Праздник — это всегда гипербола заурядного и преувеличение обыденного. Неуклюжая попытка посоревноваться с судьбой, поспорить с временем, примерить под себя трон или сан. Определить собственный набор знаков, рукотворно придав им величия, и запретить остальным смертным сомневаться в этом. Поспорить с богами, в конце концов.
Может что-то получится украсть у них полезного в процессе спора. У Прометея же получилось? А печень — так у кого она по нынешним временам в порядке?
Эта соревновательность с небом очень древняя. Она тянется с незапамятных времен, когда слово «герой» обозначало вполне определенную поведенческую модель. Во-первых, это полубожественное происхождение. Папа-бог, случалось, заночевывал у смертных женщин, ну и вот, герой.
Наличие родственников на Олимпе — с тех пор очень весомый фактор для присвоения звания героя. Включая «Героя Украины». Герой также должен получать поручения свыше, этим нас тоже не удивишь.
Ну и формат кончины. Не соответствуешь формату, умер как лох, — значит, героем быть не можешь никак. Увы, это тоже новейшая украинская история. Не было в приказе, не числился в списках — мог совершить невероятный подвиг, но это ничего не значит. Даже смерть твоя может подвергаться сомнению.
Любые ритуалы всегда подвергались скепсису ученых в силу их архаичной напыщенности. Но они же (классика — это Джеймс Фрэзер и его многотомный труд «Золотая ветвь») констатируют неизбежность возникновения ритуалов и потребность в них в процессе становления любого общества.
Календарные праздники — прямые наследники природных циклов — банальны, как дожди. Где лучше всего говорить о красоте и пользе дождя? Правильно, глядя на него из уютного сухого места.
Где лучше всего говорить о героизме и жертвенности, о наследии павших борцов? Правильно, с трибуны торжественного календарного мероприятия.
Уже выросло и сформировалось как минимум одно поколение, для которого словосочетание «независимость Украины» является календарной банальностью, а не выстраданной и воплощенной мечтой. Также за эти десятилетия выросла и сформировалась уже не одна «команда власти», которая облепила ритуалы страны… как бы это сказать… очень и очень своим. Можно сравнить это с ласточками, лепящими из слюны гнезда, где повыше, или с моллюсками, нарастающими на днище корабля, где поглубже.
Сам исходник украинского Дня независимости был не очень четким. Дискуссии историков и политиков о правопреемственности Украины как государства (с вытекающими правовыми и моральными обязательствами) или об отсутствии этой самой правопреемственности будут длиться вечно.
Время и обстоятельства 1991 г., требовавшие не только быстрых решений, но и быстрых компромиссов, заложили в украинскую политику необходимость постоянно объяснять и комментировать исходник праздника применительно к очередному политическому зигзагу украинской власти.
В итоге количество словоблудия вокруг любого государственного торжества не просто переросло исходный смысл, а вытеснило его напрочь. Ссылаясь на: «… потому что у нас сейчас (в этом году) такие особые обстоятельства».
В словоблудии, как и в любом другом блудии, ничего особо инфернального нет. Драма же начинается исключительно в том случае, когда блудник, вопреки ожиданиям, не получает вообще ничего от самого процесса.
Люди любят нарядную буффонаду любых праздников. Но если за этим, кроме понтов и обмана, мало что стоит, праздник превращается в фарс.
На первый взгляд, в этом суждении есть очевидная нестыковка. У нашего президента отличные спичрайтеры. Сам он косноязычием отнюдь не страдает (в отличие от «папередника»).
Но сравнивать его с предшественником — все равно, что сравнивать огородное пугало и статую. Не обязательно даже античную. У статуи будет ряд несомненных преимуществ. Но вы не будете пытаться вступать с ней в какие-то высокие (или низкие, кому как) отношения. Ну разве что ваша фамилия — Пигмалион.
А если стоит задача заставить общество поклоняться этой статуе в определенные дни? Тогда нужно говорить с обществом так, чтобы оно из этих разговоров вообще ничего не поняло. Но на всякий случай преклонило колени, ну хоть одно.
Мы, к счастью, не Россия, и культ личности кого бы то ни было у нас крайне маловероятен. Все президенты хотели культа, и все пытались, но всегда себе в убыток.
