Главная

Усыновление: предвыборные игры с приоритетами

21 марта в Верховной Раде проходило голосование по законопроекту о присоединении Украины к Гаагской конвенции о защите прав детей и международном сотрудничестве в сфере усыновления (№0166 от 10.10.2017 г.).

Начиная с 2001 г., подобные законопроекты выносились на рассмотрение парламента уже шесть раз. Итог был один — не принято. Не стала исключением и нынешняя, седьмая попытка, что, в принципе, неудивительно — законопроект был вынесен в полупустой и абсолютно неподготовленный зал.

Речи с трибуны подавляющего большинства депутатов, выступавших как «за», так и «против» Конвенции, поражали своей эмоциональностью и дремучим невежеством в отношении обсуждаемых вопросов. Так, у ее защитников едва ли не главным аргументом звучало то, что Конвенцию не приняла Россия, которой на мозги давят «скрепы». Противников же больше всего пугал миф о том, что в результате украинских детей смогут усыновлять однополые иностранные пары. На самом деле эти вопросы определяются внутренним законодательством страны, отдающей своих детей на международное усыновление.

Апогеем мифотворчества стали заголовки в СМИ — «Рада отказалась упростить усыновление украинских детей иностранцами». Хотя Гаагская конвенция не имеет никакого отношения ни к упрощению, ни к усложнению процедуры усыновления. В ней идет речь об ином порядке хождения информации о ребенке, а также о профессиональном сопровождении процесса международного усыновления на стадиях до и после. Сегодня иностранцы могут усыновлять украинских детей с 5 лет, если к этому времени не произошло национальное усыновление. До 5 лет — только детей с заболеваниями, согласно списку, утвержденному приказом Минздрава.

В свое время я много писала о Гаагской конвенции по усыновлению детей. И на сегодняшний день не являюсь этакой ее противницей. Если уж Украина когда-то решила сохранять гражданство покинувших ее пределы детей до 18 лет, то обязана обеспечить и полноценный контроль над тем, как складывается их судьба на территории новой родины. Вопрос недостаточности такого контроля со стороны консульских служб Украины встает из года в год.

Однако Гаагская конвенция — не панацея. И она далеко не на верхних позициях списка важнейших украинских проблем, требующих немедленного решения. Для начала стоило бы навести порядок в приоритетном, национальном усыновлении, в процессе которого сегодня на всех уровнях есть очень большие проблемы, создающие искусственные препоны как в осуществлении права ребенка на семью, так и в желании потенциальных родителей это право обеспечить. И уже не раз за последнее время мне приходилось слышать цифры в национальном усыновлении — от 300 до 12 тыс. долл.

«С системой бороться сложно»

Три года назад эта пара потеряла единственного, уже взрослого сына. Они долго думали, прежде чем решиться на усыновление. Самым простым оказалось собрать необходимый пакет документов. А дальше — почти пять месяцев поисков, которые пока так и не увенчались успехом. «Я теряю надежду найти ребенка, — говорит женщина. — При том, что у нас с мужем нет каких-то запредельных требований. Мы ищем девочку в возрасте до 8 лет без серьезных заболеваний, с которыми не смогли бы справиться. Были готовы даже на то, что у нее окажется сестра или брат. Но все грустно. Детей нет. Ты можешь сорваться за 500 км, чтобы узнать, что диагноз в анкете не соответствует действительности, и при этом у ребенка есть масса асоциальных родственников, с которыми он хочет общаться.

Понимаю, что в системе все не так просто. Между собой кандидаты говорят о суммах за усыновление в 10 тыс. долл. Однако напрямую денег никто ни у кого не просил. Такое впечатление складывается, когда видишь, что детей придерживают, не дают направление, а потом вдруг заявляют, что направление на них уже выдано другим людям.

Много детей в приемных семьях и ДДСТ. Но родители-воспитатели категорически препятствуют знакомству с ними и сами не усыновляют. Многие усыновители так мучаются, а потом совсем бросают поиски. С системой бороться тяжело...».

