Главная
Сладкая парочка
Она подошла первой. Спросила, не знает ли он, принимают в этой глуши платиновые кредитки или нет. Он не знал, но надеялся, что принимают. Она была хороша: блондинка лет тридцати, в облегающей черной кожаной юбке и белоснежной блузе, накрашенная искусно, надушенная тонко. Олеся Судзиловская времен «Мусорщика».
- Я Джулия, — девица манерно выпятила изящную ручку с тремя дорогими перстнями на тонких пальчиках. Ногти ее были длинными, наращенными, с какими-то причудливыми павлинами и стразами.
«Интересно, как она посуду моет?» – подумал он и тут же отругал себя за глупость: девки с такими ногтями посуду не моют.
- Ник, — поцеловал пальчики, — а давайте, Джулия, покинем этот островок разврата и пьянства?
Джулия посмотрела на восточный зал ресторана «Мечта миллионера», по которому дефилировали тонконогие пери в расшитых шароварах и лифчиках, и согласилась. Ник вызвал по телефону такси.
- Это Верту? – спросила Джулия.
- Что? – не понял он. – Ага, Верту… Купил в московском салоне месяц назад. У Тимати такой же.
- Тимати…, — скривилась Джулия, — я с ним однажды встречалась в Каннах. Простой парень. Но музыка его мне не нравится. Я предпочитаю бродвейские мюзиклы. Кстати, у меня есть последняя запись «Кошек».
Ник сделал вид, что ему это страшно интересно.
- Поедем к тебе? – спросила Джулия.
- Это невозможно, детка, — ответил Ник, — у меня в квартире ремонт. Я недавно выкупил этаж над моей берлогой, сейчас там строители работают над лестницами. Знаешь, у меня шестнадцатый этаж, весь мой, вот еще и семнадцатый захотелось. Сплю на работе, в кабинете. Там диван такой классный, из Эмиратов привезли по заказу. Но туда лучше не ехать. Давай к тебе?
«Женат, — разочарованно подумала Джулия, — вот и врет насчет ремонта».
- А у меня дома муж, — ответила она, — ему в обед сто лет, спит сейчас, но нас услышит. Не хотелось бы, знаешь, лишиться кучи денег в швейцарском банке и бриллиантов.
- Я тебя понимаю, — кивнул Ник, — тогда куда?
- А у меня квартирка одна есть, — шепнула Джулия, — конспиративная… Ты в шпионов любил играть в детстве?
Ник расхохотался. Квартирка, в которую Джулия привела его, имела вид крайне неухоженный. В кухне на обеденном столе вместо клеенки лежали газетные листы, утробно рычал старый «Саратов», тахта в единственной жилой комнате пахла кошками и дешевой водкой, телевизор в углу показывал лишь черно-белое изображение.
- Перенесемся в СССР, — сказала Джулия, нарезая на старой деревяшке ветчину и разливая по граненым стаканам дорогое шампанское.
- Перенесемся, — кивнул Ник.
После второго стакана шипучего вина он придвинул девушку к себе. Джулия закрыла глаза в предвкушении поцелуя, сладкого, как «Бейлис», крепкого, как текила, жаркого, как солнце Лазурного берега. Почувствовала крепкий удар в челюсть и оказалась на полу возле тахты. Когда она пришла в сознание, Ник деловито связывал ей руки и ноги невесть откуда взявшейся веревкой.
- Только пикни, сука, — прошипел он сердито, — сразу перышком горло пощекочу. Давай кредитку свою платиновую, лопатник, котлы, брюлики. Тебе твой папик еще купит, а мне жрать охота. Нахлебался баланды за пять лет у хозяина.
- Э-э-э… Нет у меня ни папиков, ни кредиток, — перепугано принялась шептать Джулия, — я вообще на мели сейчас.
- Хорош мне тут гнать, — оборвал ее Ник, — сама сидит тут упакованная, в рыжье, а я…Гони, баблосы, кукла, я считаю до десяти, на том свете тебе бабки все равно не понадобятся! Один, два, три…, — он зевнул, — четыре, пять.., — Ник опрокинулся на тахту и смачно захрапел.
Джулия дернула веревки. Отлично, гад, узлы завязал, как моряк какой. И сколько ей тут куковать, пока этот мажор от клофелина очухается? Верка, хозяйка хаты, взяла деньги и ушла к дружкам бухать, она раньше четверга не появится, а сейчас вечер воскресения. Джулия завыла:
- Люди! Помогите!
За стенкой пенсионер Гаврилов разбирал кровать. Его жена, главная сплетница подъезда, Нюра, торчала у электрической розетки с банкой, прислушиваясь к женским завываниям.
- Не иначе, как Вера какую-то сумасшедшую к себе пожить пустила, — недовольно пробурчала она.
- Тебе дело? – огрызнулся Гаврилов. – Ложись спать.
На втором часу непрекращающихся просьб о помощи Нюра вызвала милицию. Оперативники обнаружили в квартире алкашки Веры, сдававшей свое жилье за умеренную плату темным личностям, воровку-клофелинщицу Юлю Белку, недавно выпущенную на свободу с чистой совестью и гоп-стопщика Коляна Москвича в довольно пикантных позах. Колян храпел, вернее, хрипел в дорогом костюме на вонючей тахте. Белка валялась связанной на полу. Приехавшие медики констатировала тяжелое состояние Москвича, вызванное передозом клофелина, Белку забрали в отделение. Кое-как разобравшиеся в этой непростой ситуации опера представили, как очухавшийся Москвич напишет заяву на Белку, а она – ответную на Коляна, и два недавно освободившихся преступных элемента снова попадут на нары, от души посмеялись.
Колян пришел в сознание и на Белку стучать отказался наотрез.
- Давление у меня, начальник, — сказал он следователю, — я этот клофелин сам себе купил и сам выпил. Девка не при делах. А связал ее, потому что секс люблю жесткий. Садист я. Но идейный.
Белка созналась, что сама попросила Коляна связать ее и бросить на полу. Сюжетно-ролевая игра «Охотник и жертва» называется. Очень популярна среди отдыхающих Лазурного берега.
В день выписки Коляна из больницы Белка ждала его на улице с пакетом. Из полиэтилена выглядывала бутылка водки и палка салями.
- Слышь, кореш, а Верту у тебя настоящий? – спросила она с ухмылкой.
- Не, подделка, — признался Москвич.
- Юлька, — Белка вытянула руку с обломанными ногтями (ну не было в камере маникюрши, там только бляди сидели и старушка, которая своего студента-квартиранта грохнула, ее еще бабушка Раскольникова прозвали) и хихикнула.
- Колян, — важно отозвался Москвич.
- Информация о материале
Интервью с угонщиком: поймай меня, если сможешь
«Гонорар за угон автомобиля класса Toyota Land Cruiser 200 составляет 500-700 тысяч рублей – как договоришься, – рассказывает мой собеседник, предложивший называть его Андреем. – У нас работает группа из трех человек, по опыту это оптимальное количество для угона. Наше дело – угнать машину и доставить до точки, где произойдет обмен с заказчиком. Сбытом мы не занимаемся».
С Андреем мы встречаемся на нейтральной территории. Он не похож на стереотипный образ преступника и подкупает умным внимательным взглядом и отсутствием явных воровских замашек. Поселится по соседству – будешь думать, что живешь рядом с владельцем небольшого бизнеса.
Сразу охлажу пыл тех, кто при виде гонораров загорелся мыслью стать угонщиком. Угон серьезной машины требует серьезного оборудования: скажем, стоимость иных электронных приспособлений может достигать 1,5 млн рублей, а всего на дело преступная группа берет оборудования на несколько миллионов. Но угнать машину – это одно, а что с ней делать потом – совсем иной вопрос.
Что касается угонщиков, вдохновленных Интернетом, которых Андрей презрительно называет «марамойками», эти обычно специализируются на недорогих плохо защищенных машинах, с горем пополам сбывая их за копейки. Именно эти товарищи чаще всего попадаются в лапы полиции и получают сроки, позволяя улучшить статистику раскрываемости.
Рынок в законе
В статистике угонов иномарок доминируют японские машины. От города к городу список предпочтений меняется, но в любом случае угонщики склонны прикипать к какой-то марке, и чаще всего это Toyota, Honda или Mazda. Почему?
