Главная

Путь закона: что влияет на работу парламента

12 мая 2016 года Верховная Рада установила рекорд по скорости принятия законопроекта.

Понадобился всего день, чтобы законопроект о работе Генпрокуратуры, инициированный 11 мая Виктором Королем (БПП), был зарегистрирован, прошел комитет, а на следующий день был проголосован и подписан президентом.

Всего за сутки законопроект прошел 12 стадий законодательного процесса.

Это примерно в 116 раз быстрее, чем прохождение среднестатистического украинского законопроекта.

VoxUkraine задался вопросом, что влияет на время принятия законопроекта, и как долго он будет дрейфовать по коридорам Верховной Рады, прежде чем попадет на подпись президенту.

DataVox предложил инструментарий, который позволяет ответить на этот вопрос.

Определения и данные

Инициатор — депутат, который инициирует законопроект. Этот депутат стоит первым в списке авторов законопроекта и считается формально главным автором. Все остальные — это соавторы. Формальный инициатор законопроекта не всегда является реальным автором. В анализе не учтен этот нюанс.

Исполнитель — депутат, возглавляющий комитет, через который проходит законопроект. Этап рассмотрения законопроекта в комитете является одним из ключевых в законодательном процессе. На этом этапе можно как притормозить процесс, так и ускорить.

Период анализа: ноябрь 2014 года — май 2016 года. В данной статье автор сосредоточился исключительно на законопроектах. Источники данных — data.voxukraine.org и opendata.rada.gov.ua.

Самые быстрые и самые медленные

За время работы Верховной Рады восьмого созыва в парламенте были зарегистрированы 3 876 законопроектов, из которых 421 подписал президент. В таблице представлены топ-5 самых "быстрых" и самых "медленных" актов.

В среднем, законопроект проходит все стадии от регистрации и до подписания президентом за 116 дней. Однако средняя оценка — очень грубая метрика.

Есть законопроекты, который принимаются за день-два, а есть те, которые "маринуются" по 400-500 дней. Целесообразным будет взглянуть на распределение количества подписанных законопроектов по временным интервалам, а также на кумулятивную кривую.

Из графика распределения можно сделать несколько выводов.

1. 85% принятых законопроектов прошли весь законодательный процесс за  период от одного дня до шести месяцев.
2. Наибольшее количество принятых законопроектов — 80 или 19% — прошли все стадии за период от 30 до 60 дней.
3. Больше половины — 57% — принятых законопроектов прошли весь путь за четыре месяца.

Итак, если опираться только на эти данные, то можно сказать, что у случайно выбранного законопроекта шансы быть принятым и подписанным — чуть меньше 11%, и весь путь займет, скорее всего, меньше шести месяцев.

Самые эффективные инициаторы и исполнители

От кого и от чего зависит скорость прохождения проекта? Больше всего — от двух субъектов законодательного процесса: инициатора и исполнителя.

Оценка эффективности работы представителей законодательной власти — актуальный вопрос для многих развитых стран. Например, в США существует исследовательский проект оценки законодательной эффективности конгрессменов thelawmakers.org.

В его рамках была разработана методология, которая основывается на оценке важности каждого инициированного законопроекта. Могут быть проекты не очень важные — о переименовании улицы, важные — о публичных закупках, фундаментальные — о внесении изменений в конституцию в части правосудия.

Автор пока использует более простой индикатор эффективности законодателей: отношение принятых законопроектов к общему числу инициированных.

Ожидаемо первое место занимает президент Петр Порошенко. Кроме того, что он самый эффективный законодатель — 82% от всех поданных от его имени законопроектов стали законами, его инициативы намного быстрее других проходят все этапы законодательного процесса — в среднем 60 дней.

С большим отставанием от президента дальше следует правительство — 27,5% и 95 дней. За третье место борются президентская партия "Блок Петра Порошенко" — 9,4% и 127 дней — и Радикальная партия Олега Ляшко — 17% и 131 день.

Разница во времени принятия проектов не критична: четыре дня в пользу БПП. Однако законотворческая эффективность Радикальной партии почти вдвое выше.

Из рисунка видно, что имеет место отрицательная связь между двумя показателями, коэффициент корреляции: R = -0,79. Чем выше процент принятых проектов, тем меньше времени в среднем уходит на принятие одного акта.

Причины такой связи могут быть разные: политический авторитет инициатора, его связи с исполнителем — главой комитета, "состояние здоровья" коалиции.

Инициатор законопроекта — это лишь одна сторона медали. Вторая — комитет, который наделен своеобразной исполнительной властью в парламенте.

Комитеты отличаются количеством участников, их средним возрастом и гендерным распределением, средним рейтингом iMoRe для депутатов, который отображает, как тот или иной депутат голосует за реформаторские законы.

Из таблицы видно, что из 27 комитетов выделяются два: по иностранным делам и по вопросам европейской интеграции. Оба имеют очень высокий процент принятых законопроектов — 72% и 64% — и тратят меньше всего времени на свою работу — 50 дней и 51 день. Чем же они так особенны?

Во-первых, высокий средний рейтинг iMoRe среди представителей комитетов. У комитета по иностранным делам — 206,3, если вынести за скобки представителей "Оппоблока" С. Ларина — 0 и Ю. Левочкину — 2. У комитета по вопросам евроинтеграции — 183,16, без А. Вилкула — 5,75 и В. Балоги — 66.

Во-вторых, гендерное равенство. В обоих комитетах почти одинаковое количество мужчин и женщин.

Пять наиболее и наименее эффективных комитетов

Что влияет на время прохождения проекта

Уже известно, сколько может занять процесс принятия законопроекта, кто наиболее эффективный законодатель, и какой исполнитель наиболее трудолюбивый. Что еще влияет на время прохождения законопроекта?

Эту задачу можно решить с помощью несложного "древесного" алгоритма, который измерит информативность каждого признака.

Создание и отбор признаков - творческий процесс. Чтобы подобрать релевантные, требуется понимание функционирования парламента, большое число решенных задач на парламентских данных и хорошая интуиция.

Авторы создали десять признаков, этот список хорошо отражает парламентскую работу. Однако они готовы принять комментарии и усовершенствовать перечень.

1. Разница в рейтинге iMoRe— это разница между рейтингами iMoRe инициатора и исполнителя законопроекта, взятая по модулю.
2. Соавторство законопроектов — количество совместно инициированных законопроектов инициатором и исполнителем.
3. Корреляция голосований — степень "похожести" голосований инициатора и исполнителя.
4. Расстояние между депутатами в зале парламента — геометрическое расстояние между местом, где сидят инициатор и исполнитель.
5. Возрастная разница — разница возрастов инициатора и исполнителя, взятая по модулю.
6. Наличие Facebook-страницы (бинарный признак) — если у инициатора и исполнителя есть страница, тогда 1, если нет — 0.
7. Фракция (бинарный признак) — если инициатор и исполнитель из одной фракции — 1, если нет — 0.
8. Профессия до работы в парламенте (бинарный признак) — если инициатор и исполнитель имели одну профессию до работы в Верховной Раде — 1, если нет — 0.
9. Старый или новый (бинарный признак) — если инициатор и исполнитель новые или оба старые в парламенте — 1, если нет — 0.
10. Пол (бинарный признак) — если инициатор и исполнитель одного пола — 1, если нет — 0.

