Статьи

В украинском социуме одним из доминирующих представлений о мироздании остается вера в систему патернализма. Сторонник подобного подхода себя и сородичей воспринимает как детей, а представителей власти — как родителей, которые обязаны во всем заботиться о своих отпрысках. На верхушке власти, само собой, — «верховный отец». Такая система плохо работает в демократическом обществе, хотя и в нем большой популярностью пользуются социально-иждивенческие установки. Но для авторитаризма она идеально подходит и, по сути, единственно возможна. Ведь адепты патернализма отличаются антидемократизмом, а также нетерпимостью к чужому мнению и чужой индивидуальности. Собственного же мнения они практически лишены, зато слепо верят в массовую пропаганду и следуют указке признанных им вождей. Кстати, именно из-за широкого распространения среди украинских избирателей данного подхода практически все наши политические партии являются организациями вождистского типа. Есть в этой плоскости еще одна, также сугубо политическая особенность украинцев: их вера в очередного доброго царя скоротечна и обычно очень быстро переходит от любви к ненависти.

Считается, что патернализм более всего характерен для людей советского менталитета, ареал их проживания — восток и юг страны. Впрочем, повсеместно в «государство для народа» верят малоимущие, прежде всего, самый массовый в нашей стране класс — пенсионеры. Насколько тотально продолжают будоражить умы украинцев идеи патернализма, можно понять из результатов анализа социологических исследований. Например, в 2008 году Центр Разумкова поставил перед респондентами вопрос: «Что является важным для успешного развития Украины?» (перечень ответов предлагали сами социологи). Наименьшее количество (40%) участников опроса выбрали ответ «сведение к минимуму вмешательства государства в экономические процессы», а наибольшее (96%) — «гарантирование государством социальной защиты граждан». А 62% опрошенных связали успешное развитие страны с «появлением сильного лидера, имеющего широкие властные полномочия». Между прочим именно патернализм вызывает особое желание «сильной руки», которая, однако, в случае появления украинцев обычно не устраивает, но в связи с чем не исчезает почему-то само желание — поиск новой «сильной руки» все равно продолжается.

Модернизация любой страны основывалась на самоотдаче граждан, но никак не на социально-иждивенческих установках. Иждивенцы не способны ни на какие свершения, более того, им претит жить в эпоху перемен. Так что, насколько долго Украина будет находиться в плену патерналистских убеждений, сказать пока сложно. Можно, конечно, начинать каждому с себя. Что, в принципе, и так уже происходит — количество граждан, не рассчитывающих во всем на государство, с каждым годом неуклонно растет.

Влюбленность на расстоянии

В конце 2009 года Центр Разумкова озаботился отношением украинцев к президенту Беларуси Лукашенко. Результат оказался феноменальным — 59% опрошенных признались, что к Александру Григорьевичу у них положительное отношение. На измерении кредита доверия украинцев к обитателям Кремля традиционно специализируется российский Фонд общественного мнения (ФОМ). Когда Владимир Путин был президентом РФ два предыдущих раза, его рейтинг в одно время доходил даже до 70%. В конце 2007-го (когда Путин готовился к работе премьером) ему доверяли, по данным ФОМ, 55% украинцев. Украинский рейтинг российского президента Дмитрия Медведева, стартовав в начале 2008-го с 32% (ФОМ), достиг апогея весной 2010-го — 47%. То есть доверие к стране прямо пропорционально отражается на доверии к ее лидеру, но без каких-либо последствий. Например, на выборах-2006 в Верховную Раду Партия политики Путина набрала аж 0,12%.

Информация о материале

Опубликовано: 11 мая 2012

Оценка трансформаций в судебной системе, осуществленных регионалами за последние два года, будет неизменно связана с разного рода противоречиями. Так, нынешняя власть впервые за долгие годы смогла создать механизмы для реального привлечения судей к ответственности. Правда, при этом регионалы умудрились недвусмысленно честно ответить на вопрос, во имя чего все это было сделано: ради своих собственных разносторонних выгод и прибылей или хоть немного во имя интересов украинского общества.

Вчера исполнительный директор Украинского Хельсинского союза по правам человека Аркадий Бущенко раскритиковал положение дел в украинских судах. «На наш взгляд, сейчас ситуация катастрофическая как с независимостью судей, так и вообще с функционированием правосудия. А без правосудия, которое функционирует надлежащим образом, никаких разговоров о соблюдении и защите прав человека быть не может»,— подчеркнул господин Бущенко.

