Статьи

Глава Консультативной миссии ЕС по реформированию гражданского сектора безопасности (КМЕС) Кястутис Ланчинскас приступил к работе в Украине в начале этого года.

Литовский полицейский, который до недавнего времени руководил полицией Вильнюса и имеет немалый опыт работы в дипломатической сфере, был назначен на эту должность вместо Кальмана Мижеи, неожиданно покинувшего Украину.

Эффективность работы КМЕС при Мижеи порой вызывала нарекания экспертов. Кто-то говорил – из-за европейских дипломатических ограничений, у кого-то были претензии к команде. Но тем не менее, сейчас – с новым руководителем и расширенным мандатом – ЕС намерен активно помогать Украине с реформами. Прежде всего – с реформой полиции и прокуратуры.

В своем первом подробном интервью в Украине Кястутис Ланчинскас рассказал о приоритетах и проблемах. А когда в конце разговора ЕП спросила об органах, которые могли бы активнее сотрудничать с миссией и стремиться к реформам, он с улыбкой ответил: «Ну, вы же видите, что я вам говорил о прокуратуре».

«Если новый генпрокурор не станет авторитетом для коллектива – ничего не получится»

–  В экспертном сообществе есть уверенность, что Украина проваливает реформу прокуратуры: прошел конкурсный отбор местных прокуроров, но новые лица не появились. Почему?

– Это происходило еще до моего приезда в Украину, поэтому мне трудно давать оценку. Хотя я много читал об этом и у меня – двойные чувства.

Прокуратура отвечает за верховенство права. Она должна быть аполитичной. И, по-моему, назначение и генерального прокурора, и местных прокуроров должно проводиться исходя из профессионализма.

Генеральным прокурором, так же как и местными прокурорами, должны стать достойные люди, уважаемые в обществе, способные устоять перед всякого рода давлением.

– Что касается генпрокурора – обязательно ли, чтобы это был человек из прокурорской системы?

– Мое личное мнение, что это должен быть профессионал, который понимает, что такое правоохранительные органы. Является ли он бывшим прокурором – это уже другой вопрос, это не обязательное требование.

Но он должен понимать правоохранительную систему, то, чем занимаются органы, какова их роль. И прежде всего – должен иметь авторитет и в прокуратуре, и в обществе. Если биолог или ботаник придет руководить полицией – это точно не сработает.

– Но прокуратура считает «авторитетами» только людей из системы, остальных воспринимает в штыки. Как можно изменить систему, если ГПУ будет и дальше руководить старая команда?

– Украина должна сама определиться, кого назначить.

А новый генпрокурор должен обладать очень сильными лидерскими способностями, чтобы убедить людей, работающих в прокурорской системе, идти за ним.

Я уже не раз был в Генпрокуратуре, виделся со многими людьми, и могу сказать: картина не черно-белая. Не стоит думать, что там все плохие или все хорошие. Да, там работают разные люди. Но есть также много молодых людей, с хорошим потенциалом; людей, у которых по глазам видно, что они хотят изменений, хотят двигаться вперед.

Но есть вопрос – кто ими будет руководить, кто задаст тон, станет ли он лидером.

Если придет один человек, который не может убедить коллектив – ничего не получится. Он (генпрокурор. – ЕП) будет сам по себе.

– В обществе, между тем, другое мнение по поводу людей в составе ГПУ. Звучат призывы выгнать всех и создать новую прокуратуру.

– Тогда нужно говорить так: вот берем государство, все уничтожаем, привозим сюда новое общество, и тогда это новое общество строит все заново.

Как вы понимаете, это невозможно.

В Украине живут люди со своими традициями и менталитетом. Я уверен: если сейчас создать структуру «с нуля», то там окажутся такие же люди. Общество должно меняться! А прокуроры, полицейские или политики – продукт этого же общества.

Работать надо иначе: готовить новых людей и создавать механизм, который позволит этим людям оказаться на ключевых должностях. Другого пути нет.

Еще одна проблема: все правоохранительные органы – и полицию, и прокуратуру – приходится  реформировать во время их работы. Невозможно распустить их и создать новое с нуля. Если правоохранительная система остановится, на улице начнется хаос.

– Какой путь должен быть выбран для реформы?

– Уже разработано несколько планов реформы системы правосудия, включая прокуратуру.