Теперь необходимо выяснить, какие же из них более информативны, а какие нет. Этот процесс называется отбором признаков — feature selection. Для его реализации авторы используют один из "древесных" алгоритмов. В таблице приведена информативность каждого признака.

Информативность признаков

Как видно из таблицы, наиболее информативный признак — разница между реформаторскими рейтингами инициатора и исполнителя. Это в очередной раз подтверждает важность рейтинга iMoRe для депутатов. Что это означает?

Чем ближе друг к другу в рейтинге iMoRe инициатор и исполнитель, тем быстрее законопроект попадет в сессионный зал. При этом неважно — они близко в верхней части рейтинга или в нижней.

Другими словами, если закон инициирует прогрессивный депутат-реформатор, который находится в верхней части рейтинга, а комитет возглавляет депутат-ретроград, находящийся низко в рейтинге, то законопроект будет проходить комитет очень долго. При зеркальной ситуации будет тот же эффект.

В сухом остатке

Результаты кажутся неоднозначными, но вместе с тем выявляют несколько интересных закономерностей.

1. Если хотите быстро принять законопроект, найдите способ убедить президента подать его. Глава государства — самый эффективный законодатель.
2. Большинство законопроектов, 85%, проходят весь законодательный процесс в первые шесть месяцев после регистрации.
3. Наиболее эффективные комитеты — по иностранным делам, глава Анна Гопко, и по вопросам европейской интеграции, Мария Ионова. Примечательно, что их возглавляют молодые женщины, которые впервые избраны в парламент.
4. Реформаторский рейтинг депутата — iMoRe — наиболее информативный признак, который определяет время принятия законопроекта.

Информация о материале

Опубликовано: 24 июня 2016

Requiem по пенитенциарной службе

«Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем…»

Представить пенитенциарную службу в виде «мира насилья»: советского, репрессивно-коррупционного органа, безусловно архаичного, а значит — чужеродного нашему модерному государству, нетрудно.

Как сказал действующий министр юстиции: »...впервые за сто лет мы наведем порядок в этой системе...», — как будто в 1916-м был полный порядок… Я далек от оправданий деятельности этой службы, преступления в ней действительно происходят, но:

а) разве только в ней?

б) от Советского Союза нам досталась только пенитенциарная система?

в) всем задокументированным фактам дается правовая оценка со стороны прокуратуры и судов, в отличие от служащих других ведомств. К сожалению, эта информация не часто попадает в СМИ. На страницах новостных ресурсов можно найти сообщения о совершенных преступлениях, а вот о наказании за них — куда реже.

Но, как известно, случаи бывают разные, и не стоит забывать, что выслушивать нужно доводы двух, а может — и трех сторон. Все мы каждый день наблюдаем за деятельностью различных «обществ защиты прав осужденных», но почему-то «общества защиты прав потерпевших» встречаются, мягко говоря, не часто, особенно сложно их встретить под стенами ГПтСУ и Минюста. Сторонняя защита прав персонала — в принципе моветон, а самостоятельная — вряд ли возможна, забастовки запрещены по вполне понятным причинам, а оспорить приказ можно только после его исполнения. Подобный перекос, вседозволенность для осужденных, а потерпевшим и персоналу — ничего, явно не способствует оздоровлению и развитию службы, но это наша данность. Как говорил один книжный персонаж: «Все-то у нас перепуталось: добро защищают мерзавцы, а злу служат мученики и герои».

Попытки реформ в других силовых ведомствах прекрасно проиллюстрировали, что обличение старой службы удается превосходно, но вот с конструированием новой —получается не всегда, если вообще получается. И тут все просто: сказывается отсутствие высокопрофессиональных кадров, которые смогут составить костяк службы или ведомства. Причем вполне достаточно 5–7 человек, способных вменяемо поставить задачу и проконтролировать ее выполнение. Любой, кто управлял коллективом численностью от 150–200 человек, понимает, о чем речь. Вернее, специалисты есть, но они «были замечены». С другой стороны, покажите мне специалистов (ключевое слово) силовых ведомств со стажем 10–20 лет, которые «не были замечены» хотя бы в том, что служили в период президентства Л.Кучмы либо В.Януковича? И доминирующая «политическая целесообразность» попросту не позволяет приглашать этих людей на руководящие должности, а отсутствие прагматизма в принятии решений негативно отражается на функционировании и перестраивании системы. «Свежая кровь», безусловно, нужна, но также необходим разумный баланс опыта и молодости, передача преемственности и знаний. Никому ведь не приходит в голову мысль полностью уволить персонал АЭС и вместо них набрать вчерашних студентов? Или посадить за штурвал Ан-225 «Мрія» выпускника лётного училища? Хотя АЭС и «Мрія» у нас самые что ни на есть советские. Но при реформе силовых ведомств такой подход считается вполне обоснованным.

Сделаем небольшое отступление и немного поразмышляем, на, казалось бы, отстраненную тему. Определенную часть городов Украины можно назвать советскими, причем даже не с идеологической точки зрения — не памятник Ленину в центре города делает их советскими, просто построены они были «советским человеком», который стремился в социалистическое будущее. А следовательно — имеют свое четко регламентированное пространство и свою смысловую нагрузку. Эти города во многом похожи, имеют типовую застройку, одинаковые названия улиц, идентичные зоны расположения ключевых органов власти — областных, городских и районных советов, силовых структур. Как четко подметил Owen Hatherley из The Guardian: «Для того чтобы по-настоящему декоммунизировать такие города, как Запорожье, одного свержения гранитных тиранов совершенно недостаточно. Эти города нужно полностью снести». Однако есть опасность, построив их заново, получить все тот же советский город. Ведь архитектор не сможет выйти за пределы своего сознания и опыта.

По аналогии с городами, от СССР мы получили и уголовно-исполнительную систему. (Далее по тексту мы не будем выносить оценочных суждений и рассматривать события с позиции морали, мы просто рассмотрим процесс функционирования лагерей. — В.Г.) В середине 20-х годов ХХ века в Советском Союзе в силу вступил исполнительно-трудовой кодекс, основной документ, регламентирующий отбывание наказания осужденными. Уже к середине 30-х годов это позволило унифицировать места отбывания наказания, все они стали исправительно-трудовыми лагерями. Как несложно догадаться из их названия, основным занятием осужденных в таких местах был труд, и в зависимости от строгости режима в учреждении менялись его условия, а многие режимные мероприятия зависели от экономической целесообразности и установленного плана нормы выработки. Труд осужденных использовался, без преувеличения, везде: на предприятиях добывающей и горнорудной промышленности, на лесозаготовках, в строительстве, металлургии, железнодорожном строительстве и прочих отраслях страны, так нуждавшейся в огромном количестве рабочих. Также внутри лагерей действовали профтехучилища, которые, в зависимости от необходимости, подготавливали осужденных к той или иной специальности. Так в одночасье были решены две проблемы для молодого государства: вопрос с трудоустройством большого количества не работающих и не желающих работать, людей и строительство новой инфраструктуры государства, с последующим его обустройством.

