Главная

Грязь на снегу

– Ну?

– Четыре! С конфискацией…

Съежившаяся ватага озябших протестантов судорожно сглотнула весть о хищническом приговоре Вовка. Угрюмые порядкоблюстители, обряженные в черное, походили на грозных архангелов, стерегущих врата Печерского районного чистилища. Насупленные бойцы лениво утюжили грубыми подошвами пласты серого, истекающего мутной влагой снега. Грязные лужицы перед входом в случайный приют Фемиды служили напоминанием о подмоченной репутации отечественного правосудия.

 

Припомнилось, как лет шесть тому Юрий Луценко рассказывал мне о впечатлении, испытанном после прочтения романа Сименона «Грязь на снегу». Как восхищался искусностью автора, умудрившегося скупыми словами емко передать мироощущение узника одиночной камеры. Тогдашний глава МВД еще не ведал, что в обозримом будущем ему будет дарована возможность лично убедиться в точности формулировок литератора…

«Он умышленно не отметил день царапиной на штукатурке. Затем попытался стереть старые отметины. Теперь они его стесняют. Они — свидетельницы безвозвратно ушедшей поры…

Вопрос в том, чтобы держаться — не из принципа, не в надежде что-либо спасти, не ради чести, а потому, что в один прекрасный день, сам еще не зная почему, он решил не уступать…

Он не мученик и не герой. Он ничто…»

Один из героев оранжевой революции очутился за решеткой по обвинению, сотканному из воздуха. Голодовка должна была превратить его в мученика, но, как ни странно, не слишком уж многие оценили данный поступок по достоинству. На мой взгляд, подобный шаг требует достаточной внутренней силы от всякого. Но многие отчего-то сочли этот акт протеста недостаточной платой за былые слабости. Хотя и действительные конфузы, и гипотетические прегрешения Луценко на фоне деяний нынешних великодержавных шалунов выглядят даже как-то неприлично.

Чего, в действительности, не желают ему простить те, на чью поддержку он был бы вправе рассчитывать? Отсутствие реформ в МВД? Подчеркнутое верноподданичество, излишний конформизм по отношению к стремительно деградировавшему Ющенко? Отмеченное многими слишком скорое обюрокрачивание, слишком не вязавшееся с его обликом оказенивание? (Один из его бывших соратников даже сравнил его с персонажем знаменитой сказки Джеймса Крюса, мальчиком, безрассудно продавшим свой смех.) Чрезмерную говорливость? Франкфуртские приключения?

А, может быть, некоторые вчерашние сомысленники не хотят простить ему свои собственные предательства? А некоторые вчерашние симпатики не могут простить ему свои собственные разочарования?

Не берусь судить, что опаснее и в политике, и в отношении к политикам — чрезмерное ханжество или излишний цинизм? Но полагаю, что слишком уж пуританский поиск идеального приводит к разочарованию. В лучшем случае. В худшем — к войне за идеалы. У каждой из сражающихся сторон идеалы будут свои. Завзятых идеалистов война сожрет первыми. Об этом, наверное, следует помнить чрезмерным поборникам революционного романтизма.

Для многих вчерашних идеалистов именно Луценко стал символом обрушения майдановских мечтаний. Не склонный к сибаритству Виктор Андреевич, не вкрадчивая Юлия Владимировна. Именно он, искренний, отважный и бесшабашный. Множественно обыгранная прессой перемена: вдохновенный бунтарь в линялых джинсах превращается в сытого чинушу в дорогом костюме.

Для меня важно, что он не превратился в ничто. На это, похоже, очень надеялись устроители судилища.

Для меня приговор Луценко – еще одна царапина на сердце. Еще одно свидетельство безвозвратно уходящей поры. Причастность к которой сегодня многих стесняет. Меня – нет.

Вот ведь странно. Знакомые мне умные, совестливые люди выискивают причудливые причины, чтобы отказать Луценко в уважении, благорасположении, участии. Но при этом они мирятся с тем, что ими управляют неизлечимые клептоманы, воинствующие бездельники, напомаженные клоуны, искусные лжецы, веселые злодеи. Почему мы так упорно не прощаем своим и прощаем чужим? Ответ на этот вопрос должен помочь всякому неравнодушному понять, носителей каких достоинств мы хотим видеть во власти. Обладателей каких недостатков мы там видеть не желаем. И чего мы желаем вообще.