Еще одна пара продвинулась в поисках чуть дальше и готова была забрать в свой дом двойню в возрасте 1,4 года. Но на месте выяснилось, что девочка здорова, а вот у мальчика  есть подозрения на поражение головного мозга и, как следствие, умственную отсталость. Точный диагноз, по словам специалистов, можно будет поставить только после того, как ребенку исполнится три года. Служба по делам детей готова была пойти на разделение детей, но главврач не разрешила, заявив, что у мальчика еще есть перспективы развития. Врач, с которым консультировалась пара, в этом сомневается. И здесь вопрос без ответа: справедливо ли лишать одного из детей (которые и так уже разделены, хотя пока находятся в одном учреждении) шанса на обретение новой семьи? Есть, правда, предположение, что главврач рассчитывает на международных усыновителей. В их поле зрения дети попадут через год. Диагноз мальчика — в списке Минздрава на усыновление до 5 лет.

Болевые точки национального усыновления-2017

О том, какие проблемы обострились в процессе национального усыновления за четыре военных года, я говорила с руководителем секретариата межфракционного депутатского объединения «Защита прав ребенка» Людмилой Волынец и национальным программным директором «СОС Детские деревни Украина» Дарьей Касьяновой. Эксперты в сфере защиты прав детей помогли нам вычленить наиболее болезненные проблемы последнего времени.

Проблема 1. Статус лишенных родительской опеки сегодня получает критически малое количество детей из тех, кто реально нуждается в поддержке государства. 90% из более 100 тыс. детей, находящихся в интернатных учреждениях, такого статуса, означающего, что их можно усыновить, не имеют. В 70% случаев они получают его на основании судебных решений. Но поскольку судебная ветвь власти сегодня находится в параличе, дела о лишении родительских прав рассматриваются по остаточному принципу.

Центры социально-психологической реабилитации (ЦСПР) в настоящее время заполнены на 150%. Около 20% исков, подаваемых органами опеки и попечительства в суд на лишение родительских прав, не удовлетворяются. Ребенка изымают из семьи, девять месяцев держат в ЦСПР, после чего суд отказывает в лишении родительских прав, предлагая еще поработать с родителями. Если ребенка хоть как-то возможно вернуть в биологическую семью, некоторые службы это делают. Большинство же пускают ребенка по кругу. Если ЦСПР в области только один, его отправляют в детское санаторное учреждение, например, в противотуберкулезное, где ребенок находится девять месяцев, а потом еще на девять месяцев возвращается в ЦСПР. Все это время продолжается борьба с судом, чтобы он все-таки лишил прав опасных родителей. В областях, где ЦСПРов несколько, дети кочуют из одного в другой по кругу, потому что возвращать детей в их семьи опасно.

Это новое явление, имеющее свои причины в военном и в мирных регионах, главная из которых в том, что после нескольких дел, проигранных Украиной в ЕСПЧ, по судам прошло негласное указание уменьшать количество лишений родительских прав.

Часто сами службы по делам детей не подают вовремя заявления на лишение родительских прав, потому что недоукомлектованы и отвлекаются на различные малопродуктивные программы, такие как наставничество (в прошлом году не заключен ни один договор) и патронат (26 таких семей на всю страну).

В конечном итоге все это, к сожалению, приводит к тому, что дети фактически находятся не в семье, но их родители не лишены родительских прав, а потому усыновлению они не подлежат. Несвоевременное предоставление детям статуса искусственно формирует дефицит для желающих их усыновить. При этом усыновительные настроения украинцев скорее возросли: до войны, когда в Украине проживало 48 млн чел., и сейчас, когда их осталось 42 млн, усыновить ребенка неизменно желали 1800 чел. Это естественный отклик людей на войну и на специфическую пропаганду деинституализации, когда бесконечно говорится о том, что детям плохо в интернатах, но при этом не говорится о том, чем их заменить.

