Главная

С миру по нитке. Как возрождается украинская киноиндустрия

В одном из павильонов Одесской киностудии во время встречи Film Industry networking, организованной в рамках Одесского международного кинофестиваля (ОМКФ), я подслушала обрывок диалога.

— Что вы можете предложить помимо идеи?

— У нас есть сценарий, команда, место для съемок. Вообще все есть, кроме денег.

В июле несколько десятков кинематографистов из семи стран собрались, чтобы познакомиться, обсудить идеи новых проектов и увидеть презентации перспективных локаций для съемок в Украине. День выдался жарким, время было обеденное, но фуршетные столы с ледяным соком, охлажденным вином и тающими во рту лакомствами почти никого не интересуют, участники мероприятия поглощены общением. «В Украине появилось так много кинопродюсеров, есть к кому присмотреться», — говорит своей коллеге исполнительный директор фонда Euroimages при Совете Европы, уже на крыльце, покидая встречу. Он прав. Продюсеров у нас определенно прибавилось.

Общее дело

В последние два года украинская киноиндустрия переживает небывалый подъем. Это происходит, несмотря на бедственное состояние национальной экономики и скандалы, возникающие вокруг распределения бюджетных средств, направленных в поддержку киноискусства. Только в 2018 году состоялось 16 премьер. Среди них несколько парт­нерских проектов, реализованных совместно с зарубежными кинопроизводителями. «Вулкан» Романа Бондарчука — копродукция Украины, Германии и Монако. «Когда падают деревья», дебютная полнометражная картина Марыси Никитюк, известной по работе в коротком метре, — совместное производство Украины, Польши и Македонии.

В этом году впервые в истории ОМКФ фильмом открытия стала картина, созданная в копродукции с участием нашей страны. Драму Бенедикта Эрлингссона «Женщина на войне» снимали исландская, французская и украинская студии. Как выразился бельгийский режиссер и продюсер Олиас Барко, снимавший в нашей стране фантастический фильм «Полина» с Жаном Рено, а сейчас, опять-таки в партнерстве с украинскими студиями, работает над триллером «Последний шаг», мы живем в эру копродукции.

В современном мире крайне сложно реализовать масштабный проект силами единственной кинокомпании в границах одной страны. Съемки полнометражного художественного фильма — по определению рискованная инвестиция. Бюджет требуется солидный, а возврат средств гарантировать невозможно. Производство на условиях международной копродукции означает, что привлечением финансирования занимаются несколько продюсеров в разных государствах и в дальнейшем они совместно координируют работу над фильмом. Причем каждый адаптирует его к вкусам и восприятию аудитории своей страны. По умолчанию предполагается демонстрация во всех странах, участвовавших в производстве.

Список партнеров может быть длинным. В создании драмы Аннемари Джасир «Ваджиб» участвовали Палестина, Франция, Германия, Колумбия, Норвегия, Катар и ОАЭ. Такой сложный межнациональный пазл, с одной стороны, затрудняет администрирование и юридическое сопровождение съемок, с другой — обеспечивает диверсификацию финансовых рисков и практически гарантирует глобальный прокат.

Неудивительно, что многие украинские кинематографисты ищут возможности копродукции с коллегами из других государств. И вроде бы есть чем привлечь потенциальных партнеров. Съемки в Украине обходятся относительно дешево — местные цены примерно на 50% ниже среднеевропейских, при этом хватает красивых локаций, на которые давно обратили внимание западные режиссеры. К примеру, Джузеппе Торнаторе еще в 1998 году снимал свою «Легенду о пианисте» в Одессе. Правда, тогда о копродукции с Украиной речь не шла. В продюсировании участвовали представители четырех стран, нашей среди них не было.

Чтобы войти в проект на партнерских основаниях, недостаточно располагать локациями и техническими возможностями для съемки. У многих наших соотечественников, которые пытаются выйти на рынок международной копродукции, есть готовые сценарии и уже собранные творческие команды, но и этого оказывается мало. Желая выяснить, чего им, собственно, не хватает, какие ошибки они совершают, представляя свои идеи иностранным коллегам, и в чем могут заключаться их конкурентные преимущества, Фокус обратился к успешным западным продюсерам и кураторам форумов копродукции.