Даже граждане с недюжинной закалкой испытывают легкий озноб перед грейдерным натиском Януковича. Временами кажется, что межигорский насельник ставит диковинный эксперимент, пытаясь одним махом побить горшки со всеми. С озадаченным Евросоюзом, раздумчивым Вашингтоном, с чванливым Кремлем. С подрастерявшейся старой донецкой гвардией. С терпеливым населением вверенной его заботам страны. Со стороны поведение Виктора Федоровича выглядит как экзотическая форма суицида. Или, может, он наделен знанием, нам, убогим, недоступным? Или, может, гарант получил гарантии от Бога? Или грант от сатаны?

Чем иначе можно объяснить столь дерзновенную демонстрацию уверенности в завтрашнем дне? Под аккомпанемент разговоров о возможном дефолте обустроить себе за бюджетные средства еще один офис. В Межигорье. Заключить договор об аренде, по сути, с самим собой.   До 2020 года. С правом пролонгации. Это какими же идиотами надо считать окружающих. Каких бессловесных тварей видеть в соплеменниках?

Вердикт по делу бывшего министра внутренних дел (в итоге признанного виновным и по «праздничному» эпизоду, и по «квартирному») был легко прогнозируемым. Но холодок растерянности (досады (?), ненависти (?) обжег почти каждого, кто провел первый день Великого поста в тесной духовке зала заседаний самого скоромного суда страны.

Если «дело Тимошенко» выглядело злобной карикатурой на правосудие, то «дело Луценко» оказалось водевильной пародией на дело Тимошенко.

Здесь не давали себе труда хотя бы сделать вид. Вовк не обливался потом, как нервический Киреев. Он лениво боролся со скукой, пока его коллега Царевич скороговоркой пономаря зачитывала судебное решение. Здесь не удосужились даже толком прописать приговор, и, вопреки правилам приличия и норм законодательства, его оглашение прервали, дабы в совещательной комнате наспех подправить документ. Который вполне могли написать еще до начала следствия.

Это так естественно для страны, превратившейся в коллекцию симулякров, в глубоко виртуальную реальность. С несуществующими героями, вымышленными борцами, придуманными победами, нарисованными реформами.

Стоит ли удивляться тому, что и противление режиму приобрело в значительной степени виртуальный характер?

В студенческие годы был у меня приятель, который, по его собственному затейливому выражению, «исподволь приуготовлял себя к великому посредством малых дел». Он был свято убежден, что попросту обречен сотворить некое гениальное произведение, которое перевернет вековые обывательские представления о мире. Он часами просиживал на койке в своей общажной конуре, сосредоточенно пялился в грязное окно, отчаянно курил, выпивал ведро чаю. Перед ним на томе Большой Советской энциклопедии лежал издевательски белый лист, на котором он за несколько недель не сподобился начертать ни знака. Временами этот незадачливый ловец вдохновения водил дрожащим пальцем по истомившейся от ожидания бумаге. И сосредоточенно вглядывался в ее оскорбительную белизну, словно пытался разглядеть некую тайнопись.

Итогом подобных упражнений в беспомощности стала краткосрочная депрессия и длительные возлияния. Когда деньги на горячительное закончились, будущий гений сменил тактику. Протрезвев, он решительно сменил свою величавую статичность на холерическую деятельность. Он самозабвенно читал сборники афоризмов, штудировал словари синонимов, ковырялся в философских изысканиях, носился по   всевозможным лекциям, гонялся за продвинутыми кинолентами, навязывал знакомым глубокомысленные споры. Он уверовал, что подобные экзерсисы позволят ему скопить необходимое количество кирпичиков, из которых он впоследствии возведет величавое здание. Отвергнутые листы бумаги беспомощно валялись на грязном подоконнике, день за днем планомерно утрачивая снежную белизну.

Многие онлайновые революционеры напоминают мне этого знакомца. Своей верой в собственную значимость, посвященность, помазанность. Своей способностью утолить нонконформистский зуд эффектными онлайн-выходками. Своей убежденностью, что они при помощи малых виртуальных форм приуготовляют великую всамделишную победу.

Данное предположение — отнюдь не камень в их огород. Это — констатация факта.