Теперь следует немного сказать об устройстве самих лагерей. В целом все они строились по единому образцу, четко регламентированному. Лагерь (мы поговорим об исправительной колонии среднего уровня безопасности для ранее судимых) состоит из жилой и промышленной зон. Промышленная зона — это своего рода завод (производство), в котором могут добывать сырье и производить продукцию, место, в котором осужденные трудятся. Там же могут быть различные мастерские по ремонту оборудования, автомобилей и спецтехники, пошиву одежды, созданию сувенирной продукции. Производство может быть самодостаточно и иметь замкнутый цикл. Жилая зона состоит из участка ресоциализации, участка социальной реабилитации и участка усиленного контроля. Там же находятся столовая, клуб (для проведения концертов, выступлений самодеятельности, встреч с представителями религиозных и общественных организаций), библиотека, магазин (для приобретения за безналичный расчет продуктов питания и средств гигиены), медико-санитарная часть, подсобное хозяйство (имеется в виду сельскохозяйственная деятельность), банно-прачечный комбинат (баня, прачечная, парикмахерская, мастерские по ремонту обуви и одежды), спортивная площадка, в последнее время также актуально строительство церквей на территории колоний (складывается впечатление, что никто не слышал об отделении церкви от государства). Участок ресоциализации — это территория, на которой находятся общежития для осужденных, каждое общежитие (барак) отделено своим локальным сектором. Участок усиленного контроля — это помещение камерного типа, куда переводятся осужденные, злостно нарушающие режим содержания и не желающие становится на путь исправления. Участок социальной реабилитации — территория, на которой находится общежитие для осужденных, зарекомендовавших себя с положительной стороны и становящихся на путь исправления. Общежитие может находиться за пределами охраняемой зоны, осужденным разрешено носить «вольную» одежду и иметь при себе деньги, работают они на объектах, которые также могут находиться за пределами охраняемой зоны. Таким образом, участок социальной реабилитации — некий переходный пункт, промежуточное состояние между лагерем и свободой, осужденный работает за пределами колонии и пользуется частью прав и свобод, но возвращается для проживания на охраняемый режимный объект.

Как видно из описания, исправительная колония имеет промышленное производство, ведет сельскохозяйственную деятельность, самостоятельно обслуживает эти виды деятельности, обеспечивает жизнедеятельность и досуг в среднем от тысячи до трех тысяч осужденных, полностью создавая коммунально-бытовые условия для проживания. Для большего понимая и очень условно ее можно сравнить с рабочим поселком советского периода или с небольшим городом вокруг какого-либо предприятия, шахты или небольшого завода, в котором, как правило, тоже есть один или два магазина, клуб (дом культуры), жилые дома и, соответственно, производство. Когда-то таким поселком была, например, Юзовка.

Многие города были построены в советское время, вокруг крупного производства — шахт или заводов. И подавляющее большинство населения этих городов поначалу были рабочими на этих производствах. Вообще это одно из фундаментальных изменений советского периода — переход от села к городу, от сельского хозяйства к промышленности. Этот переход был возможен в том числе и благодаря тюремной системе. При выходе на свободу одним из немногих отличий, которые видел человек перед собой, было разве что отсутствие сторожевых вышек и забора вокруг поселка. Чуть свет — и советский человек шел на работу, где у него было очень много задач и очень мало свободного времени. Собственно, времени оставалось только на то, чтобы после работы зайти в магазин за продуктами. В выходной день, в воскресенье, этот человек мог позволить себе пойти в дом культуры (клуб), посмотреть фильм и после этого пойти домой: завтра его ждало самое главное дело его жизни — производство. Найдите хотя бы несколько отличий от регламентации жизни в тюрьме. Схема приобщения к индустриальному городу выглядела примерно так: не хочешь работать на свободе — будешь работать в тюрьме, не умеешь — научим в училище при колонии, получишь навыки и по инерции будешь работать после освобождения, до пенсии или смерти.

Регламентация смыслового пространства города оставалась такой же, как и в колонии: здание администрации, завод, общежитие для рабочих. По сути, ничего не менялось. И теперь представьте современного осужденного (о смысловых и культурных различиях мы уже говорили в прошлой статье) который, пробыв 5–7 лет, условно скажем в середине XX века, в самом что ни на есть СССР, вышел на свободу и оказался в Украине XXI века. Но сама Украина несколько изменилась. И потому посыл сродни «ликвидируем ГПтСУ — и все станет европейским, пусть и со временем», как минимум, режет слух, а заодно возникает вопрос: «За счет чего?» Какие изменения в области смыслов предполагает проводимая реформа? Советская система исполнения наказаний, как бы к ней ни относились, работала комплексно и была призвана формировать население индустриальных городов. Насколько у нее это получилось — мы уже рассматривали. И в этом свете вопрос «кого планирует формировать новая пенитенциарная система?» остается открытым.

Рядовым гражданам пенитенциарная служба, в данном контексте, преподносится в роли того самого ненавистного памятника Ленину, который не боится ни молотка, ни гидробура, ни экскаватора, но который никак не влияет на сущность города. Однако проблема в том, что за 25 лет независимости особо никто и не пытался менять систему исполнения наказаний в Украине, более того, даже существующий потенциал не был задействован. Самыми глобальными реформами были смены вывески, сначала передача из МВД в «свободное плавание», затем урезание свободы, а теперь уже полное поглощение другим ведомством. И каждый раз результат оставался тот же — становилось только хуже. А руководство Минюста действительно считает, что смена вывески с ГПтСУ на Минюст изменит смысл системы.

В сегодняшнем украинском дискурсе бытует мнение, что быть специалистом в конкретной области не обязательно для того, что бы ею руководить, достаточно быть управленцем. Отчасти согласиться с такой постановкой вопроса можно, но эти управленцы должны иметь сертификаты MBA, PMP либо аналогичные, а также опыт управления персоналом в десятки тысяч человек (по словам замминистра юстиции Савастьяновой, в ГПтСУ работают и проходят службу 30 тысяч человек). Причем заметьте, такие навыки должен иметь не только начальник службы, но и его заместители, начальники отделов и начальники колоний. Самое главное, что из управления персоналом и проектного менеджмента прямо не следуют навыки и понимание оперативно-розыскной и социально-воспитательной работы, что оставляет определенную долю скепсиса в приглашении «не специалистов», людей со стороны в органы уголовно-исполнительной системы. Представьте себе топ-менеджера СКМ, или аналогичного по масштабу предприятия, приходящего на работу в ГПтСУ. Он явно обладает всеми необходимыми навыками управленца или кризис/проект менеджера, но почему то невольно на лице появляется улыбка, думаю, даже не надо объяснять — почему.