По его словам, правозащитники уже высказывали свои замечания к последней реформе судебной системы, которая «подорвала основы независимости судей». «Высший совет юстиции (ВСЮ) получил чрезвычайные полномочия по контролю за судебной властью. В судейской среде ВСЮ получил название «судейское гестапо» — к сожалению, данный орган использует власть именно для давления. Не для того, чтобы повышать квалификацию или удалять судей, которые действительно не соответствуют своей должности, а для того, чтобы оказывать давление на судей, которые принимают решения, не нравящиеся, скажем, прокуратуре»,— сказал правозащитник.

Важно отметить, что при оценке судебной реформы, осуществленной весной-летом 2010 г. под эгидой новоизбранного президента Виктора Януковича, не стоит забывать о справедливости. То, что президентской юридической команде безусловно удалось сделать, — это создать реальные механизмы для привлечения к ответственности судей любого уровня.

А ведь за долгие годы в Украине уже сложилась чуть ли не традиция, что судью крайне тяжело лишить мантии — что бы он ни делал при отправлении правосудия. Есть смысл предположить, что в том числе и на благодатной почве безнаказанности служителей Фемиды в Украине стремительно начало процветать рейдерство. Излишне напоминать, что чуть ли не главной ударной силой в любом силовом отъеме собственности служили именно судебные решения самых разных судов. А как не вспомнить о том, как судьи из местных судов в самых разных уголках страны останавливали указы президента, а также акты прочих центральных органов власти в Украине.

И при этом можно вспомнить и о статистике, сколько судей покидало судебную систему по причине, скажем, нарушения судейской присяги. А статистика весьма иллюстративная: при всей противоречивости работы судов и судей — не более нескольких человек в год.

В этой связи, естественно, нельзя умалять заслуг нынешней власти, которая впервые за долгие годы смогла создать процедуры, позволившие реально привлекать судей к ответственности. Напомним, что уже в 2010 г. за нарушение присяги были уволены не только судьи из местных и апелляционных судов, но и даже из Верховного суда.

Но проблемный момент состоит в другом — для чего именно регионалы предпринимали такого рода реформаторские шаги? Для чего именно члены ВСЮ впервые за всю историю существования данного органа получили в свои руки мощнейшие рычаги влияния на карьерную и профессиональную судьбу любого судьи в Украине? Причем с применением этих рычагов ежесекундно должны считаться все без исключения служители Фемиды.

Одно дело, если бы при реформировании судебной системы регионалы ставили бы во главу угла интересы миллионов украинских граждан, нуждающихся в как можно более независимом и справедливом правосудии. Правда, в этом случае было бы намного логичнее усилить ответственность судей перед теми общинами, на которые распространяется власть этих самых судей.

Но совсем другое дело, если нынешняя власть, беря в свои руки полный контроль за карьерными успехами любого судьи в стране, преследовала прежде всего исключительно свои собственные интересы. Более того, намеревалась извлечь из этих процессов самые разнообразные выгоды.

 В любом случае, вряд ли сегодня стоит ставить под сомнение тот факт, что юридическая команда президента Виктора Януковича извлекла серьезные выгоды из судебной реформы — как для себя, так и для своей политической силы. По крайней мере, сегодня сложно найти хотя бы одного судью, который бы не отдавал себе отчет, чье мнение он безоговорочно должен учитывать в своей работе в нынешних политических условиях. Зато выгоды, которые получили миллионы украинских граждан от реформаторских шагов нынешней власти, — кажется, до сих пор весьма проблематичный вопрос.

Информация о материале

Опубликовано: 11 мая 2012

Принятие нового Уголовного процессуального кодекса породило многочисленные его оценки со стороны юристов, политиков, экспертов, представителей иностранных государств и международных организаций. Это и понятно, поскольку кодекс такого рода по определению является эпохальным законом, способным существенным образом повлиять как на состояние правовой системы, так и на развитие Украины вообще. Спектр оценок нового УПК чрезвычайно широк — от полного одобрения до полного непринятия.