Автор этих строк не склонен преувеличивать значение социальных сетей в деле тотального «огражданивания» населения. Не верит, что создание онлайновых страт, действительно приведет (как предрекают иные виртуальные философы) к появлению новых общественных классов. Но и не разделяет скепсиса тех, кто пренебрежительно считает интернет-бунт зряшной затеей.

В этой стране скорый оргазм обещаний всегда оборачивался вечной беременностью в делах. Разуверившись в потенции пассивных политиков, активные избиратели приступили к искусственному оплодотворению своих желаний. Но оказалось, что для них слишком уж важен сам процесс.

Мир сетевого протеста оказался куда более эстетичным, азартным, куражным, чем мир протеста реального. Отчаяние найти отраду в настоящих делах и отклик в настоящих политиках вынуждают сбиваться в игрушечные стаи, где каждый может почувствовать себя чуточку смелее и чуточку значимее.

В уюте легко поверить в близость скорого восстания против неправедности. В свою полновесную причастность к процессу сотворения новых героев. Или даже в свое право стать таковым. «Эффект Навального» — яркое подтверждение этой тенденции.

В реальной политике реальных героев общество не видит. Героям вчерашним не верят. Героев позавчерашних не помнят. Или не хотят вспоминать. Попытки интеллектуалов пробудить интерес к реальности не увенчались успехом. «Инициатива 1 декабря» не стала событием. Для усталой части общества  призывы моральных авторитетов оказались слишком сложны, для энергичной — слишком скучны. Некоторым «продвинутым» Дзюба, Маринович и Попович и вовсе кажутся людьми из бесконечно далекого прошлого.

Из этого вовсе не следует, что в обществе отсутствует спрос на моральных архонтов, на хранителей сберегшихся традиций, на добросовестных носителей ценностных установок, на достойных почитания титанов духа. Или что к их слову глухи. Последнее достаточно противоречивое творение Лины Костенко стало безусловным бестселлером. Ее творческий вечер в Харькове (месте, вроде бы идейно враждебном) собрал небывалый аншлаг. Но когда Юлия Тимошенко обмолвилась о возможном появлении во главе списка объединенной оппозиции «человеке уровня Лины Костенко», это вызвало недоумение у одних, уныние у других и отторжение у третьих. Возможно, часть общества готова видеть в подобных людях арбитров, но не игроков. И, наверное, это справедливо и закономерно.

Откуда взяться новым героям? Из мира реальной политики? Мира просроченных идеологий и скоропортящихся политических продуктов, в которых зачастую нет ничего, кроме политтехнологического ГМО? Или будущий спаситель вынырнет из глубин онлайна, выпутается из сети Инета?

Лично я готов поверить, что  там способна появиться некая осязаемая альтернатива. Но возникновение этой альтернативы я связываю не с инспирированной социальными сетями революцией. И не с выталкиванием на поверхность новых кумиров.

Отечественный восторг по поводу роли Twitter и Facebook в «арабской весне» и московского «снежного бунта» объясним. И опасен. Социальная сеть может собрать людей. Но не может создать за них вероучение. Нет такой программы. Социальная сеть может возбудить протест. Но ломать, не зная, что собираешься строить, — опасно.

Сетевая социализация может и должна оказаться пользительной для страны и губительной для режима. Не только потому, что Интернет — естественное внецензурное пространство. Не только потому, что формирование онлайновых племен — доступная, востребованная и эффективная форма самоорганизации неравнодушных. Но и потому, что кружева этой сети плетут люди, относящиеся к наиболее энергичной, динамичной, мобильной части общества.

На мой взгляд, самая большая ошибка, которую могут допустить интернет-активисты, заблуждение отождествить себя со всей страной. Страна — больше, сложнее и скучнее. Но они могут и должны помочь обществу понять, какой мы хотим видеть свою страну. Какой мы ее не хотим видеть, и так понятно.

Зарождающаяся интернет-политика не способна заменить реальную политику. Но она, вполне возможно, способна исправить ошибку, которую с завидным упорством допускали наши на протяжении двух десятилетий, отказываясь обсуждать, что мы строим. Острые вопросы (способные, по их мнению, рассорить население) не допускались в партийные программы, предвыборные выступления, нормативные акты. Противоречия копились, консервировались. Сегодня они напоминают груду неутилизированных боеприпасов, переживших срок годности и готовых взорваться в любой момент.

