Главная

«Кооперативні» подробиці навколо квартири екс-чемпіонки світу з шахів Анни Ушеніної

«Харківський антикорупційний центр» з'ясував, що будинок, в якому подарували квартиру Анні Ушеніній, побудований на земельній ділянці, яка була передана безкоштовно у власність черговому обслуговуючому кооперативу.

25 вересня 2013 року Харківська міська рада передала безкоштовно у власність по «кооперативній схемі» «ЖБК «Новгородський» земельну ділянку площею 0,0910 га (кадастровий номер 6310136300:07:019:0006) для експлуатації та обслуговування житлового будинку по вул. Новгородській, 83-Б.

Саме на цій ділянці побудований будинок (фото 1), в якому 1 квітня 2013-го року Геннадій Кернес вручив Анні Ушеніній ключі від нової двокімнатної квартири. Нагадаємо екс-чемпіонка світу та чемпіонка Європи з шахів Анна Ушеніна продовжує судитися за цю квартиру.

Засновниками обслуговуючого кооперативу «ЖБК «Новгородський» (фото 2) були і є Таміла Стєпічева, Фелікс Станіславський та Ганна Андрющенко. Кооператив створили в червні 2013 року. Невідомо, на яких підставах було створено кооператив для поліпшення житлових умов його членів, якщо два засновника цього кооперативу перед цим в березні 2013 року придбали квартири.

Таміла Стєпічева та Фелікс Станіславський були серед тих 15 осіб, які придбали в березні-квітні 2013 року в будинку по вул. Данилевського, 83-Б квартири. Таміла Стєпічева є цілком ймовірно родичкою Андрія Стєпічева, керівника ТОВ «Енігма Терра» на той час. А Фелікс Олександрович Станіславський, син Олександра Станіславського, який був бізнес-партнером Андрія Стєпічева та Вадима Вишневського по ТОВ «Дар-Ленд», власників ТОВ «Енігма Терра» на той час.

Олександр Станіславський разом з Євгенієм Вольпертом та росіянином Владиславом Риженковим. є співвласником ПП «Траск», яке володіє кафе «Марінела» площею 775 кв.м. в парку Горького і земельною ділянкою площею 0,08 га також в парку.

Також, Олександр Станіславський фігурує в багатьох фірмах, де його партнерами є акціонери банку «Золоті Ворота» та бізнес-оточення Геннадія Кернеса.

Третя засновниця кооперативу «ЖБК «Новгородський», Ганна Андрющенко, володіла разом з Олександром Шаповаловим 18,5 % акцій банку «Золоті Ворота» через ТОВ «Туристична компанія «Ві-Тур» та ТОВ «Хорев Інформ Медікал». Банк «Золоті Ворота» вважався дуже близьким до Геннадія Кернеса та Михайла Добкіна.

Також, Ганна Андрющенко володіє 0,22 га землі по вул. Тульській (Лісопарк), на якій нагадаємо знаходиться маєток Михайла Добкіна. Права на цю землю Ганна Андрющенко отримала в жовтні 2013 року, через місяць після того, як обслуговуючий кооператив «ЖБК «Новгородський» отримав безкоштовно у власність земельну ділянку по вул. Новгородській.

Ось такі власники земельної ділянки, на якій побудований будинок, в якому Геннадій Кернес подарував Анні Ушеніній квартиру.

Информация о материале

Опубликовано: 05 августа 2016

Как работает украинский «институт милосердия»

В аккуратной серой папке — биография заключенного, текст судебного приговора, характеристика из колонии, информация о семье и здоровье и главное — ходатайство о помиловании. Таких папок за первое полугодие 2016 года в Департаменте по вопросам помилования Администрации Президента Украины составили более 270. В итоге за полгода Президент помиловал 41 заключенного.

Александр Букалов возглавляет Департамент по вопросам помилований с февраля 2015 года. До этого он долго занимался правозащитной деятельностью, в частности, работал в организациях Amnesty International и «Донецкий Мемориал». А еще раньше Александр Павлович, астроном по образованию, был руководителем астрономических кружков и литейщиком. Поэтому с ним можно говорить о многих интересных вещах, но мы сосредоточились на украинском институте помилования, «законе Савченко» и реформе пенитенциарной системы, которая проходит в Украине.

«Департамент не видит осужденного, и в некоторой степени это хорошо»

— Несколько сотен ходатайств за полгода — это довольно много. Как происходит рассмотрение обращений?

— Почти половину ходатайств можно полноценно рассмотреть сразу. Они поступают из колоний от самих осужденных и дополняются пакетом всех необходимых документов от учреждения выполнения наказаний. Но кроме того, ходатайства часто поступают от народных депутатов, мам, сестер, детей заключенных и не содержат необходимой для рассмотрения информации. Эти ходатаи просто просят о помиловании, иногда даже не указывая имя осужденного, только фамилию. Этим людям мы даем разъяснения, как оформить ходатайство, чтобы мы рассмотрели его должным образом.

