного Суда Украины № 1--23/2009 от 30 сентября 2009 года, которое подтверждает, что конституционное право каждого на правовую помощь ни в коем случае не может быть ограничено. Положение "каждый имеет право на правовую помощь" является нормой прямого действия: даже при условии, если это право не предусмотрено соответствующими законами Украины или иными правовыми актами, лицо не может быть ограничено в его реализации. Это касается как права свидетеля на получение правовой помощи во время допроса в уголовном процессе, так и права человека, предоставляющего пояснения в государственных органах (см. "В каких ситуациях…").

На вопрос читателя отвечала Татьяна Кафтя, адвокат, младший юрист Юридической фирмы "Лавринович и Партнеры"

В каких ситуациях гражданин Украины имеет право на помощь адвоката

В рамках процессов или во время общения с госорганами	Статус гражданина, допускающий возможность участия адвоката
Уголовный процесс
	Свидетель
	Подозреваемый
	Гражданский истец
	Иные статусы
Гражданский процесс
	Ответчик
	Истец
	Третье лицо
	Иные статусы
Административный процесс
	Истец
	Третье лицо
	Иные статусы
ГАИ	Водитель
	Пассажир
	Пешеход
МВД	Лицо, в отношении которого проводятся оперативно-розыскные действия
	Заказчик услуг, которые могут предоставляться подразделениями МВД
Налоговая администрация	Налогоплательщик
СБУ	Лицо, в отношении которого проводятся оперативно-розыскные действия
СЭС	Заказчик услуг СЭС
	Предприниматель, деятельность которого подлежит проверке органами СЭС
	Предприниматель, который привлекается к административной ответственности

 

Информация о материале

Опубликовано: 18 октября 2011