Гениальность – не аргумент

Мартина Блайз (Германия), сооснователь Berlinale Co-production Market, работает на Берлинском международном кинофестивале с 2001 года

— Первое, что нужно понять, затевая международный проект: копродукция — не желание, а необходимость. Если потенциальный партнер может обойтись без вас, значит, обойдется. Многим молодым продюсерам, с которыми я общалась, кажется, что их более опытные коллеги рассуждают так: «Какая хорошая идея! Давайте реализуем ее в партнерстве нескольких стран». На самом деле никто изначально не стремится расширять географию. Это значительно усложняет процесс управления съемками, создает дополнительные операционные издержки. Многих вообще раздражает тот факт, что на проекте оказывается несколько продюсеров из разных государств и с ними приходится согласовывать каждый шаг. Хотите привлечь западного партнера — приготовьтесь обосновывать, почему он вообще должен иметь с вами дело. То, что вы гений, хоть и не признанный, и ваша идея сама по себе прекрасна, не может быть единственным аргументом.

Может, моя рекомендация и звучит как нечто очевидное, но вы удивитесь, если узнаете, как часто продюсеры пытаются выйти на международный рынок копродукции, вовсе не задаваясь вопросом, в чем должен заключаться интерес их потенциального зарубежного партнера.

Недавно ко мне обратились люди из Украины, сказали, что ищут возможности копродукции с Германией. У них есть сценарий, написанный исключительно на местном материале. Тема сугубо одесская. Режиссер и актеры местные. Весь фильм они собираются снимать в Одессе. Я спрашиваю: «Так чего вы хотите от немецкого партнера?» Они отвечают: «Денег». Это не просто наивность, а непонимание сути понятия копродукции. Допустим, у вас и вправду есть все, кроме финансовой поддержки. Хотите, чтобы другой продюсер занялся поиском инвесторов под ваш проект — предоставьте ему пространство для реализации каких-то собственных замыслов. Проект должен стать общим, у партнера должно появиться право голоса и при подборе актеров, и при творческой корректировке. Сам сюжет нужно писать таким, чтоб его поняли и приняли не только в нашей стране. Даже если он построен на эмоциональном материале, в нем должна ясно прослеживаться общечеловеческая идея.

Прекрасный пример — фильм «Ваджиб» Аннемари Джасир. Хоть там и показаны палестинские традиции, не имеющие отношения к моей жизни, в центре сюжета вполне понятная мне проблема отцов и детей. В любой стране поймут переживания сына, покинувшего родительский дом, и папы, который хочет видеть в нем свое продолжение.

Еще одна типичная ошибка не слишком опытных продюсеров: каждому, кто выразил готовность их выслушать, они тут же пытаются пересказать всю фабулу. На самом деле в начале разговора нужно просто коротко и емко объяснить, о чем будет кино: о любви во время войны, об одиночестве в толпе, о проблемах женщин в современном обществе. Если начнете пересказывать всю историю: «Мой герой родился в маленьком городке, автостопом приехал в мегаполис и там познакомился с будущим диктатором», — скорее всего, вас не дослушают до конца, и вы банально упустите шанс презентовать свою идею.

И наконец, самая очевидная, но на удивление распространенная ошибка украинских продюсеров. Они пытаются вести переговоры через переводчика. Странно, что это приходится объяснять, но для такого дела непременно нужен свободный английский. О каком доверии и сотрудничестве идет речь, если вы с иностранным продюсером даже поговорить без посредников не можете? Копродукция предполагает довольно тесное общение. Не можете выучить английский — возьмите в команду человека, который им владеет. Но это должен быть не переводчик, а полноправный представитель, с которым можно оперативно решать организационные вопросы.

Неслабый квест

Марианн Слот (Франция), продюсер всех фильмов Ларса фон Триера, многих работ Бенедикта Эрлингссона, Наоми Кавасе и Сергея Лозницы, член Европейской киноакадемии

— Мне приходилось снимать кино, в котором на условиях копродукции участвовали семь и более стран. Настоящие сложности начинаются тогда, когда их набирается больше трех. Я сама, как правило, занимаюсь поиском денег во всех странах-участницах проекта и я же координирую расходы. Их нужно распределить так, чтобы потратить в каждой стране понемногу. А есть ведь еще художественное видение режиссера, что должно быть в кадре — в итоге решает он, и его позиция не зависит от моих финансовых схем. К тому же я не могу привезти его в страну, где он будет чувствовать себя некомфортно. Квест получается неслабый. Однако, снимая артхаус, обойтись без копродукции почти нереально.

