21 марта в Верховной Раде проходило голосование по законопроекту о присоединении Украины к Гаагской конвенции о защите прав детей и международном сотрудничестве в сфере усыновления (№0166 от 10.10.2017 г.).
Начиная с 2001 г., подобные законопроекты выносились на рассмотрение парламента уже шесть раз. Итог был один — не принято. Не стала исключением и нынешняя, седьмая попытка, что, в принципе, неудивительно — законопроект был вынесен в полупустой и абсолютно неподготовленный зал.
Речи с трибуны подавляющего большинства депутатов, выступавших как «за», так и «против» Конвенции, поражали своей эмоциональностью и дремучим невежеством в отношении обсуждаемых вопросов. Так, у ее защитников едва ли не главным аргументом звучало то, что Конвенцию не приняла Россия, которой на мозги давят «скрепы». Противников же больше всего пугал миф о том, что в результате украинских детей смогут усыновлять однополые иностранные пары. На самом деле эти вопросы определяются внутренним законодательством страны, отдающей своих детей на международное усыновление.
Апогеем мифотворчества стали заголовки в СМИ — «Рада отказалась упростить усыновление украинских детей иностранцами». Хотя Гаагская конвенция не имеет никакого отношения ни к упрощению, ни к усложнению процедуры усыновления. В ней идет речь об ином порядке хождения информации о ребенке, а также о профессиональном сопровождении процесса международного усыновления на стадиях до и после. Сегодня иностранцы могут усыновлять украинских детей с 5 лет, если к этому времени не произошло национальное усыновление. До 5 лет — только детей с заболеваниями, согласно списку, утвержденному приказом Минздрава.
В свое время я много писала о Гаагской конвенции по усыновлению детей. И на сегодняшний день не являюсь этакой ее противницей. Если уж Украина когда-то решила сохранять гражданство покинувших ее пределы детей до 18 лет, то обязана обеспечить и полноценный контроль над тем, как складывается их судьба на территории новой родины. Вопрос недостаточности такого контроля со стороны консульских служб Украины встает из года в год.
Однако Гаагская конвенция — не панацея. И она далеко не на верхних позициях списка важнейших украинских проблем, требующих немедленного решения. Для начала стоило бы навести порядок в приоритетном, национальном усыновлении, в процессе которого сегодня на всех уровнях есть очень большие проблемы, создающие искусственные препоны как в осуществлении права ребенка на семью, так и в желании потенциальных родителей это право обеспечить. И уже не раз за последнее время мне приходилось слышать цифры в национальном усыновлении — от 300 до 12 тыс. долл.
«С системой бороться сложно»
Три года назад эта пара потеряла единственного, уже взрослого сына. Они долго думали, прежде чем решиться на усыновление. Самым простым оказалось собрать необходимый пакет документов. А дальше — почти пять месяцев поисков, которые пока так и не увенчались успехом. «Я теряю надежду найти ребенка, — говорит женщина. — При том, что у нас с мужем нет каких-то запредельных требований. Мы ищем девочку в возрасте до 8 лет без серьезных заболеваний, с которыми не смогли бы справиться. Были готовы даже на то, что у нее окажется сестра или брат. Но все грустно. Детей нет. Ты можешь сорваться за 500 км, чтобы узнать, что диагноз в анкете не соответствует действительности, и при этом у ребенка есть масса асоциальных родственников, с которыми он хочет общаться.
Понимаю, что в системе все не так просто. Между собой кандидаты говорят о суммах за усыновление в 10 тыс. долл. Однако напрямую денег никто ни у кого не просил. Такое впечатление складывается, когда видишь, что детей придерживают, не дают направление, а потом вдруг заявляют, что направление на них уже выдано другим людям.
Много детей в приемных семьях и ДДСТ. Но родители-воспитатели категорически препятствуют знакомству с ними и сами не усыновляют. Многие усыновители так мучаются, а потом совсем бросают поиски. С системой бороться тяжело...».