22 апреля министр юстиции П.Петренко в интервью одному из украинских изданий сказал: «Починати реформу пенітенціарної системи без підтримки парламенту я не буду, тому що це доля людей, що знаходяться у колоніях». Очень интересно — кого же он имеет в виду: осужденных или персонал? В целом он говорил о том, что подаст пакет законов в парламент тогда и только тогда, когда появится поддержка депутатских фракций, без этого начинать реформу не имеет смысла, и с этим сложно спорить. Также министр сделал акцент на советскости и коррумпированности системы, и у читателей вполне могло сложиться впечатление, что в остальных ведомствах и службах, подчиненных Минюсту, коррупция уже повержена, а декоммунизация/люстрация завершились. Но уже 18 мая постановлением №343 Кабинет министров Украины единогласно ликвидировал Государственную пенитенциарную службу Украины, а постановлением №348 были ликвидированы

26 территориальных подразделений и взамен созданы 6 межрегиональных подразделений Минюста. Видимо, поддержка парламента появилась. В постановлении указано, что главой ликвидационной комиссии назначен глава пенитенциарной службы В. Палагнюк, а постановлением № 364-р, в тот же день, ему присвоен третий ранг государственного служащего. И самое главное — процесс ликвидации может идти годами, все это время служба будет находиться в подвешенном состоянии. Также не стоит забывать о необходимости сменить вывески, уже не фигурально, но буквально, заказать новые печати, сменить форму сотрудников и заказать новые шевроны — это, к слову, об экономии бюджетных средств. И раз на этой самой экономии так настаивают, то выделять на все эти статьи денег никто не собирается, а значит — сотрудники будут продолжать покупать форму за свои деньги.

В приложении к постановлению указан перечень передаваемого имущества, в частности, указаны предприятия и колонии, расположенные на временно оккупированных территориях и в зоне проведения АТО. Любопытно, а как практически будет происходить инвентаризация этих объектов и их передача Министерству юстиции? И следующий вопрос к министерству: на территории одной из колоний в зоне проведения АТО находится многопрофильная больница для осужденных, лечение в ней проходили осужденные со всей территории Украины, которая: а) не является частью колонии, а просто расположена на ее территории; б) имеет двойное подчинение — ГПтСУ и Минздраву; кому она передается? Как обстоят дела с осужденными из других областей Украины, которые «не вовремя» заболели и остались там?

Возвращаясь к цитате в начале статьи, зададим себе вопрос: а что, собственно, «затем»? Что реформаторы предлагают создать? Часть вопросов уже была нами рассмотрена, и потому возвращаться к ним мы не планируем.

Демилитаризация службы — один из основных аспектов в предлагаемой реформе. В своих интервью министр юстиции и его замы всегда делают акцент на том, что разаттестовать планируют сотрудников территориальных управлений, сотрудники же колоний останутся в погонах. Что звучит достаточно странно, но обо всем по порядку.

Начать следует с того, что в 1995 году Украина вступила в Совет Европы, в своем документе №190 от 23.09.95 по поводу заявки Украины на членство ПАСЕ в одном из пунктов заключает: »відповідальність за управління пенітенціарною системою, за виконання судових рішень та за реєстрацію осіб, які прибувають до країни або від'їжджають з неї, буде передано Міністерству юстиції до кінця 1998 року». В 1999 году резолюцией № 1179 ПАСЕ констатировала, что переход пенитенциарной системы в Министерство юстиции двигается очень медленно. Этот же призыв звучал и дальше, в резолюциях №1262 (2001), 1346 (2003), 1466 (2005), в которых также делали акцент на необходимости улучшения качества содержания, питания и медицинского обслуживания осужденных. Поэтому удивляться тому, что после 20 лет мы все же решили выполнить взятые на себя обязательства, наверное, не стоит. Подобная законодательная инициатива безуспешно предпринималась, например, в 2013 году.

С другой стороны, такое действие влечет ряд рисков — например, уже озвученная возможность трудоустройства люстрированных сотрудников других силовых ведомств, а также демилитаризация могут быть восприняты самими осужденными как отказ от порядка и дисциплины, что может привести к проявлениям неповиновения законным требованиям администрации и к массовым беспорядкам. Вопрос легитимации власти разаттестованных сотрудников в глазах осужденных остается актуальным. А также не совсем понятно, каким образом планируют лишить погон сотрудников территориальных подразделений, но оставить их сотрудникам колоний, если в Минюст перейдут все?

Заявленная переаттестация сотрудников службы вызывает ряд опасений после проводимой и так и не завершенной переаттестации милиции в полицию, а ведь именно ее принципы хотят взять за основу. Единственное, что по этому поводу пока говорят в министерстве, — восстановиться через суд не прошедшие аттестацию сотрудники не смогут, ввиду ликвидации службы. По характеру этих слов может сложиться впечатление, что службу ликвидировали именно для этого.

Сокращение количества служащих звучит, с одной стороны, убедительно и необходимо, ведь штат территориальных управлений действительно раздут и может быть оптимизирован, с другой — все зависит от реализации. Не совсем понятна судьба оперативно-розыскной и медицинской службы, такая деятельность Минюста не предполагается законом. Также при территориальных управлениях в каждой области существуют военизированные подразделения, оперативность реагирования которых на чрезвычайные происшествия ставится под сомнение ввиду сокращения количества этих самых управлений с 24 до 6.

Некоторые промежуточные выводы:

Передача полномочий ГПтСУ Министерству юстиции рано или поздно все равно бы произошла, это часть взятых Украиной на себя обязательств, и потому если в глазах наших европейских партнеров мы хотим выглядеть приличным государством, нам необходимо их выполнять. О цене и реальном ущербе для государства и государственности нужно было думать перед подписанием этих требований в уже далеком 1995 году. Кто выставляет приоритеты выполнения обязательств и почему все происходит так, как происходит, — вопрос, на который ответить может каждый сам для себя.

Обличение пенитенциарной системы проходило и проходит великолепно, потому как людям свойственно поддерживать обиженных и оскорбленных, на которых осужденные так похожи. Проблема в том, что не все является таким, каким кажется. Никогда не будет порядка в колониях, если персонал не будет чувствовать себя социально защищенным и обеспеченным. Тезис о «десятках тысяч невинно осужденных» плотно вошел в украинскую действительность, его можно услышать как в метро, так и с трибуны Верховной Рады. При этом все забывают, либо просто не знают, что пенитенциарная система работает с уже осужденными людьми, и не дело службы выносить оценочные суждения, тем более — ставить под сомнение приговор суда. Если кому-то кажется, что суд выносит неправомерные решения, возможно, стоит задать вопросы судье.

Основной тезис, который сейчас продвигают представители Минюста и небезразличной общественности, — «в тюрьме сидят одни невиновные»;  карательная и репрессивная правоохранительная система была излишне сурова. В то же время, продвигая подобные посылы, они отказывают в чести и памяти сотрудникам службы, которые имеют боевые награды или погибли при исполнении служебных обязанностей, людям, которые честно исполняли свой долг. Получается, что раз ловили невиновных, то и почета в этом нет и быть не может.