«Мы работаем под заказ, поэтому не выбираем, что именно угонять. Мне дают марку, модель, цвет, год, комплектацию, я ищу подходящий автомобиль. Почему его выбрали и что с ним будет, меня не интересует. Спрос формируют «барыги» и представители заказчика», – отвечает Андрей.
Из дальнейших ремарок я понимаю следующее: высококвалифицированное угонное дело работает по тем же законам, что обычный бизнес. Важно не просто угнать машину, а заработать на ней. Условно говоря, нужно «отбить» риски и стоимость оборудования, необходимого для угона. Поэтому спросом пользуются модели, отвечающие двум основным критериям: популярные и достаточно дорогие. На популярные модели больше спрос заказчиков, на дорогих больше навар. И японские автомобили, видимо, имеют оптимальное соотношение этих качеств. Та же Toyota Camry– один из самых продаваемых автомобилей стоимостью более миллиона рублей.
Попутно Андрей говорит, что японские машины имеют слабую «естественную» защиту от угона по сравнению, к примеру, с дорогими немецкими авто.
Нередко угон заказывают владельцы машин, разбившие их в серьезном ДТП, чтобы восстановить пострадавший авто деталями с угнанного. Поэтому в группе риска находятся марки, популярные у криминалитета. Наконец, сказывается техническая инерция: для работы с определенным кругом марок нужно определенное оборудование, поэтому угонщикам выгоднее специализация. Скажем, в городе, где живет Андрей, не угоняют немецкие автомобили премиум-класса – нет нужных «гаджетов» или «игрушек», как их называют угонщики. Он прогнозирует, что волна угонов «немцев» начнется через год-полтора, когда до регионов дойдет оборудование из Москвы. В столице с угонами «бумеров» полный порядок: cкажем, BMW X6 в лидерах списка.
На другом полюсе находятся «Лады» – их тоже угоняют часто, но в основном менее квалифицированные угонщики, пользуясь их слабой защищенностью и высоким спросом на запчасти. Гонорар для профессионалов за угон «Приоры», к примеру, составляет 40-45 тысяч рублей, но «любителю» столько не заплатят: наркоманы стараются и за 10 тысяч.
Далее Андрей говорит фразу, которой я ждал: защитить машину от угона на 100% невозможно в принципе. «Если есть заказ, заберут все равно», – говорит он.
Тем не менее из контекста я понимаю, что угонщики идут по пути наименьшего сопротивления, и если есть возможность, предпочитают машину с наиболее слабой обороной.
Распорядок ночи
«Мы забирали автомобили даже с охраняемых стоянок, – говорит Андрей. – Под утро у любого человека начинается состояние дремоты, мы просто ждем момент. Сам угон занимает 3-5 минут: охранник не успевает ничего понять».
Группа Андрея специализируется на дорогих машинах. Предварительно узнаются подробности: привычки владельца, тип противоугонных средств и другие нюансы. «Рыбачат» (выслеживают) у супермаркетов или на местах постоянной парковки «клиента», и подъезжают к нему дважды: первый раз для сканирования и разведки, второй – для угона.
Я спрашиваю, может ли человек почувствовать, что за машиной следят?
«Только если он очень подозрительный, нервный, может сработать чуйка, – отвечает Андрей. – Но обычно следят из припаркованной недалеко машины, и это может быть стоянка у работы или супермаркета. Половина дела выполняется с помощью электронных устройств».
Угоняют обычно ночью от дома или с парковки. С собой приносят необходимое оборудование, один человек стоит «на палеве», двое работают по ситуации.
После разблокировки краденую машину перегоняет самый «малоценный» член бригады, который находится на начальной ступени воровской иерархии.
Перед угнанным авто идет машина сопровождения, определяющая дислокацию постов ДПС. Связь держат по рациям или сотовым телефонам.
«Я обычно покупаю дюжину телефонов и дюжину симок, зарегистрированных на бомжей, – говорит Андрей. – После дела все это сжигается».
На угнанный автомобиль ставятся «доски» – фальшивые номера. «Обычно буквенно-цифровая комбинация повторяет госномер существующей машины такой же модели, года и цвета, чтобы в случае остановки ДПС не было подозрений. «Доски» стоят примерно 10 тысяч рублей – даже голограммы есть», – говорит Андрей.
А как же VINы, удивляюсь? «А их никто не проверяет, – отвечает собеседник. – На моей практике такого не было. К тому же если угнали Lexus, за руль садится солидный человек, так что подозрений – минимум».
Если заказчик из другого города, машина сразу направляется на выезд. Если работают с местными – в отстойник. Здесь могут провести дополнительные работы, например, отыскать «маячки» и антенны спутниковых сигнализаций или завершить разблокировку машины. Не всегда противоугонные системы нейтрализуются прямо на месте угона: бывает, до отстойника машину гонят на одной передаче, без работающих приборов или фар, а то и с наполовину затянутым ручником: так запутывают некоторые противоугонные системы.
Насчет планов «Перехват» и прочих антиугонных мер Андрей высказался скептически: «Суди сам: в три часа ночи машину забрали, в 8 утра владелец обнаружил пропажу, в 9 часов объявили план «Перехват». Где машина будет в это время?»
Поддельные документы на автомобиль готовятся заранее, причем, цена зависит от необходимого качества подделки. Скажем, технический паспорт могут изготовить за 10-30 тысяч рублей, номера – за 10 тысяч. Естественно, если машину готовят к продаже, делаются документы более высокого уровня, а номер кузова перебивают так качественно, что отличить от настоящего сможет только эксперт с помощью лабораторных методов.
Обычно угоны организуются ради трех сценариев. Самый очевидный – последующая продажа по поддельным документам, нередко в другом регионе. Продажей, по словам Андрея, занимаются «барыги», которые обозначают угонщикам, что пользуется спросом и по какой цене. Способов «легализации» довольно много: могут заимствовать номер кузова и документы от такой же битой машины, могут создать автомобиль-клон – по документам он будет идентичен существующей машине, владелец которой не подозревает о наличии этакого близнеца.
Второй сценарий – разбор на запчасти. Иногда их продают, иногда используют для восстановления разбитого автомобиля клиента.
Бывают и мошеннические схемы, например, владельцы машины вступают в сговор с угонщиками, отдавая им «гонорар» и получая впоследствии страховую выплату.
Проще пареной репы?
3-5 минут на угон – признаться, это выглядит бравадой, хотя серьезный вид моего собеседника не предполагает шуток. Если речь о примитивной сигнализации, да еще с автозапуском, охотно верю. Но ведь мы говорим про машины, владельцы которых не жалеют денег на хорошую диалоговую сигнализацию, механические противоугонки, дополнительные иммобилайзеры...
Андрей говорит, что вскрывается все: просто для угона необходимы голова, руки и определенный набор оборудования, часто дорогостоящего.
Но нередко все еще проще: либо владелец пожалел денег на серьезный противоугонный комплекс, либо сам набор компонентов неудачный, либо установка. Иногда угонщикам удается найти брешь в системе, которую обыватель считает весьма надежной.
Штатный иммобилайзер, говорите? Есть десяток способов обмануть его, например, с помощью «заводилки» – устройства, которое подключается в салоне автомобиля к диагностическому разъему и вводит контролер двигателя в сервисный режим, прописывая новый ключ.
Дополнительный иммобилайзер с меткой и диалоговым кодом добавляет угонщику сложностей, но не является непреодолимой преградой. В крайнем случае приносят с собой всю топливную систему от насоса до форсунок и заменяют ей штатную. Неужели и в этом случае требуется лишь несколько минут?
«От квалификации зависит, – говорит Андрей. – Но для профессионала – где-то так».
Код-грабберы маскируются под брелоки обычных сигнализаций
Некоторые сигнализации так и вовсе можно записать в лучшие друзья угонщика. «Сигнализация с динамическим кодом» – звучит многообещающе, но на деле вся эта «динамика» давно известна угонщиками и записана в память код-грабберов, которыми автомобиль вскрывается и даже заводится дистанционно. Работа некоторых моделей грабберов заметна «клиенту»: сигнализация глючит и не ставится на охрану с первого раза. Но есть и те, что работают скрытно (алгоритмические).