Ходатайства, содержащие необходимый перечень документов, сотрудники департамента тщательно изучают, чтобы понять, достаточно ли оснований, чтобы предлагать человека к помилованию. На все это может уйти два-три часа, а иногда и полдня. Нужно прочитать приговор, анкету, характеристику, само ходатайство, сопоставить все эти данные, взвесить аргументы «за» и «против» помилования, при необходимости сделать запросы относительно дополнительной информации.

Иногда сделать вывод бывает не очень сложно: например, человек был восемь раз осужден, первая судимость была в 15 лет, каждый раз между выходом на свободу и новой судимостью проходило около полугода. Когда такой человек выйдет на свободу, существует большая вероятность, что за короткое время он снова совершит преступление. Бывают другие случаи, противоречивые. Тогда мы с коллегами в департаменте тщательно обсуждаем, каким факторам стоит отдать предпочтение.

Статистика свидетельствует, что помилование применяется к одному из семи-девяти человек, обращающихся с ходатайствами. На мой взгляд, это достаточно большая доля. Для рассмотрения кандидатур на помилование Комиссии в вопросах помилования департамент составляет справку о заключенном, отмечая позитивные и негативные факторы. Примерно за неделю до заседания комиссии ее члены получают такие справки об осужденных, знакомятся с ними, а уже во время заседания окончательно принимают решение, кого именно предложить Президенту помиловать.

Заседания комиссии проходят в среднем раз в полтора-два месяца, предварительные заключения департамента обычно поддерживаются, хотя бывают два-три случая, когда решение комиссии не совпадает с предложением нашего департамента. Если для принятия решения комиссии не хватает информации, рассмотрение обращения переносим на следующее заседание.

— По поводу более подробного знакомства с делом. Из вашего недавнего отчета видно, что члены комиссии в 2016 году даже дважды выезжали в места лишения свободы...

— Это несколько иное. Вообще департамент рассматривает документы и не встречается с человеком, который к нам обращается. И в некоторой степени это лучше, потому что минимизируется возможное личностное влияние. Во время личного общения эмоции могут навредить взвешенному решению, а встреча может вызвать у осужденного лишнюю надежду.

Но если человек осужден пожизненно, мы поступаем иначе. По инициативе главы Комиссии в вопросах помилования Андрея Таранова, когда обращается такой человек, мы пытаемся встретиться с ним лично. Для нас важно посмотреть, каким осужденный является сегодня, как оценивает преступление, совершенное более 20 лет назад (осужденные пожизненно могут просить о помиловании только после отбытия ими в местах лишения свободы не менее 20 лет. — Авт.). Об этих выездах и идет речь в отчете. Мы уже рассмотрели несколько десятков ходатайств пожизненно осужденных лиц, но пока не нашли достаточно приемлемой кандидатуры для помилования. На самом деле, хочется, чтобы были такие случаи.

— Какое внимание ходатайствам уделяет Президент?

— После заседания комиссии мы подаем предложения на рассмотрение Президенту, он получает справки на каждого человека. При принятии решения Президент может ознакомиться с каждым случаем. Процедура принятия им решения свидетельствует, что он доверяет мнению членов комиссии.

«В институте помилования значительной является моральная составляющая»

— Как в разные годы меняется количество помилованных?

— Иногда люди удивляются, почему во времена Кучмы, Ющенко миловали по тысяче человек в год, а теперь за полгода — едва ли полсотни? Причиной здесь, на мой взгляд, являются несколько факторов, основных — два.

Первый — изменено «качество» лиц, к которым применяется помилование. Мы выяснили, сколько человек после помилований прошлых лет снова попали за решетку, и оказалось, что таких немало: на октябрь прошлого года их было 130. И это без учета тех, кто после помилования мог совершить преступление, отбыть наказание и в данный момент пребывает на свободе.

Мы видим, что среди этих людей немало таких, кто перед тем, как быть помилованным, уже имел по две-три судимости. Кажется, фактор неоднократного осуждения дает о себе знать. Сегодня подход изменен, и почти все, кто получил помилование за последний год, осуждены впервые. Мне хочется надеяться, что люди, помилованные сейчас, не будут совершать преступлений, хотя это покажет только время.

Другая причина того, почему сегодня количество помилованных существенно уменьшилось, — это количество заключенных лиц и доля тех из них, кто совершил тяжкие преступления. За последние два-три года численность заключенных в Украине значительно сократилась. Десять лет назад их было 190 тысяч, во времена Януковича — около 150 тысяч. Сегодня — 60 тысяч, из которых только 45 тысяч отбывают наказание в местах лишения свободы. Кроме того, в тюрьмах стало намного меньше людей, отбывающих наказание за совершение нетяжких преступлений. А именно такая категория составляла значительную часть тех, кого миловали раньше. Сегодня значительно возросла доля людей, осужденных за убийства, разбои и другие тяжкие преступления. Именно их очень много среди тех, кто обращается к нам, но мы очень осторожно относимся к помилованию таких людей.

— В 2011—2014 годах, когда Президентом был Виктор Янукович, обращений о помиловании было в несколько раз больше, чем сейчас, ежегодно — более полутора тысяч, но самих помилованных — меньше, от двух до 21 человека в год. Почему?