Допустим, для жанрового, явно коммерческого кино еще можно представить себе ситуацию, когда все необходимые средства найдутся в одном государстве, но для более нишевого кино деньги наверняка придется искать в нескольких местах. Считается, что финансовые риски в таких проектах выше, и коммерческую успешность таких картин зачастую обеспечивает как раз широта географии. Допустим, стандартная романтическая комедия может окупиться и без выхода в зарубежный прокат, потому что внутри страны билеты на нее купит огромное количество зрителей. На артхаус вся страна не пойдет, но его могут смотреть во множестве разных государств, где есть любители этого типа фильмов.

Нечто подобное происходит и с поиском средств перед съемками: для жанровой картины проще найти нескольких инвесторов с большими суммами. Для артхауса взносы, скорее всего, будут меньшими, а круг инвесторов — шире. Плюс этой ситуации в том, что, работая со множеством стран, получаешь оперативный фидбэк от людей разной ментальности и лучше понимаешь, как адаптировать картину для глобального проката.

Впрочем, фидбэк и идеи — это хорошо, но главное преимущество при поиске иностранных партнеров для копродукции — способность найти какие-то деньги в своей стране. Я продюсировала фильм «Женщина на вой­не», его финансировали из множества разных источников, но очень важно, что украинский сопродюсер был готов самостоятельно найти средства, чтобы покрыть часть расходов на съемку. Еще один фактор, безусловно влияющий на принятие решения о сотрудничестве в копродукции, — позиция местных государственных институций. Если известно, что в Украине Госкино поощряет и поддерживает международную копродукцию, желающих снимать здесь, естественно, становится больше. Кстати, со временем развивать партнерские проекты станет проще. Люди имеют привычку возвращаться туда, где уже работали.

Если говорить о минусах съемок в Украине, это языковой барьер и расхождения в ментальности. Философия профессии, принципы построения рабочих взаимоотношений и функционирования команды здесь зачастую трактуются не так, как у нас. Я, например, привыкла к тому, что всем сотрудникам, вне зависимости от должности и степени «звездности», полагается равно уважительное отношение. Всякий труд на площадке имеет ценность, ассистентский в том числе. Это вклад в общее дело, и он влияет на качество конечного результата. Потому явная иерархичность на съемочной площадке мне не совсем понятна, и я как продюсер не приветствую пренебрежительного обращения к тем, чья работа считается проще.

Информация о материале

Опубликовано: 31 августа 2018

Агрессивная толерантность

На дворе — дремучее Средневековье. Социальные сети — тому прямое доказательство.

«Удалитесь из друзей все, кто…» — провозглашают очень сознательные граждане, расставляя акценты на превосходстве себя, окруженного кольцом «неадекватных идиотов». За этим следует обесценивающий спич, задача которого — «выявление врагов» по определенным очень точным и конкретным признакам, а, объявленные врагами, в свою очередь, не заставляют себя долго ждать с ответной реакцией. В многочисленные холивары подтягиваются хейтеры — всякого рода склочники, которые отлично заменили бабушек на скамейках, столь нетолерантных к ярким личностям и чужим достоинствам. Они даже вполне подхватили их риторику и интонационный колорит, давая возможность любому, кто хоть как-то выделяется, почувствовать себя ничтожеством. Хейтерство стало модным. А казалось… Казалось, что мы все движемся в сторону европейской толерантности… Нет, показалось.

Проблема, на мой взгляд, в том, что, несмотря на возможность прочитать в любом словаре точное определение этого понятия, мы никак не можем вникнуть в его суть. Ибо само слово «терпимость», которое и подразумевается под толерантностью, в нашем пропитанном моральным абсолютизмом контексте означало совершенно иное. Это уже не контекст, а скорее подтекст, а слово используется столь часто и под таким разным углом, что уже потеряло свою ценность и смысл, и, словно истрепанное знамя, стало бесполезным куском ткани.