Совсем ничего не сказано о реформе пенитенциарного образования, а в системе есть 5 профильных учебных заведений. Какова их судьба? Возможно, создавая собственные кадры, в какой-то момент мы перестанем искать опытных управленцев на стороне. Перестанем идти на компромиссы с совестью при каждом назначении экс-сотрудников других силовых ведомств, перестанем задумываться, действительно ли они «не были замечены», или недоработала внутренняя безопасность и вот-вот что-то всплывет. Возможно, тогда служба перестанет быть отстойником для люстрированных чиновников и офицеров, не зарекомендовавших себя в других службах и ведомствах.

Устройство советских лагерей во многом повторяло устройство советских рабочих поселков и небольших городов, тем самым создавая подспорье для перехода к индустриальному типу городов. В Украине постепенно изменяется сущность и публичное пространство городов, а сущность и пространство колоний — нет. И одними запусками офисов пробации тут не обойтись, эти проблемы затрагивают как переход от барачной системы общежитий к, например, кубриковой, так и реформы центров занятости и других социальных институтов, что местами выходит за рамки полномочий Минюста.

Значительное количество осужденных, выходя на волю, сразу же совершают преступления, чтобы вернуться «домой». Думаю, ни для кого не секрет, что в колониях для ранее судимых в основном сидят одни и те же люди, иногда целыми семьями. Там все ясно, просто и понятно: это место, где они значимы, и самое главное — нет необходимости совершать усилие над собой. Не нужно зарабатывать деньги, думать о том, как прокормить семью, все проблемы, довлеющие над среднестатистическим украинцем, вообще не существенны, их просто нет. И это реальная проблема, с которой только предстоит бороться. Добавьте сюда отсутствие паспорта и наличие нескольких тяжелых заболеваний, наркотическую зависимость, например, и вы получите среднестатистического украинского осужденного. Что он может предложить работодателю и обществу?

Озвученное руководством Минюста создание проектного офиса — это, безусловно, хорошо и, возможно, положительно повлияет на развитие службы уже в рамках министерства. Но вместе с тем следует констатировать, что научный совет, существовавший при ГПтСУ скорее формально, должен начать работать и приносить реальные плоды в виде фундаментальных научных разработок. В нашей стране сейчас наметился тренд снижения финансирования науки, отказ от фундаментальных исследований, но это так же безумно, как и выпускать на свободу всех без разбору осужденных. Надо также понимать, что если научный совет начнет работать, это не значит, что все сразу изменится и все разработки действительно можно будет внедрять немедленно. Но живая, научная дискуссия, с позиций идеальной коммуникации, жизненно необходима, иначе внедрение передовых пенитенциарных мыслей и наработок попросту невозможно.

Как бы там ни было, результат реформы останется на совести реформаторов, но жить с ее последствиями придется нам всем уже сейчас. Нам с вами жить в этой стране, в нашей стране. Мы не сможем, в отличие от некоторых, достать КамАЗ денег и обустроить себе жизнь в другой стране. Обустройство нашей жизни идет здесь и сейчас, процесс обустройства — это и есть сама жизнь, и от того, как мы распорядимся ею сейчас, зависит наше общее завтра. Руша все на корню и не предлагая ничего реально работоспособного взамен советского/постсоветского, уже явно отжившего свое, мы рискуем получить новый фронт конфликта, в виде абсолютно неуправляемой криминогенной обстановки.

Информация о материале

Опубликовано: 24 июня 2016

Суд визнав, що фірма матері Мусєєва незаконно орендує берег річки, але землю повертати передчасно

Харківська міська рада незаконно передала в оренду ПП «Компанія Лот-Сервіс ХХІ» земельну ділянку площею 0,83 га. Про це повідомляє «Харківський антикорупційний центр» з посиланням на відповідне рішення Господарського суду Харківської області.

В 2011 році Харківська міськрада передала в оренду на 25 років ПП ПП «Компанія Лот-Сервіс ХХІ» землю за адресою: Харків вул. Радгоспна, 3 (кадастровий номер 6310136300:12:001:0038). Ділянка розташована під розважальним комплексом «Arisona».

Наприкінці 2015 року прокуратура звернулася до суду про розірвання договору оренди земельної ділянки. Прокурор посилався на те, що земля, яка передана в оренду, розташована в 50-метровій зоні прибережної захисної смуги р. Лопань, а тому відноситься до земель водних об’єктів. Землі під водними об’єктами загальнодержавного значення відносяться до земель державної власності та передаються у власність або у користування Обласними державними адміністраціями, а не міськрадою, як це було зроблено.

Суд визнав, незаконним та скасував рішення сесії міськради про оренду землі приватникам, скасував сам договір оренди, а також визнав відсутнім у ПП «Компанія Лот-Сервіс» права користування цією землею для обслуговування спортивно-оздоровчого комплексу.

Попри це, суд відмовився задовольнити клопотання прокурора про витребування землі з користування фірми. Суддя вирішив, що права позивачів в цій справі не порушені, витребувати ділянку передчасно.

Засновниками ТОВ «Компанія Лот-Сервіс ХХІ» є Павло Бондаренко, Валерія Бондар та Ніна Мусєєва. Остання є матір’ю голови Адміністрації Холодногірського району м. Харкова та депутата міськради Максима Мусєєва.

Информация о материале

Опубликовано: 24 июня 2016

Госслужба в Украине — это школа вроде буддийского монастыря Шаолинь

Игорь Перегинец, медик по образованию с магистерской степенью американского университета по специальности «Общественное здоровье», 15 месяцев работал заместителем министра здравоохранения, в команде Александра Квиташвили. До 2015 года Игорь Перегинец был заместителем представителя Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) и главы бюро ВОЗ в Украине.

8 июня 2016 года премьер-министр Владимир Гройсман подписал заявление о его отставке. На выходе из министерства в багаже бывшего чиновника, помимо бесценного опыта, два криминальных дела по факту и щепотка оптимизма.

Медицина для «чайников», или Политика решает всё

Чтобы реформировать систему, надо понимать, как она работает. С чего начали вы?

— В системе здравоохранения есть чётко обозначенные элементы: финансирование, планирование и подготовка кадров, качество предоставляемых услуг, доступность лекарственных препаратов и управление данными. Сегодня каждая из составляющих системы требует преобразования. И за 15 месяцев наша команда разработала концепции реформ практически по каждому из элементов.

Первый шаг для обеспечения правовой основы этой реформы был сделан: парламент в первом чтении одобрил законопроект об автономизации медучреждений, что позволит им распоряжаться собственными средствами по своему усмотрению. К слову, этот закон не могли принять целый год из-за того, что авторами значились Минздрав и Кабмин, а не представитель законодательной власти. Но спишем это на причуды депутатов. Дело «за малым» — второе чтение, подпись президента, план действий, приказы министерства…

То есть ещё год как минимум, и это в лучшем случае, чтобы изменения в больницах и поликлиниках начались?

— Другого пути нет. Для реализации реформ в системе необходимо внести изменения и в бюджетный кодекс, и в законодательство по здравоохранению, принять новые законы. У нас ведь какие взаимоотношения между законодательной и исполнительной властью? Мы написали как умели, а вы, лузеры, не можете исполнить. Так это невозможно выполнить, это ж бред с практической точки зрения. Нет, это вы никудышные исполнители.