— Количество решений о помиловании зависит от Президента. Во времена Януковича наше подразделение так же рассматривал ходатайства, готовило справки, комиссия заседала и предоставляла Президенту предложения о помиловании. А вот Президент просто не принимал решений по неизвестным причинам. Проходил месяц, второй... Предложения устаревали, некоторые теряли актуальность, потому что кое-кто из кандидатов получал условно-досрочное освобождение. Янукович просто не миловал людей.

— Кому, на ваш взгляд, стоит просить о помиловании?

— Осужденное лицо может быть освобождено от отбывания наказания по амнистии, условно-досрочно, может и по болезни, хотя такая процедура применяется редко. В отличие от этих механизмов освобождения, в институте помилования значимой является моральная составляющая. Чтобы быть помилованным, человек должен быть достоин милосердия, этого помилования. Субъективный фактор в этой процедуре очень важен. Бывает, человек совершил преступление, отбыл значительный срок наказания, который можно считать адекватным этому преступлению, его можно освобождать. К нему можно применить амнистию или УДО, но его не стоит миловать. Помилование в некоторой степени является прощением того, что человек совершил. А иногда человек отбывает наказание за такое, что простить невозможно. И освободить его можно по амнистии или УДО, но миловать его нежелательно.

Кстати, пожизненно осужденные — единственная категория, которая не может освобождаться условно-досрочно или, как еще иногда говорят, условно, так как у них нет срока отбывания наказания. Поэтому уместно предоставить и этим осужденным возможность выходить на свободу не только через помилование. Именно такой подход рекомендует и Совет Европы. Соответствующие законопроекты у нас появляются, но пока такого закона нет. Однако это важно, потому что человек может заслуживать освобождения, но не помилования.

— В мае внесли изменения в Положение о порядке осуществления помилования, и теперь хлопотать о помиловании осужденных могут их родственники, адвокаты, Уполномоченный по правам человека. Как оцениваете это нововведение?

— Положительно. Два-три года назад еще в качестве правозащитника я посылал предложения изменений к Положению. Когда стал работать в департаменте, почти все их реализовали, кроме того, которое касается расширения круга ходатаев. Причина — было неизвестно, как сможет справиться с объемом обращений департамент после значительного сокращения его численности.

В свое время ходатайствовать о помиловании мог широкий круг людей, потом — только осужденный. В итоге число ходатайств уменьшилось в несколько раз. Теперь перечень ходатаев снова расширили, но он не такой большой, как раньше. Это усложнит работу департамента, однако я считаю, что это правильно. Один из главных мотивов такого изменения — избежать случаев, когда администрация учреждения исполнения наказания препятствует осужденному в подаче ходатайства. Это бывает, хоть и редко. Когда ходатайство о помиловании подает посторонний человек, учреждение не может уклониться от подготовки нужных документов. Нет обязанности помиловать человека, но у государства есть обязанность обеспечить каждому лицу реализацию права обратиться с ходатайством о помиловании, а мы обязаны рассмотреть его.

«Иногда при помиловании трудно избежать влияния не очень совершенной судебной системы»

— Обращаются ли к вам люди, которые считают, что их осудили несправедливо?

— Не так уж и редко в ходатайствах случается аргументация: прошу помиловать, потому что решение суда несправедливо или вообще сфальсифицировано. Мы не можем руководствоваться такими аргументами. Наш департамент не может превращаться в инстанцию, которая пересматривает решения судов. Даже когда мы видим по характеру составления приговора, что суд не очень безукоризненно мотивирует свое решение, мы должны исходить из того, что он решил. Аргументы о несправедливом решении должны направляться в суд, они уместны для судебных процессов. Мы принимаем во внимание доводы человека, обратившегося с ходатайством, что касаются несправедливого приговора, но опираться на них, конечно, не можем. Исправлять несправедливый приговор помилованием и опасно и неправильно.

— В сравнении с системой помилования в других странах, насколько прогрессивна украинская?

— Очень осторожно отношусь к слову «прогрессивный», потому что сложно выбрать адекватные критерии прогрессивности. В мире существует широкий спектр процедур и субъектов помилований. Часто это президент, но также это может быть парламент, министерство юстиции, какая-то другая структура. В настоящее время в Украине довольно несовершенная судебная система, далекая от стандартов справедливости. Это не может не отражаться на рассмотрении ходатайств о помиловании. Нормальной практикой является освобождение осужденного лица ранее определенного судом срока, когда можно считать, что уже отбытой частью наказания достигнута цель, ради которой человека лишали свободы. У нас такие механизмы освобождения работают плохо. Это касается и амнистии, и условно-досрочного освобождения. Поэтому немало осужденных полагается в поисках справедливости на возможность применения к ним помилования.