Один из специалистов в сфере безопасности рассказал о следующем эксперименте: «Как-то я сидел на парковке перед супермаркетом с код-граббером, и заводил припаркованные машины сразу после того, как владелец отходил от них. Меня поразило, что, даже видя моргание своей машины и ее запуск, большинство никак не реагировало, и лишь один владелец Toyota Land Cruiser прибежал на парковку, долго оглядывался и затем уехал».
Вообще, производители сигнализаций подчеркивают, что основная их функция – это именно сигнализация, оповещение владельца о каких-то проблемах. Особых противоугонных свойств сама по себе сигнализация обычно не имеет, а иногда и снижает их.
Впрочем, есть тип «сигналок», которые хотя бы не помогают угонщикам: речь о системах с диалоговым индивидуальным кодом, которые невозможно вскрыть с помощью код-граббера. Разумеется, и такую сигнализацию можно устранить физическим воздействием, но как минимум она защищает от среднеквалифицированных угонщиков, а также от краж личных вещей из салона.
«В этой области идет гонка вооружений, – говорит Андрей. – Производители выпускают что-то новое, но и вторая сторона не сидит без дела. У нас есть друзья по всей стране, мы обмениваемся опытом, получаем информацию о новом оборудовании и методах...»
В этот момент мне кажется, будто мы говорим о чем-то вполне законном: командировки, обмен опытом, презентации оборудования... Угонное дело превратилось в высокотехнологичный бизнес с криминальной подложкой.
Считается, что альянс сигнализации и механического блокиратора практически спасает от угона. Многое зависит от типа блокиратора, в частности от личинки его замка. Замки с пиновыми механизмами нередко вскрывают «бампингом» – довольно примитивным способом, дающим на удивление хорошие результаты. Есть замки, устойчивые к бампингу (с дисковыми механизмами), но и в них порой находятся бреши и конструктивные просчеты. Иные замки нельзя вскрыть подручными средствами, и тогда угонщики используют спецоборудование. На хороший блокиратор может уйти до 15 минут, а это делает угон весьма рискованным занятием.
днако пусть эти откровения не подведут вас к мысли, что защищать машину не надо – мол, угонят все равно. Еще как надо! Угонщики умеют оценивать свои риски, и при наличии выбора из нескольких одинаковых машин остановятся на той, у которой самый самоуверенный хозяин. Тот, что ограничился недорогой сигнализацией и бросил авто во дворе.
Впрочем, есть и другие способы защиты авто. «Как я сказал, угнать можно любую машину, но у профессионалов спросом не пользуются автомобили с противоугонной маркировкой и аэрографией, – говорит Андрей. – Один раз мы проколились на сотовом телефоне, который владелец надежно спрятал в машине и подключил к бортовой сети. Во время угона мы пользуемся «глушилками», которые подавляют радиосигналы, но «глушилки» тоже дают сбои и, кроме того, не работают вечно. Если телефон или GSM-маячок спрятан надежно, есть вероятность, что он сообщит владельцу координаты машины».
Причем маячки предпочтительней: большую часть времени они ведут себя пассивно, не позволяя запеленговать их, и выходят на связь с владельцем лишь через определенный интервал времени.
Специалисты из МВД говорят, что маркировку нельзя считать стопроцентной защитой, поскольку фактически ее никто и никогда не проверяет. Некоторые щепетильные банды не связываются с маркированными машинами, тогда как их менее разборчивые коллеги могут не придать этому факту никакого значения.
То же касается аэрографии: она может защитить от угона с целью последующей перепродажи, но если машину уводят под запчасти – вряд ли.
Вообще, для защиты от угона самое эффективное – это обратиться в компанию, которая не просто «банчит» сигнализациями, а длительное время профессионально создает и устанавливает противоугонные комплексы. Для защиты автомобиля важен не только набор компонентов, но зачастую и творческий подход бригады установщиков: иногда удается сбить с толку даже опытного угонщика.
Что делать?
Один из сотрудников правоохранительных органов, комментируя ситуацию, сказал: «Угонный бизнес высокодоходный и высокоорганизованный. Он располагает деньгами на оборудование, специалистов и подкуп сотрудников полиции. Бороться очень сложно».
Сложно бороться и потому, что статья 166 УК РФ предусматривает не самое суровое наказание: так, можно отделаться штрафом или получить условный срок, а если и заключение, то на срок до пяти лет (если в одиночку и без насилия) или до 12 лет (с применением насилия).
Угонщики знают особенности УК, поэтому многие принципиально не связываются с разбоем и другими видами преступлений, вроде кражи ключей. Наибольшая вероятность быть пойманным у самого малоопытного члена группы, который перегоняет автомобиль, а поскольку теневой бизнес имеет длинные руки, за свое деяние злоумышленник нередко получает условный срок, штраф, в крайнем случае пару лет заключения, выходя по УДО через год. При доходах в несколько сотен тысяч рублей в месяц, многие готовы терпеть подобные «неудобства».
На осенней сессии Госдумы рассмотрят вопрос об ужесточении наказания за угон. Предлагается исключить из него штрафы и условные сроки, а реальные повысить до 15 лет лишения свободы. Впрочем, разговоры об этом ведутся с начала нулевых годов.
Кто-то справедливо заметит, что есть еще понятие кражи автомобиля, и за него по статье 158 УК РФ наказание более серьезное, но воровской процесс организован таким образом, что в самой рискованной фазе операции – транспортировке машины до «отстойника» – злоумышленник совершает именно угон. Ведь доказать его намерение присвоить чужую собственность практически невозможно.
В руки полиции обычно попадаются молодые малоопытные угонщики
Представитель МВД, специализирующийся на расследовании автомобильных краж, так прокомментировал ситуацию: «Действительно, если угонщик попался в первый раз и в одиночку, бывают прецеденты, что он отделывается весьма мягким наказанием, иногда даже подпиской о невыезде. Но сейчас руководство МВД стало уделять этой теме повышенное внимание, и наша работа – в том числе предоставлять суду доказательную базу, подтверждающую, что человек работал в составе группы и имел целью коммерческую выгоду (то есть совершал кражу). Это непросто, зачастую требует сбора большого количества доказательств, но это работает: так, недавно задержанная нами банда угонщиков получила сроки от 7 до 11 лет лишение свободы. Бывает, конечно, что угонщики получают по три года лишения – все зависит от ситуации».
Разговор с Андреем позволил взглянуть на проблему с другой стороны: бесполезно ловить угонщиков, как таковых. Это профилактическая мера, вроде подрезания кустов, которое не убивает корень. Поймаешь десять – на их место придут еще двадцать любителей экстрима и легких денег.
Борьба с угонным бизнесом – это прежде всего создание барьеров для легализации краденого транспорта. Пока же наблюдается обратная тенденция. Так, отмена сверки номера двигателя, по словам угонщика Андрея, пусть не сильно, но облегчила жизни его коллегам. Из этой же оперы отсутствие единой базы данных угнанных транспортных средств, отсутствие практики регулярной проверки VIN-номеров и так далее. Нынешние препоны, по сути, мешают угонщикам-любителям, которые в эйфории от покупки код-граббера хватают первую попавшуюся машину и толком не знают, что с ней делать. Профессионалы прекрасно осведомлены не только о методах угона, но и способах минимизации своих рисков.
Остается надеяться, что ужесточение Уголовного кодекса для угонщиков будет сопровождаться и другими мерами по борьбе с этим бизнесом: от создания надежной базы данных похищенных авто до регулярной проверки маркировки на автомобилях и запасных частях.
- Информация о материале
Искусство войны
Война – это великое дело для государства,
это почва жизни и смерти,
это путь существования и гибели.
Мудрые изречения китайского полководца Сунь Цзы получили известность не только в древнем Китае. Его трактат "Искусство войны" популярен среди современных западных менеджеров, юристов, тренеров и других граждан, стремящихся к победе. По-видимому, без военной философии не обойтись и участникам украинского политического процесса.
Может ли Янукович проиграть выборы? Не только нынешние парламентские, а выборы вообще? Вопрос чисто риторический. Ведь если Виктор Федорович проиграет, это будут уже не выборы, а боевые действия. И если кто-то хочет отстранить его от власти, нужно готовиться не к голосованию, а к войне.