Нужна только политическая воля. Нужны молодые, энергичные люди с лидерскими способностями на ключевые позиции в прокуратуре. И нужно года два-три минимум им не мешать и дать работать, дать делать изменения. Хотя иногда эти изменения будут очень болезненными для тех, кто не хочет меняться.

А для тех, кто хочет, это будет вызовом.

«Одна лишь зарплата ничего не решит»

– Одна из основных причин неуспеха реформы – крайне низкие зарплаты. На сто евро нельзя привлечь в прокуратуру хороших юристов «со стороны». Видите ли вы  путь помочь Украине в повышении этих зарплат?

– Повышение зарплат – дело самой Украины.

Я на 100% уверен: какая бы у вас ни была сложная экономическая ситуация, вы должны определить себе первым приоритетом изменения в госорганах. И этот приоритет должен быть подкреплен финансированием.

Но одна лишь зарплата ничего не решит. Должна быть долгая работа на создание внутренней культуры всех госорганизаций.

– А вы знакомы с таким термином, как «бриллиантовые прокуроры»? У нас это, наверное, основная проблема в прокуратуре. Все, кто занимает высокие должности, до сих пор жили на зарплату в сто евро. Очевидно, у них были другие источники дохода.

– Так вот для этого и создаются НАБУ и Специализированная антикоррупционная прокуратура.

– А если они все причастны к коррупции?

– Повторюсь: кроме белого и черного есть другие цвета. Я не верю, когда говорят «они все плохие».

Если есть такие люди, то их нужно выгонять, конечно. Если человек привык брать взятки, если он держит в кабинете большие суммы денег или бриллианты, то я не верю то, что он будет меняться. У него мышление совсем другое.

Таких людей должны заменять другие. Да, есть вопрос, кто будет их заменять? Задача Украины – воспитать это поколение.

– Выходит, что структура должна сама изменить себя. Это вообще возможно?

– Возможно. Это очень долгий процесс, но это возможно.

Мы в Литве тоже очень долго менялись. Я пришел в полицию с патриотическим настроем в девяностом году, когда мы восстановили независимость. Я тогда был на четвертом курсе юрфака и от нас тогда полкурса пошли в полицию.

Мы не просили высокой оплаты, моя зарплата тогда была равна 17 долларам. Но мы все работали так, что  по трое суток домой не возвращались, потому что была большущая уличная преступность. Просто патриотический был настрой такой, что аж зашкаливал, и мы тогда жили в кабинетах, спали на стульях, ходили домой только помыться.

Но  даже при этом наша организация менялась очень долго. И первые лет десять были очень сложными, были очень болезненные изменения. Только в 2004, когда мы стали членами ЕС, изменения стали качественно другими, зарплата выросла.

«Даже без денег можно серьезно изменить работу полиции»

– Киев постоянно приводит пример успешной реформы патрульной службы. Но можно ли говорить о необратимых изменениях в полиции?

– Да, патрульная полиция – это история успеха. Но чтобы изменения стали необратимыми, нужно еще многое сделать.

Полиция – это не только патрульные. Это и уголовное следствие, это и участковые, много других составляющих. И система должна вся как можно быстрее поменяться.

Нужна переаттестация всего состава – и руководящего, и исполнителей. Этот процесс идет, но чуть-чуть запаздывает. Нужно как можно быстрее утвердить новую структуру полиции. И потом уже – строить её. Если не будет стабильной структуры, если не будет людей, которые будут знать, что они на постоянной работе, что у них есть гарантии – то ничего не выйдет.

Потому что когда люди не знают, останутся ли они работать или нет – большей демотивации и не придумаешь.

– Каковы наши дедлайны? Что мы должны успеть, скажем, до конца года?

– Моя рекомендация: до сентября, как максимум, иметь стабильную структуру национальной полиции.

Нужно знать, что делает центр, за что отвечают регионы, за что – местная власть, кто от кого зависит. А после этого, до конца года, должны быть назначены руководители на всех уровнях.

А когда у национальной полиции будет команда во всех регионах, которой Киев может доверять, можно будет говорить о начале качественных изменений. А подход «один кусок тут сделать, другой там» – не будет стабильно работать.

– Каковы приоритеты Консультативной миссии ЕС?