Проблема 2 —поиск детей. По состоянию на 2007 г. в 100 из 450 районов Украины были интернаты, из которых происходило усыновление. Традиционно наибольшее количество детей, подлежащих усыновлению, находится в Донецкой и Луганской областях или в приближенных регионах — Запорожской, Днепропетровской и др. областях. Есть и определенное районирование кандидатов в усыновители: в одних областях их много, в других — мало; есть районы, в которых за последние семь-восемь лет не было ни одного кандидата. Однако такой картографией, на основании которой можно было бы планировать какие-то виды активности, в том числе поддержку кандидатов в усыновители, никто в стране не занимается.

Сегодня в Украине есть четыре основные базы детей, подлежащих усыновлению (Сиротству.нет, Магнолия ТВ, Минсоцполитики, «Зміни одне життя»), а также достаточно крупные региональные. Но усыновители часто жалуются, что информация, находящаяся на сайтах, либо устарела, либо дети находятся в приемных семьях и ДДСТ.

Отсюда проблема 3, которая в 2017 г. была самой острой для усыновителей, находившихся в поиске. В октябре 2016 г. были приняты изменения в постановления Кабмина о приемных семьях и ДДСТ. Теперь, если приемные родители не содействуют кандидатам в усыновители, их семьи могут быть расформированы. Неотработанная процедура приводит к слезам со всех сторон.

Часто усыновители сами не готовы к тому, чтобы идти в другую семью и забирать оттуда детей. Когда они все же на это решаются, начинается конфликт в открытой форме. Приемный родитель не в состоянии качественно подготовить к приходу кандидатов в усыновители ни себя, ни ребенка, ни других детей, которым нужно объяснить, почему чужие люди приходят к ним в дом устанавливать контакт. К сожалению, службы по делам детей не получили ни одного разъяснения, как это правильно делать. С этим связано много скандалов и травмирующих событий, в том числе для детей. Хотя за прошлый год из приемных семей и ДДСТ было усыновлено всего 48 детей, конфликтного потенциала хватит на тысячу.

Проблема 4 не нова — интернаты не хотят отдавать детей. По мнению их сотрудников, дети в семью не стремятся. Это уже традиционная тема — «защита» детей от национального усыновления и придерживание их для международного.

В связи с тем, что маленьких детей нет, украинцы стали усыновлять детей более старшего возраста — 8–9 лет. И все равно это происходит тяжело. Службы по делам детей, в присутствии которых в интернатных учреждениях должен состояться контакт между ребенком и кандидатом в усыновители, во многих случаях выполняют эту функцию недобросовестно, контакт устанавливать не помогают.

Проблема 5 — отсутствие подготовки усыновителей. Хотя соответствующая программа разработана и апробирована еще в 2012 г., сегодня двухмесячные курсы для опекунов есть только в Киеве. Усыновители могут их пройти по желанию.

Между тем в поисках ребенка немало зависит от готовности и зрелости самих кандидатов в усыновители. Многие к этому процессу внутренне не готовы. У них есть какой-то свой образ ребенка, который они нигде не могут встретить. Так происходит часто, особенно если ожидания внутри семейной пары не совпадают.

С усыновителями нужно работать, их можно переориентировать. Здесь могло бы помочь психологическое сопровождение. В результате семья, которая хотела девочку до трех лет, берет еще и ее брата до семи лет...

У подготовленных кандидатов, которые активно занимаются поисками, ездят по областям, процесс усыновления в среднем занимает от шести до девяти месяцев с момента, когда у них на руках уже есть все необходимые документы.

Проблема 6, о которой говорили всегда, но без конкретных примеров и доведения их до какой-то ответственности, — информацию о детях предлагают показывать за деньги. Называют суммы от 300 до 12 тыс. долл. Разница — в регионах и в возрасте ребенка (чем он меньше, тем выше сумма). Все эти случаи не подтверждены и чаще всего оказываются мифами. Поскольку тема ушла из поля доступности, вокруг нее опять затеваются домыслы. Когда начинаешь анализировать, что произошло, к кому обращались усыновители, оказывается, что люди получают такую информацию через сарафанное радио от тех, у кого нет реального опыта усыновления, или же вычитывают ее на форумах. Связано это и с ожиданиями самих усыновителей, которые нередко готовы платить за помощь в процессе усыновления, тем самым провоцируя такие предложения.