Бросай своих солдат в такое место, откуда нет выхода, и тогда они умрут, но не побегут. Когда солдаты подвергаются смертельной опасности, они ничего не боятся; когда у них нет выхода, они держатся крепко.
Бывалый боец Виктор Федерович Янукович зашел слишком далеко, чтобы отступить и уйти по-хорошему.
Всем ясно, что Янукович будет стоять насмерть. После расправы c Тимошенко цена украинской власти резко возросла. Теперь она служит не только гарантией собственности, но и гарантией свободы, и никто не откажется от власти из-за такого пустяка, как нелюбовь избирателей.
Наши выборы сохраняют состязательный характер лишь постольку, поскольку это не грозит сменой режима.
"После победы мы объявим Януковичу импичмент!" "После победы мы отберем у него Межгорье!" "После победы руководство Партии регионов пойдет под суд!" Эти оппозиционные угрозы фантастичны, но довольно поучительны.
Они побуждают задуматься о цене и средствах гипотетической победы – победы, после которой побежденный гарантированно теряет все. Чтобы ее добиться, необходима куда более ожесточенная битва, чем оранжевые события 2004-го.
Антиправительственные силы к ней явно не готовы. И не факт, что будут готовы через три года, когда подоспеет президентская кампания.
Если знаешь его и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь, другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение.
Романтики, грезящие о перерастании выборов в народную революцию, так и не познали самих себя и собственный успех восьмилетней давности. Мечтая о новом Майдане, они не разобрались в победных факторах старого Майдана.
Оранжевая оппозиция располагала колоссальными ресурсами, прежде всего людскими. Такую армию сторонников невозможно собрать, просто ругая старые порядки, – нужна реальная надежда на новую жизнь. Реальная, но в то же время достаточно расплывчатая, чтобы привлечь абсолютно разных людей – либералов, националистов, левых, скромных обывателей с их приземленными желаниями. В 2004-м каждый видел светлое будущее Украины по-своему, но верили в него все.
Важную роль сыграл и ненадежный вражеский тыл в лице президента Кучмы. Леонид Данилович не собирался идти на крайние меры ради Виктора Федоровича.
Наконец, главное: восемь лет назад Янукович недооценил оппозиционные возможности. Донецкая команда была уверена, что все схвачено, и вдруг получила ассиметричный ответ. Майдан стал нестандартным, неожиданным, неординарным ходом, что и предопределило его ошеломительный успех. Противники Януковича не просто были сильны – они оказались гораздо сильнее, чем могла предположить застигнутая врасплох власть.
Если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко.
Увы, сегодня недооценка оппозиционной мощи едва ли возможна. Никаких скрытых резервов у борцов с режимом нет. Затасканные лозунги уже не вызывают должного резонанса в массах. Социологические данные наводят тоску.
Теоретически власть могла бы выиграть выборы даже без грубых махинаций и репрессий, хотя все это используется активнейшим образом.
Правящий режим полностью контролирует ситуацию, но все равно нервничает. События 2004-го наградили Виктора Федоровича паранойей – он боится все-таки недооценить врага, прозевать сосредоточение крамольных сил, пропустить тайный антиправительственный маневр.
Когда-то обжегшись на Майдане, власть жаждет перестраховаться и лишний раз придавить задавленных.
Например, ведущие украинские СМИ уже давно стреножены, а оппозиционные голоса вроде ТВі рассчитаны на замкнутую аудиторию, и без того настроенную против Януковича. Реальной угрозы для Банковой они не представляют, но это не удерживает власть от жесткого прессинга.
Зрелище весьма удручающее: сила, рассчитанная на грозного противника, задействована против бессильных. Лучников и копейщиков забрасывают атомными бомбами, в зародыше уничтожая малейшую возможность победы. Беднягам остается лишь одно – надеяться, что с Януковичем покончит кто-то другой. Или что-то другое.
Сто раз сразиться и сто раз победить – это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего – покорить чужую армию, не сражаясь.
Реалисты из оппозиционного лагеря сознают собственную слабость и рассчитывают сокрушить режим чужими руками. Таких рук две – Запад и Кризис. Считается, что достаточно выждать, и они принесут победу на блюдечке.
От цивилизованного Запада ждут максимально жесткой оценки предстоящих выборов, суровых санкций и полной международной изоляции "донецких". А экономический кризис, уже стучащийся в двери и готовый разгуляться вскоре после выборов, должен окончательно выбить почву из-под ног Януковича.
Допустим, так и произойдет. Но, как бы туго ни пришлось Виктору Федоровичу, он все равно будет драться до последнего – другого выхода у него нет. Да, против Запада и Кризиса украинский режим бессилен. Поэтому власть начнет с удвоенной силой бить противника, находящегося на виду, – все тех же вредных смутьянов, оппозиционных активистов, строптивых журналистов.
По мере ухудшения ситуации будет прогрессировать и паранойя Банковой. Новые невзгоды и провалы выльются в усердную охоту за майданными ведьмами. И почему-то с трудом верится, что в конце концов именно эти несчастные станут победителями.
Войско, долженствующее победить, сначала побеждает, а потом ищет сражения; войско, осужденное на поражение, сначала сражается, а потом ищет победы.
Можно долго рассуждать о неизбежном крахе прогнившей и некомпетентной власти. Но кто решил, что она рухнет к ногам передовой общественности?
За время правления Януковича демократы и патриоты трижды поднимали население на бой с режимом: протесты против Харьковских соглашений, акции в защиту Тимошенко, "языковой майдан". Ничего не вышло. А когда в Украине вспыхивали стихийные экономические волнения, идейным борцам с Януковичем не удавалось воспользоваться благоприятной ситуацией.
И если всеобъемлющий кризис принесет кому-то победу, то, скорее всего, это будут совершенно другие люди. Те, чью силу Янукович недооценивает, а лояльность – переоценивает. Те, кто обладает солидными ресурсами и может ударить по Банковой с тыла.
Они не станут сражаться без толку, надеясь на будущую победу, – они сначала окажутся фактическими хозяевами положения, а потом выступят против Януковича и возьмут власть.
К сожалению, трудно рассчитывать, что гипотетические победители будут честнее, демократичнее и патриотичнее Виктора Федоровича. Хорошо, если они хотя бы окажутся умнее.
- Информация о материале
Cколько геев в парламенте
Если не о чем говорить перед выборами, надо говорить о русском языке. Если этот ресурс исчерпан, надо говорить о гомосексуализме. Тема простая, возбуждает многих и, что главное, не раскалывает общество пополам, а наоборот, объединяет и правых, и левых, и зеленых, и голубых (в хорошем смысле этого слова), и коричневых.
После того как парламент в первом чтении принял законопроект, который, во-первых, противоречит некоторым нормам Конституции, а, во-вторых, до сих пор глобально не волновал общество, все мы оказались в ситуации, когда у нас появилась новая тема для обсуждения на кухнях, в Интернете и транспорте. Правда, следует заметить, эту тему начали раскачивать еще полгода назад, очевидно, чтобы как раз перед выборами мы поговорили о правильных и неправильных мужиках. Суть этих разговоров, безусловно, выгодна партии власти — ведь абсолютное большинство общества негативно относятся к гомосексуализму. Та же часть, которая толерантно относится к сексменьшинствам, да и сами они в целом, вряд ли являются сторонниками диктатур. Следовательно, перед выборами власть достигнет определенного небольшого эффекта по мобилизации своего избирателя, какой помнит лозунг 2004 года «Потому, что последовательный». Однако можно не сомневаться, что предвыборный эффект от гомофобского законодательства будет находиться в границах погрешности. Проще говоря, при самых оптимистичных прогнозах может дать 0,3–0,5% партии власти. Более того, если за данный закон зацепится «Свобода», она также может добрать те же 0,3%. Однако, принимая во внимание достаточно высокую социальную активность сексуальных меньшинств, не исключено, что Кличко и объединенная оппозиция могут набрать намного больше.