– В нашем мандате четко прописаны  сферы  нашей деятельности – это уголовное расследование, разделение полномочий, взаимодействие полиции с гражданами, то есть community policing, кадровая политика полиции, антикоррупция. Это – важнейшие приоритеты, но по договоренности с украинской стороной мы можем помогать и других сферах.

– Если делать все одновременно, сложно достичь успеха. Американцы выбрали один приоритет – дорожную полицию, сделав ее историей успеха. Что выберет ЕС?

– У нас тоже есть success story – так называемый «самбирский проект».

Мы показали на примере Самбора Львовской области, что в рамках одного района даже существующие ресурсы можно использовать намного эффективнее.

Самбор показал, что успех возможен без денег. У нашей миссии не  было спецфинансирования на этот проект, но нам удалось практически без инвестиций изменить полицейскую деятельность.

Как это делалось: приехали наши эксперты, сделали оценку ситуации и помогли реорганизовать работу этого полицейского участка.

И люди начали доверять полиции!

Если раньше в Самборе милиция приезжала на вызов за два-три часа, и даже полдня, говорят, ждали их, то сейчас группа приезжает за 20-30 минут максимум даже в самые отдаленные места этого региона. А в пределах города речь идет о 4-5 минутах. Это очень хороший показатель.

И другой показатель: выросло число обращений в полицию. Раньше они не обращались, потому что считали, что все равно ж не приедут – зачем вызывать?

Это важный момент: мне иногда говорят, что повышается преступность. Но это – голая статистика. Важны причины, почему она повышается. Например, статистика фиксируемых мелких краж – лучший показатель того, что это не преступность растет, а люди начинают доверять полиции.

– Какие еще города участвуют в «Самбирском эксперименте»?

– Харьковская, Киевская и Львовская области (не включая областные центры – ЕП). Так, под Харьковом есть очень энергичный начальник одного отдела полиции, в городе Нова Водолага. И я в начале мая поеду туда. Хочу посмотреть, чем мы можем ему помочь, чтобы изменения стали стабильными.

Еще один приоритет – community policing. Этот подход появился  в Великобритании лет двести тому назад. Это не новая структура, а организация полицейской деятельности на основе доверия жителей. Полицейские на месте – патрульные, участковые – должны общаться с людьми на их территории, должны уметь решать проблемы на месте. Ведь  часто люди обращаются не потому, что произошло уголовное преступление, а из-за того, что кто-то с соседом повздорил, например.

И полицейские, особенно в сельской местности, должны помогать решать эти проблемы, и в то же время показывать людям, какие есть правила игры. Не наказывать, но объяснить, в каком случае будет наказание.

А уже потом должны задействоваться другие подразделения полиции, которые расследуют преступления, если надо – работают во время массовых беспорядков  и так далее.

«Ваши права заканчиваются, как только начинаются права другого человека»

– Кстати, должно ли у нас быть  отдельное подразделение, которое заменит «Беркут» и будет заниматься пресечением массовых беспорядков?

– В каждом демократическом государстве такое подразделение должно быть.  Вопрос в компетенции и правилах, когда оно задействуется.

Но для этого, во-первых, вам нужно принять закон о мирных собраниях. И в законе должно быть написано, что можно делать гражданам или группам населения, а что нельзя, и за что отвечает полиция.

Я помню, у нас (в Литве - ЕП) двадцать лет тому назад бытовало мнение, что у меня есть права человека, и никто не может их ограничить.  Я хочу – еду по тротуару, хочу – мусорю, хочу – дерусь на улице.

Но в демократическом государстве есть не только права человека, но есть и правила, которые должен соблюдать этот человек. А его права заканчиваются, как только начинаются права другого человека.

И если демонстрация нарушает права других людей, если она перерастает в массовые беспорядки, то должно быть четкое правило, когда полиция приходит, что она делает, какие спецсредства использует. Повторюсь: это есть практически  во всех государствах.

– Какие будут структурные изменения в сфере уголовного расследования?

– Это очень специфичная сфера, и ей нужна реформа.

Мое первое впечатление – в Украине следственные органы не общаются друг с другом. То есть полиция делает свое, прокуроры – свое,  суд – свое, и друг на друга кивают: мол, мы хорошо работаем, а вот эти – плохие, не делают свою работу.

Сейчас мы с другими международными партнерами обсуждаем, как сделать эффективной цепочку следствия – и досудебное расследование, и судебное. Чтобы полиция, прокуроры и судьи эффективно взаимодействовали, понимали друг друга и каждый делал свою работу.