Поэтому политикум и интеллектуалы-коллаборанты (а любой интеллектуал, служащий власти, по определению ее коллаборант) пошли на интеллектуальный сговор. Вместо статуи вождя обществу предложено поклоняться пьедесталу. То есть более глубоким и основательным смыслам. Тактически это очень верный ход. Он отбрасывает нас в дописьменную историю, в архетипы и универсалы. Там любая версия правомочна.
Опять же, мы не Россия, скрепы нам не грозят, с национальной и политической идентичностью у нас все достаточно монолитно. Вот на этот монолит, пихаясь локтями, вечно и лезут то чучело, то клоун, а то и вообще скифская баба какая-то. Они нам такие: да вы не обращайте внимания, главное же, на чем мы стоим, вот в этом направлении и кланяйтесь.
То, на чем зиждется украинская, да и любая другая государственность, — это сплав пассионарных усилий общества и государства. Поэтому государство традиционно говорит из телевизора о нерушимом единстве, полном взаимном доверии и прочей этатистской чепухе. Но в этом, как бы монолитном, пьедестале видны как минимум пять трещин (результат эстонско-украинского исследования по проекту Resilient Ukraine). То ли сплав подкачал, то ли перепады исторических температур повлияли.
Прежде всего это различия в ценностях. И праздники, а особенно День независимости Украины, это очень четко показывают. Задача власти — гиперболизировать свои успехи и на законном основании рейдернуть достижения гражданского общества. Ведь действительно общество эту власть выбрало. Что твое — то наше. Но то, что власть (если она выборная) должна работать на общество, а не наоборот, — этот разрыв в понимании реальности непреодолим.
Вторая трещина — это целеполагание. Единственное общее в том, что и власть, и общество не планируют свою жизнь более чем на год вперед. Технически есть избирательный цикл в несколько лет, но практически горизонт планирования — полгода.
Власть во время украинских праздников похожа на туриста, который просовывает голову в дырку в фанере, на которой аляповато нарисованы прелести евроинтеграции и членства в НАТО, чтобы сфотографироваться и добавить фотографию в свой альбом к точно такой же прошлогодней.
Массовка на этом фоне делает селфи, изображая общество, но головы к дырке в фанере не допускают.
Реальное общество в целом позитивно смотрит на это представление, но на следующий день все безответные вопросы к власти звучат с новой силой, и все попусту. Цель власти — переизбраться и быть похваленной и материально поощренной союзниками. Цель общества — чтобы эта власть наконец начала работать на него, а не на себя.
Третья трещина — между возможностями. Каждый раз на выборах декларируется партнерство, которое быстро превращается в узурпацию полномочий и сведение практических предложений общества к сугубо декоративным.
У власти есть деньги. То есть это не деньги власти, а наши. Но так сложилось, что бюджет в самых интересных местах непрозрачен, а о внебюджетной коррупционной сфере лучше вообще помолчать. Вы и так об этом каждый день читаете и слышите.
В принципе и у общества есть деньги. Но как только общество этими деньгами самоорганизовывается и начинает на что-то влиять, власть эти инициативы либо отжимает, либо пресекает. Доказано взлетом и падением волонтерского движения.
Интеллектуально у общества возможностей многократно больше. После национальных катастроф в умных странах (вроде США после 9/11), и без того не страдавших отсутствием возможностей для гражданских инициатив, в Плане по защите национальной инфраструктуры (NIPP), кроме федеральных инициатив, половина пунктов касалась развития индивидуальных и групповых навыков готовности к любым кризисам.
В нашей стране на пятом году войны появилась современная Стратегия национальной безопасности, но своего патронного завода все еще нет. Я думаю, если каким-то фантастическим образом легализовать кустарное производство оружия, о чем мы ежедневно читаем в криминальных хрониках, то через месяц-другой армия была бы очень неплохо, хотя и внештатно, вооружена. Еще бы и за рубеж лицензии продавали.
Объяснить, откуда трещина в мотивациях, одновременно просто и сложно. В целом эту власть нельзя формально упрекнуть в непатриотичности (хочу обратить внимание компетентных товарищей, что я занимаюсь исключительно исследованием слов и смыслов). Украину любят все, но по-своему. И это напоминает индийскую притчу о четырех слепых мудрецах, щупавших слона и после дававших свои характеристики.