В связи с этим возникает абсолютно логичный вопрос: зачем было это делать? Ответ может быть прост — не подумали и решили, что это поможет. Однако против этой версии существует один неопровержимый контраргумент — в штабе Партии регионов сидят не идиоты, и просчитать как минимум сомнительный эффект от данного закона не так уж и сложно. Есть второй вариант — закон начинают принимать перед выборами с целью применить его значительно позже. Как здесь не вспомнить про закон о клевете, который также принимался вовсе не для того, чтобы использовать его перед выборами. Другими словами, закон принимается накануне выборов и только немножко зацепит избирательную кампанию-2012. Главная же задача закона — работать в последующие годы, накануне не только и не столько президентских выборов, сколько возможных референдумов и голосований в парламенте о вступлении в Таможенный союз и Евразийский союз с Россией.
На первый взгляд выглядит достаточно странно, чем гомосексуалисты мешают дружбе с Россией. Но в действительности ответ более чем прост — человек нетрадиционной ориентации не меньший враг, чем чеченский террорист. Дело в том, что он (она) является самым ярким символом насквозь «прогнивших» европейских ценностей. И в отличие от любителей животных, защитников свободы слова или борцов с расизмом вызывает абсолютное непонимание в украинском обществе. Собственно, он и стал лучшей мишенью для стрельбы по Европе.
Сегодня «Русский мир» держится на трех китах: на максимальном проникновении русского православия во все сферы жизни, на мифах об общей истории, из которых удалось раскрутить лишь мифы о Второй мировой войне, и, наконец, на ненависти к гомосексуалистам, которые являются олицетворением ценностей Старого Света и США. Сейчас ни в России, где эта тема мусолится уже несколько лет, ни тем более в Украине тема гомофобии не смогла занять лидирующих позиций в пропагандистской сфере. А вот как вторая линия нападения она, конечно же, имеет не только своих приверженцев, но и время от времени используется, когда нечем заполнить пропагандистские лакуны.
Как будет развиваться ситуация с этим законом дальше? Его примут, приурочив принятие к каким-нибудь выдающимся «военным действиям», когда «воинствующие православные» будут бороться с содомитами. Следует также отметить, что бороться не составит труда, ведь к силовым действиям гомосексуалисты сейчас не готовы. Власть же, разумеется, не станет мешать показательным потасовкам, а милиция займет позицию «моя хата с краю». Потом этот закон, как и все остальные подобные законы, будут использовать выборочно. Проще говоря, против политиков (их детей), имеющих нетрадиционную ориентацию и находящихся в оппозиции. Иногда будут предъявлять обвинения определенным оппозиционным СМИ. А главное — эту тему будут поднимать всякий раз, когда люди устанут от экономических неурядиц и не захотят слушать о языке. Что касается отношений с ЕС, то нам поставят очередной минусик в графе «права человека». Но для идеологов «Русского мира» этот минусик станет прекрасным пиар-инструментом. Нас заставят выбирать не между благосостоянием и нищетой, не между честными выборами и фальсификациями, а между гомосексуалистами и «настоящими мужиками».
И последнее. Перед выходом этой статьи «Комментарии» попросили нескольких парламентских журналистов и политологов ответить на вопрос, а сколько же, по их мнению, в парламенте геев. Минимальная цифра, которую пришлось услышать, — не меньше пятидесяти. Не нашлось, правда, ни одного эксперта, который захотел бы, чтобы под этим опросом стояла его фамилия. Почему? Очевидно, потому, что среди парламентских журналистов, да и вообще среди экспертов давно циркулируют мифы о «голубом братстве» в среде народных избранников. В конце концов, даже если все это и не вполне соответствует действительности, как здесь не вспомнить, что самыми ярыми украинофобами являются сами украинцы. Главными юдофобами — сами евреи. А главными гомофобами — гомосексуалисты.
- Информация о материале
«Налоговый рай» в отечественном шалаше?
Последние события вокруг изменений в налоговое законодательство и выдвигаемых по этому поводу концепций ярко демонстрируют, что, несмотря на относительно «свежий» Налоговый кодекс, закрепленная им налоговая система не устраивает не только бизнес, но и, как выяснилось, правительство и даже… саму налоговую! Это дает некоторый шанс провести наконец-то настоящую налоговую реформу. Вот только, как всегда, и правительственных, и независимых экспертов тянет на «простые», привычные решения. А это как раз тот случай, когда надо бы копнуть поглубже…
Система налоговых «хотелок»
С точки зрения экономиста, самый большой недостаток нынешней налоговой системы — это ее конфискационный характер. Этот термин не означает, что государство забирает себе все без остатка. Так называется принцип налогообложения «от желаемого» — естественно, не плательщиком, а государством. Характерный признак конфискационности — установление планов по мобилизации (слово-то какое!) налогов и таможенных платежей.
Подобная система была общепринятой в средние века, а ее отмена стала одним из основных требований буржуазных революций и одним из главных условий для революции промышленной. Ведь без равенства в налогообложении невозможна честная конкуренция, а без предсказуемости будущих платежей теряют смысл инвестиции. Какой смысл копить деньги и искать им наилучшее применение, если результат — прибыль выше средней — все равно заберет в пользу государства мытарь? Отсюда основополагающий принцип «нет налогообложения без представительства»: налоги платятся исключительно на основании закона, который, в свою очередь, принимается исключительно парламентом.
Формально у нас все так и есть. Но параллельно существует план по пресловутой «мобилизации». А из этого следует и мотивация налоговой службы: не «помочь правильно заплатить налоги», а «наполнить бюджет». Любой ценой, не особо считаясь с законом, тем более что и суду запрещают принимать решения в пользу налогоплательщиков. Поэтому до тех пор, пока существует план, самые благие попытки упростить и улучшить налоговые законы стоят немного.
Так что главной целью подлинной налоговой реформы должен стать полный отказ от конфискационного принципа, устранение любого произвола в начислении налогов. Но для этого надо вначале понять, почему конфискационная система еще не отошла в прошлое? Кому выгодно ее существование? Какими инструментами она оперирует, какие технические проблемы мешают ее отмене?
Фундаментальная причина — в самой «полуфеодальной» сущности нашего государства как части общественного порядка с «ограниченным доступом» (см. «Занимательная реформистика…», ZN.UA №10 от 16 марта 2012 года). Для такого устройства вполне характерно, что именно государство определяет, сколько оно хочет содрать с подданных, примерно так же, как рэкетир определяет ставку поборов. С ним, конечно, можно торговаться, но на его стороне сила. И единственным ограничителем выступает естественная экономическая закономерность, известная как кривая Лаффера: есть некий оптимум требований, при котором сборы максимальны. Дальше повышать давление смысла нет, больше хочешь — меньше получишь. Кроме того, такое государство стремится сделать всех своих подданных «клиентами», обязанными по гроб жизни за то, что им все же позволили жить и работать. Для этого конфискационный принцип подходит тоже как нельзя лучше: могли бы забрать все, а вот, смотрите, оставили на жизнь и даже на инвестирование. А не будете лояльны — не оставим!
Наша налоговая система — очень эффективное орудие именно такой политики. Причем, как показала жизнь, независимо от личностей: нынешняя «объединенная» оппозиция в ее бытность властью тоже не собиралась от него отказываться. А сейчас бросается в глаза, что реформировать или отменить и налоговики, и предприниматели предлагают, прежде всего, НДС, не трогая при этом налог на прибыль предприятий (НПП). Между тем, с технической точки зрения, главная проблема состоит именно в администрировании последнего налога.
Прибыль — возможно, теоретически, и справедливый, но самый неуловимый предмет налогообложения: ее легче всего скрыть или «нарисовать». Например, при рентабельности продукции в 10% и добавленной стоимости в половину отпускной цены плательщик нашел способ скрыть одну десятую продаж. Тогда обязательства по НДС уменьшатся на 20%, что тоже немало, но по НПП они вовсе уйдут в ноль! Поэтому последний относительно хорошо работает только в странах, где развитый фондовый рынок создает стимулы завышать прибыль. Но и там редко где собирают с его помощью 15—20% всех налоговых поступлений, как у нас. Такой выдающийся результат достигнут дорогой ценой. Чтобы «не допустить уменьшения бюджетных поступлений», в закон введено огромное количество ограничений, из-за которых налоговый учет имеет мало общего с обыкновенным, управленческим. Закон сложен, громоздок, двузначен, поэтому порождает множество ошибок и может трактоваться по-разному. В результате на практике сумма к выплате устанавливается путем договоренности. В таком случае план становится необходимостью, иначе весь налог будет платиться неформально, в карман инспектору. Не случайно столько стран просто отказывались от НПП или же оставляли его чисто символическим, позволяя относить на затраты едва ли не все, что угодно, включая инвестиции.