– Какую задачу вы ставите перед собой и перед Украиной на год? Что должно измениться, чтобы можно было говорить об успехе?

– Хотелось бы, чтоб через год уже действовала стабильная полицейская структура, была создана цепочка криминальных расследований, эффективная межинституционная работа: полиция – прокуратура – суды. Это вполне достижимо.

Конечно, оценивать в цифрах работу той же прокуратуры очень трудно. Это очень специфический орган. По моему мнению, лучший показатель – доверие людей. Если за год доверие населения повысится хотя бы на десять процентов, я думаю, это будет очень большое достижение.

Тот же показатель – рост доверия – является основным и для оценки реформы полиции.

Информация о материале

Опубликовано: 19 апреля 2016

На должность министра финансов в разношерстный Кабмин Гройсмана на замену Наталии Яресько и не подошедшего из-за гражданства Ивана Миклоша искали не просто специалиста, а человека, способного вести профессиональный диалог с МВФ. С этой точки зрения Александр Данилюк представляется подходящей кандидатурой. Владеет пятью языками, окончил Киевский институт инвестиционного менеджмента, получил степень МВА. Работал в украинской инвестиционной компании «ТЕКТ» и американской — Western NIS Enterprise Fund. В нынешнем тысячелетии три года (2002–2005) был консультантом международной консалтинговой компании McKinsey&Company в Лондоне и Москве. А с 2006-го по 2010-й, как гласит официальная биография, — гендиректором инвестфонда Rurik Real Estate Investment Limited в Лондоне. В 2010 г. Александр Данилюк возглавил Координационный центр по внедрению экономических реформ при администрации президента Януковича. А с июля 2014-го стал представителем в Кабмине уже президента Порошенко, причем с сентября 2015-го — заместителем главы его администрации.

Перед назначением на должность министра финансов в СМИ всплыла и активно муссируется информация, что Данилюк, уже работая на госдолжностях в Украине, до самого последнего времени оставался директором не только Rurik Real Estate Investment, но и компании CEE Investment&Advisory LLP, причем обе структуры зарегистрированы по одному и тому же адресу. Сам же Александр Данилюк утверждает, что с 2010 г. бизнесом не занимается.

Любопытное обстоятельство: несмотря на разговоры о том, что на основные вехи карьеры Данилюка повлияли и Юрий Ехануров, у которого он работал советником, и Ринат Ахметов, привлекший в свое время McKinsey к разработке украинских стратегий, и Сергей Левочкин, курировавший деятельность Координационного центра по внедрению экономреформ, а уже при нынешней власти — Владимир Гройсман с Петром Порошенко, те же источники свидетельствуют, что Данилюк остается «ничьим», с основной характеристикой «холодного профи».

— Какими вы видите свои основные задачи на посту министра?

— По понятным причинам, приоритет номер один — возобновление сотрудничества с МВФ. Также безотлагательно, но с прицелом на более долгосрочную перспективу хочу начать системную реформу сферы госфинансов, поменять роль самого Министерства финансов. Нужно усилить роль этого ведомства как функционального, системного инструмента преобразования всех сфер. Считаю, что роль Минфина как двигателя реформ недооценивалась, поэтому его потенциал использовался далеко не в полной мере. Хотя с помощью этого министерства можно сделать очень многое. Именно Минфин посредством механизмов финансирования может стимулировать реформы и образования, и медицины, и социальной сферы.

— Речь идет о другом перераспределении государственных денежных потоков? Можно подробнее?

— О другом — о системном подходе к распределению. Поменяв модели финансирования, мы можем наиболее быстро реформировать любую отрасль. Потому что так мы создадим правильные мотивации для того, чтобы реформы проходили системно.

Также обязательным для меня является выполнение Коалиционного соглашения. Ведь именно в нем содержится перечень поставленных перед правительством задач, и их надо выполнять. В свое время я принимал участие в подготовке этого документа, а потом неоднократно критиковал его невыполнение. Поэтому для меня это — еще один приоритет номер один.

В этом контексте вижу свою роль в поддержке реформы государственной службы, которая начнется 1 мая с.г. Минфин может и должен стимулировать эту реформу. Также очень важной считаю приватизацию. Это реальный инструмент борьбы с коррупцией, в том числе и с политической. Приватизация в интересах Минфина, прежде всего.