Проблема в том, что приоритет политической составляющей, по сути, являющийся масштабным пиаром, нацелен исключительно на удовлетворение эмоциональной потребности населения. Политическое «облачение» проблем у нас отлично научились шить — армия политтехнологов придумывает удачные лозунги и правильные слова для ублажения слуха жаждущих перемен. Но до реализации никогда дело не доходило — правительства менялись, чиновники отбывали на должности год-полтора — этого как раз хватало на озвучивание разумных идей. Например, в Министерстве здравоохранения за неполных 25 лет было 22 или 23 министра. Мы двигаемся не вперёд, а по кругу — новые или адекватные старые идеи озвучиваются, «продаются» людям, и на этом всё заканчивается. Хочу надеяться, что, несмотря на пертурбации в политике, вектор развития страны останется неизменным. Думаю, критическая масса депутатов, поддерживающих реформы, только формируется.

Украина не может позволить себе такой раскачки, когда реформы нужны были позавчера. Изменился и сам дискурс: сегодняшняя риторика власти, касающаяся здравоохранения, уже мало похожа на реформаторскую. Или я ошибаюсь?

— Дело в том, что системные изменения не являются политически и публично привлекательными, даже наоборот. Например, тема сокращения койко-мест с 80 до 60 на 10 тысяч населения. Это используется исключительно для шоу «я спаситель больниц, не дам оставить людей без помощи», хотя койко-место, конечно, никак не равно качественной медицинской услуге. Эти койко-места и съедают ресурсы, с помощью которых тех же людей можно лечить в разы эффективнее. Шоу продаётся лучше, второй тезис предполагает необходимость более сложного объяснения. Но с точки зрения развития системы, сокращение дыры, в которую проваливаются бюджетные деньги, это жизненно необходимо.

Не проводить системных изменений уже невозможно. Да, они могут казаться рискованными: а что, если не сработает? Но мы достигли настолько критического состояния, что спастись можно, только меняясь, времени на сомнения не осталось. Кроме того, все наработки прошлого года учитывают риски, все за и против. Совершенствовать методы по ходу дела можно, менять вектор — нет. Я на 100% уверен, что это правильный путь. Уверен ли я, что это так же понимают люди при власти? Нет. Но надеюсь, что инстинкт самосохранения у политиков в данном случае сработает.

Как вылечить систему здравоохранения

Как должен измениться подход к планированию и распределению ресурсов в системе?

— Медучреждения должны быть не бюджетными, а автономными, тогда они смогут нанимать работников по компетенциям. Они будут платить специалистам зарплату в соответствии с государственным заказом и спросом на их услуги. В перспективе это создаст конкурентный рынок медработников и заведений. Но под контролем государства, которое станет заказчиком услуг для граждан. Государство — национальный закупщик — будет оплачивать пакет услуг для каждого и требовать соответствующего качества.

Следующая составляющая здравоохранения — доступ к лекарственным средствам и медицинским технологиям. Чтобы препараты стали более доступными для граждан, нужно чётко распределить: какое лечение государство обеспечивает, стоимость каких лекарств компенсирует полностью или частично. То есть необходима реформа системы частичной компенсации денег (реимбурсации) за те или иные лекарства.

И последнее — управление данными и информационные технологии. Управление данными, начиная от единого национального реестра пациентов, где будут наши имена, и, независимо от того, в какую больницу мы бы обратились, каждый врач имел бы доступ к этой электронной форме, вместо бумажной, которая до сих пор используется в поликлиниках и превращается в тома. Это позволит как минимум не сдавать анализы для каждого врача отдельно, а как максимум — получить помощь в любом городе, в любом медучреждении, где вы оказались по тем или иным причинам. Также можно будет проследить затраты на охрану здоровья каждого пациента, сейчас это сделать нереально. «Подушный» бюджет рассчитывается, но эти деньги просто растворяются в регионах, они направляются на содержание койко-мест, ставки врачей, коммунальные услуги инфраструктуры.

Жить в системной шизофрении — наш конёк. Но вы перечислили такой объём работы, что дождаться реализации хотя бы одного пункта не представляется возможным. Оглядываясь на «движение» законопроекта об автономизации учреждений, к примеру.

— Да, каждый в отдельности компонент системы имеет свои правила, доказательную базу и даже свою науку. Здравоохранение невозможно свести к простяцкому подходу, как у нас все эти годы делалось. Всё плохо? Давайте в три раза увеличим бюджет! Но это не решает вопрос рационального функционирования каждого из компонентов. Это создание иллюзии решения — деньги заканчиваются быстрее, чем успевают дойти до адресатов. Без системных изменений, сколько бы денег ни влить в здравоохранение, вопрос качества медицинского обслуживания для конкретного гражданина не изменится. Поэтому, как бы политикам ни хотелось абстрагироваться от техничности процесса, от практики отвлечься невозможно. Придётся изучать эти моменты, слушать специалистов, чтобы разобраться в деталях. Иначе полная безысходность.

Такие специалисты есть в Украине? Их слышат? Они авторитетны для принимающих решения?

— По каждому из направлений есть свои специалисты, но их очень мало, буквально по несколько человек. К сожалению, у нас авторитетными являются те, кто громче кричит, и, как показывает практика, выкрикиваемые лозунги не имеют ничего общего с реальными знаниями. Поэтому я повторяю, что система здравоохранения не должна быть элементом политики.

Ну как не должна, если есть?

— Реальных изменений не предвидится, пока не будет прямого политического обязательства на самом высоком уровне — президента, премьера — осуществить эту реформу. Реформа здравоохранения должна быть выведена из поля остальных реформ. Нацсовет реформ должен собираться не реже, чем раз в квартал, исключительно по здравоохранению, Кабмин — заседать по этой теме каждые две недели, там для всех есть работа. Для Минфина, Минсоцполитики, Минэкономики, Минэкологии, даже Минагро.

Есть такое понятие, как «социальная детерминанта здравоохранения», — факторы, влияющие на сохранение здоровья и защиту от болезней. Это условия проживания, работы, питание, образование, семейный доход. Невозможно рассчитывать, что в условиях, когда значительная часть населения сталкивается с безработицей, не может позволить себе качественные продукты питания, пребывает в стрессовом состоянии, —существующая система здравоохранения решит их проблемы со здоровьем.

Один из моих любимых авторов, канадский исследователь Дэннис Рафаэль, вывел альтернативные правила для сохранения здоровья. Есть традиционные, такие как не курить, заниматься спортом, не употреблять алкоголь и жирную пищу. А он обозначил такие, которые, по его мнению, больше отвечают современной жизни человека, это 14 социальных детерминант, влияющих на здоровье. На первом месте — доход. Затем образование, работа или её отсутствие, условия труда, развитие в раннем детстве, доступ к еде, условия проживания, социальная адаптивность, и лишь на девятом месте — доступ к системе здравоохранения. Потом статус этничности в стране, пол, раса, инвалидность. Сначала не будь бедным, не работай в стрессе за копейки, не живи на мусорнике и возле больших транспортных развязок, имей возможность путешествовать хотя бы раз в год, знай свои права и умей ими воспользоваться, в том числе социальными благами, которые тебе полагаются, а потом уже не кури, занимайся спортом, соблюдай диету и т. д. То есть здоровье каждого — приоритет для государства в любом случае. Я настаиваю, что сфера здравоохранения — топовая для политической жизни страны. Это и благосостояние, и национальная безопасность. Это сфера не частных страховых компаний, как некоторые хотят преподнести, а именно государственной важности. Государство должно сохранить эту важнейшую функцию за собой, гарантируя финансовую безопасность, доступ к качественным услугам и защиту на случай болезни.