Стало привычным, что когда хоть кто-то затрагивает тему морали, всегда находятся сознательные приверженцы двух очень разных позиций: позиции абсолютности морали, где контекст теряет свою роль, а истины являются абсолютными и непреклонными. И позиции относительности морали, в которой моральные истины варьируют в зависимости от социального, культурного, исторического или личностного контекста, а также от данной конкретной ситуации.

Есть с десяток тем, которые собирают огромное количество взглядов и предлагают массу разночтений, что же такое толерантность в целом и в данном конкретном случае. Но, решившись рассуждать о толерантности, я ни в коем случае не стану претендовать на истину, а всего лишь выскажу свое мнение. Я постараюсь избавиться как от излишнего раздражения, так и от пафоса в этом вопросе. Разве что позволю себе не снижать тон свойственной мне эмоциональности.

Я не могу статистически точно определить, какая тема вызывает наибольший ажиотаж, поэтому подам их в случайном порядке, не ссылаясь на актуальность тех или иных доводов для проявления толерантности.

Люди с инвалидностью. В Советском Союзе ходила такая байка: иностранцы, кажется, из Японии, приехали в советский город-миллионник и очень удивлялись, какая здоровая у нас нация: на улицах они не встретили ни одного инвалида, ни одного человека в инвалидной коляске. А партийные лидеры, принимая японскую делегацию, лишь качали головами: они-то знали, что люди просто были заперты в своих домах, на последних этажах хрущевок, без лифта и любой возможности выйти на улицу.

К сожалению и сейчас возможности многих жилых домов и общественных мест не соответствуют международным нормам, что делает невозможным для многих людей даже просто выйти на улицу без посторонней помощи. Но именно эта полная изоляция и становится тем фактором, который, на мой взгляд, мешает нам воспринимать людей с ограниченными возможностями как полноценных членов общества, равных среди равных. Мы не привыкли к тому факту, что таких людей достаточно много и они могут быть нашими соседями, коллегами, родственниками.

Чтобы понять остроту проблемы, достаточно почитать родительские чаты по поводу инклюзии в школах. Родители бетонной стеной встают на защиту своих «здоровых» детей от присутствия рядом с ними «больных» или «ненормальных». Непринятие часто переростает в агрессивное преследование — какая уж тут может быть терпимость и толерантность?!

Да, когда мы видим некую условную непохожесть человека, мы испытываем страх, жалость, отчаяние, и никак не считаем это нормой. Мы полны своими личными проекциями, которые заставляют нас словно откупиться от того, что пугает, сбежать от ужасной реальности, не видеть, не замечать. Но не этого ждут от нас люди, имеющие какие-либо физические особенности. Деликатность ситуации заключается в том, что нам достаточно сложно даже находиться рядом с такими людьми: мы ведь не знаем, нужно ли предложить помощь, будет ли это уместно, как это сделать, чтобы не обидеть. И вместо того, чтобы быть рядом, мы отворачиваемся и делаем вид, что не замечаем.

Но есть и другая крайность, принимаемая нами за толерантность. Это как раз излишнее компенсаторное внимание, которое мы начинаем оказывать этим людям в тот момент, когда они совсем этого не желают. Однажды я видела, как чиновник фотографировался с детьми-инвалидами, видимо для того, чтобы показать свою толерантность. Но выглядело это скверно. Согласитесь, быть фоном для предвыборной кампании — не самое лучшее предназначение.

Для примера давайте представим такую картину: спросим простых обывателей, к кому вы подойдете на кассе, если увидите, что один кассир — человек с инвалидностью, а другой — здоровый? Наше «подготовленное» общество скажет: к человеку с инвалидностью, предполагая, что это именно и есть проявление терпимости. А вот и нет! В адекватном здоровом обществе скажут: а какая разница? Где очередь меньше, туда и пойду! Никому не нужна наша снисходительность и жалость, которую мы почему-то принимаем за толерантность. Важнее как раз понимание, что мы с людьми с инвалидностью на равных, и просто создаем условия, которые облегчат им жизнь и доступ к тем вещам, к которым мы привыкли как к данности.

К слову, и тогда, когда мы используем разного рода снисходительные эвфемизмы «солнечные дети», «даунята», «аутята» «индиго», обозначающие этих людей, мы тоже отмечаем всего лишь то, что нам почему-то хочется выделить их инаковость, но при этом морально остаться «красивыми». Эвфемизмы — это чистое лицемерие, которое дает нам ложное ощущение толерантности и терпимости. За эвфемизмами в языке прячется всё то, чего мы стыдимся, но что является частью нас и нашего нетерпимого общества.