Одни считают, что новый УПК обеспечит беспристрастность и объективность досудебного расследования и судебного рассмотрения уголовных дел, надлежащее соблюдение прав человека в уголовном процессе, даст больше возможностей для вынесения справедливых судебных решений. В их понимании новый УПК — это панацея от проблем, присущих сегодня отечественному уголовному судопроизводству. По убеждению других, новый УПК, наоборот, разрушает правовые принципы уголовного процесса, ограничивает право на защиту, создает предпосылки к злоупотреблению и безосновательному криминальному преследованию. Они усматривают в новом УПК угрозу правам и свободам человека, справедливому правосудию, правовому государству. При этом категоричные выводы нередко формулируются на основании анализа лишь одной или нескольких новелл, что само по себе делает оценку неполной, неточной и необъективной.

На мой взгляд, сегодня невозможно дать объективный отзыв новому УПК. Для этого самого «чистого» анализа юридического содержания его положений недостаточно. Однозначно ответить на вопрос, что именно получила Украина в результате кардинальных изменений в сфере уголовного процесса, можно будет хотя бы через полгода действия нового УПК. Тогда станут понятными направленность осуществленных изменений, эффективность внедренных новелл, главные тенденции реформированного уголовного судопроизводства.

Сейчас оценить можно только сам факт принятия нового УПК. Ведь если исходить из того, что суть судопроизводства составляет процесс (законодательно определенную процедуру рассмотрения дел), то давно была очевидной необходимость изменить многие положения действующего уголовного процесса. Она предопределялась объективными факторами — стремительным развитием общественной жизни, правовой системы, кардинальным изменением законодательства, появлением новых научных разработок в сфере уголовного процесса, внедрением международных стандартов уголовного судопроизводства.

Но совсем не из-за абсолютной непригодности действующего УПК (как это многие акцентируют), который был принят еще в советское время и предназначался для тоталитарной системы. В день (точнее — в ночь) принятия нового УПК один знакомый судья апелляционного суда (специалист по гражданским делам) настойчиво убеждал меня в прогрессивности нового документа, основывая свою оценку на неопровержимом, как он считал, аргументе. А именно — на том, что действующий УПК был принят более 50 лет назад, а следовательно, непригоден для современного применения. На что в таком же «аргументированном» духе я ему возразил, сказав, что он тоже родился еще в сталинский период (ему уже за 60), однако же не считает себя «устаревшим и непригодным» для «применения» в современном судопроизводстве.

Справедливости ради следует отметить, что советские законы, особенно кодексы, готовились очень тщательно и отличались соответствием определенным принципам, основательностью, системностью, взаимосогласованностью положений, утверждением (правда, часто декларативным) демократических институтов. В общем они были качественным «законодательным продуктом». И после некоторой корректировки содержания вполне годились для применения в новых общественных условиях — что подтверждено многолетней практикой: ряд откорректированных кодексов «старого образца» действуют и сегодня (тот же УПК, Кодекс законов о труде, Кодекс об административных правонарушениях, Жилищный кодекс). Некоторые новопринятые кодексы в своей основе сохранили концептуальные положения своих советских предшественников (например, Уголовный кодекс). И это абсолютно нормально с точки зрения как обеспечения правовой преемственности законодательства, так и использования правовых положений, которые прошли испытание практикой и отвечают современным нуждам. Кстати, никого не удивляет тот факт, что во Франции до недавнего времени действовал наполеоновский Уголовный кодекс, а положения Гражданского кодекса Наполеона сохраняют свою актуальность и сейчас.

Действие любого закона определяют три главных момента: его содержание (правовое качество); условия применения (политическая, правовая, социальная ситуация в государстве); механизм применения (способ реализации, который используется правоприменительными органами). Два последних момента могут как способствовать правильному применению закона, так и препятствовать этому.

Если говорить о содержании действующего («старого») УПК, то, несмотря на некоторые концептуальные недостатки, пробелы и несовершенства процедур, его нынешний модернизованный вариант (за период независимости Украины в его текст внесены сотни изменений) позволяет осуществлять эффективное производство в уголовных делах, устанавливать истину в деле, выносить законное и справедливое судебное решение. Все зависит от того, кто и как применяет его положения. В нынешней ситуации их можно использовать в интересах правосудия, а можно — и вопреки им.

Содержание нового УПК принято считать в полной мере отвечающим современным требованиям криминального процесса. По утверждению его авторов, новый УПК привносит в отечественный уголовный процесс европейские ценности и принципы, превращает неуклонное соблюдение прав человека в ключевую идею всего уголовного процесса, утверждает реальную состязательность процесса, позволяет найти справедливый баланс между интересами государства и лица, привлекаемого к уголовной ответственности, поскольку, с одной стороны, предусматривает современные инструменты для борьбы с преступностью, повышает оперативность и эффективность уголовного судопроизводства, а с другой — способствует утверждению гарантий прав человека и дает ему значительные возможности для защиты своих прав, свобод и интересов. Исходя из таких оценок содержания нового УПК, можно считать, что Украина получила современный, совершенный и эффективный процессуальный инструмент утверждения законности и справедливости.