Недостаток справедливости в сфере назначения и отбывания наказания не может не оказывать давление при рассмотрении ходатайств осужденных. Можно сказать, что иногда при помиловании трудно избежать влияния не очень совершенной судебной системы. Возможно, именно с таким влиянием и связан достаточно большой процент удовлетворенных ходатайств о помиловании — как реакция на не совсем справедливые приговоры судов. Это сложный вопрос, и он требует детального изучения. Амнистия также определенным образом корректирует решения судов. Очень хорошо, когда в стране существуют процедуры адекватного назначения наказания и эффективные механизмы освобождения от него. Если эти механизмы, не учитывая помилования, работают хорошо, то и потребность в помиловании будет возникать у небольшого количества осужденных.

Сегодня отмечают, что часто в Украине названные механизмы работают плохо. Например, нередко человек может получить условно-досрочное освобождение только через взятку. Нехватка эффективных механизмов досрочного освобождения приводит к ощутимой нагрузке и на институт помилования. А идеальная ситуация, по моему мнению, когда человек доказывает свое исправление и может освободиться условно-досрочно.

— Вы говорите, что иногда судебные приговоры влияют на рассмотрение ходатайств о помиловании. Что подразумеваете под этими словами?

— Иногда суды выносят неадекватно жестокие приговоры. В Украине за убийство во время ссоры, совершенное случайно, человек может получить семь лет лишения свободы. А бывает, что за преступление с меньшими последствиями он получает 12 лет лишение свободы.

Кажется, даже два-три года заключения должны научить человека, что, например, нельзя красть. И странно видеть, как иногда человек систематически совершает похожие, хотя и нетяжелые, преступления. Отбывает наказание, выходит на свободу и очень скоро опять попадает за решетку. Что нужно сделать, чтобы этот человек прекратил так делать? Возможно, такая «стабильность поведения» является отображением определенной социальной болезни, когда человек психологически готов совершать преступления, невзирая на наказание, и не видит в этом что-то плохого.

Мне кажется, что мало говорится и о роли государства, которое почти ничем не помогает гражданину после освобождения. Человек выходит на свободу и не имеет работы, жилья. Он чувствует, что никому не нужен, самостоятельно преодолеть неурядицы он не в состоянии. Нередко именно своим безразличием к проблемам таких людей государство вроде бы подталкивает их совершать преступления, однако не несет за это ответственность. Нам очень нужна система адаптации бывших заключенных.

«Немало попыток «улучшить» «закон Савченко» — это популизм»

— «Закон Савченко», согласно которому один день пребывания в СИЗО засчитывается как два дня отбывания наказания, вызывает противоречивые оценки общества. Кое-кто называет его востребованным, кое-кто замечает, что из-за него вырос уровень преступности. Как вы оцениваете эту инициативу?

— Я детально исследовал ситуацию с применением закона, проанализировал немало статистических данных и отмечу, что утверждение о том, что преступность выросла из-за «закона Савченко», не имеют оснований. На свободу выходит преступников не больше, а некоторых категорий даже гораздо меньше, чем в 2015 году или раньше.

Уровень преступности обычно зависит от социально-экономической ситуации в стране и от эффективности работы правоохранительных ведомств, а не от количества бывших узников на свободе. Когда всеобщее обнищание в обществе растет, количество граждан, которые осмеливаются нарушать закон, также увеличивается. Когда правоохранительные органы плохо ловят преступников — преступность растет. Но почему-то за рост преступности делают ответственным «закон Савченко».

Частные случаи совершения преступлений людьми, которые отбывали наказание в местах лишения свободы, ничего не говорят о качестве «закона Савченко». Всегда часть лиц, которые освобождаются из тюрем, со временем совершает новые преступления. Поскольку в настоящее время почти всем осужденным — свыше 45 тысяч человек — зачтен срок пребывания в СИЗО, не удивительно, что теперь у почти каждого осужденного, который освобождается, есть факт пересчета срока наказания согласно «закону Савченко».

Рассмотрение материалов ходатайств о помиловании, в которых указывается пересчет согласно закону, свидетельствует, что зачисление срока пребывания в СИЗО на протяжении года и больше встречается очень редко. Типичный срок, на который уменьшается отбывание наказания, — несколько месяцев.

Говорят, что закон применили к 47 тысячам узников, но освобождают не 47 тысяч! Если человеку освобождаться через восемь лет — теперь через семь.

К сожалению, критика закона не вспоминает основную его цель — в известной степени компенсировать еще не осужденным гражданам ужасные условия содержания в СИЗО. И, кстати, попытки изменить закон, чтобы не применять его к лицам, которые совершили тяжелые преступления, значит, засвидетельствовать, что тяжесть условий содержания является элементом наказания.

Закон имеет недостатки, его можно и нужно улучшить, но существующая критика направлена на эту новацию как такую. Мне кажется, что немало попыток «улучшить» «закон Савченко» — это популизм.

«Важно избавиться от плохого обращения с заключенными»

— В Украине продолжается реформа пенитенциарной системы. Вы имеете свой взгляд на ее реализацию, в частности в вопросе обновления персонала в местах лишения свободы. Какие нововведения нужны в этой сфере?