Еще один из ключевых приоритетов — добиться качественного изменения бюджетного процесса. Бюджет 2017 г. должен быть принципиально другим: максимально прозрачным, открытым. Нам необходима рабочая бюджетная декларация. Сейчас мы ее будем дорабатывать и вносить в парламент.

Нужно перейти, наконец-то, на среднесрочное — трехлетнее — бюджетирование с четким планированием по расходам, внедряя соответствующие подходы для министерств и ведомств. Чтобы они также имели видение будущего финансирования, могли строить планы, а не жить одним днем в потоке ситуативных решений. При этом к процессу бюджетирования нужно как можно чаще привлекать парламент, договариваться с ним системно и в самом начале бюджетного процесса. Парламент должен понимать, что его роль стратегическая, но ответственность за бюджет несет Минфин.

— А как вы относитесь к огромной доле средств, перераспределяемых через госбюджет, в экономике?

— Негативно отношусь. Даже говорить больше ничего не буду — это противоречит моим взглядам. Это тот редкий случай, когда главой Минфина стал либертарианец. Я за уменьшение роли государства. И за то, чтобы там, где без него не обойтись, оно делало это максимально эффективно.

— До сих пор речь шла об оптимизации расходов госбюджета, и там действительно «зарыт» огромный потенциал. Но есть и доходная часть. Вы видите возможности для ослабления «фискальной петли«, в которой находится экономика, без ощутимых потерь для доходной части бюджета?

— Сейчас говорить о срочном ослаблении налоговых ставок — это неверно. Хотя я открыт к этому и считаю, что в будущем мы можем вернуться к вопросу налоговой реформы. Но сейчас мы должны показать и себе, и нашим партнерам, в первую очередь МВФ, что можем получить максимальную отдачу от тех мер, которые уже были приняты. Имею в виду легализацию зарплат, например. Ставку мы снизили, но людям толком не рассказали об этом, многие не знают или не считают нужным выходить из «тени». Если принимается какая-то мера, нужно добиваться от нее максимального эффекта, найдя заинтересованных, кто бы нас поддержал. Например, местные власти тоже напрямую заинтересованы в выходе зарплат из «тени», потому что значимая часть НДФЛ остается в местных бюджетах. Их тоже нужно привлекать. Это общая ответственность всех, а не только центральных органов власти. То же справедливо и в отношении всех остальных мер. Необходимо выжать максимум из тех решений, которые уже были приняты.

— МВФ как кредитора интересует, в первую очередь, платежеспособность должника. Это и предопределяет два его основных критерия — сбалансированность бюджета и платежного баланса. Обеспечивая их выполнение за счет жесткой фискальной и монетарной политик, мы достигли стабилизации, больше напоминающей кладбищенскую, так как получили самоусиливающуюся стагнацию. Соответствует ли это долгосрочным интересам экономики? Наши будущие выгоды и нынешние потери адекватны?

— Очень важно понимать, как мыслит МВФ. Понимая эти рамки, мы должны в них работать. Программа МВФ должна быть поддерживающей, но развитие зависит уже от нас. Мы сами должны понимать, какими будут наши госфинансы, каких изменений мы хотим. Если мы это делаем, при этом вписываясь в параметры МВФ, — это замечательно. Если мы обеспечиваем рост, но в рамки МВФ немного не вписываемся, то в ходе переговоров, думаю, вполне реально добиться пересмотра критериев. Но как свидетельствует многолетний опыт сотрудничества с МВФ, мы и рост не показываем, и критерии не выполняем. И дефицит наш зачастую раздувается за счет принимаемых нами же решений. Давайте зададимся вопросом: хоть один из принимавшихся вразрез с требованиями программы МВФ законов способствовал экономическому росту, занятости? Очень в этом сомневаюсь…

— Налоговые льготы для аграриев нужно отменить? Это ведь требование МВФ.

— Я категорически против любых налоговых льгот. Во-первых, льготами всегда злоупотребляют. Этот инструментарий — неэффективный и неправильный.

— Раз вы противник любых налоговых льгот, что собираетесь делать в отношении упрощенной системы налогообложения?