Однако наличие такого инструмента совсем не гарантирует кардинальных положительных изменений в отечественном уголовном судопроизводстве. Дело в том, что существует ряд факторов, касающихся условий и механизма реализации закона: они существенно будут влиять на применение нового УПК. Эти факторы способны не только заблокировать прогрессивные новеллы в сфере уголовного процесса, но и усугубить имеющиеся в нем проблемы.

Первый и главный — отсутствие в Украине независимой судебной власти. Такое состояние украинской судебной власти — в сущности общепризнанный факт, констатированный экспертами, политиками (в т.ч. даже самими авторами судебной реформы), подтвержденный судебной практикой, отмеченный международным сообществом. Так, Парламентская ассамблея Совета Европы в январе с.г. в последней во времени резолюции относительно Украины повторно выразила «свою глубокую обеспокоенность из-за отсутствия независимой судебной системы» и отметила, «что это является основным вызовом для системы правосудия в Украине».

Нынешняя зависимость судебной власти способна полностью нивелировать самые прогрессивные и совершенные законодательные положения, в том числе предписания УПК. Ведь зависимый суд априори не может выступать объективным арбитром. Это делает невозможным надлежащий судебный контроль за деятельностью органов, осуществляющих оперативно-разыскную деятельность и досудебное расследование, а следовательно, в этой сфере остается широкое поле для разного рода злоупотреблений.

Зависимость суда порождает его предвзятость в ходе рассмотрения уголовных дел. А следовательно, нет никаких гарантий того, что его решения по новому УПК во всех случаях будут законными (принятыми согласно нормам материального права с соблюдением требований относительно уголовного производства), обоснованными (принятыми на основании объективно выясненных обстоятельств, подтвержденными доказательствами, исследованными в ходе судебного разбирательства и соответственно оцененными судом) и мотивированными (аргументированными надлежащими и достаточными мотивами при наличии оснований для их принятия).

Предусмотренное новым УПК усовершенствование процедуры судебного разбирательства с целью превращения суда в независимого и объективного участника уголовного процесса не решает проблемы внешней (в частности, политической) зависимости судебной власти (речь идет о политических моментах в процедуре назначения и избрания судей, привлечения их к ответственности и т.п., что неоднократно подчеркивала Венецианская комиссия).

Бесспорно, чем совершеннее закон, тем сложнее им манипулировать, злоупотреблять его положениями. Вместе с тем при предвзятом подходе, как свидетельствует практика, и белое вполне может быть названо черным. И судебные решения не будут исключениями.

Свести на нет модернизацию уголовного судопроизводства может высокий уровень коррумпированности отечественной власти, в т.ч. судебной и правоохранительной систем. Этот факт также неопровержим — он доказан результатами научных исследований, констатирован политическим руководством государства, отмечен разными международными учреждениями, которые в течение последнего десятилетия, по разным критериям, традиционно относят Украину к наиболее коррумпированным странам мира. Так, в 2011 г. по индексу восприятия коррупции, который формирует международная антикоррупционная организация Transparency International, у Украины был самый худший результат из всех европейских стран — она заняла 152-е место среди 183 государств мира.

Коррупция, в основе которой лежит злоупотребление должностным положением в корыстных или других личных интересах, способна исказить любое процессуальное положение, разрушить любой принцип уголовного производства. Под влияние коррупции может попасть любой субъект уголовного производства (оперативный работник, следователь, прокурор, судья) на любом его этапе. «Продуктом» коррупции являются незаконные оперативно-разыскные меры, необоснованное уголовное преследование, незаконное применение мер процессуального принуждения (в том числе задержание и арест), в конце концов — незаконное осуждение и наказание. И наоборот — коррупция дает возможность избежать ответственности опасным преступникам, имеющим соответствующий имущественный или властный статус.

Коррупция, особенно таких уровня и характера, как в нашем государстве, способна решить практически любой вопрос в любой сфере. В том числе — в сфере уголовного процесса. В такой ситуации совершенство закона не имеет решающего значения.