Проблема 7 — в информационном поле стали очень мало говорить о национальном усыновлении и развитии семейных форм воспитания как о приоритете. На передний план вышли другие, гораздо менее результативные направления — патронат и наставничество. Особенно это видно на региональном уровне. Весь прошлый год больше говорили о сложных материях, таких как деинституализация, развитие рынка социальных услуг — терминах, сложных для массового восприятия. Но если тема усыновления и приемных семей не на слуху, то, соответственно, она теряет свою актуальность.

Все эти объективные и субъективные факторы привели к тому, что количество детей, усыновляемых за последние два-три года украинцами, сократилось. Однако мы не спешим решать обозначенные проблемы внутри страны. Чем ближе к выборам, тем больше детская тема политизируется, переключая фокус с более насущных, внутренних вопросов профессионализма на более громкие, международные, которые по факту в списке приоритетов для страны занимают далеко не первые места.

Информация о материале

Опубликовано: 05 апреля 2018

Мусєєв віддає без конкурсу підряди підприємцю від якого отримує гроші

Голова адміністрації Холодногірського району Максим Мусєєв отримав 52800 грн від Сімонова Михайла Юрійовича в якості орендної плати.

Про це стало відомо з декларації чиновника, розміщеної на сайті НАЗК.

Цікаво, що саме ця людина отримує підряди напряму від адміністрації Холодногірського району.

Так, за даними сайту «Прозорро», Сімонов отримав два підряди напряму від Адміністрації – 588 тис. грн. на капітальний ремонт санвузлів (цокольний поверх, 2 поверх) у будівлі Адміністрації та 157 тис. грн. - на поточний ремонт паркетної підлоги ІІ поверху, конференц-зали на ІІ поверсі.

Підряди підприємець отримав без аукціону за допороговою процедурою. А угоди підписав особисто Максим Мусєєв.

Крім того, ще один підряд Сімонов отримав від управління освіти тієї самої адміністрації. Мова йде про капітальний ремонт м'якої покрівлі неслужбових приміщень) в Харківській гімназії № 86 вартістю 165,6 тис. грн.

Також варто відзначити, що окрім адміністрації Холодногірського району Сімонов отримував підряди лише від Департаменту житлового господарства.

Мова йде про понад 30 угод на майже 2 млн. грн Всі угоди підписані за допороговою процедурою й майже всі стосуються проведення ремонтів на території Холодногірського району.

Також Мусєєв в декларації вказав, що отримував кошти від своєї помічниці Наталії Бєлоус та Олександра Волкова. Саме на них зараз записане ТОВ «Продтехзем», яким володів Мусєєв.

Информация о материале

Опубликовано: 05 апреля 2018

Социальные протесты и общественный договор в Украине

Удивительный мыслитель конца XVI — начала XVII века, голландец Гуго де Гроот (Гуго Гроций), отстаивал в то далёкое время идею о том, что даже если бы не было Всевышнего, то всё равно «естественное право» человека в его стремлении к общению и устройству гражданского миропорядка неизменно возникло бы само по себе, поскольку только это способно обеспечить выживание и сохранение человеческого рода. Неизвестно, представлял себе голландский гуманист или нет, сколько трений, бесконечных войн и болезненных метаморфоз вызовет фактически учреждённое им понятие Общественного договора, через какие немыслимые коллизии должна будет пройти в Истории его модель, дабы предстать нерешённой и по сей день в значительном большинстве даже развитых стран, не говоря уже о «задворках»?

Само понятие Общественного договора (в дальнейшем ОД) у нас совершенно дискредитировано (не спасает, конечно, и то, что эта ситуация охватывает всю территорию постсоветского пространства). Понятно, мы не говорим сейчас о «священной корове» — конституции. Это формальная часть ОД, она слеплена «выборовшими» её в боях за свои права народами европейских стран и США, где они — пионеры новых республик — писали её своей кровью... Нам всем она (готовенькая, только соблюдай!) досталась в 1996-м даром. Даром!