Что же касается НДС, то он гораздо хуже вписывается в конфискационную модель, и именно это, а вовсе не суть самого налога, превращает его администрирование в кошмар. Конфискационный принцип требует гибкости базы. А для НДС базой служит весь объем выпуска плательщика вместе с его поставщиками, который скрыть или, тем более, «нарисовать» куда труднее. Поэтому остаются два основных способа вытянуть из реального сектора необходимый для выполнения плана объем: не возвращать НДС экспортерам (это, кстати, вовсе не льгота — НДС заменяет налог с конечных продаж внутри страны, поэтому экспорт им не облагается по определению) и под любыми предлогами отказываться засчитывать налоговый кредит. Для узаконивания обоих вариантов нужны бесконечные проверки с целью найти нарушения на нужную сумму. И многим практикам кажется, что уж лучше поступать, как с прибылью: договорились — и все, бухгалтер «нарисует», сколько нужно. Отсюда навязчивое стремление заменить НДС чем угодно: «хай гірше, аби інше».
В защиту НДС
Главный аргумент в пользу НДС уже многократно приводился — это требования гармонизации с ЕС. Но даже помимо этого, такой налог существует в абсолютном большинстве стран мира. Конечно, не без проблем, как любой другой способ изъятия у гражданина заработанных им денег. Однако нужно отметить два больших стратегических преимущества НДС. С одной стороны, в отношении него накоплен колоссальный мировой опыт борьбы с разными видами злоупотреблений. Поэтому при желании можно собрать «консилиум» из лучших специалистов и свести уклонение и администрирование к минимуму. С другой стороны, результат можно относительно легко оценить косвенно, сопоставляя объем добавленной стоимости в облагаемых секторах (показатель, которым предприятия вряд ли сильно манипулируют) с объемом собранного налога. Учитывая, что у нас рассчитанная таким образом эффективность обложения была в последние несколько лет (заканчивая 2010 годом, более свежих данных, к сожалению, еще нет) меньше 60% (здесь и дальше расчеты выполнены доцентом КНУ им. Т.Шевченко Николаем Голованенко), а в самых отсталых странах ЕС она составляет 80%, резервы есть, и большие. Но о предложениях — дальше.
Пока остановимся на двух идеях: модернизации НДС с превращением его, по крайней мере, частично, в налог с оборота (ГНСУ) и замене НДС налогом с конечных продаж, предложенной в мае съездом предпринимателей. При ближайшем рассмотрении оказывается, что оба варианта — еще хуже.
Налог с оборота (НО), на первый взгляд, привлекателен простотой: никакого учета затрат, минимальные, даже по сравнению с добавленной стоимостью, возможности для уклонения плюс традиция советских бухгалтеров. Увы, это тот случай, когда простота хуже воровства. Такой налог по своей сути — антирыночный. Ведь он облагает каждую операцию обмена и тем самым подавляет рынок как таковой. Это было абсолютно логично в советской экономике, которая всячески стремилась изжить экономическую свободу по сугубо идеологическим соображениям, но выглядит абсурдом и анахронизмом в стране, провозгласившей курс на модернизацию. В Украине сей рудимент совка должен быть отброшен раз и навсегда, включая «госпошлины» при продаже любых товаров.
Однако, как уже неоднократно отмечалось, НО хорош для вертикально интегрированных структур. В своем интервью ZN.UA председатель ГНСУ А.Клименко, признавая этот факт, тем не менее настаивает на том, что всюду, где вертикали естественным образом выстраивались (а это преимущественно так называемые базовые отрасли), они уже выстроены, а в других отраслях выбрасывание посредников, мол, только к лучшему (см. А.Клименко: «Не может быть Налоговый кодекс перечнем застывших догм», ZN.UA №30 от 31 августа 2012 года). То есть, другими словами, его вполне устраивает, что такой налог дает огромное и ничем не оправданное преимущество «старым» отраслям, за счет которых должны были бы развиваться новые, но убивает на корню малый и средний бизнес, особенно вовлеченный в разветвленные цепочки с узкой специализацией. А на них, между прочим, держатся все инновации и высокие технологии! Да, для существующего крупного бизнеса (по странному совпадению, тесно ассоциированного с нынешней властью) НО выгоден. Для совсем мелкого бизнеса, который только оказывает услуги населению, тоже, там он уже успешно работает как единый. А для тех, кто только мечтает вырасти, налог с оборота может стать непреодолимым барьером. Впрочем, может быть, в этом и состоит цель его адептов?
Но для экономики такая консервация статус-кво (с тенденцией дальнейшего увеличения концентрации за счет укрупнения крупных и разорения мелких) смерти подобна. НО окончательно закрепит сырьевой характер нашего производства, нанесет удар по сектору услуг, торговле и пищевой промышленности, где большое количество посредников существует не ради увода денег у владельца (таких посредников 2% не отпугнут), а необходимо для самого процесса. Например, сеть супермаркетов может себе позволить закупать товары крупными партиями непосредственно у производителя, а киоск — нет. Последний и без того несет большие издержки, чем более крупные конкуренты, поскольку вынужден закупать товары через несколько рук, чтобы сформировать весь необходимый ассортимент. А налог с оборота добьет его. То же самое будет наблюдаться и в других отраслях. Таким образом, этот налог будет способствовать дальнейшей концентрации нашей и без того монополизированной экономики. Соответственно, снизятся ассортимент и качество товаров и услуг, а цены вырастут.
Кроме того, импортные товары при этом получат совершенно незаслуженную фору перед отечественными. Чтобы компенсировать одно уродство, предлагается ввести другое — повышенную ставку НДС именно на импорт. Но, во-первых, если НДС в принципе сохраняется, то остаются и все проблемы с его администрированием. Разве что, поскольку ставка ниже, то и стимулов для использования «конвертов» остается меньше, но проверок-то все равно меньше не станет, план-то налоговой делать надо! Во-вторых, дискриминация импорта, да еще и вкупе с введением дополнительного сбора на покупку валюты — это скрытые барьеры, нагло нарушающие все принципы международной торговли. В-третьих, специфика налога с оборота в том, что даже аналогичные товары и услуги несут разную нагрузку в зависимости от фактического числа стадий производства и торговли. Поэтому одна на всех ставка дополнительного НДС одних (вертикально интегрированных) незаслуженно защитит, другим — не сильно поможет. А вводить дифференциацию, как справедливо настаивают в ГНСУ, значит, плодить злоупотребления.
Не лучше обстоит дело с налогом с конечных продаж, действительно существующим в США и Японии, но не имеющим, кстати, ничего общего с налогом с оборота. По экономическому смыслу он аналогичен НДС: в обоих случаях облагается конечное потребление (а не рыночный обмен, как в случае НО!). Его преимущество в том, что, поскольку он не собирается на промежуточных стадиях, не нужно возмещать и отрицательное сальдо. Но дальше начинаются недостатки.
Прежде всего, агентом по уплате такого налога выступает только конечный продавец, поэтому на него падает вся тяжесть администрирования. И у него же самый сильный стимул уходить от налога, ведь при этом он выигрывает всю сумму, а не только свою часть, как в НДС. Соответственно, у каждого торговца кассовый аппарат, проверки по несколько раз в день, косвенные методы и прочие прелести тотального контроля. И никакого упрощенства, иначе вся торговля мигом уйдет на базары и в схемы со злоупотреблением единоналожниками (чем убьет «упрощенку», теперь уже навсегда). А ставка — не выше 10%, больше реально не удается собирать даже законопослушным американцам. Да и там подобный налог работает только за счет высокой стоимости труда: супермаркет выигрывает у уличного торговца по себестоимости столько, что может себе позволить заплатить налог. Но при такой ставке непонятно, чем перекрыть дыру в бюджете. Остается загадкой, почему предприниматели на своем съезде проголосовали за подобное новшество.