Еще одна тема для проявления терпимости — язык. Да, в меня полетят камни, что, дескать, эта тема не про толерантность, а про национальную идентичность и тому подобное. Возможно. Но я знаю много людей, в том числе и себя, которые с удовольствием перешли бы на украинский, если бы окружающие проявили достаточную терпимость к их ошибкам, которые неизбежны при переходе на любой язык на первых порах. В нашей стране никто не имеет право на ошибку — ни дети, ни взрослые, всегда найдутся те, кто пнут. А когда вокруг тебя столько агрессии, хочется хоть как-то сохраниться, не заходя на чужую территорию с риском получить в нос за неправильно употребленное слово.

В этом вопросе важно понимать, что лингвистические права человека хотя и приобретают особую остроту и широко обсуждаются, зачастую являются формальным политическим аргументом для разжигания ненависти к оппонентам и становятся частью предвыборных платформ некоторых партий.

Лично для меня всегда в приоритете отвечать человеку на том языке, на котором он ко мне обратился, конечно, при условии, что я им владею. Но я не смогу принять агрессивную реакцию на обращение на любом языке, будь то русский в Украине или английский во Франции. Язык должен оставаться средством общения, а не поводом для раздора.

Недавно был день поддержки грудного вскармливания, который тоже выявил массу проблемных зон в плюрализме взглядов и дал понять, что важно отличать необходимость от позерства. Здесь как нигде стало понятно, что очень многое зависит от контекста и осознанной необходимости конкретных действий в конкретных условиях, где нельзя запретить, но все-таки важно уважать мнение окружающих. А противостояние в данном вопросе — лишь способ заявить о себе. Точно так же, как и агрессивное веганство, в котором, уж простите, часто больше позерства, чем стремления к здоровому образу жизни. Да простят меня уважаемые диетологи!

Я уверена, что каждый совершеннолетний человек имеет право решить, стоит ли ему курить или есть мясо, как ему одеваться и какую прическу выбрать. Пожалуй, толерантность — это не обесценивать взгляды, которые тебе не нравятся, живя в гармонии со своим внутренним миром. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Ведь проще найти кого-то виноватого и тихо или бурно его ненавидеть.

Но есть масса тем, которые требуют от нас четкой позиции, например, домашнее насилие и физическое наказание детей, вопросы буллинга и травли в школе, вопросы безопасности, когда речь идет о домашних животных, которые могут причинить вред человеку. Стоит ли быть абсолютно снисходительными к тому, что бьют женщину? А может, она виновата, и вообще это не наше дело? Нужно ли реагировать, когда на улице бьют ребенка, ведь он, скорее всего, не слушался и «заслужил»? Можно ли сделать замечание хозяину бойцовского пса, которого выгуливают около детской площадки без поводка, не говоря уж о том, что он совершает свои привычные дела на детский песочек, — или пусть себе гуляет, пока никого не тронул? Нужно ли говорить детям, что это буллинг и это плохо, в тот момент, когда они просто бросаются чужим портфелем, ведь хозяин портфеля такой противный? Толерантность к насилию порождает еще большее насилие. Здесь нет места компромиссам. Когда речь идет о физической неприкосновенности человека, его достоинстве и психологической безопасности, необходимо сформировать свою четкую позицию и научиться ее отстаивать.

Я сознательно избегала тем ксенофобии, этнической, национальной и расовой принадлежности, как и тему гомосексуальности. Для меня это вообще за гранью человеческого — реагировать на цвет кожи, разрез глаз или широту носа и скул. Точно так же, как обсуждать, кто и как распоряжается своим телом и сексуальностью, определяя общую норму.

Но я не буду испытывать к человеку снисходительности, только потому, что он другого цвета кожи или сексуальной ориентации, когда он совершает преступление или ведет себя агрессивно по отношению к другому человеку, проявляет насилие или ведет себя неподобающе в общественном месте. Свобода одного заканчивается там, где наступает свобода другого. Как ни странно это покажется, но это в современном тесном мире достаточно узкие рамки, конечно если вы не живете в горах Тибета и до ближайшего соседа не десять миль.