— Думаю, что мы не готовы пока к ее отмене. Нам, наоборот, сейчас нужно содействовать максимальной самозанятости людей. Во многих сферах это не вопрос сбора налогов, это вопрос выживания, поэтому активизацию предпринимательской инициативы в малом бизнесе сейчас необходимо поддерживать в том числе и таким способом. Другое дело, что и крупный бизнес не должен использовать «упрощенку» ради оптимизации, это нужно убирать. Кроме прочего, такие махинации подрывают доверие к самой упрощенной системе. Понимаете, когда ты приходишь в супермаркет, а там на каждой кассе отдельный СПД-шник — это очевидное злоупотребление. Да, все оформлено официально, но по сути это махинация.

— Вы видите возможность изменить положение дел в ГФС, которая стала притчей во языцех по масштабам коррупции? Что конкретно планируете сделать?

— Без достижения какого-либо положительного эффекта в реформировании фискальной службы я не смогу считать, что выполнил свою роль на должности министра. Более того, не решив вопросы в этой сфере, невозможно менять все остальные, так как риски для бюджета будут только расти. Это одна из ключевых ролей государства, собирающего налоги со своих граждан. Соответственно, оно должно максимально эффективно действовать в рамках закона, иначе будут создаваться конкурентные перекосы на рынках, а роль государства теряется как таковая.

Если говорить о конкретике, то первое, что нужно сделать, — все-таки объединить базы данных таможни с общей налоговой, наладив эффективный контроль и постаудит. Ведомства же формально объединены и, на мой взгляд, это правильно, но базы не состыкованы до сих пор. Это сейчас отвлекает огромный ресурс. И это именно тот случай, когда незавершенность, половинчатость реформ нивелирует их суть.

— А планы по сборам налогов и сборов в бюджет должны быть или нет?

— Я всегда считал, что планов быть не должно.

— Но это же прямой конфликт с вашими интересами как министра, который должен обеспечить наполняемость бюджета.

— Есть такое понятие, как прогноз, а есть — план. Проблема плана в том, что он может выполняться не совсем корректными, честными способами. В итоге нет смысла говорить о превращении налоговой в сервисную службу, она так и будет оставаться карательным органом. Со всеми вытекающими, в том числе и коррупционными последствиями. А ведь ей нужно, прежде всего, менять методы работы.

— Может, сначала как-то поменять мировоззрение работающих там людей? Иначе как поменяются методы?

— Конечно. И мировоззрение, и людей надо менять. Считаю, что как минимум на местах кадры, которые работают с бизнесом, должны смениться. Реформа ГФС в приоритете, это обязательство перед МВФ, она должна быть проведена. Уже есть, вы знаете, сокращение персонала. Должно быть дальнейшее сокращение и повышение зарплат. А от планов нужно отказываться. Они, возможно, будут какие-то внутренние, но лишь для того, чтобы сравнивать, например, эффективность региональных подразделений.

— Но ведь рыба обычно гниет с головы, поэтому как насчет кадровых решений в отношении первых лиц? Работу нынешнего руководства ГФС считаете удовлетворительной? Есть ли у вас карт-бланш на назначения в налоговой и на таможне?

— Пока никаких карт-бланшей я не обсуждал. Считаю, что раз меня номинировали на эту должность, это теперь моя ответственность, и я должен реформировать эту сферу. Если окажется, что ГФС не выполняет свои задачи должным образом, буду предлагать им либо какие-то системные, либо кадровые изменения. Если по каким-либо причинам кто-то будет мне объяснять, что у меня на это нет мандата, он столкнется с моей принципиальной позицией.

— То есть пока вы от оценок деятельности руководства ГФС воздерживаетесь?

— Естественно. Я в должности менее пяти часов.

— Ваше отношение к офшорным историям? Как будете решать соответствующую проблематику?

— Офшоры закрыть нельзя, — мы ведь не можем поменять внутреннее налоговое законодательство других стран, — но мы можем и должны контролировать наши взаимоотношения с ними, в том числе риски перетока капитала в офшорные территории. Я верю в контроль над трансфертным ценообразованием. Это эффективный инструмент при правильном использовании.

— Прокомментируйте, пожалуйста, историю с лондонскими компаниями, ваши связи с которыми были на днях обнаружены?

— Мне что предъявляют? Коррупцию. Ирония этой ситуации в том, что я много занимался антикоррупционной борьбой, готовя в том числе и закон о НАБУ для подачи президенту. Так вот, главное в борьбе с коррупцией — понять, в чем была выгода. У меня выгоды в этой ситуации не было, и на госслужбе я ее не ищу.