Но нас интересует здесь только его (ОД) неформальная часть. Это наши оценочные суждения, доминирующие в обществе взгляды и представления — все те неофициальные нормы и предписания, кои и формируют тело конкретной культуры... мы писали и говорили об этом раньше.

И что же не так с этим детищем Гуго Гроция? Почему он, ОД — перманентно проблемный, такой неуловимо скользкий, так тяжко реализуемый и сейчас, по прошествии пяти веков? Почему ОД, основание и религия гражданского общества, способного сокращать издержки и способствовать росту общественных благ (см. предыдущую статью) не только не способствует у нас установлению демократии и экономическому рывку (всегда, кстати, за ней, за демократией следовавшему), но фактически, топчется на одном месте уже почти три десятилетия, и не даёт нам — да, из-за его нерешённостей тоже! — насладиться (упиться?) европейским комфортом, благосостоянием и прочими «конкурентными преимуществами» европейцев, заставляющими нас жадно смотреть на наших более счастливых западных собратьев? А ведь в 2014-м, когда «паханат» был скинут, мы, наивные (не все, но многие) думали, что цель как никогда близка.

По всей видимости, главная проблема ОД носит хронический (а как скажут теперь истинные учёные — онтологический(!) характер, точнее проблему: договор наш — попросту неосуществим. Но почему же так? А потому, что никакого договора у нас нет... нет вообще!

Когда мы говорим о гражданском обществе и об ОД, то мы забываем о самой природе любого Договора. В договоре должны участвовать, как минимум, две стороны. Каждая из сторон имеет свой интерес, который она продвигает, и который удовлетворяется — полностью или частично — в результате достигнутого консенсуса. Договор — это обмен правами и обязательствами. Так вот, у гражданского общества часто нет никакого обмена с государством...

О чём можно договариваться со «стационарным бандитом», если он руководствуется принципом: «Мы посовещались, и я решил»? Нет предмета обмена, поскольку и нет полноценного диалога. Если одна из сторон милостиво разрешает второй «как-то жить», то это элемент насилия, а не соглашение.

Дальше — больше. По большому счёту, Общество должно иметь право что-то делегировать Государству: в частности, делегировать ему право управлять, право, так сказать, нами править. Но у государства на это ответ опять простой: либо вы играете по правилам, которые мы вам определили, либо... вы вообще не играете. Предмет обмена устранён. И это, кстати, касается не только гражданского общества, но и всего мелкого и среднего бизнеса точно так же: или — или...

Таким образом, ни гражданскому обществу, ни бизнесу нечего предложить нашему государству (ох, что уж говорить тогда о РФ!), поскольку для него эти оба «партнёра» практически удалены с политического поля!

Говорил и писал об этом ранее, но повторюсь: известно, что ОД, помимо своей конституциональной и надконституциональной части, делится условно на два радикально отличающихся контракта: на Гоббсовский (философ Томас Гоббс, XVII век) и на Локковский (философ Джон Локк — почти современник первого, чуть его младше).

Гоббсовский контракт — жёстко вертикальный, то есть, Власть спускает его обществу сверху; она сама права развёрстывает, она же их и свёрстывает — не слишком щедрой рукой (мягко говоря) она раздаёт права и полномочия населению и сама определяет, к примеру, кому богатеть, а кому нищебродствовать.

Локковский контракт куда гуманнее, он по своей природе горизонтальный, «партнёрский», склонен прислушиваться и другим игрокам и взаимодействовать с ними — с обществом и с бизнесом.

Рассматривая эти два контракта, сразу становится понятным, какие страны подпадают под тот или иной из них. Кроме того, следует знать, что все европейские демократии и США прошли долгую историю под гоббсовским, прежде чем очутиться под локковским аналогом.

Возвращаясь ещё раз к Майдану: народ (точнее, его прогрессистская часть, понятно), осознав своё право на самоопределение — а это тождественно праву быть субъектом Истории — предпринял решительные шаги, чтобы взять власть в свои руки. Ещё раз была сделана попытка переформатирования власти: мы — народ, вверяем вам, так сказать, «новым избранникам» власть, а вы отстраиваете общественно-политическую и экономическую систему так, как мы её вам «заказываем». Народ попытался сломать гоббсовскую и учредить локковскую структуру ОД, когда государство привлекается в качестве агента для обеспечения прав, о которых как бы договорились разные группы населения. Новые управленцы, топ-менеджеры, пришедшие к власти после Майдана, оказались носителями — внимание! — неограниченного мандата на управление, и какое-то время всё общество замерло в ожидании...