Конечно, оценка любого поступка зависит от контекста, и нам часто приходится безуспешно искать тот факт, который выступает моральным критерием. Но любой факт, будь то часть внешнего мира, общественной реальности или психической жизни человека, есть нечто сложное, обусловленное и относительное. И опереться нам остается только на то, что внутри нас.

Информация о материале

Опубликовано: 31 августа 2018

АМКУ програв першу інстанцію по тендерній змові компаній зі спільним бухгалтером, офісом та мобільним

Господарський суд Харківської області визнав недійсним рішення Харківського ОТВ АМКУ в частині визнання ТОВ «Дніпровський завод спеціального обладнання та матеріалів» винним у спотворенні результатів закупівлі змінних деталей для «Південної залізниці» весною 2013 року. Про це свідчить рішення суду від 31 липня.

Переможець тодішніх торгів і другий оштрафований за змову, ТОВ «Дніпропетровський механічний завод» («ДМЗ»), не оскаржував рішення Харківського відділення АМКУ у судовому порядку.

Натомість спаринг-партнер «ДМЗ», ТОВ «ДЗСОМ» (раніше – «ТПК Інструментальний союз»), зміг переконати суд у хибності висновків харківських антимонопольників про антиконкурентність їхніх дій. Суд спростував доведеність низки фактів, які свідчили про узгоджені дії «ДМЗ» та «ДЗСОМ».

Нагадаємо, у ході розслідування Комітет встановив, що обидві компанії знаходились за однією адресою (у Дніпрі на вулиці Робочій, 97-Б), а також у них був спільний бухгалтер – Олена Полковникова. У пакету тендерних документів учасники подали витяг з ЄДР, виданий у один день на запит згаданої Полковникової. Дати видачі інших довідок також збігались.

Більше того, у своїй діяльності компанії використовували один на двох контактний мобільний номер, а протягом 2013-2014 років між фірмами існували сталі господарські зв’язки, що випливає із виписок по їхніх рахунках. Конкурсні документи учасників мали «нехарактерну схожість», а у деяких випадках були ідентичними за оформленням, структурою та текстовим наповненням.

Дослідивши матеріали справи, суд вирішив скасувати рішення Харківського відділення АМКУ посилаючись на те, що для доведення антиконкурентних узгоджених дій мало зафіксувати факти узгодженості поведінки учасників торгів, але потрібно також довести, що ці дії  могли призвести або призвели до спотворення їх результатів.

«Можливість оформлення трудових відносин працівника з різними підприємствами передбачена трудовим законодавством України і теоретичне сумісництво бухгалтера «ДЗСОМ» та «ДМЗ» без наявності доказів реальної можливості цієї особи в достатній мірі впливати на управлінські рішення роботи різних юридичних осіб не свідчить про неможливість участі таких суб’єктів господарювання в якості суперників на торгах», – пояснив суд.

На переконання суду, не може свідчити про відсутність конкуренції між компаніями і наявність господарських відносин. А «спільне оформлення запитів та оформлення довідок на запити не свідчить про розповсюдження обміну інформацією на суть конкурсних пропозицій».

Пояснивши у такий спосіб матеріали справи, суд зіслався на статтю 6 Конвенції про захист прав і основних свобод людини 1950 року, відповідно до якої кожній особі гарантовано право на справедливий і відкритий розгляд при визначенні її громадських прав і обов’язків – і задовольнив позовні вимоги «ДЗСОМ» у повному обсязі.

Дніпровське ТОВ «ДЗСОМ» зареєстроване на місцевого мешканця Максима Юнака. За даними «Прозорро», у період від літа 2016 року по сьогодні компанія взяла участь у 77 тендерах, з них у 48 випадках конкурувала із ТОВ «Компанія “Профі-Строй”« та у 43 випадках – із ТОВ «Компанія Промінструмент». Остання з компаній зареєстрована на згаданого Максима Юнака, а «Профі-Строй» на публічних закупівлях світилась як постачальник інструментів «ДЗСОМ».