Нереформированность отечественной правоохранительной сферы. Это еще один фактор, который существенно будет влиять на действие нового УПК. Вопреки продолжительным разговорам о необходимости реформирования органов, осуществляющих оперативно-разыскную деятельность и досудебное следствие, их законодательная и организационная трансформация согласно современным требованиям не состоялась. Особенно это касается прокуратуры, которую фактически обходят стороной любые реформы с момента принятия Конституции Украины 1996 г. Это означает сохранение направленности действий этих органов, принципов и подходов в работе, кадрового состава и его менталитета. В свою очередь это дает основания сомневаться в том, что новое уголовно-процессуальное законодательство будет применяться не так, как сегодня, а иначе. Известно о заявленных властью намерениях существенно реформировать правоохранительную сферу, но, во-первых, сегодня непонятно, какое содержание приобретет это реформирование, во-вторых, уже очевидно, что осуществить его до времени вступления в силу нового УПК объективно не удастся.

На фоне нереформированности системы правоохранительных органов вызывает беспокойство усиление роли прокурора в уголовном процессе и снижение процессуального статуса следователя. Согласно предусмотренной УПК процедуре уголовного производства, прокурор будет осуществлять процессуальное руководство расследованием, давать поручения следователям, принимать или согласовывать ключевые процессуальные решения. Такие модели уголовного расследования присущи ряду европейских стран, и они успешно действуют. Но необходимо учитывать особенности Украины.

Во-первых, у нас немного другая правовая система, не говоря о правовой ситуации в целом. Во многих государствах прокуратура входит в систему правосудия. В Украине, как известно, она является абсолютно самостоятельным государственным органом (можно даже сказать — своеобразной ветвью власти). Во-вторых, как уже отмечалось, отечественная прокуратура остается наименее трансформированным из советских времен правоохранительным органом. В-третьих, и до принятия нового УПК прокуратура имела гипертрофированные (по европейским меркам) полномочия, объединяя в себе функции, которые должны принадлежать разным органам, что позволяет ей доминировать не только в правовой, но и в политической и экономической сферах. К осуществлению прокуратурой так называемого общего надзора, проведению досудебного следствия (оно остается у прокуратуры еще как минимум на пять лет), надзора за таким следствием и за осуществлением оперативно-разыскной деятельности отныне добавляется еще и руководство уголовным расследованием. Концентрация таких полномочий у прокурора грозит его необоснованным возвышением не только над другими правоохранительными органами, следователями, но и над судом.

Итак, само по себе принятие качественно нового (а он действительно качественно новый) УПК еще не означает реформирования уголовного судопроизводства, которое обеспечит выполнение задекларированных для такого реформирования целей и задач. Их реализация станет возможной только тогда, когда будут созданы соответствующие условия и механизмы правильного (на началах верховенства права и законности) применения нового закона. Очевидно, что создание таких условий нуждается в намного больших усилиях, времени и ресурсах, чем подготовка какого-либо закона, в частности и такого важного, сложного и объемного, как УПК.

Информация о материале

Опубликовано: 11 мая 2012

Менее чем за  15 лет киберпреступность из малоизвестной проблемы стала центром внимания потребителей, беспокойство для корпоративной и национальной безопасности. Популярные расчеты предусматривают, что киберпреступность быстро набирает обороты, является прибыльной и высокоразвитой, а ежегодные убытки от нее колеблются от миллиардов долларов к приблизительно одного триллиона. В то время как другие области страдают от рецессии, киберпреступность переживает очевидный бум.

Впрочем, с экономической стороны такая картина совсем неправильная. Как правило, спрос на легкие деньги превышает предложение. В таком случае, является ли киберпреступность исключением? Если бы обогащение было таким же легким, как загрузка и запуск программ, не делали ли бы это больше людей, снижая, таким образом, прибыли?

Мы исследовали киберпреступность с экономической стороны и допустили отклонение от общепринятого мнения. Вопреки тому, что несколько преступников процветают, киберпреступность - это беспощадная, низкорентабельная борьба за преобладание. Спам, похищение паролей и ограбления банковских счетов могут казаться идеальным бизнесом. Киберпреступники могут быть за тысячи километров от места преступления, они могут загружать все, что им надо в интернете, и не нуждаются в особой специальной подготовке или капитальных вложениях. Практически каждый может это делать.