Еще одна пара продвинулась в поисках чуть дальше и готова была забрать в свой дом двойню в возрасте 1,4 года. Но на месте выяснилось, что девочка здорова, а вот у мальчика есть подозрения на поражение головного мозга и, как следствие, умственную отсталость. Точный диагноз, по словам специалистов, можно будет поставить только после того, как ребенку исполнится три года. Служба по делам детей готова была пойти на разделение детей, но главврач не разрешила, заявив, что у мальчика еще есть перспективы развития. Врач, с которым консультировалась пара, в этом сомневается. И здесь вопрос без ответа: справедливо ли лишать одного из детей (которые и так уже разделены, хотя пока находятся в одном учреждении) шанса на обретение новой семьи? Есть, правда, предположение, что главврач рассчитывает на международных усыновителей. В их поле зрения дети попадут через год. Диагноз мальчика — в списке Минздрава на усыновление до 5 лет.
Болевые точки национального усыновления-2017
О том, какие проблемы обострились в процессе национального усыновления за четыре военных года, я говорила с руководителем секретариата межфракционного депутатского объединения «Защита прав ребенка» Людмилой Волынец и национальным программным директором «СОС Детские деревни Украина» Дарьей Касьяновой. Эксперты в сфере защиты прав детей помогли нам вычленить наиболее болезненные проблемы последнего времени.
Проблема 1. Статус лишенных родительской опеки сегодня получает критически малое количество детей из тех, кто реально нуждается в поддержке государства. 90% из более 100 тыс. детей, находящихся в интернатных учреждениях, такого статуса, означающего, что их можно усыновить, не имеют. В 70% случаев они получают его на основании судебных решений. Но поскольку судебная ветвь власти сегодня находится в параличе, дела о лишении родительских прав рассматриваются по остаточному принципу.
Центры социально-психологической реабилитации (ЦСПР) в настоящее время заполнены на 150%. Около 20% исков, подаваемых органами опеки и попечительства в суд на лишение родительских прав, не удовлетворяются. Ребенка изымают из семьи, девять месяцев держат в ЦСПР, после чего суд отказывает в лишении родительских прав, предлагая еще поработать с родителями. Если ребенка хоть как-то возможно вернуть в биологическую семью, некоторые службы это делают. Большинство же пускают ребенка по кругу. Если ЦСПР в области только один, его отправляют в детское санаторное учреждение, например, в противотуберкулезное, где ребенок находится девять месяцев, а потом еще на девять месяцев возвращается в ЦСПР. Все это время продолжается борьба с судом, чтобы он все-таки лишил прав опасных родителей. В областях, где ЦСПРов несколько, дети кочуют из одного в другой по кругу, потому что возвращать детей в их семьи опасно.
Это новое явление, имеющее свои причины в военном и в мирных регионах, главная из которых в том, что после нескольких дел, проигранных Украиной в ЕСПЧ, по судам прошло негласное указание уменьшать количество лишений родительских прав.
Часто сами службы по делам детей не подают вовремя заявления на лишение родительских прав, потому что недоукомлектованы и отвлекаются на различные малопродуктивные программы, такие как наставничество (в прошлом году не заключен ни один договор) и патронат (26 таких семей на всю страну).
В конечном итоге все это, к сожалению, приводит к тому, что дети фактически находятся не в семье, но их родители не лишены родительских прав, а потому усыновлению они не подлежат. Несвоевременное предоставление детям статуса искусственно формирует дефицит для желающих их усыновить. При этом усыновительные настроения украинцев скорее возросли: до войны, когда в Украине проживало 48 млн чел., и сейчас, когда их осталось 42 млн, усыновить ребенка неизменно желали 1800 чел. Это естественный отклик людей на войну и на специфическую пропаганду деинституализации, когда бесконечно говорится о том, что детям плохо в интернатах, но при этом не говорится о том, чем их заменить.
Проблема 2 —поиск детей. По состоянию на 2007 г. в 100 из 450 районов Украины были интернаты, из которых происходило усыновление. Традиционно наибольшее количество детей, подлежащих усыновлению, находится в Донецкой и Луганской областях или в приближенных регионах — Запорожской, Днепропетровской и др. областях. Есть и определенное районирование кандидатов в усыновители: в одних областях их много, в других — мало; есть районы, в которых за последние семь-восемь лет не было ни одного кандидата. Однако такой картографией, на основании которой можно было бы планировать какие-то виды активности, в том числе поддержку кандидатов в усыновители, никто в стране не занимается.
Сегодня в Украине есть четыре основные базы детей, подлежащих усыновлению (Сиротству.нет, Магнолия ТВ, Минсоцполитики, «Зміни одне життя»), а также достаточно крупные региональные. Но усыновители часто жалуются, что информация, находящаяся на сайтах, либо устарела, либо дети находятся в приемных семьях и ДДСТ.