Информация о материале

Опубликовано: 31 августа 2018

Кризис госфинансов. Почему украинская казна опустела до четырехлетнего минимума

Главными причинами «июльского кризиса» казначейского счета стали: отсутствие прогресса правительства в переговорах с МВФ, недобор налогов и поступлений от приватизации, выплаты купонов по валютным облигациям. Если в ближайшие месяцы МВФ не предоставит транш, украинскую гривну ждет очередная девальвация.

Конец июля – начало августа выдались неспокойными в экономической жизни страны. Сначала у властей возникли проблемы с выплатой пенсий, а затем общественность всколыхнула новость о том, что у правительства в казне осталось крайне мало денег.

Эти два события взаимосвязаны, ведь чтобы закрыть вопрос по пенсиям в июле пришлось «тянуть» деньги из казны. В результате остаток средств на едином счете Государственной казначейской службы на 1 августа снизился до 1,99 млрд грн.

Этот показатель является минимальным с февраля 2014 года. Тогда остаток составлял 108 тыс. грн. Позже экс-премьер Арсений Яценюк любил вспоминать, что, когда он возглавил правительство, «денег в казне не было, а государство было фактически банкротом».

Кризис ликвидности

В июле впервые за долгое время у властей возникли проблемы с выплатами пенсий. До 18 июля выплаты шли по графику, но затем начались задержки. Затянулись они примерно на неделю, тогда как к вечеру 25 июля ситуация была полностью решена.

Смещение графика выплаты пенсий, в Пенсионном фонде (ПФУ) объяснили »кассовыми разрывами», связанными с поступлениями единого социального взноса (ЕСВ).

Напомним, ПФУ финансируется из двух основных источников: поступления от работодателей в виде ЕСВ и средства госбюджета, направляемые на покрытие дефицита фонда. Когда у ПФУ возникает нехватка ресурсов, то он обращается за займом в Государственную казначейскую службу.

В июле Министерство финансов уже традиционно вовремя профинансировало дефицит фонда еще до 13 июля. Тогда как с ЕСВ возникли проблемы.

С 24 июля поступления единого соцвзноса уменьшились, из-за чего как раз и возник тот самый «кассовый разрыв» на 4-5 млрд грн. Для того, чтобы его покрыть ПФУ обратилось в Госзказначейство за займами на 4,8 млрд грн. Таким образом, «пожар» удалось потушить и закрыть месяц по выплатам.

То, что попытались назвать «техническим» сбоем в работе системы госфинансов, на самом деле таковым не выглядит, поскольку поступления от ЕСВ всегда поступают неравномерно.

Об этом уж точно известно руководству убыточного Пенсионного фонда. Не зря же ПФУ с начала года 43 раза обращался за кредитами в Госказначейство на общую сумму 45,4 млрд грн.

И каждый раз они это делали вовремя, опережая возможность возникновения нехватки ресурсов. Но июль в этом отношении стал исключением.

Остается только догадываться, кто виноват в сложившейся ситуации: Пенсионный фонд, «забывший» вовремя обратиться за займом, либо Госказначество, которое не хотело или не имело возможности его предоставить.

Подтвердить второй тезис у нас возможности нет, поскольку информация об остатке средств на едином казначейском счете (ЕКС) появляется только на первое число каждого месяца. Следовательно, узнать были ли деньги в казне на середину июля мы не можем. Но данные на 1 августа косвенно подтверждают эту гипотезу, ведь остаток на ЕКС снизился до рекордно низких за 4 года 1 995 млн грн.

Такой объем средств оказался в 5 раз ниже, чем 1 июля и в три раза ниже показателя, который был зафиксирован в начале 2018 года.

Раздутый бюджет

В Минфине попытались успокоить, что хоть на гривневом счету действительно 2 млрд грн, зато на валютном лежит $778 млн (эквивалент 20,9 млрд грн).

Эти средства понадобятся правительству уже 1 и 25 сентября, чтобы выплатить купоны по еврооблигациям на $505 млн и $109 млн долларов.

Министерство объяснило, что низкий остаток на гривневом ЕКС стал результатом недобора 56 млрд грн средств по внешним займам. На этот год ведомство запланировало выпуск еврооблигаций на $2 млрд. Но пока выйти на внешние рынки так и не удалось из-за паузы в отношениях с МВФ.

«Внешние заимствования составили 2,7 млрд грн. План не был выполнен из-за неблагоприятной конъюнктуры. Возможность выхода на внешние рынки во втором полугодии рассматривается после получения положительного сигнала МВФ и стабилизации ситуации», - сообщили в Минфине.