Вообще-то не совсем. Структурно экономика такой киберпреступности, как спам и похищения паролей, является такой же, как экономика рыбалки. Экономика уже давно установила, что наличие ресурсов широкого доступа дает плохие возможности для бизнеса. Независимо от того, насколько велика начальная возможность, новые участники продолжают приходить, уменьшая средний доход. Так же, как и нерегулированные запасы рыбы стремятся к истощению, легких денег всегда не хватает.

Но как это согласовать с мыслью о том, что киберпреступность по объемам конкурирует с мировой торговлей? Согласно одного из последних исследований прямые ежегодные потери потребителей во всем мире представляют $114 млрд. Однако оказывается, что оценки распространения киберпреступности осуществляются на основе негодных статистических методов, которые лишают их надежности, на опросах потребителей и компаний. Достоверность таких оценок основывается на данных экзит-полов, которым мы научились доверять. Впрочем, если ответ опрошенной группы считать мыслью всего населения, возникает огромное различие между вопросами относительно преференций (которые используются в экзит-полах) и численными вопросами (которые попадаются в опросниках о киберпреступности).

Прежде всего, в численных опросах ошибки почти всегда являются восходящими: учитывая то, что объемы оцененных потерь должны быть положительными, нет верхней границы, тогда как ноль является жестким ограничением для нижней границы. То есть нельзя отбрасывать возможности ошибок респондентов или откровенного вранья. А если принять во внимание, что по обыкновению исследователи считают результаты, полученные от опрошенной группы, достоверными для всего населения, то достоверность ошибок возрастает.

Предположим, что мы обратились к 5 тыс. лиц с просьбой рассказать о своих потерях от киберпреступности, которые потом экстраполируем на население в 200 млн людей. Каждый доллар, о котором заявляют, умножается на $40 тыс. А один человек, который по ошибке утверждает, что потерял $25 тыс., прибавляет к оценке еще $1 млрд. неправдивых денег. А поскольку никто не может наверняка утверждать о потерях, то достоверность ошибки нельзя исключать.

Исследование киберпреступности, которые мы рассмотрели, свидетельствуют об именно такой модели огромных и непроверенных излишков, которые появляются в данных. Почти 90% общей оценки, как оказалось, были результатом ответов одного или двух человек. В опросах с 2006 года о краже личных данных Федеральной торговой комиссией два респонденты дали ответа, которые, вероятно, добавили $37 млрд. к общей оценке, таким образом, искажая окончательные результаты, полученные в результате ответов всех респондентов вместе взятых.

И проблема здесь состоит не в достижении совершенства, учитывая то, что речь идет даже не о нескольких процентах погрешности, это скорее правило, чем исключение. Из десятков опросов, проведенных в антивирусных компаниях, среди промышленных аналитиков и государственных учреждений, не было никого, у кого не было бы завышенных предубеждений. Вследствие этого имеем очень слабое представление об объемах убытков от киберпреступности.

Киберпреступность, где прибыли являются незначительными, а конкуренция беспощадной, также предоставляет простые объяснения фактов, которые в других случаях являются запутанными. Пароли и украденные номера кредитных карточек продают за копейки по той простой причине, что их тяжело перевести в денежную наличность. Киберпреступников-миллиардеров тяжело найти, потому что их нет. Мало кто знает людей, которые потеряли большую сумму денег, поскольку жертв на самом деле намного меньше, чем указано в результатах исследований.

Определенно, это – не игра с нулевой суммой. Сложность обогащения плохих ребят не означает, что следствия являются незначительными для хороших. Оценки прибыли могут быть весьма завышенными, но неправильно не обращать внимания на киберпреступность, не считая ее серьезной проблемой.

Люди, чьи компьютеры были инфицированы вирусными программами, или те, у кого украли пароли от электронной почты, знают, что «уборка мусора» уменьшает любую выгоду, полученную хакерами. В принятии предупредительных мер – от политики паролей до всплывающих предупреждений «доказать, что ты человек» – не возникало бы потребности, если бы киберпреступники не атаковали системы.

Впрочем, это не означает, что завышенные оценки потерь должны быть приемлемыми. Лучше должно быть сделано ударение на том, как потребители и политики оценивают проблему.

Вред, который наносят пользователям в сопоставлении с (намного меньшей) пользой, которую получают хакеры, является истинным мерилом киберпреступности. Опросы, которые увековечивают миф, что киберпреступность легко зарабатывает деньги, являются опасными, поскольку они поощряют новых, часто дезинформированных, участников наносить ущерб пользователям, чем и обеспечивать прибыли себе.

Информация о материале

Опубликовано: 11 мая 2012