— Мне сложно оценивать преимущества и недостатки нынешней реформы. По моему мнению, она проводится в известной степени спонтанно, многие факторы не достаточно просчитаны. Поэтому кроме позитивных, могут быть негативные последствия. Последние нужно минимизировать, и, думаю, Министерство юстиции на это настроено.

Мне кажется, в настоящее время трудно избрать эффективный, лучший путь изменений в пенитенциарной системе. Мы знаем, что, невзирая на многочисленные публичные дискуссии, реформы в милиции, прокуратуре, судебной системе идут довольно сложно. А в пенитенциарной сфере мы видим только первые шаги к изменениям. Очень важно в настоящее время правильно расставить приоритеты. Думаю, условия содержания людей, строительство новых учреждений и закрытие существующих не смогут существенно изменить тот дух ведомства, который в настоящее время там существует. По моему мнению, определяющими должны быть изменения, связанные с персоналом. Любой нормальный заключенный согласится на не очень хорошие условия содержания, если к нему будут относиться, как к человеку, будут уважать его достоинство. К сожалению, у нас есть примеры учреждений отбывания наказаний, где условия очень хорошие, но арестанты боятся туда попадать, потому что отношение к осужденным крайне плохое.

В первую очередь нужно избавиться от плохого обращения с заключенными. Нужно убрать из системы сотрудников, которым там точно не место, а оставить тех, кто способен воспринять изменения. Однако я не знаю, каким образом, благодаря какому реальному механизму можно сегодня отделить одних от других.

Информация о материале

Опубликовано: 04 августа 2016

В Украине эрдогановской чисткой не обойдешься, и даже сталинской может не хватить

В последнее время народный депутат и в прошлом узник Кремля Надежда Савченко отметилась сразу несколькими громкими заявлениями. Бывшая летчица заявила, что ей не осталось другого выхода, кроме как стать президентом-диктатором в Украине, а также призвала попросить прощения у жителей Донбасса. В своей колонке для «Апострофа» российский политолог Дмитрий Орешкин объясняет, почему Савченко не является «российским агентом». Некоторые заявления нардепа ему кажутся по-человечески разумными, но в большой политике, считает политолог, они - грубая ошибка.

Тема Украины сейчас в России остывает. Уходит на второй план и проблема Надежды Савченко. Те, кто прилепился к этой теме и не может оторваться, друг с другом обмениваются сообщениями, что, мол, Надя будет разрушать украинскую государственность. В общем, все (для них) идет по плану Владимира Владимировича Путина, который так все далеко просчитал и выпустил Савченко, чтобы «подорвать стабильность государственности украинской», чтобы жизнь медом господину Порошенко не казалась. Большая часть людей на такие сообщения не обращает внимания.

Конечно, у Савченко нет никаких шансов быть президентом, тем более — диктатором. И с чего бы она станет: у нее просто нет достаточно политических, финансовых, силовых ресурсов. У нее есть только одна единственная вещь — известность, узнаваемость и популярность, которые она заработала своим исключительным мужеством во время отсидки в российской тюрьме. Но поскольку отсидка закончилась, этот самый источник ее популярности постепенно уходит в прошлое. А нового источника роста популярности пока увидеть не удается.

То, что она говорит, мне кажется разумным. Она считает, что нельзя продолжать эту бессмысленную войну, которая все равно ни к чему конкретному не приведет. Она говорит, что надо примиряться. Я понимаю, что политика так устроена, что для того, чтобы набрать большое количество голосов и заручиться поддержкой большого количества влиятельных фигур, нужно учитывать интересы разных структур. Есть «партия войны» в Украине, которая хочет продолжать эту войну. На войну можно списать экономические неурядицы. Конечно, этим людям заявления о необходимости договариваться и находить какой-то баланс совершенно не нужны. Они будут представлять госпожу Савченко предателем и агентом Москвы, говорить, что ее в этой самой тюрьме завербовали и прочую ерунду— примерно такую же, какая с российской стороны звучит. И в России, и в Украине это определяется довольно прозрачными политическими интересами.

Судьба госпожи Савченко достаточно тривиальна — таких личностей во время революций бывает довольно много. Она ведь не проявила какой-то великой политической мысли, гибкости, таланта. Она проявила несгибаемость. Эта хорошее качество для революционера, но не факт, что самое главное и достаточное, чтобы стать президентом. Для этого нужен целый набор других качеств, которых у нее наверняка нет. Да и, честно говоря, я бы Украине такого президента не желал. Такие персоны в качестве руководителя страны, где еще осталось огромное количество людей, воспитанных в советской системе ценностей, рассматривают свои политические интересы под весьма специфичным углом зрения: кто на дороге стоит — просто истреблять, и все. Нужны более компромиссные, менее приятные и менее честные фигуры — иначе не найти тот самый баланс интересов. Баланс интересов получается вонючий. И в России он вонючий, и в Украине он вонючий. А как иначе?! Тут эрдогановской чисткой не обойдешься, и даже сталинской может не хватить.