Любая сложность политиками всех мастей всегда «выносилась за скобки». Сегодня за скобками остались они. В скобках — страна, не способная жить так. И не знающая, как жить иначе.

Какую проблему ни назови — политик зашикает, замашет руками: ты что, это нельзя трогать, будет война. А, по-моему, война скорее возникнет, если не трогать. Возможно, мое мнение и является ошибкой. Но, по-моему, не обращать на это внимание — куда большая ошибка. Слава Богу, я не политик.

Кстати, политик Коштуница, кажется, в 2000-м, честно заметил, что сербский народ должен как можно быстрее определиться, какую цену он должен заплатить за достойное место в мире. На что он готов согласиться, чем действительно дорожит, какие моральные, идеологические, внутри- и внешнеполитчиеские ценности разделяет и защищает. Какие ошибки готов признать. Если не ошибаюсь, сербский лидер говорил тогда, что особенности мироустройства не избавляют сербов от необходимости разобраться, что они, сербы, представлют из себя. И жалел, что они не сделали этого раньше, до бессмысленных жестоких войн. Позавчера Сербия получила статус страны-кандидата ЕС.

Интернет и социальные сети, в частности, должны стать не штабом по подготовке бессмысленного бунта, не перинатальным центром по взращиванию будущего спасителя, не творческой лабораторией по созданию флеш-мобов. А площадкой для продуктивных, стратегических дискуссий. Это может придать эффектности эффективности, идеализму — прагматизма, виртуальности — реальности.  Поможет избавиться от иллюзий. Понять, в чем мы «продвинутые» и не очень, расходимся. А если расходимся — то как и когда.

Мне отчего-то кажется, что мы живем в то время, когда коллективный разум способен заменить политическую волю одиночки. Когда учение взращивает пастыря. Имя которого не так уж и важно, если учение верно.

В конце концов, если веровать, то во что-то, а не в кого-то. А если жить, то надо знать, во имя чего-то. И надо знать, за что воевать. Или сидеть.

Тем более что сроки в нашей декоративной стране дают реальные.

Информация о материале

Опубликовано: 06 марта 2012

Уголовное будущее страны

Несложно предсказать, что будут представлять из себя законы, если их написанием и принятием безответственно занимаются люди, коих интересуют исключительно деньги и власть в неограниченных количествах. Для украинского общества это приобретает особенное значение в свете форсируемого принятия важнейшего и объемного документа — Уголовно-процессуального кодекса (УПК).

Новый и сверхмодернизированный проект УПК стремительно продвигается через Верховную Раду. Если исходить из обещаний высокопоставленных представителей действующей власти, его принятие как закона станет реальностью в самом ближайшем будущем.

В этой связи важно четко понимать, что из себя представляет данный документ, каковы будут последствия его принятия и кто в итоге извлечет из него максимальную выгоду. Особенно если учесть, что речь идет о кодексе, регулирующем порядок привлечения к уголовной ответственности по всей территории страны.

А раз документ касается всех без исключения граждан, то его масштаб и значимость остаются вне сомнения, равно как и его влияние на дальнейшее цивилизованное развитие украинского общества.

Правда, здесь сразу же приходится столкнуться с серьезной проблемой: как именно следует анализировать проект нового УПК, разработанный юридической командой президента Виктора Януковича? Наиболее очевидным видится, естественно, анализ всех деталей данного документа исключительно с правовой точки зрения. Но в этом случае возникает еще большая проблема — те самые истинные политико-правовые реалии, которые действительно существуют в Украине и, более того, неоднократно себя проявили за последние два года.

О каком юридическом анализе можно вести речь, если суть написанного в законах все больше отходит на задний план. Зато на первый план жестко и недвусмысленно выходит другой аргумент: наличие достаточного количества силы, чтобы настаивать на своей собственной трактовке этих самых законов — естественно, в нужную и зависящую от ситуации сторону. У кого эта сила есть, тот, кажется, и становится законом в политико-правовых условиях в Украине.

В этом отношении видится гораздо больше смысла анализировать упомянутый проект УПК, исходя из отечественных традиций законодательной деятельности, а также из сущности актуальных политико-правовых реалий. А исходные позиции таковы. «і» неоднократно писали о том, что в нашей стране не существует практически никакой ответственности за проступки на ниве законодательной деятельности.