В общем, в обозримом будущем альтернативы НДС, к сожалению, нет. Но можно и нужно сделать его налогом «с человеческим лицом». Это возможно в рамках комплексной налоговой реформы, основанной на отказе от конфискационного принципа.
Налоги, с которыми можно жить?
Пока, к сожалению, реформаторы соревнуются в основном по количеству платежек: «9 налогов» от Сергея Тигипко, «7 налогов» от ВО «Батьківщина», кто меньше? На самом деле это отдает «фасадной» дерегуляцией, поскольку число налоговых платежей фигурирует среди параметров, оцениваемых рейтингом Doing Business. Поэтому уменьшением количества (не размера!) налогов так соблазнительно подменить их реальное сокращение и тем более изменение реально действующих принципов налогообложения. В действительности абсолютное большинство предприятий платят три-пять основных налогов, на которые никто из реформаторов не покушается. Поэтому облегчение почувствуют разве что некоторые специфические виды деятельности, а итоговый регулирующий эффект может быть и негативным.
В отличие от этого, отказ от мобилизации налогов означает кардинальное облегчение их администрирования. Которое, кстати, практически по всем опросам больше всего «достало» бизнес (кроме, конечно, упрощенцев), в то время как ставки отстают с большим отрывом. Поэтому система должна быть, прежде всего, простой и прозрачной; требовать минимум проверок и квалификации; не допускать разночтений и избирательного применения. Но, конечно, ставки тоже не должны зашкаливать, ибо все, что превышает 15%, в нашей стране становится предметом уклонения. Именно на таких принципах была построена упрощенная система, и именно поэтому она сама по себе действительно работала (и, будем надеяться, будет работать) цивилизованно. И, кстати, именно поэтому так плохо вписывалась в общий конфискационный принцип.
Впрочем, простота и прозрачность — не единственные свойства хорошей налоговой системы, если таковая вообще бывает.
Сразу отбросим демагогию насчет «стимулирующих» налогов: невозможно себе представить, чтобы отъем части заработанного (пусть даже в благих целях) усиливал стимулы к труду и инвестициям. С помощью налогов можно разве что направить частную инициативу или потребительский спрос в какое-то желанное для общества (или, точнее, государства) русло, то есть исказить естественные стимулы. Это успешно делают, например, акцизы. Но в остальном налоговая система должна быть, по возможности, не искажающей — этому требованию как нельзя лучше отвечает НДС. А вот налог на зарплату работает наихудшим образом, ведь занятость и доходы работающих — это как раз то, что никоим образом не нужно ограничивать.
Дальше нужно определиться с объемом налогов, который в итоге должен поступать в казну. Увеличивать давление нельзя никак, поэтому остаются два варианта: уменьшать или оставлять неизменным. Автор — двумя руками за то, чтобы уменьшать. Но это на самом деле не вопрос налогов. Собрать меньше можно всегда, достаточно уменьшить ставки. Однако для этого надо научить наше государство меньше тратить: например, не залезать в долги под 9% в евро, не «откатывать» половину потраченного на закупки и т.д. Сделать эффективнее здравоохранение и образование, социальную помощь пустить по адресу и тому подобные вещи. К сожалению, все это — дело не одного года. Поэтому пока что приходится ставить условие, чтобы итоговая сумма поступлений была не меньше или несущественно меньше нынешней.
Из предложенных до сих пор в ходе дискуссии на страницах ZN.UA требованиям простоты и однозначности отвечают два предложения: налог с оборота Александра Кирша («Великая налоговая [контр?]революция, или „Безумству храбрых...", ZN.UA №26 от 3 августа 2012 года) и универсальный налог на землю Олега Пятковского („Реформа не для наперсточников", ZN.UA №28 от 17 августа 2012 года). Но первый придется сразу отбросить, аргументы приведены выше. Налог на землю, как и на прочие редкие ресурсы, гораздо лучше. Он имеет четкий и понятный экономический смысл: ископаемые ресурсы, да и земля в значительной мере воспринимаются как общее достояние; как и любой фиксированный налог мало искажает стимулы к работе (заплатил — остальное твое!); действительно способствует более эффективному использованию редких ресурсов и создает благоприятные условия для нового бизнеса, «экономики знаний». Однако, как и всякий однобокий подход, такой налог грешит неполнотой. Поэтому приходится вводить дифференцированные ставки, разные секторные налоги и т.д., а все это — неизбежные искажения и потенциальные источники злоупотреблений.
Поэтому предлагается следующий вариант.
— Налог на доходы физлиц (НДФЛ) нужно упростить, вернувшись к плоской шкале: «чуть-чуть прогрессивная» только усложняет бухгалтерию, а всерьез вводить ставки по 40% у нас попросту нельзя. На них в свое время выросла индустрия «конвертов». Не говоря уже о, мягко говоря, спорности самой идеи прогрессивного налога. При этом плательщик должен сам отвечать за уплату налогов, чтобы каждый месяц чувствовать, что именно он содержит государство, а не наоборот. Ну и, конечно, давно пора исключить совершенно абсурдные нормы, расценивающие перевод личной собственности в денежную форму (например, продажу подержанного мобильника или детской коляски) как «доход». Сейчас только для квартир и автомобилей установлена «льгота» — наверное, потому что со всех остальных подобных «доходов» платить налог никому в голову не взбредет. Имеет смысл облагать только реально полученный доход (например, от спекуляции недвижимостью), но, конечно, определять его нужно как разность между ценами продажи и покупки (при условии, что объект куплен уже после вступления в действие этого закона). На поступления это практически никак не повлияет. А в случае сокращения единого социального взноса (ЕСВ) можно достаточно уверенно рассчитывать на рост собираемости НДФЛ за счет детенизации зарплат.
— НДС сохранить с нынешней ставкой, но в сильно упрощенном виде, с возможностью относить на налоговый кредит любые затраты, в которых он есть. Но при этом действительно закрыть дыры. В частности, возврат НДС экспортерам и взимание его с импортеров нужно жестко увязать с поступлением документов от таможенных и налоговых органов страны назначения (происхождения) об уплате или, соответственно, возмещении НДС на другой стороне и указанной при этом таможенной стоимости. Задача — свести злоупотребления хотя бы (будем реалистами) к худшим европейским показателям в 20%.
— Налог на фонд зарплаты, стыдливо называемый единым социальным взносом, стоило бы вообще отменить и ввести вместо него необлагаемые НДФЛ платежи в накопительную систему, медицинское страхование и страховку от безработицы (не обязательно государственные!). В качестве первого шага предлагается сократить его хотя бы вдвое — на этом, кажется, сходятся все. Пенсионный фонд давно пора влить в бюджет, хотя бы ради прозрачности, и выплачивать оттуда социальные пенсии. Специальные же пенсии, вокруг которых сломано столько копий, вообще не имеют отношения к солидарной системе и должны платиться напрямую из бюджета соответствующих ведомств как отложенная часть вознаграждения государственным служащим.
— Труднее всего с налогом на прибыль предприятий. Если бы только можно было его отменить, как это сделали в свое время в странах Балтии, кое-где на Балканах и еще много где в мире! Но это реально только в увязке с радикальными сокращениями бюджета, тем более в свете снижения начислений на фонд зарплаты. Для того чтобы собирать не меньше, а даже больше, есть опробованный в Мексике и еще нескольких странах с проблемами, близкими к нашим, способ: нижняя планка налога на прибыль в процентах от суммы основных фондов предприятия. Тогда можно отказаться от всех сложностей, упразднить за ненадобностью налоговый учет, избавиться от головной боли с офшорами и трансфертными ценами, отнести все инвестиции на затраты и, самое главное, раз и навсегда отменить все виды планов по мобилизации налогов. Иными словами, вот это была бы настоящая налоговая революция.
Обычно сразу возражают, что, мол, если обложить фонды, то собственник лишается стимулов инвестировать. На этот случай можно предусмотреть льготный период для нововведенных основных средств. Но детальный расчет показывает, что и без него при существующих у нас кредитных ставках и рисках собственнику выгоднее платить налог «в рассрочку» по ставке, скажем, 5% от остаточной стоимости, чем разово заплатить 25% НПП (напомним, сейчас инвестировать можно только из прибыли после налогообложения).