В лучшем случае Савченко останется таким бесконечным критиком режима. В России такую функцию исполняет Григорий Явлинский, который всегда проигрывает, всегда говорит трудные и правильные слова и никогда ничего не может сделать. Савченко говорит правильные слова, но украинские элиты сейчас не готовы и не хотят их услышать. Ее заявление, что стоит просить прощения у жителей Донбасса, — абсолютная христианская этика. Я думаю, она не собирается просить прощения у Захарченко и российских военнослужащих. Это — женско-человеческая составляющая. Без этого невозможно прийти к миру.

Хотя я считаю, что возвращать Донбасс Украине просто невыгодно. Но если об этом скажет Порошенко, его сразу обвинят в том, что он предатель. Поэтому он и не скажет. По-человечески Савченко говорит правильные вещи, но политически это грубая ошибка. В политике ведь мозги нужны. Я не хочу ничего обидного про нее сказать, но она говорит абсолютно противоречащие вещи: она хочет быть диктатором единой и неделимой Украины, но, с другой стороны, - примириться с Донбассом. Президент не может быть, мягко говоря, простоватым — у него другая работа.

Информация о материале

Опубликовано: 04 августа 2016

Волонтерский контроль в МО. Кадровая чистка и новая архитектура министерства

Совет волонтеров при Министерстве обороны, заработавший в октябре 2014-го, – одна из самых успешных общественных инициатив, системно работающих при министерствах.

За почти два года волонтеры не только «высадились десантом», заняв ряд министерских должностей, поучаствовав в создании Проектного офиса при МО – они по-прежнему продолжают влиять на ситуацию в министерстве.

Так, недавно с подачи волонтеров и при поддержке министра обороны Степана Полторака прошла кадровая «чистка» – руководители ключевых департаментов прошли через систему профессиональных, личностных тестов и полиграф. В результате такой проверки часть сотрудников была уволена, другие – переведены в иные департаменты. «Краш-тест» не прошел весь финансовый отдел МО.

Один из координаторов процесса – Алексей Гридин, заместитель главы Совета волонтеров Давида Арахамии (последний не так давно объявил, что вынужден вернуться в IT-бизнес, для того, чтобы поправить дела компании).

Гридин тоже пришел из бизнеса с руководящей позиции. До волонтерской работы в министерстве, как и многие, волонтерил в ГО «Патриот», обеспечивая фронт касками, бронежилетами и многим другим. В октябре 2014-го пришел в МО как проектный менеджер, сейчас – член комитета реформ при МО.

Несмотря на предложения работать в министерстве, Алексей Гридин считает, что общественный контроль со стороны волонтеров – не менее эффективная форма поддержки реформ.

«Задекларированная реформа пережила уже третью реинкарнацию. И нам важно не сбавлять темп, и держать чиновников в напряжении», – поясняет он.

Самая большая проблема в МО – это кадры

– Над какими ключевыми проектами сейчас работают волонтеры МО?

– В МО был проведен кадровый анализ. Сейчас в аппарате в Киеве работает 770 человек. Для эффективного управления министерством столько людей не нужно.

С целью повышения эффективности было решено изменить структуру. Для этого необходимо было сократить почти 200 сотрудников.

Волонтеры предложили министру: давайте выявим тех, кто способен стать агентом изменений и помогать реформированию, и тех, кто как балласт, сопротивляется.

В мае мы обратились к ряду международных HR-агентств, работающих в Украине, чтобы они помогли нам сделать адекватную систему тестирования.

В течение нескольких недель такая система была разработана совместно со специалистами Военного института психологии и его руководителем Назимом Нагаевым. В этом процессе также были задействованы HR-специалист волонтер Денис Калачев и глава Проектного офиса Андрей Загороднюк.

Руководители департаментов проходили, помимо тестирования, еще и полиграф. Их результаты попадали сразу на стол к Полтораку.

– И к каким результатам пришли в итоге тестирования?

– Самая большая проблема в МО, как и во многих сферах, – это кадры.

У нас более 50% руководящего состава и узких специалистов МО к 2018-му году должны уйти на пенсию. А специализация по многим направлениям настолько узкая, что необходимо готовить людей «на вчера». Например, в таком направлении, как вооружение, средний возраст сотрудника 60+. А туда с улицы просто так человека не возьмешь.

Что позволило выявить тестирование? Мы очень глубоко изучили проблематику вот этих «узких горлышек» МО. Провели анонимное анкетирование сотрудников, получили после теста характеристики человека по определенным параметрам, выявили потенциальных руководителей.

– С трудом верится, что волонтерам это удалось. Потому что, несмотря ни на что, обычно ситуацию в МО характеризуют словами «саботаж» и «сопротивление».

– Мы действовали при полной поддержке министра и его замов. Причем, некоторые замы министра положительно удивили своей принципиальностью в подходах.

Правда, мы с начала работы неделю потратили на то, чтобы правильно организовать работу комиссии с функциональной точки зрения. Потому что чиновники очень сильно защищены законом.

Анонимное анкетирование сотрудников о деятельности руководства о многом рассказало.

Руководитель финдепартамента сам решил подать в отставку, хотя был «бессменным» на протяжении более 20 лет. Про него в МО вообще ходило много легенд, но мы были ограничены в возможностях проверить их все.