Ожидания (в социологии они называются экспектациями) были в очередной раз обмануты: «стационарный бандит» не изменил своей «природе»; конвенция так и не заработала; остался сговор олигархии теперь уже с новой властью.

Но, как пишет в комментах к одной моей статье известный блогер: не всё так сумрачно вблизи :) Наше гражданское общество ещё очень юное. Оно только что покинуло песочницу, где умилительно делало свои паcочки с 1991 года. Оно не знает (к моему удивлению, это не знают и наши эксперты вместе с политологами и аналитиками), что существует железный закон: старые политические институты вскоре после революции начинают своё реакционное наступление по всем фронтам. Идёт мощный откат назад, к «доброму старому», хорошо проверенному.

И тем не менее, окончательная победа неизбежна за новыми общественными силами, иначе не бывает. Откроем ещё один секрет, почему так. Потому что энергетика новых сил всегда выше старых, даже если эти старые силы привлекают для борьбы удесятерённые ресурсы.

Поэтому любые движения, формирующиеся под крылом новорождённого гражданского общества, должны наращивать усилия и оттачивать свой главный инструмент — перманентное политическое сопротивление.

Информация о материале

Опубликовано: 04 апреля 2018

Сонячна енергетика: фінансова бульбашка?

У 2017 році в Україні було встановлено вдвічі більше потужностей відновлюваної енергетики, ніж у 2016 році. У 2018 році очікується така ж динаміка.

Зараз цей ріст відбувається переважно завдяки великим проектам наземних сонячних електростанцій, потужність яких вимірюється мегаватами. За рік було побудовано 64 промислові СЕС сукупною потужністю 211 МВт.

Також зростає потужність дахових сонячних станцій у приватних будинках, але у значно менших валових обсягах. За 2017 рік малі СЕС встановили понад 2 тис сімей, а сукупна потужність таких станцій збільшилася з 16,7 МВт до 51 МВт.

Водночас розбудова середніх за потужністю СЕС та введення інших потужностей ВДЕ на підприємствах, установах та комерційних об'єктах нерухомості йде мляво, незважаючи на привабливий «зелений» тариф.

Основний ріст потужностей відновлюваних джерел енергії відбувається завдяки великим СЕС. Йдеться про потужності понад 3 МВт. На це є дві технічні причини.

Перша полягає у тому, що СЕС можна встановлювати будь-де, тоді як ГЕС та ВЕС прив'язані до місцевості, а біопаливні проекти — до джерел сировини.

Друга полягає у відносній простоті проектування та будівництва наземних СЕС. Не дивно, що разом з високою ставкою «зеленого» тарифу такі проекти стали популярними серед інвесторів. За рік було побудовано 87 об'єктів відновлюваної енергетики потужністю 257 МВт, з яких 64 проекти — це СЕС потужністю 211 МВт.

Проте чи не стануть сонячні поля черговою фінансовою бульбашкою, яка в певний момент лусне з негативними наслідками для всього сектору ВДЕ?

Швидкий ріст потужностей сонячної енергетики, безперечно, необхідний для досягнення стратегічних цілей держави з розвитку ВДЕ та підвищення енергетичної незалежності. Однак деякі експерти переймаються тим, що стійкість поточної моделі стимулювання відновлюваної енергетики може бути порушена.

При проходженні певного порогу потужності велика кількість промислових СЕС, підключених за «зеленим» тарифом, може стати обтяжливою для ринку електроенергії та спричинити відчутне зростання цін для споживачів.

Яким є цей поріг, наразі невідомо — бракує розрахунків, але вже зараз пропонується внести зміни в законодавство та знизити ставку «зеленого» тарифу для сонячної генерації на 30%. Така пропозиція була озвучена 13 березня на «круглому столі» в комітеті з паливно-енергетичного комплексу Верховної Ради.