Иными словами, народные депутаты могут делать все, что им заблагорассудится,— писать, регистрировать и голосовать за любые законы, а также менять их сколь угодно часто и в любом объеме. И даже если речь будет идти о дестабилизации жизни всего многомиллионного украинского общества или всеобщем нарушении прав и свобод миллионов украинских граждан — итог один: юридической ответственности за это не предусматривает ни один закон, в том числе — Уголовный кодекс.

Если, конечно, не воспринимать серьезно разговоры о некой политической ответственности — мол, граждане на выборах сами дадут оценку своим же избранникам. Особенно в свете того, что эти самые народные избранники своими же силами устанавливают правила игры для любых выборов в Украине.

Как следствие, в теории вырисовывается парадоксальная ситуация, когда человек, набивший рожу другому человеку, получит за это несоизмеримо большее наказание, нежели несколько сотен депутатов, которые своими законами не только причинили вред и убытки миллионам украинцев, но и даже извлекли из этого необъятные выгоды.

И как далеко от этой теории до реалистичной правды жизни в Украине — пусть решают сами читатели «і». Им же оценивать и другой проблемный и, безусловно, теоретический момент: что будет, если законодательная деятельность, влияющая на жизнь всего общества и не влекущая за собой практически никакой ответственности, попадает в руки людей, жаждущих исключительно неограниченных прибылей и как можно большей власти? Вряд ли есть смысл предполагать нечто иное, нежели то, что эти законы будут нести в себе выгоду исключительно для такого рода людей и ничего больше.

Если учесть все вышесказанное, то юридический анализ актуального ныне проекта УПК видится, вероятно, еще более бессмысленным. И при этом становится, мягко говоря, неоднозначным поиск общественных выгод от такого рода законов.

Ныне в Украине есть сила, способная оказывать монопольное влияние на законодательный процесс во всех сферах. Эта же сила обладает достаточными ресурсами, чтобы настоять на своей трактовке любых законодательных положений — если на то возникнет необходимость.

И остается загадкой, что может удержать эту силу от соблазна использовать исключительно к своей выгоде все без исключения законы в стране, в том числе — будущую обновленную редакцию УПК.

Информация о материале

Опубликовано: 06 марта 2012

Презумпция виновности

В сентябре 2011 года полицейская служба Европол констатировала полную неспособность украинского государства контролировать преступные каналы распространения наркотиков. А чуть раньше генеральный прокурор Виктор Пшонка выразил недовольство тем, как глава МВД Анатолий Могилев пытается противостоять наркобизнесу.

Позволю себе не только согласиться с подобными претензиями к правоохранителям, но и рассказать на реальном примере – чем на самом деле блюстители закона занимаются под видом борьбы с наркопреступностью. В рабочее время и за наши с вами деньги.

Стать преступником очень легко. Достаточно, чтобы вам по почте пришла посылка. Ее не нужно заказывать, не нужно оплачивать, не нужно даже получать или знать о ее содержимом. Отказаться от нее тем более невозможно. Если в посылке обнаружатся наркотики, то адресат, глазом не успев моргнуть, очутится в СИЗО.

Похоже на плохой детектив? Увы, это реальность. Мой подзащитный, Артем З., уже восемь месяцев сидит в СИЗО за то, что на его имя в почтовое отделение пришла посылка, в которой во время таможенного досмотра обнаружили пять с половиной килограмм психотропного вещества JWH-250. Наркотик сразу изъяли, посылку Артем не получал, но это не помешало милиции обвинить его в особо тяжком преступлении «контрабанда/приобретение наркотиков с целью сбыта в особо крупных размерах». Следствие уже закончено и сейчас идет суд. Человеку грозит от 8 до 12 лет тюрьмы.