Тем не менее, в процессе тестирования и собеседования стало четко понятно, что его отдел – это такой закрытый клуб, где все роли расписаны. Комиссия предлагала вакантное место руководителя его заместителям, которые, как один, отказывались под разными предлогами.

В его отделе каждый хотел остаться на своем месте. Это говорит о том, что выстроена бала структура, которая работала годами.

Первым решением комиссии, причем единогласным, было следующее: все должности департамента объявить вакантными. И министр сначала согласился.

Но впоследствии было принято решение индивидуально собеседовать каждого сотрудника, так как это могло просто остановить работу департамента на неопределенное время.

– Что еще удалось выявить в процессе этого кадрового «краш-теста»?

– Если продолжить по финансовому департаменту, хотя есть и много других, не менее проблемных в кадровой части…

Скажем, два сотрудника, ведущие спецфонд – это деньги, которые поступают на счета МО от коммерческой деятельности: сдача помещений, территорий в аренду. Спецфонд ежегодно собирает примерно 1 миллиард гривен.

К этим двум сотрудникам стекается вся информация об оплатах. Например, со 100 гектаров министерской земли за сдачу в аренду приходит в одном случае 100 тысяч гривен, в другом – 20 тысяч (цифры условные).

Мы пробуем у них выяснить, в чем дело, – и понимаем, что сотрудники прекрасно видят и понимают, почему в одном случае происходит неуплата. Но нам говорят: «Это не в нашей компетенции».

Или вот еще, есть в МО управление физкультуры и спорта, на него ежегодно выделяется от 5 миллионов гривен, у них в аппарате 9 человек работает, а вообще – 684.

Мы задаем вопрос – в чем ваша эффективность? Они пожимают плечами.

Их основная задача – наполнять спецфонд для самоокупаемости. Откуда будет эффективность развития спорта в армии или влияние на политику подготовки военнослужащих, если приоритеты другие?.. И если взять хорошего менеджера и создать спортивные программы, то спорт – это еще одно направление, которое может наполнять казны МО. А не только сдача в аренду и «обилечивание» бассейнов и спортивных площадок.

Также комиссия при собеседовании выявила очень хорошего специалиста, которого пытались «уйти» без огласки – и приняла решение о его назначении.

Ключевой вывод – вид «изнутри» министерства не такой уж и удручающий

– Какие департаменты оказались наиболее коррупционными? Что удивило?

– Руководителей департаментов и направлений, которые мы считаем потенциально коррупционными, – а это финансовое, госзакупок, вооружения, военпреды и т.д. – комиссия сразу отправила на полиграф. Решения по ним принимались министром.

Созданные специально для Минобороны тесты показывали не только уровень профессионализма, но и морально-этические качества. Вот тут у нас тоже были очень интересные результаты.

Например, были примеры среди военпредов (военные представители МО на предприятиях, обслуживающих технику армии – ред.). Это люди с хорошим военно-техническим образованием, огромным опытом работы, сильными связями в свое сфере.

Люди не с улицы, а глубоко разбирающиеся в технике. Что делать с ними, если у многих по профессиональным качествам высокая оценка – 8-10, а по морально-этическим – 2? Это потенциальный коррупционер.

Знаете, как это проявляется?

Технике, которая имеет II-ю категорию ремонта и нуждается только в замене масла или подшипников, – присваивается IV категория, которая включает серьезный ремонт с переборкой двигателя. Так списываются детали и выделяются сотни тысяч гривен на несуществующие ремонты.

Таких специалистов в аппарате МО работает 15 человек, а по стране больше тысячи. И все они требуют прохождения «аттестационной» комиссии.

Хочу сказать, что по военпредам комиссия рекомендовала полный пересмотр функционала этой службы.

– Насколько важным фактором были морально-этические качества?

– Для таких позиций – ключевыми. Мы пытались таких людей убрать с должностей, где речь идет о распределении ресурсов.

– А могли тесты быть ошибочными?

– Над ними работали очень компетентные HR. В тесте было более 350 вопросов, которые настолько по-разному формулировались, что систему невозможно было обмануть.

Хотя у нас был один персонаж, который все тесты сдал на отлично, но по нему уже давно было подозрение, что он просто внедренный в систему человек, и, возможно, даже специально натренированный.

Во всех случаях, где на ответственных позициях были сотрудники с высокими показателями по коммуникациям и низкими моральными качествами, комиссия рекомендовала министру обороны перевести на другие должности, чтобы минимизировать потенциальный ущерб.

– Алексей, какой ключевой вывод сделали волонтеры, благодаря вот этому проекту?

– Мы, во-первых, еще лучше стали понимать «подводные камни» министерства. Увидели чиновников среднего уровня, среди которых оказались адекватные специалисты с высокими моральными качествами и западным образованием. Мы их рекомендовали продвинуть по карьерной лестнице; некоторых перевели на более высокие позиции.

Ключевой вывод – что вид «изнутри» министерства не такой уж и удручающий. И есть позитивные результаты, в том числе по кадровой политике.