Коррупция — это злоупотребление служебным положением для получения прибыли. В данном случае это совсем не про меня. Просто так исторически сложилось, что я руководил этими компаниями. После 2010 г. я приехал в Украину и ими вообще не занимался. Я из них вышел. Совмещать мою работу здесь и там было невозможно.

— Но по последней информации, вас там действительно уволили, но задним числом и только с 2015 г.

— Я заявления об увольнении написал еще в 2010 г. Но не придал формальностям достаточного внимания. И из-за сформировавшейся здесь загрузки никак не мог заняться этим вопросом. А с ним были определенные сложности, связанные с юридическими нюансами, партнерами, определенным регулированием. Компанией я не занимался и дохода там никакого не получал, хотя номинально там числился. Считается ли это нарушением? Не думаю. Проверить этот вопрос имеет полное право НАБУ. Но если перевесит другая точка зрения, для меня не проблема уйти с должности главы Минфина. Я уже говорил, это горячая сковородка.

— Вы намного лучше, нежели предшественник, знаете «ходы чиновничье-бюрократического муравейника». Но эта ваша «инкорпорированность» означает многочисленные связи с людьми, участвовавшими в формировании вашей карьеры, приведшей вас на нынешнюю должность. А значит, и возможное наличие каких-то обязательств. Вы сможете говорить «нет» при необходимости, как это делала Яресько, по крайней мере, внутри страны?

— Я к Наталке Яресько отношусь с огромным уважением и очень высоко оцениваю результаты ее работы. Во многом наши взгляды совпадали, и я буду продолжать ее начинания. Да, ее плюсом было то, что она умела отказывать. Что касается меня, я не брал никаких обязательств при назначении на эту должность. Сейчас пост министра финансов — это вовсе не теплая ванна, а раскаленная сковородка. Моя задача сейчас как можно быстрее погрузиться в работу Минфина, в бюджетный процесс. Наверняка в этом процессе я столкнусь со многими вопросами, с которыми сталкивалась Наталка, и уверен, что у меня будет право говорить «нет». Хотя бы потому, что у государства нет денег на то, чтобы всем говорить «да».

— Но наша «элита» привыкла сидеть на дотациях, льготах и потоках. Обычно, чтобы получить проходной балл для законопроекта в парламенте, частенько приходится кому-то что-то обещать взамен. Вы видите возможность это изменить?

— Я буду максимально гибок, но постараюсь достигать своих целей. Главное, чтобы мы поскорее избавились от системы, при которой ради реформы приходится делать сто подходов и поклонов. Действительно, наша элита еще далеко не созрела до цивилизованных методов работы. Если бы созрела, у нас уже была бы другая страна. Работа с парламентом никогда не была простой, но это характерно не только для Украины. И эту работу нужно делать системно и планомерно, проводя много времени в Верховной Раде.

— Но ведь сформированное под новую коалицию большинство очень шатко, и вопросов о его состоятельности — масса. Даже если предположить, что Владимир Гройсман действительно хочет быть реформатором, сможет ли он это в такой конфигурации?

— Большинство шаткое, но я уверен, что у Гройсмана хватит сил... Вообще, если у кого и хватит сил на взаимодействие с парламентом, то только у него. У него есть опыт, понимание процессов, это даст результат, я в этом уверен. Понятно, что это не будет прогулка по пляжу, но если на кого-то и рассчитывать, то на премьер-министра Гройсмана. А мы, министры, будем выполнять свои обязанности.

— У вас собеседование с Гройсманом было? Кто конкретно приглашал вас на эту должность — Гройсман или президент?

— Приглашал меня Гройсман, поддерживал президент. После того, как Яресько отказалась оставаться во главе Минфина, а потом отказался и Миклош его возглавить из-за проблем с гражданством, пригласили меня. Собеседования как такового не было. Мы с Гройсманом давно и хорошо знаем друг друга, еще с того времени, когда он был мэром Винницы. Также я работал его советником, когда он стал вице-премьером.

— Еще при Януковиче, работая в Координационном центре реформ, вы сталкивались с проблемой их имплементации, ведь многие правильные реформы тогда так и не были реализованы. Какой фактор при этом был важнее — сопротивление бюрократического аппарата, на который у нас так любят списывать неудачи, или отсутствие политической воли?