Но всё-таки непонятно, что мешает уже сейчас менять правила? Почему бы, наконец, не взять скальпель?

— На мой взгляд, главная проблема в том, что многих управленцев устраивает существующая система координат. Они знают, как управлять этой системой с максимальной для себя выгодой. Это огромная бюджетная система, где деньги, условно, ничьи. Поэтому коррупция — от крупных схем до индивидуальных расценок за услугу — процветает. Новая система несёт риски для привычного существования. Если сейчас реформировать финансирование, это может вскрыть недостатки системы в целом. Если изменить форму управления медучреждений, создать рыночные условия для их существования, можно будет увидеть, где и какое заведение работает эффективно, как тратит ресурсы, какого уровня специалистов привлекает, можно будет сравнить стоимость лечения одного заболевания в разных больницах, что, вместе со свободным волеизъявлением пациентов, касающимся выбора врача и медучреждения, оздоровит всю систему, от чего выиграют все.

Когда система говорит «да, но нет»

Кому и где перешли дорогу лично вы? На заседаниях профильного парламентского комитета вас обвиняли во всех грехах.

— Я работал над передачей государственных закупок международным организациям. Это огромные бюджетные деньги. Возможно, я недооценил влиятельность фармацевтической отрасли, у которой есть серьёзный ресурс для политического и медийного влияния. Где есть деньги — там политическое влияние, где есть политическое влияние — там неадекватные решения. Плюс невосприятие депутатами кадровой ситуации в министерстве. Всё это создало действительно непродуктивную атмосферу. Возможно, путь угроз и неадекватных заявлений — переход на личности без рационального обоснования — это единственный путь для некоторых депутатов проявить свою значимость, силу. То есть не умом, не обоснованными решениями, не пониманием, а ущербным давлением на неугодных через прокуратуру и другие силовые ведомства. Ясно, что это признак слабости, некомпетентности, страх обнаружить непрофессионализм. Для них возможность реализовать свои амбиции через провокацию конфликта — единственный выход.

В силу того, что мне пришлось заниматься слишком чувствительными темами, я попадал под обстрел, но всё равно пытался что-то сделать. Были ли ошибки? Конечно.

Делегировать обязанности, правильно распределять не получалось?

— В министерстве многие делают всё, чтобы избежать даже минимальной ответственности, переждать «до лучших времён». Грамотно распределить функции, чтобы не навредить качеству, — во многом недостижимая задача. Да и времени для этого у нас не было. Я пришёл в конце марта 2015-го, а уже с 1 мая в министерстве была масштабная проверка Национального агентства государственной службы, инициированная депутатами, и буквально съевшая полтора месяца. Мы писали тома ответов, почему не проводятся национальные и международные закупки, ведь всё должно происходить молниеносно. А мы пересматривали номенклатуру лекарств, на которую было много жалоб, убирали барьеры для фармрынка. В итоге я получил выговор от Кабмина.

За что? Существующая нормативная база, все эти бюрократические правила, которые никто не собирается менять, не позволяли запустить процесс через месяц после принятия закона о закупках. Необходимы согласования, ответы от сотен структур, объяснения, подписи, визирования…

Активный процесс передачи закупок начался 15 мая и закончился лишь перед подписанием третьего, последнего, договора в конце октября. То есть пять месяцев ушло на банальную реализацию норм закона — с постоянными проверками, бесконечными отчётами, ведь целые управления готовят ответы на запросы депутатов и общественных организаций — с откровенным прессингом и спекуляциями в прессе. В то же время министерство обладает более чем скромным ресурсом для такой работы, осуществляемой, напоминаю, впервые: никто не знал, как это должно выглядеть и работать. Мы привлекали внешних консультантов и за пять месяцев сформировали фактически новую систему закупок. Сегодня в Украину уже поставлено лекарств на 900 млн грн. Они закуплены по прозрачной процедуре, с существенной экономией, что позволяет за те же деньги из бюджета купить, а значит, пролечить большее количество пациентов.

Какие ещё преимущества у этой системы закупок?

— В 2014 году был подписан договор с поставщиком лекарственных препаратов, который на сегодня не поставил предусмотренный условиями договора товар на 72 млн грн. Государственные деньги украдены, и судебная перспектива их возвращения довольно туманна. Из 72 млн грн на 42 млн грн должны были быть поставлены антиретровирусные препараты для лечения ВИЧ-инфицированных. С новой системой закупок такие случаи невозможны.

Более 2 млрд грн использованы прозрачно и эффективно, с существенной экономией, что позволяет покрыть потребность в лекарствах в большей мере. Детский фонд ЮНИСЕФ, например, ещё вложил и свои деньги — $200 тыс., чтобы как можно быстрее и безопаснее развезти вакцины и антиретровирусные препараты по Украине. Кроме того, ЮНИСЕФ обеспечил холодильным оборудованием для хранения вакцин ряд регионов. То есть до 10 млн грн фонд просто подарил Украине, это существенная помощь.

Если в этом году не будут подписаны договора с международными организациями, если процесс повернётся вспять, тогда станет понятно, почему в прошлом году было столько спекуляций, к чему криминальные дела, и заодно прояснится цена заказных публикаций.

«Если вы не терминатор, сметающий всё на своём пути, если вы уязвимы эмоционально или из-за семьи, если вы боитесь ходить на допросы по клеветническим доносам, лучше, наверное, не идти работать в государственную систему здравоохранения»

Такой общественный, такой контроль

Общественных организаций тьма, их работа часто сводится к так называемому контролю государственных органов власти. В контролёрах недостатка нет. Что с исполнителями?

— Это наша особенность. Контролёров всегда больше. Уверен, что каждый, кто считает, что можно действовать эффективнее, должен прийти и действовать. Возможно, так: год — я общественный контролёр, следующий год — госслужащий. Тогда будет понятно, что и где пробуксовывает и куда направлять усилия.

В процессе работы над передачей закупок международным организациям для меня стало очевидным, что в общественных организациях есть серьёзные расхождения по этой теме. Когда дошло до поставок, стало понятно, что некоторые из них являются карманными и лоббируют интересы так называемых фармацевтических баронов и ориентированы совершенно не на интересы пациентов. Таким образом они во многом исполняют подрывную функцию, если говорить о доверии к общественным организациям как к инструменту контроля. И это достаточно опасный тренд, когда в обществе нивелировано понятие государства, нельзя, чтобы общественный фактор терял авторитет.

Сейчас против вас открыты криминальные дела?