Проблемы наблюдаются и с выполнением доходной части госбюджета по другим источникам. По июльским данным, бюджет выполнен на 97,8%. Основная недостача идет от Государственной фискальной службы (ГФС).

Поступления от импортного НДС и ввозных пошлин оказались меньше из-за более крепкого курса гривны в первом полугодии, чем ожидалось. В бюджете средний курс закладывался на уровне 29,3 грн за доллар, тогда как по факту его среднее значение составляет 26,7 грн/долл.

При этом, план по расходной части также частично недовыполняется, занижая дефицит госбюджета, который сейчас составляет 9,8 млрд грн.

В прошлом году за этот период госбюджет выполнялся с профицитом 29 млрд грн, но тогда дополнительный эффект для доходной части имела конфискация «средств Виктора Януковича».

В 2018 году расходную часть бюджета раздули повышенные пенсии военным, из-за чего, собственно, Пенсионный фонд и обращался за займами в Госказначейство.

Временное спасение

Текущий кризис ликвидности Минфин взялся преодолевать уже в августе, в первую очередь, за счет новых займов на внутреннем рынке. На четырех аукционах ведомство разместило облигации внутреннего госзайма на 17,1 млрд грн.

Параллельно, последний транш своей прибыли на 6,6 млрд грн в госбюджет в августе перечислил Национальный банк (НБУ).

Если бы НБУ перечислял свою прибыль не с опережением графика, то вероятно мы бы увидели дефицит ликвидности на счетах Госказначейства еще весной.

Нужно помнить и о том, что госбюджет-2018 формировался исходя из перечисления Нацбанком прибыли в размере 50,5 млрд грн.

Хотя во время формирования бюджета в конце прошлого года НБУ предупреждал, что сможет дать только 44,6 млрд грн. В конечном итоге так и получилось. Следовательно, 6 млрд грн так и не поступили в казну.

Из крупных поступлений до конца года ожидается перечисление дивидендов «Нафтогаза» на 17 млрд грн (по 0,5 млрд грн зайдет уже в августе и сентябре), а также 5,5 млрд грн от Фонда гарантирования вкладов (ФГВФЛ).

ФГВФЛ за счет продажи активов банков-банкротов сумел накопить достаточный объем средств для расчета с правительством по своим долгам.

Возможно, определенный ресурс удастся получить от ожидаемой приватизации. Кроме того, гривна уже начала девальвировать, что увеличит доходы от импортного НДС.

Вряд ли стоит ожидать повторение ситуации с пенсиями в июле в ближайшие месяцы. Учитывая нежелание правительства идти на секвестр госбюджета, дальнейший ход событий будет связан напрямую с переговорами с миссией МВФ, которая прибудет в Украину 6 сентября.

Специалистов фонда будет интересовать, как правительство Владимира Гройсмана собирается решать ситуацию с тарифами на газ и проблему выполнения бюджета.

Премьер и вовсе может оказаться в ближайшие месяцы в пикантной ситуации. С одной стороны, у него растут политические амбиции, которые могут остудить непопулярные «газовые решения».

С другой стороны, отсутствие транша от МВФ на $1,9 млрд делают невозможной дополнительную финансовую помощь от ЕС и Всемирного банка на $2,1 млрд.

Также это сделает невозможным выход Украины на внешние рынки. Недобор по внешним займам приведет к тому, что внутри страны могут снова начаться задержки с пенсиями, а внешние выплаты придется закрывать частично за счет резервов НБУ.

По итогам августа они и так снижаются ниже безопасного уровня покрытия 3 месяцев будущего импорта. На 1 августа они составили $17,7 млрд.

В условиях начавшейся с конца июля девальвации гривны, НБУ не сможет активно выходить на межбанк и сглаживать дисбалансы спроса и предложения валюты.

Ранее в СМИ появлялись аналитические материалы НБУ о том, что сценарий Украины без МВФ – это инфляция 13,1%, курс 31,2 грн/доллар и резервы $15,4 млрд на конец этого года.

В таком случае в следующем году 32 грн за доллар может стать среднегодовым значением курса.

Информация о материале

Опубликовано: 30 августа 2018