— Координационный центр был достаточно независимой структурой, максимально дистанцированной от политики. Мы нарабатывали львиную долю содержания задекларированных тогда реформ, и часть их потом попала и в коалиционное соглашение уже нового правительства, после Революции достоинства. Если говорить о 2011–2013 гг., то проблема, как вы понимаете, была не в бюрократическом аппарате. Было желание задекларировать реформы, но результат зависел исключительно от политической воли и реальной мотивации. То, что тогда большинство написанного в программах и планах потом было спущено на тормозах, говорит об отсутствии реального желания проводить реформы. Впрочем, это актуально и сейчас. Сейчас проблема — в сопротивлении среднего уровня госчиновников реформам. То, что сейчас коалиционное соглашение тоже практически не выполнено, —- о многом говорящий показатель. Но желание что-либо делать у значительной части общества и политикума есть. Просто сфокусироваться нужно на результате.

Информация о материале

Опубликовано: 19 апреля 2016

Харківщина – це унікальний край, де корупціонери завжди мають зелене світло і є одними з найбільш нахабних в Україні.

І ось вони пробили чергове дно. Фігурант кримінального провадження та новостворена прокладка розпиляли тендер на десять мільйонів при підтримці чиновників губернатора Райніна, які вже здобули славу найбільш скандальних в регіоні.

Поліція відреагувала на цей тендер, підозрюючи, що гроші будуть виведені через фіктивні фірми. Але чиновники ОДА одним платежем миттєво скинули всі гроші підозрюваній фірмі.

І після цього фігуранти зробили ще один «хід конем»: співласник фірми, яка програла тендер, став засновником фірми переможця, яка і отримала всі гроші.

Цей жест зневаги до таких понять як «конкуренція» і «прозорість» є фактичною вдячністю поняттям «розпил» та «злив». І він повністю ігнорується в облдержадміністрації. Тому виникають сумніви і в тому, чи зможе слідство довести справу до кінця, а клерків ОДА – до тюрми. Бо скандал може бути на найвищому місцевому рівні. Отже про явки та паролі.

Об’єкт про який йдеться – реконструкція Малоданилівських очисних споруд. Роботи намагаються виконати з 2012 року, але кошти тільки освоюють без значного просування вперед. За цей період вже були проведені тендери на загальну суму 74,15 млн. грн.

З 2014 року цими обрудками зацікавилися правоохоронці. Слідчі вважали, що вартість робіт були завищені в рази, а керівники підрядника ТОВ «Спецводстрой» діяли у зговорі з чиновниками. Зокрема,  представник підприємства передав  директору Департаменту ОДА більше мільйона гривень готівкою.

Засновниками «Спецводстрою» були Інна Морозова та Леонтій Антонюк. А фактичним керівником правоохоронці вважали батька Морозової – Миколу Кожанова. Фірми родини Кожанова активно вигравали тендери, як за часів Януковича, так і після нього. А сам Кожанов виконував проектні роботи, більшість з яких виявилися проблемними. Зокрема, будівництво водопроводу на Сахновщині.

У вересні 2015 «Спецводстрой» почав процедуру ліквідації. Але Кожанов у якості фізособи-підприємця продовжував отримувати кошти від ОДА. У грудні 2015 року Департамент перерахував Кожанову 331 тис. грн. за проектні роботи капремонту каналізаційної системи в Дергачах.

На початку листопада Департамент капбудівництва ОДА провів черговий тендер на Малоданилівські споруди. Його розіграли ТОВ «Бест-Р» і ТОВ «Кодем».

Формально перемогу отримало «Бест-Р», створене після оголошення про проведення торгів. Про формальність ми кажемо тому, що відразу після перемоги новим власником фірми стала Елла Кутько. Це ще одна донька Кожанова, яка входила до складу переможеного засновників «Кодему» (раніше співвласником цієї фірми був і сам Кожанов).

Ну і на останок варто відмітити тих, хто не помічає таких успіхів родини Кожанова. А саме губернатора Ігора Райніна та його заступника Євгенія Шахненко, який до березня 2015 року був директором Департаменту капбудівництва ОДА, а на новій посаді також курирує будівельну галузь.

Ось така вона Харківщина – край, де здійснюються мрії окремих пацанів.

Информация о материале

Опубликовано: 19 апреля 2016

Информация о материале

Опубликовано: 18 апреля 2016