З іншого боку, слабкий розвиток комерційних проектів ВДЕ малої та середньої потужності вказує на необхідність збереження для них привабливої ставки «зеленого» тарифу та забезпечення інших сприятливих умов, зокрема щодо зменшення вартості підключення до мереж.

Це сприятиме розвиту розподіленої генерації, що технічно більш раціонально, та збалансуванню енергосистеми. Також це зменшить потребу у маневрових потужностях і підвищить якість та надійність місцевого електропостачання.

Поки що СЕС малої та середньої потужності на дахах підприємств та офісних будівель — рідкісне явище. Автори дослідили кілька таких прикладів, щоб зрозуміти перспективи розподіленої генерації в Україні.

«Популярність сонячних станцій для бізнесу зростає завдяки успішним прикладам. Коли я запускав перші проекти, люди не вірили в це. Умови були, але майже ніхто цього не робив», — говорить В'ячеслав Мижарьов, керівник компанії KB Energy, яка спроектувала та встановила першу комерційну дахову СЕС у центрі Києва.

Ця станція потужністю 88 кВт розташована на даху офісної будівлі на вулиці Глибочицькій. Вона працює за «зеленим» тарифом, продаючи надлишки електроенергії в міську мережу з мінімальними втратами, адже цю енергію для споживачів не доводиться транспортувати на сотні кілометрів.

На користь стійкості моделі розподіленого розвитку сонячної генерації також свідчить те, що дахові СЕС будують не лише для продажу струму за «зеленим» тарифом, а і для енергозабезпечення своїх підприємств та установ.

Саме з такою метою почав будівництво СЕС власник авторемонтного підприємства на столичному масиві Троєщина. Сонячні панелі були встановлені на даху виробничих приміщень, потужність станції — 105 кВт.

«Власник спочатку вирішив ставити станцію для зменшення споживання електроенергії з мережі. Станція повинна була окуповуватися завдяки зменшенню платежів за електроенергію. Проте коли ми закінчували роботу, було вирішено підключати станцію в мережу за «зеленим» тарифом», — каже проектувальник цієї СЕС Мухуб Бенменні з Інституту відновлюваної енергетики НАН України.

За його словами, для комерційних дахових СЕС термін затвердження «зеленого» тарифу залежить від того, чи є вся документація на об'єкт, де буде зводитися СЕС. Він також вказує, що комерційні дахові СЕС підключати досить просто, оскільки промислові або комерційні будівлі вже приєднані до мережі.

З іншого боку, власне споживання іноді перевищує доступну потужність мережі, а збільшення потужності підключення виявляється надзвичайно дорогим.

Так, в адміністративній будівлі управління праці та соціального захисту Солом'янської адміністрації у Києві після встановлення додаткової техніки і збільшення навантаження локальна мережа почала постійно виходити з ладу. Збільшення потужності підключення «Київенерго» оцінила 1,5 млн грн.

Сонячна станція, яка покриває додаткове навантаження на мережу, коштувала для Солом'янської адміністрації 1,2 млн грн. Також було замінено звичайні світильники на LED. Таким чином, сонячна станція та заходи енергоефективності виявилися вигіднішими, ніж збільшення потужності підключення.

Ця станція працює на власне енергозабезпечення установи, покриваючи денний дефіцит потужності та зменшуючи її видатки на електроенергію з мережі.

«Був зроблений аудит споживання з місцевим енергетиком. Виявилося, що найбільше споживання — в робочий час, в період максимальної сонячної активності. Вирішили обмежитися станцією на 28 кВт», — зазначив Дмитро Меркулов, представник компанії Heliostrategia, що реалізувала проект.

Він пояснив специфіку підключення цієї СЕС. За його словами, на цьому об'єкті енергопостачальна організація «не бачить» сонячну генерацію, оскільки на роботу СЕС накладене автоматичне обмеження.

