На дворе — дремучее Средневековье. Социальные сети — тому прямое доказательство.

«Удалитесь из друзей все, кто…» — провозглашают очень сознательные граждане, расставляя акценты на превосходстве себя, окруженного кольцом «неадекватных идиотов». За этим следует обесценивающий спич, задача которого — «выявление врагов» по определенным очень точным и конкретным признакам, а, объявленные врагами, в свою очередь, не заставляют себя долго ждать с ответной реакцией. В многочисленные холивары подтягиваются хейтеры — всякого рода склочники, которые отлично заменили бабушек на скамейках, столь нетолерантных к ярким личностям и чужим достоинствам. Они даже вполне подхватили их риторику и интонационный колорит, давая возможность любому, кто хоть как-то выделяется, почувствовать себя ничтожеством. Хейтерство стало модным. А казалось… Казалось, что мы все движемся в сторону европейской толерантности… Нет, показалось.

Проблема, на мой взгляд, в том, что, несмотря на возможность прочитать в любом словаре точное определение этого понятия, мы никак не можем вникнуть в его суть. Ибо само слово «терпимость», которое и подразумевается под толерантностью, в нашем пропитанном моральным абсолютизмом контексте означало совершенно иное. Это уже не контекст, а скорее подтекст, а слово используется столь часто и под таким разным углом, что уже потеряло свою ценность и смысл, и, словно истрепанное знамя, стало бесполезным куском ткани.

Стало привычным, что когда хоть кто-то затрагивает тему морали, всегда находятся сознательные приверженцы двух очень разных позиций: позиции абсолютности морали, где контекст теряет свою роль, а истины являются абсолютными и непреклонными. И позиции относительности морали, в которой моральные истины варьируют в зависимости от социального, культурного, исторического или личностного контекста, а также от данной конкретной ситуации.

Есть с десяток тем, которые собирают огромное количество взглядов и предлагают массу разночтений, что же такое толерантность в целом и в данном конкретном случае. Но, решившись рассуждать о толерантности, я ни в коем случае не стану претендовать на истину, а всего лишь выскажу свое мнение. Я постараюсь избавиться как от излишнего раздражения, так и от пафоса в этом вопросе. Разве что позволю себе не снижать тон свойственной мне эмоциональности.

Я не могу статистически точно определить, какая тема вызывает наибольший ажиотаж, поэтому подам их в случайном порядке, не ссылаясь на актуальность тех или иных доводов для проявления толерантности.

Люди с инвалидностью. В Советском Союзе ходила такая байка: иностранцы, кажется, из Японии, приехали в советский город-миллионник и очень удивлялись, какая здоровая у нас нация: на улицах они не встретили ни одного инвалида, ни одного человека в инвалидной коляске. А партийные лидеры, принимая японскую делегацию, лишь качали головами: они-то знали, что люди просто были заперты в своих домах, на последних этажах хрущевок, без лифта и любой возможности выйти на улицу.

К сожалению и сейчас возможности многих жилых домов и общественных мест не соответствуют международным нормам, что делает невозможным для многих людей даже просто выйти на улицу без посторонней помощи. Но именно эта полная изоляция и становится тем фактором, который, на мой взгляд, мешает нам воспринимать людей с ограниченными возможностями как полноценных членов общества, равных среди равных. Мы не привыкли к тому факту, что таких людей достаточно много и они могут быть нашими соседями, коллегами, родственниками.

Чтобы понять остроту проблемы, достаточно почитать родительские чаты по поводу инклюзии в школах. Родители бетонной стеной встают на защиту своих «здоровых» детей от присутствия рядом с ними «больных» или «ненормальных». Непринятие часто переростает в агрессивное преследование — какая уж тут может быть терпимость и толерантность?!

Да, когда мы видим некую условную непохожесть человека, мы испытываем страх, жалость, отчаяние, и никак не считаем это нормой. Мы полны своими личными проекциями, которые заставляют нас словно откупиться от того, что пугает, сбежать от ужасной реальности, не видеть, не замечать. Но не этого ждут от нас люди, имеющие какие-либо физические особенности. Деликатность ситуации заключается в том, что нам достаточно сложно даже находиться рядом с такими людьми: мы ведь не знаем, нужно ли предложить помощь, будет ли это уместно, как это сделать, чтобы не обидеть. И вместо того, чтобы быть рядом, мы отворачиваемся и делаем вид, что не замечаем.

Но есть и другая крайность, принимаемая нами за толерантность. Это как раз излишнее компенсаторное внимание, которое мы начинаем оказывать этим людям в тот момент, когда они совсем этого не желают. Однажды я видела, как чиновник фотографировался с детьми-инвалидами, видимо для того, чтобы показать свою толерантность. Но выглядело это скверно. Согласитесь, быть фоном для предвыборной кампании — не самое лучшее предназначение.

Для примера давайте представим такую картину: спросим простых обывателей, к кому вы подойдете на кассе, если увидите, что один кассир — человек с инвалидностью, а другой — здоровый? Наше «подготовленное» общество скажет: к человеку с инвалидностью, предполагая, что это именно и есть проявление терпимости. А вот и нет! В адекватном здоровом обществе скажут: а какая разница? Где очередь меньше, туда и пойду! Никому не нужна наша снисходительность и жалость, которую мы почему-то принимаем за толерантность. Важнее как раз понимание, что мы с людьми с инвалидностью на равных, и просто создаем условия, которые облегчат им жизнь и доступ к тем вещам, к которым мы привыкли как к данности.