Второй важные момент: волонтеры, по сути, инициировали глубокое погружение заместителей министра в то, как работает министерство не с точки зрения процедур – а с точки зрения людей. Они увидели проблематику не через доклады своих подчиненных, а через общение с непосредственными исполнителями.

Например, стало понятно, почему такая проблема с жилищными вопросами. Потому что если бы ими занимались люди с более высокими моральными качествами – строительные компании МО в предыдущие годы не работали бы как «МММ»: начинали один объект, не достраивали, бросали, начинали следующий, вытаскивали деньги из бюджета на подготовку других, и так по кругу.

Так мы изучали практически все существующие проблемы в МО через общение с исполнителями и руководством.

Поднимается какая-нибудь проблемная тема: исполнитель рассказывает свое видение, руководитель департамента своё – и профильный замминистра поясняет суть уже с другой точки зрения.

Отсутствие единой информационной системы – ключевая причина потери ресурсов и коррупции

– Параллельно с профессиональной проверкой кадров вы проводили обучение волонтеров. Это была попытка найти среди волонтеров нужных специалистов?

– Проект обучения волонтеров, который прошли 102 человека, решал несколько иные задачи.

Во-первых, за два года войны многим волонтерам все же надо было дать базовое понимание, как устроено министерство, какова логика принятия решений, кто и за что отвечает.

Зачем это нужно? Чтобы волонтеры понимали, какими ресурсами обладает МО, и могли помогать бригадам напрямую решать вопросы. Потому что многое из помощи, которую военные просят у волонтеров, можно получить в МО.

Плюс, это еще и систематизация работы самих волонтеров. Плюс работа волонтеров в рабочих группах МО, ГШ и Комитета реформ над системными изменениями.

Второй момент – это коммуникация внутри самого волонтерского сообщества.

У нас было пять групп по 20 человек. После недельного обучения они все между собой общаются и решают общие задачи еще быстрее. Теперь это – команды.

Программу обучения мы подготовили не за грант, а сами, вместе с Национальным университетом обороны Украины.

Опыт волонтеров был очень полезен и военным. Понимание теории и наличие практики делает людей еще более эффективными. Коммуникация налажена не только между людьми, но и внутри представлений о реальном положении дел.

– Как дальше будет развиваться этот тренд? Рассматриваются ли эти, уже профессиональные волонтеры, как кадровый резерв?

– Волонтеры – одна из самых патриотических прослоек населения. Для того чтобы перезапустить процессы в стране, нужно, чтобы 5-10% имели примерно одинаковый взгляд на вещи и могли объединиться, чтобы предложить новые решения.

Сейчас мы с международным и кадровым департаментами готовим новую программу обучения совместно с несколькими посольствами.

Задача: создать пилотную программу обучения за рубежом по узким специализациям примерно для 40-50 гражданских, чтобы они по возвращению работали на контракте с МО.

Западные партнеры нас в этом поддерживают.

Сейчас мы работаем над тем, каковы должны быть гарантии, чтобы эти люди вернулись именно в МО на те должности, ради которых они выезжали.

– Как вы работаете с Проектным офисом?

– Мы координируемся и двигаемся вместе. Фактически, совет волонтеров при МО – это такие медиаторы процесса.

Мы сейчас задействованы во многих процессах. Например, в разработке антикоррупционной составляющей, которая будет включена в новую IT-систему, над которой сейчас работают, в том числе, и волонтеры.

Потому что мы столкнулись с тем, что нет вот этой единой информационной системы (инфраструктуры) и это ключевая причина потери ресурсов и коррупции.

Огромное количество программ не синхронизированы между собой, из-за чего невозможно увидеть общую картину.

Если нет электронного учета ресурсов – у тебя нет чёткого понимания расходов, где что числится, как расходуется и планируется. Это касается всех ресурсов – от носков и трусов до вооружения и начисления зарплат.

– То есть, волонтеры выступили еще и этакими «архитекторами» системы МО?

– К нам обратились ребята из 92-й бригады, попросили помочь им сделать локальный проект для кадрового учета, потому что у всех всё в основном на бумаге или в Exel. Они попросили написать программку.

Я подключил волонтеров-айтишников. В процессе постановки техзадания мы столкнулись с тем, что надо писать уже не только по кадровому учету, а в том числе и по финансовому и материальному обеспечению.

Начали с мелкого проекта – а сейчас собрали рабочую группу айтишников, которые работают над проектом АК «Бригада», которая объединяет учет всех ресурсов.

Также мы инициировали и запустили анализ всех существующих программных систем и «железа» в МО с целью создания единой информационной инфраструктуры ВСУ. Уже прописана «дорожная карта» создания IТ-инфраструктуры, которая согласована с принципами развития, заложенными в СОБе, и утверждена министром обороны.

Это один из важнейших шагов, который мы сделали за последнее время. И он приведет к тому, что реализация такой системы серьезно усложнит возможность коррупционный махинаций с обеспечением на системном уровне.

Многих это не будет устраивать – но мы готовы бороться за будущее нашей армии.

Информация о материале

Опубликовано: 04 августа 2016