Обвинительное заключение изобилует неясностями. Следствию не известно, как обвиняемый заказывал вещества, у кого он их заказывал и как оплачивал. Все базируется на домыслах следователя. Есть, правда, одна сомнительная зацепка: известно, сколько покупатель заплатил за особо опасный груз – $20. При том, что один килограмм JWH стоит $1 800, а в посылке их больше пяти. Удачная сделка, не правда ли? Эти $20 — отметка на таможенной декларации в поле «стоимость», информация, указываемая отправителем. Факта оплаты она не подтверждает, и уж тем более не подтверждает, что платил именно Артем. То, что посылку он физически не получал, следствием установлено. Более того – следствие признает, что молодой человек отказался от получения. Данный факт следствие расценивает как попытку «скрыть» свою «преступную деятельность» и уйти от ответственности.

Следствие считает, что собранные доказательства являются достаточными, чтобы обвинить Артема в приобретении наркотических веществ в особо крупных размерах с целью сбыта (ч.3 ст. 307 Уголовного кодекса). При этом никто даже не пытается доказать, что обвиняемый знал о содержимом посылки, заказал ее, собирался получить, а потом торговать содержимым. Этот случай наглядно показывает, что в Украине работает презумпция виновности. Вместо презумпции невиновности, задекларированной Конституцией и Уголовным кодексом.

Таможенная декларация – единственный документ, вернее, копия документа, оригинала в деле почему-то нет, которым обосновывается то, что посылка, содержащая пять килограмм JWH 250, действительно адресовалась Артему. В поле «кому» и «куда» действительно присутствуют его имя и адрес. Но следователь упорно игнорировал остальные данные декларации, в частности, поле «общая масса», где указан вес посылки, отправляемой с данной декларацией: 0,66 кг. Как же получилось, что отправляли посылку полукилограммовую, а пришла пяти килограммовая? Не могло ли случиться так, что декларацию, оформленную на имя Артема, вложили в другую посылку, предназначавшуюся другому адресату? Но следствие это не интересует. Как и не интересует – кто отправлял посылку, куда и кому. Для ликвидации канала контрабанды «особо опасного вещества» – эта информация излишня.

Допрашивать почтовых работников и таможенников следователь не стал, исследовать сайты почтовых служб или связываться с отправителем – и подавно. Хотя, если принять логику следствия, имела место контрабанда наркотиков, и отправитель так же нарушил уголовный закон Украины, как и адресат. И прямая обязанность СБУ или МВД установить это лицо, допросить, и, если есть за что, привлечь к ответственности. Но правоохранители идут по простому пути – возбуждают дело против того, кто оказался ближе.
 Самое страшное, что подобное обвинение с использованием презумпции виновности можно предъявить любому. И дело не только в возможности почтовых ошибок, которые случаются гораздо чаще, чем может показаться. Дело еще и в том, что адресат в принципе не может проконтролировать, что ему отправляют в посылке, а, следовательно, не может и отвечать за содержимое. Причем отправителя никто не ищет, а это значит, что подобным образом можно подставить адресата не только по ошибке, но и абсолютно преднамеренно.

Информация о материале

Опубликовано: 05 марта 2012

«Гиперболизированная клептомания»?

Уже скоро 250 миллиардов гривен государственных средств смогут делить без «лишних» глаз. Согласно новому законодательству и новой морали тендерного «распила» объявлять о конкурсе на государственные средства будет не обязательно, так же как не обязательно публиковать его результаты.

 «Хватай чемодан — поезд отходит», — похоже, что такой логикой сегодня начинает пользоваться депутатское большинство. Внесенные на рассмотрение Верховной Рады и проголосованные в первом чтении правительственные предложения относительно изменения тендерного законодательства поражают своим цинизмом. В то время, когда едва ли не ежедневно в СМИ публикуются материалы о дерзком «грабеже» государственной казны через преступные тендеры, власть предлагает закрыть их от человеческих глаз. И, похоже, будущие выборы не очень-то пугают политической ответственностью. На кону большой куш. Цена вопроса — государственный бюджет Украины в 250 миллиардов гривен. Вывести такую кругленькую сумму из-под тендерных процедур хочется многим. И хочется уже давно.

В течение последних полутора лет чиновники шесть раз пытались изменить тендерное законодательство в части закрытия его от общественности. Ведь принятый в июле 2010 года закон о госзакупках поставил их в очень неудобное положение. Сотни украинских граждан углубились в чтение обновленного «Вісника держзакупівель», то и дело выуживая из него коррупционные деяния власти — то внедорожник провели как мусоровоз, то бензин по вдвое высшей цене купили. Тендеры отменялись десятками. Публичность очень «усложняла» жизнь, нужно было что-то делать.