К слову, и тогда, когда мы используем разного рода снисходительные эвфемизмы «солнечные дети», «даунята», «аутята» «индиго», обозначающие этих людей, мы тоже отмечаем всего лишь то, что нам почему-то хочется выделить их инаковость, но при этом морально остаться «красивыми». Эвфемизмы — это чистое лицемерие, которое дает нам ложное ощущение толерантности и терпимости. За эвфемизмами в языке прячется всё то, чего мы стыдимся, но что является частью нас и нашего нетерпимого общества.

Еще одна тема для проявления терпимости — язык. Да, в меня полетят камни, что, дескать, эта тема не про толерантность, а про национальную идентичность и тому подобное. Возможно. Но я знаю много людей, в том числе и себя, которые с удовольствием перешли бы на украинский, если бы окружающие проявили достаточную терпимость к их ошибкам, которые неизбежны при переходе на любой язык на первых порах. В нашей стране никто не имеет право на ошибку — ни дети, ни взрослые, всегда найдутся те, кто пнут. А когда вокруг тебя столько агрессии, хочется хоть как-то сохраниться, не заходя на чужую территорию с риском получить в нос за неправильно употребленное слово.

В этом вопросе важно понимать, что лингвистические права человека хотя и приобретают особую остроту и широко обсуждаются, зачастую являются формальным политическим аргументом для разжигания ненависти к оппонентам и становятся частью предвыборных платформ некоторых партий.

Лично для меня всегда в приоритете отвечать человеку на том языке, на котором он ко мне обратился, конечно, при условии, что я им владею. Но я не смогу принять агрессивную реакцию на обращение на любом языке, будь то русский в Украине или английский во Франции. Язык должен оставаться средством общения, а не поводом для раздора.

Недавно был день поддержки грудного вскармливания, который тоже выявил массу проблемных зон в плюрализме взглядов и дал понять, что важно отличать необходимость от позерства. Здесь как нигде стало понятно, что очень многое зависит от контекста и осознанной необходимости конкретных действий в конкретных условиях, где нельзя запретить, но все-таки важно уважать мнение окружающих. А противостояние в данном вопросе — лишь способ заявить о себе. Точно так же, как и агрессивное веганство, в котором, уж простите, часто больше позерства, чем стремления к здоровому образу жизни. Да простят меня уважаемые диетологи!

Я уверена, что каждый совершеннолетний человек имеет право решить, стоит ли ему курить или есть мясо, как ему одеваться и какую прическу выбрать. Пожалуй, толерантность — это не обесценивать взгляды, которые тебе не нравятся, живя в гармонии со своим внутренним миром. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Ведь проще найти кого-то виноватого и тихо или бурно его ненавидеть.

Но есть масса тем, которые требуют от нас четкой позиции, например, домашнее насилие и физическое наказание детей, вопросы буллинга и травли в школе, вопросы безопасности, когда речь идет о домашних животных, которые могут причинить вред человеку. Стоит ли быть абсолютно снисходительными к тому, что бьют женщину? А может, она виновата, и вообще это не наше дело? Нужно ли реагировать, когда на улице бьют ребенка, ведь он, скорее всего, не слушался и «заслужил»? Можно ли сделать замечание хозяину бойцовского пса, которого выгуливают около детской площадки без поводка, не говоря уж о том, что он совершает свои привычные дела на детский песочек, — или пусть себе гуляет, пока никого не тронул? Нужно ли говорить детям, что это буллинг и это плохо, в тот момент, когда они просто бросаются чужим портфелем, ведь хозяин портфеля такой противный? Толерантность к насилию порождает еще большее насилие. Здесь нет места компромиссам. Когда речь идет о физической неприкосновенности человека, его достоинстве и психологической безопасности, необходимо сформировать свою четкую позицию и научиться ее отстаивать.

Я сознательно избегала тем ксенофобии, этнической, национальной и расовой принадлежности, как и тему гомосексуальности. Для меня это вообще за гранью человеческого — реагировать на цвет кожи, разрез глаз или широту носа и скул. Точно так же, как обсуждать, кто и как распоряжается своим телом и сексуальностью, определяя общую норму.

Но я не буду испытывать к человеку снисходительности, только потому, что он другого цвета кожи или сексуальной ориентации, когда он совершает преступление или ведет себя агрессивно по отношению к другому человеку, проявляет насилие или ведет себя неподобающе в общественном месте. Свобода одного заканчивается там, где наступает свобода другого. Как ни странно это покажется, но это в современном тесном мире достаточно узкие рамки, конечно если вы не живете в горах Тибета и до ближайшего соседа не десять миль.

Конечно, оценка любого поступка зависит от контекста, и нам часто приходится безуспешно искать тот факт, который выступает моральным критерием. Но любой факт, будь то часть внешнего мира, общественной реальности или психической жизни человека, есть нечто сложное, обусловленное и относительное. И опереться нам остается только на то, что внутри нас.