«Якщо струм від СЕС перевищує споживання будинку, то генерація від сонячних панелей обмежується. З технічної точки зору це, напевно, перший проект в межах міста, коли діє система обмеження, але з погляду інсталяції вона була нескладна. Тендер на будівництво проводився на ProZorro», — розповів Меркулов.

За словами Мижарьова, найбільш привабливими для будівництва СЕС та інших комерційних об'єктів ВДЕ малої та середньої потужності є землі промислового призначення і території великих підприємств, на яких є нові об'єкти будівництва або споруди, що залишилися з радянських часів.

Зазвичай там існує потужна інженерна інфраструктура — підстанції та лінії електропередач. Юридичні питання стосовно таких ділянок уже вирішені, земля у таких підприємств є. Для них спорудження СЕС — це можливість отримувати додатковий дохід. Потужність таких станцій — до 5 МВт.

«За поточної ціни на обладнання та дії «зеленого» тарифу термін окупності станцій на власних майданчиках становить п'ять-сім років. Власник отримує не лише чисту енергію, а й гарантований державою прибуток», — каже Мижарьов.

Розподілена генерація близько до населених пунктів з великою кількістю споживачів, зокрема в промислових зонах міст, містить переваги для енергосистеми. Такі проекти також більш безпечні для інвесторів, оскільки їх бізнес-модель не базується на 100% на «зеленому» тарифі. У них більший період окупності, але вони менш ризиковані в довготерміновій перспективі.

Коментуючи труднощі в реалізації проектів комерційних СЕС, Мижарьов сказав, що розробка і реалізація проекту дахової СЕС для підприємства або установи — нескладне завдання, але все залежить від ретельності та послідовності.

«Замість послідовного обстеження об'єкта, розробки ТЕО і проектної документації люди часто вдаються до невпорядкованих дій, втрачаючи час і гроші», — каже він.

Мижарьов рекомендує користуватися послугами професійних компаній для успішного проходження повного циклу підготовки та реалізації проекту.

За його словами, середня вартість ведення проектів у Києві до моменту підключення за «зеленим» тарифом становить 7-15 тис дол залежно від складності об'єкту.

«Власник може сам пройти всі процедури, але це вийде у три-п'ять разів дорожче і довше, ніж при залученні фахової компанії», — зазначає Мижарьов.

За його словами, для успішного проходження всіх процедур потрібно організовувати ланку керування проектом і збору документації. Він рекомендує виділяти одну-дві людини, які б займалися цими питаннями. У випадку дахових СЕС це може бути адміністратор будівлі або енергетик.

За законодавством, комерційні СЕС можуть підключитися за нинішньою ставкою стимулюючого тарифу до 2020 року, але про довготермінову стабільність говорити рано. Одна із загроз стабільності роботи енергоринку — підключення надмірної кількості потужностей великих промислових СЕС за «зеленим» тарифом.

Поряд з цим, заплановане загальне зниження «зеленого» тарифу після 2020 року фахівці не вважають перепоною для подальшого розвитку галузі.

«З 2020 року термін окупності проектів може вирости, але при цьому виростають тарифи і на власне споживання. Якщо дивитися на графік зниження «зеленого» тарифу до 2030 року і на динаміку підвищення тарифів, то можна передбачити, що до 2030 року вони прийдуть в паритет. Тоді буде цікаво будувати СЕС для власного споживання електроенергії», — зазначає Меркулов.

Загалом фахівці оптимістично оцінюють довготермінові перспективи розвитку розподіленої генерації, яка не має критичної залежності від «зеленого» тарифу.

При подальшому зростанні цін на електроенергію для комерційних споживачів власна розподілена генерація може стати вигідною і без нього. Проте зараз розвиток розподіленої генерації потребує підтримки та заохочення.

На ранньому етапі розвитку сонячної енергетики і галузі ВДЕ загалом «зелений» тариф є важливим інструментом стимулювання. Вдала політика у цій сфері разом з підтримкою інновацій та стимулюванням власного виробництва обладнання вкрай необхідна для становлення індустрії відновлюваної енергетики, яка може стати локомотивом успішного пост-індустріального економічного розвитку країни.

Информация о материале

Опубликовано: 04 апреля 2018