В июне 2011-го — первый успех: в бесконкурентную «закупку у одного участника» загнали тысячи тендеров. Однако не прошло и полгода, как практика показала — закрыты далеко не все «дыры». Поэтому уже в декабре Кабмин вносит новый законопроект (№9634), и 9 февраля парламент «классическими» 246 голосами принимает его в первом чтении. Главный его смысл — выведение из-под действия закона о госзакупках всех (!) предприятий, а именно: госпредприятий, коммунальных предприятий, казенных предприятий, хозобществ с госдолей более 50%. Как объяснила «Дню» народный депутат Леся Оробец, реальная цель законодательных изменений заключается в ликвидации общественного контроля над тем, как власть «распиливает» 250 миллиардов гривен государственных закупок. Впрочем, как оказалось, и этот законопроект закрыл не все дыры.

В конце прошлой недели с голоса председатель Верховной Рады Владимир Литвин предложил включить в повестку дня законопроект № 10006 «Об особенностях проведения закупок в отдельных сферах хозяйственной деятельности». Коротко, как рассказал «Дню» народный депутат Виктор Матчук, суть этого документа сводится к тому, чтобы вывести из-под тендерных процедур целые сферы закупок. «Речь уже не идет о категориях тех, кто закупает товары или услуги за государственные средства — это казенные или государственные предприятия и т. п., — говорит нардеп. — Выводится целая отрасль». Уже наметился такой тренд — сворачивание публичности в сфере использования бюджетных средств. «Это же не деньги министра финансов или правительства. Это — деньги людей. И у нас хотят забрать возможность следить за тем, как они используются и на что. Забирается главное — элемент состязательности», — говорит Матчук.

 «Для меня этот законопроект — это закон о потерянной совести и гиперболизированной клептомании», — подчеркивает «Дню» нардеп. Иначе как можно объяснить то, что в условиях, когда из-за нехватки средств закрываются сотни сельских ФАПов, государство тратит миллиарды средств неизвестно на что да еще и по завышенной цене. «Только у нас чиновники покупают десятки тонн сахара по 14 гривен за килограмм, или сотни тонн бензина А-95 по 15 гривен за литр! И при этом власть закрывает сельские школы и больницы, на содержание которых не хватает каких-то 2—3 миллиона гривен. Другими словами, если бы чиновники не воровали хотя бы месяц в упомянутых случаях, можно было бы уберечь от закрытия не менее 10 сельских школ и 10 районных больниц», — говорит Оробец.

По ее словам, попытка форсированного принятия изменений к тендерному законодательству не только свидетельствует о спешке и безудержном желании чиновников украсть как можно больше, пока нынешний режим держится при власти. Они (форсированные изменения. — Авт.) указывают на растущий страх перед гражданами, которые с каждым днем все более интересуются тем, в какой именно дыре теряются их деньги, комментирует «Дню» Оробец.

И Матчук, и Оробец пообещали «Дню» выступать против голосования преступных, по их мнению, законопроектов, которые предусматривают изменения к тендерному законодательству. Так же, говорят, будет поступать еще ряд их коллег. Однако они мало верят в то, что им удастся это сделать. «Если законопроект появился, значит, он кому-то нужен, — говорит Матчук. — И этот кто-то сделает все, чтобы его «протянуть» во втором чтении, так же как «протянул» в первом». Депутаты большинства, говорит нардеп, возможно, не столько они, как их карточки, примут законопроект во втором чтении. Не сработает здесь даже фактор выборов, убежден нардеп. Мол, если изменения и проголосуют, избиратель все равно не накажет, потому что просто не следит за этим. По мнению депутата, не позволить проголосовать сворачивание публичности в тендерном законодательстве можно только возмущением общества. Однако это очень маловероятный вариант. «Люди непосредственно не почувствуют ничего, потому и не будут реагировать, — говорит «Дню» Матчук. — Это если бы у них из кармана вытянули по гривне, тогда они бы почувствовали. А если миллион из государственного бюджета, то это будто и никого не касается». Именно незрелость украинского общества, по мнению нардепа, дает возможность принимать такие законопроекты, а затем соответствующим образом просто «дерибанить» государственную казну.

Информация о материале

Опубликовано: 05 марта 2012