В молодости, занимаясь литературой, я написал короткий рассказ, подражание Борхесу. О великой тайне, что на самом деле был еще пятый слепой мудрец. А вот за что он у слона держался, это и есть суть всего. Поэтому в светских и нравственных версиях легенды осталось четыре мудреца.
Мне постоянно кажется, что украинская власть — это тот самый пятый мудрец. Который, о чем бы ни шла речь, с умным выражением лица хорошим слогом постоянно рассказывает нам про вот это самое. Слоновье.
Теперь простое о мотивации. У общества есть чувство национальной гордости, достоинства, вопреки всему. Война много чего подправила. И общество за вот эти свои чувства готово не просто умирать, чему враги всегда втайне радовались. Оно готово этих врагов убивать. Не в принципе, а очень конкретно. Таких людей далеко не большинство, но они уже больше никогда не согнутся и не пойдут на компромисс. Не факт, что это так уж хорошо. Но замалчиваемая реальность именно такова.
У власти таких лично-жертвенных тенденций в упор не наблюдается. Селфи на фронте — ну и все в принципе. Самые глупые считают факт простого выполнения своих должностных обязанностей подвигом. Беда в том, что часть из них, прочитав это, страшно обидятся. Они считают, что у них есть эта высокая мотивация. А на самом деле ее нет.
Например, все, организовывавшие праздник и парад во время Илловайской трагедии, вообще не имеют морального права кем-либо руководить. Но они этого даже не понимают.
Ну и коммуникация. Общение власти с обществом. Финальная трещина. Большинство украинских служебных документов, начиная с Конституции и депутатского регламента, написаны таким образом, что, последовательно их выполняя, через годик-другой, будучи на госслужбе, в глазах общества вы превращаетесь в законченного негодяя. Да и в собственных тоже. Оставаясь все тем же милым человеком в глазах друзей и семьи.
Ведь у каждого из нас были в целом нормальные друзья. Которые, например, пошли в депутаты и через год превратились в подонков. Которые пошли на госслужбу и в лучшем варианте стали неучастниками больших воровских схем, блюдя и подпитывая свою моральность мелочевкой и текучкой. «Громадськi ради» превратились в отстойники для городских сумасшедших и фильтрационные пункты для оставшихся энтузиастов, и т.д.
Мы как-то прозевали тот поворотный момент, когда власть поняла, что общество можно в принципе не слушать. Никаких рычагов влияния у него нет, а те, которые были, уже давно конфискованы. Они говорят себе о своем, мы говорим о своем. И эти строго параллельные монологи почему-то называются коммуникацией.
Общество хочет знать, чем именно власть так гордится при проигранной войне и замороженной военно-политической ситуации, что ей нужен военный парад, в то время как США в этом году от него отказались, посчитав неоправданным расточительством. Ну и в чем прикол с перерезанием ленточек на каждом новом туалете?
Эти строки не ставят под сомнение сами празднества. В конечном итоге мы — свободная страна. И все, даже высшие силы, обязаны ставить главной ценностью свободную волю гражданина.
В японской художественной традиции есть «кинцуги», искусство реставрации керамических изделий с помощью «золотого шва». Философская основа всего в том, что поломки и трещины неотъемлемы от истории объекта и поэтому не заслуживают забвения и прятанья.
Украинская версия такого подхода очень часто состоит в том, что мы абсолютизируем разломы и разрывы, и в итоге наша забота об истории отношений и природная демократичность, стремление к свободе превращают явление в один сплошной «золотой шов», «золотую зраду», «лакировку действительности». Причем традиционно больше всего в этом преуспевает власть, вне зависимости от режима. В итоге архитектура государственного праздника все чаще сводится к позолоченной трибуне, которая на самом деле довольно громко потрескивает.
Во-первых, мы, конечно, казаки, самураи, и еще немножечко шьем, но мы все же не японцы. Да и японская политическая традиция чествования героев не предусматривает никаких сомнений и двусмысленности. Пример тому — Ясукуни, храм в честь погибших японских воинов. Во-вторых, у нас неплохо получается ремонтировать и чинить — к сожалению, пока это не распространяется на политику. Но если слова, торжественно сказанные на празднике, расходятся с делами, то это никакой не ремонт, а раскол. Самое простое и быстрое (как мы любим), что можно сделать в такой ситуации, — перестать истерически карабкаться на пьедестал. Причем всем.