— Есть два криминальных дела, открытых Министерством внутренних дел и Генеральной прокуратурой. Оба касаются якобы неправильного хранения оральной полиомиелитной вакцины (ОПВ) — история, которая тянется с прошлого мая. На допросе я всю информацию, касательно соблюдения правил хранения вакцины и её качества, предоставил, закрыто ли дело, мне не известно. Мы полгода доказывали, что белое это белое, потратили массу нервов, сил. Вместо того чтобы заниматься реальными делами, мы развенчали инспирированную провокацию, призванную подорвать авторитет министерства и доказать, что перемены невозможны, что, мол, чиновники даже не знают, как правильно хранить вакцины. Опять же, мы хорошо умеем организовываться против чего-то и крайне плохо за что-то.

Вы будете подавать в суд за клевету?

— Нет, не хочу тратить время. Но я написал два заявления в НАБУ. Первое касается хранения вакцины и моей лично заинтересованности в передаче закупок международным организациям, и второе — по поводу заявления о том, что я участвовал в разворовывании денег ОХМАТДЕТа. Мои адвокаты написали заявление, чтобы НАБУ проверило сообщение, публично высказанное депутатом. Я хочу предоставить компетентным органам всю информацию, касающуюся строительства комплекса, и буду настаивать, чтобы народный депутат также предоставил факты. Расследование НАБУ докажет, что я никогда не имел отношения к строительству ОХМАТДЕТа. Да, я первый чиновник Минздрава, который написал два заявления с просьбой проверить мои собственные действия на предмет коррупционной составляющей.

Публичных разъяснений — что делается, какие риски, зачем, кто виноват, как нужно, каким будет результат и когда — было за год крайне мало. Почему?

— Это одна из ошибок. Нам не удалось привлечь к работе в Минздраве нужное количество сотрудников, способных профессионально разъяснять необходимость и суть реформ. Я очень часто обращался к людям, которые могли бы это делать, но они отвечали: «спасибо, я уже там был» или «нет, я лучше буду просто консультантом», или «я не могу по 16 часов работать за копейки», или «нет, это рискованная тема, наживу себе врагов», или «я не готов работать под прессингом, неизвестно чем это всё закончится». Сейчас я слышу: «нет, спасибо, нам достаточно твоего примера». Но я не хотел, конечно, отбить охоту работать на госслужбе, мне самому не хватало единомышленников в министерстве, чтобы лучше и больше сделать. А без команды качественные изменения невозможны. Была команда, нарабатывающая концепции, нужна команда, способная их реализовывать. Возьмём удачный пример реализации реформ, систему закупок PROZZORO. Была команда экспертов, работающих исключительно на этот продукт, она пользовалась политической поддержкой внутри страны, а также международных организаций. Они делали конкретный продукт, который имел чёткий, измеряемый результат. То, что делали мы, измерить (кроме экономии в госзакупках, благодаря международным организациям) сложно на этом этапе. Это soft, но команда, я считаю, доказала свою эффективность.

Как с помощью градусника вылечить рак

Система управления в государственных органах власти построена так, что любой реформатор сломает о неё зубы. Как можно делать что-то новое по старым правилам, с людьми, не заинтересованными в изменениях?

— Да, процедуры убивают всё. Например, передача закупок — это 90% процедурного бумажного круговорота, это согласование вопроса с десятками служб и ведомств. Каждый правильный шаг в направлении реформ — это сумма неэффективных процедур и движений. И когда суммируются эти реформаторские шаги, видна сплошная неэффективность. Чтобы вдруг не оказаться ответственными за что-то не то, люди внутри системы предпочитают не отвечать ни за что, не проявлять инициативу никогда и ни при каких обстоятельствах. Работающие в системе много лет прекрасно разбираются, как любое неприятное для кого-то решение затормозить: кому «забыть» принести на подпись, что из документов «потерять» и куда не спешить их отправлять. В результате рядовое дело может растянуться почти на год. И, будем справедливы, зарплата чиновника не предполагает самоотверженности.

И с такими исходными данными необходимо браться за реформирование. Да. Рисковать, действовать, не бояться.

А потом ходить на допросы.

— Ну да… Если человек в системе никогда не работал, как я, например, очень сложно оценить риски. Можешь браться за неподъёмное в системе, когда ты наивный дурак. Потому что просто не знаешь, что за спиной уже составляется досье: где ты не написал поручение, где докладную, что подписал и почему. Ты не представляешь себе последствий своих ежедневных обычных действий госслужащего. Система взаимоотношений построена так, чтобы не принимать ответственности, а если принимать, то минимальную и с отсылом к вышестоящему или заручаться необходимыми справками и документами. Не браться за сложные решения: они могут оказаться ошибочными. Это опасно для служащего.

Но до сих пор никто не собирается менять правила управления внутри системы.

— Я верю, что понимание необходимости этих шагов уже есть. Значит, будет движение вперёд. Пока, если вы не терминатор, сметающий всё на своём пути, если вы уязвимы эмоционально или из-за семьи, если вы боитесь ходить на допросы по клеветническим доносам, лучше, наверное, не идти работать в государственную систему здравоохранения. Для романтиков, искренне верящих в перемены, это нагрузка, несоизмеримая с человеческими возможностями. Хотя, конечно, опыт бесценный. Госслужба в Украине — это такая школа, что-то вроде буддийского монастыря Шаолинь — воспитание специальных крепышей, которые ничего не боятся, умеют медитировать, вовремя отключаться, ставят защиту, спят два часа в сутки, слышат, но не воспринимают, бездетные. Путь украинского реформатора-госслужащего — путь силы.

Можно даже определить уровни посвящения…

— Да. Например, уровень «бессмертный». Шутки шутками, но в системе здравоохранения для чиновника главное — человеческие ценности. Сейчас и в бизнесе ведутся дискуссии на эту тему: что главное — управленческие качества, нацеленность на результат или умение мотивировать сотрудников работать лучше, и как именно. То есть на первый план выходит новый менеджмент, в основе которого — ценности каждого. В здравоохранении большинство, наверное, соглашается работать с мыслью о помощи, о защите, это люди самоотверженные, альтруистичные. Это не менеджерские качества, а ценностные. И это главное в системе здравоохранения.

Ваш рецепт долголетия для Украины.

— Не назначать виноватых, не искать блох в действиях предшественников, не жить жаждой наказать кого-то, а доверять, объединять усилия, думать об эффективности шагов, о том, как найти профессионалов для работы — так мы будем двигаться в пять раз быстрее. Необходимо объединяться вокруг идей преобразования жизни, а не возможности побить кого-то.

И ещё нужно уметь идентифицировать лидеров. Лидер не тот, кто знает ответы на все вопросы, но тот, кто умеет найти профессионалов и равномерно задействовать их в процессе преобразований, лидер понимает, что есть люди, умнее его, он готов пожертвовать своими амбициями ради того, чтобы достичь результата. Люди, прошедшие Майдан, прошли огонь, воду, но… могут погореть на медных трубах. Такова наша карма.

Информация о материале

Опубликовано: 23 июня 2016