Другой распространенный контраргумент — проблема оценки основных фондов. Это, конечно, непростой вопрос, поскольку балансовая стоимость зачастую мало что отражает, а коммерческая оценка дорога и неоднозначна. Но при этом даже если оценка стоимости станет предметом торга, это все равно лучше, чем сегодняшняя ситуация: от прибыли остаются только документы, а основные фонды — вот они, приходи и проверяй, вплоть до того, что сумму оценки можно и обнародовать. Да и делается такая оценка раз в год, причем год от года вряд ли может сильно отличаться. Более того, в данном случае предприятия имеют стимул указывать реальную стоимость, поскольку те же основные фонды еще когда-нибудь надо будет закладывать под кредит, а то и продавать.
И, наконец, вот как раз здесь очень пригодился бы минимум, рассчитанный исходя из использования земли как ресурса. Есть и более инновативные идеи, но о них рано писать, они требуют проработки. Обнадеживает, что налоги на коммерческую недвижимость, основные фонды, активы и прочие фиксированные объекты успешно работают во многих странах СНГ, в частности, в России, Армении и Кыргызстане.
Главным теоретическим преимуществом НПП перед налогом на активы (в той или иной части) считается контрцикличность: в период спада налоговая нагрузка на предприятия автоматически сокращается, а государство, чтобы перекрыть разрыв между доходами и расходами (большая часть которых не уменьшается), вынуждено брать в долг; зато в период бума дополнительные платежи позволяют этот долг отдать. Но конфискационная система выхолащивает это свойство. На деле государство, по крайней мере, наше, делает все, чтобы любой ценой «мобилизовать» поступления в период спада: требует платежи авансом, донимает проверками, запрещает учитывать убытки прошлых лет… Поблажки получают только «свои», или, в лучшем случае, крупные фирмы, способные отстоять свою правду в суде. В итоге экономика из спада выходит еще более монополизированной. При этом в периоды бума обложить временные сверхприбыли тоже не получается, поскольку их успешно прячут — они ведь планом не предусмотрены. Так что предлагаемая форма этого налога, во всяком случае, не хуже. Более того, обложение налогом основных фондов стимулирует их более эффективное использование, в том числе переход к лучшим собственникам, а это в наших условиях очень актуально.
Как видно из таблицы, предлагаемые изменения не уменьшат доходы бюджета, даже если не рассчитывать на детенизацию зарплат и считать, что почти никто (кроме финансового сектора) не будет платить налог на прибыль сверх описанной выше нижней планки. Поэтому риски — минимальны, намного меньше, чем в предложениях ГНСУ, и тем более в «7 налогах», которые, похоже, никто вообще не оценивал (во всяком случае, не обнародовал оценки). Более того, возможно даже превышение ожидаемых доходов — тогда будет прекрасный выбор: дальше снижать ставки ЕСВ, уменьшать НДС или понижать описанную выше «планку» для НПП. Эти предложения были презентованы около года назад на конференции Ассоциации сертифицированных бухгалтеров и аудиторов (АССА) в Киеве и неожиданно получили полное одобрение аудитории.
Преимущества такой модели не исчерпываются простотой. Она устраняет глубоко укоренившуюся несправедливость в обложении факторов производства (труд у нас обложен «по полной», зато капитал вообще освобожден). Обложение налогом основных фондов, приватизированных в свое время за бесценок, позволяет за их счет кормить пенсионеров, эти фонды создававших. Дает преимущества новому, быстро растущему (в частности, инновационному) бизнесу, который реинвестирует все свои прибыли — этим он автоматически освобождает себя от уплаты НПП, причем без всяких решений чиновников, списков Кабмина, особых зон и прочих кормушек. В целом будет достигнут именно тот эффект, которого так недостает Украине: за счет справедливого обложения «старых» отраслей и предприятий будут созданы условия для роста новых.
Главная проблема, скорее всего, будет в сопротивлении именно тех, кто сейчас пользуется этими самыми основными фондами и ресурсами. Ведь им куда выгоднее платить привычный совковый налог с оборота…
- Информация о материале
Бой с тенью. Протесты украинцев играют на руку тем, против кого они направлены
Накануне парламентских выборов, по данным социологов, уровень протестных настроений в стране зашкаливает — показатель значительно выше, чем даже во время оранжевой революции. Но власть имущие продолжают подбрасывать народу всё новые поводы для возмущения и протестов. Казалось бы, своей неосмотрительностью и правительство, и парламент сами загоняют себя в угол. Но это не так.
Простой пример: непрекращающиеся страсти вокруг языкового закона Кивалова — Колесниченко. Летняя акция протеста под Украинским домом перешла в жаркие споры на ток-шоу, в интернете и даже в уличную «партизанщину» — по сети гуляют видео, на которых анонимные активисты разбивают молотками и поджигают русскоязычные ситилайты. Как утверждают политики, выступающие по языковому вопросу, все борются с дискриминацией. Ей подвергаются, по разным версиям, то ли те, кто говорит по-русски, то ли по-украински. Но соответствует ли это реальному положению дел? Уверен, многие ответят «нет». Моё повседневное общение — дома, в кругу друзей, на работе проходит как на русском, так и на украинском языках. Но ни в Луганске, где я родился и вырос, ни в других городах Украины с дискриминацией по языковому признаку я ни разу не сталкивался. Да и социология подтверждает: с начала 90-х число тех, кто встречался с подобными фактами языковой дискриминации, стремится к нулю.
Откуда же тогда такой накал страстей? Получается, тысячи протестующих по обе стороны баррикад заблуждаются? И да, и нет. В ситуации с языковым вопросом заинтересованные в этом политики запустили в действие механизм по теореме Томаса: «Если люди определяют ситуации как реальные, то они реальны по своим последствиям». Украинцев всего-навсего убедили в том, что их дискриминируют, и они тут же принялись бороться за свои права.
По теореме Томаса разворачивались и события в деле защиты свободы слова. Как только стало известно о том, что регионал Журавский предложил ввести уголовную ответственность за клевету, гражданское общество не просто поверило, а буквально почувствовало, как холодная рука «режима» сжимается на горле независимой прессы. И это несмотря на то, что аналогичные законы действуют в Германии, Франции, США и ряде других демократических стран, а украинским законом и без того предусмотрена жёсткая гражданская ответственность за распространение недостоверной информации. Но документ был представлен как «тоталитарный», «антизападный» и спровоцировал впечатляющую реакцию. Многие даже не успели разобраться до конца — проблема в судебной системе страны, а вовсе даже не в самой инициативе. Между тем «под давлением общественности» автор отозвал свой законопроект, а парламентарии сняли документ с дальнейшего голосования. Празднуя победу, дескать, свобода слова восторжествовала, мало кто задумался о том, не стал ли он в очередной раз марионеткой в руках власти?
Среднестатистический украинец не очень-то разбирается в подноготной ситуации и слабо верит политическим или экономическим доводам, но попасть в число униженных и оскорблённых не хочет. На этом и играют политики, ввязывая общественность в бой с призрачной угрозой, преследуя, естественно, свои цели.
Homo politicus можно понять: на носу выборы, избиратель устал от обещаний, его надо мобилизовать, а для этого лучше всего подойдут раздутые угрозы, которые устранит новый парламент. А в старом составе под шумок можно успеть принять реальные «жизненно важные» законы. Так, пока украинцы, в чьём патриотизме я не сомневаюсь, голодали под Украинским домом, защищая родной язык, народные избранники одобрили закон об отмене тендеров на госзакупки, обеспечив весь чиновничий аппарат страны неограниченными возможностями для коррупции. Пока пресса отвлекалась на защиту свободы слова, по всей стране не без нарушений формировались избирательные комиссии из представителей никому не известных партий.
Параллельно с этим парламентарии расширили права налоговой, повысили сбор при регистрации авто и протащили изменения к закону о телекоммуникациях, согласно которым sim-карту можно будет приобрести только по паспорту, а значит, легко вычислить каждого из нас.
Сколько сил тратит гражданское общество на подобные бои с тенью, оказываясь жертвой предвыборных «разводов» и упуская из виду реальные угрозы, выяснить ещё предстоит. Хотя иногда и такие бои — отличный вид тренировки. Боксёры подтвердят.
- Информация о материале
Страница 1439 из 2102