Отсюда проблема 3, которая в 2017 г. была самой острой для усыновителей, находившихся в поиске. В октябре 2016 г. были приняты изменения в постановления Кабмина о приемных семьях и ДДСТ. Теперь, если приемные родители не содействуют кандидатам в усыновители, их семьи могут быть расформированы. Неотработанная процедура приводит к слезам со всех сторон.
Часто усыновители сами не готовы к тому, чтобы идти в другую семью и забирать оттуда детей. Когда они все же на это решаются, начинается конфликт в открытой форме. Приемный родитель не в состоянии качественно подготовить к приходу кандидатов в усыновители ни себя, ни ребенка, ни других детей, которым нужно объяснить, почему чужие люди приходят к ним в дом устанавливать контакт. К сожалению, службы по делам детей не получили ни одного разъяснения, как это правильно делать. С этим связано много скандалов и травмирующих событий, в том числе для детей. Хотя за прошлый год из приемных семей и ДДСТ было усыновлено всего 48 детей, конфликтного потенциала хватит на тысячу.
Проблема 4 не нова — интернаты не хотят отдавать детей. По мнению их сотрудников, дети в семью не стремятся. Это уже традиционная тема — «защита» детей от национального усыновления и придерживание их для международного.
В связи с тем, что маленьких детей нет, украинцы стали усыновлять детей более старшего возраста — 8–9 лет. И все равно это происходит тяжело. Службы по делам детей, в присутствии которых в интернатных учреждениях должен состояться контакт между ребенком и кандидатом в усыновители, во многих случаях выполняют эту функцию недобросовестно, контакт устанавливать не помогают.
Проблема 5 — отсутствие подготовки усыновителей. Хотя соответствующая программа разработана и апробирована еще в 2012 г., сегодня двухмесячные курсы для опекунов есть только в Киеве. Усыновители могут их пройти по желанию.
Между тем в поисках ребенка немало зависит от готовности и зрелости самих кандидатов в усыновители. Многие к этому процессу внутренне не готовы. У них есть какой-то свой образ ребенка, который они нигде не могут встретить. Так происходит часто, особенно если ожидания внутри семейной пары не совпадают.
С усыновителями нужно работать, их можно переориентировать. Здесь могло бы помочь психологическое сопровождение. В результате семья, которая хотела девочку до трех лет, берет еще и ее брата до семи лет...
У подготовленных кандидатов, которые активно занимаются поисками, ездят по областям, процесс усыновления в среднем занимает от шести до девяти месяцев с момента, когда у них на руках уже есть все необходимые документы.
Проблема 6, о которой говорили всегда, но без конкретных примеров и доведения их до какой-то ответственности, — информацию о детях предлагают показывать за деньги. Называют суммы от 300 до 12 тыс. долл. Разница — в регионах и в возрасте ребенка (чем он меньше, тем выше сумма). Все эти случаи не подтверждены и чаще всего оказываются мифами. Поскольку тема ушла из поля доступности, вокруг нее опять затеваются домыслы. Когда начинаешь анализировать, что произошло, к кому обращались усыновители, оказывается, что люди получают такую информацию через сарафанное радио от тех, у кого нет реального опыта усыновления, или же вычитывают ее на форумах. Связано это и с ожиданиями самих усыновителей, которые нередко готовы платить за помощь в процессе усыновления, тем самым провоцируя такие предложения.
Проблема 7 — в информационном поле стали очень мало говорить о национальном усыновлении и развитии семейных форм воспитания как о приоритете. На передний план вышли другие, гораздо менее результативные направления — патронат и наставничество. Особенно это видно на региональном уровне. Весь прошлый год больше говорили о сложных материях, таких как деинституализация, развитие рынка социальных услуг — терминах, сложных для массового восприятия. Но если тема усыновления и приемных семей не на слуху, то, соответственно, она теряет свою актуальность.
Все эти объективные и субъективные факторы привели к тому, что количество детей, усыновляемых за последние два-три года украинцами, сократилось. Однако мы не спешим решать обозначенные проблемы внутри страны. Чем ближе к выборам, тем больше детская тема политизируется, переключая фокус с более насущных, внутренних вопросов профессионализма на более громкие, международные, которые по факту в списке приоритетов для страны занимают далеко не первые места.
