Главная

Ментальность шпаны

Когда пала Берлинская стена, многие в тогдашнем перестроечном СССР искренне радовались: ведь на их глазах разрушался та преграда, которая отгораживала так называемый социалистический лагерь от всего мира. Лагерь — он и есть лагерь, законы жизни в нем очень напоминали огромную криминальную «зону» с ее «паханами», «авторитетами», «шестерками». Жизнь в таком лагере и по своему материальному уровню, и по грубости реальной (не декларативной) морали принципиально мало чем отличалась от жизни в лагере, огороженном колючей проволокой. И здесь, и там человек был песчинкой, неспособной на сопротивление произволу «авторитетов». «Не украдешь — не проживешь» — такую поговорку породил «развитой социализм». И еще ругательство: «Чтоб ты жил на одну зарплату!»

В романтическом подъеме процессов демократизации и гласности казалось: только выпусти на волю, а там мы построим себе новую прекрасную жизнь совсем по другим, справедливым законам. Достаточно одного, не такого уж и значительного усилия — и мы все окажемся в прекрасном царстве права и свободы. И, очевидно, неслучайно именно в те годы стал таким непопулярным «примитивный» и «неглубокий» (эти термины в тогдашней публицистике употреблялись чаще всего) российский мыслитель ХІХ века Александр Герцен с его предостережением: «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри».

Итоги того, что произошло, подвели два государственных деятеля, один из Украины, второй из России: «Имеем то, что имеем» и «Хотели как лучше, а получилось как всегда». А что же произошло? Вырвавшись из лап социалистического лагеря, постсоветский человек в лице его наиболее предприимчивых экземпляров начал выстраивать структуры с такой откровенно криминальной окраской, вести себя так «круто», что прежние времена показались едва ли не райскими. Очень скоро криминализация в тех или иных формах охватила все общество; и когда сегодня международные эксперты утверждают, что свыше 60 % украинской экономики находится в «тени», это и означает меру реальной криминализации населения. Причем криминализации, которой значительная часть граждан Украины (и всех постсоветских стран) противится, которой на уровне сознания не хочет, но какие-то подсознательные факторы толкают ее к проклятому «светлому прошлому», возведенному в квадрат. И хотя увеличивается количество милиционеров на душу населения — пропорционально растет и преступность.

Поэтому, получается, что, кроме объяснений типа «Международный валютный фонд во всем виноват» или «это все перекрашенные коммунисты стараются», надо искать другие, более глубинные. И хотя на однозначные выводы относительно феномена общей криминализации постсоветского пространства претендовать трудно, все же действие по крайней мере одного фактора на него исследовать можно (очевидно, этот феномен, как и все сложные социальные феномены, можно удовлетворительно объяснить только с помощью учета комплекса факторов; казалось бы, вещь простая, однако постоянно забывается постсоветскими теоретиками). Поэтому поговорим о культуре.

Культура, если не прибегать к тонкостям определений, которых насчитывается несколько сотен, является системой ценностей и идеалов, которые определяют бытие человека, это тот универсум смыслов, откуда отдельный индивид черпает содержание своей жизнедеятельности. Итак, как формировалась на протяжении последних веков культура на просторах Российской империи, которая стала потом ядром «социалистического лагеря»? С одной стороны, ее творцами была тоненькая прослойка образованных людей, в абсолютном большинстве своей дворян по происхождению, которые создавали так называемую профессиональную культуру — от литературы до военного искусства, с другой — огромная масса крестьянства и немногочисленное мещанство, творцы так называемой народной культуры или же культуры молчаливого большинства. Но в отличие от тогдашнего цивилизованного мира в Российском государстве чрезвычайно весомыми были еще две составляющие: военно-бюрократично-милитаристская, поскольку количественно российская кадровая армия всегда была крупнейшей в Европе, да и вообще экономика в значительной степени подчинялась нуждам войны, и криминальная. Что касается первой, то сама по себе она не несет ничего негативного; но избыток военно-милитаристской компоненты, свойственный, кроме России, еще и Германии, привел эту страну к тяжелым испытаниям на протяжении ХХ столетия. А вот вторая была, очевидно, уникальна. Феномен Сибири, через тюрьмы и каторги которого на протяжении веков проходили миллионы и миллионы людей, еще нуждается в своем исследовании, но безошибочно можно сказать: удельный вес криминальной составляющей культуры в российском обществе конца ХІХ века был значительно больше, чем в европейских государствах.

На тот момент в развитие культуры Российской империи вмешался новый фактор — революционное движение. Деспотическое правительство, которое далеко не всегда обращало внимание даже на законны, изданные им самим, пыталось жестоко придушить это движение, и интеллигентов-революционеров отправляли в тюрьмы, на каторгу и в ссылки. Поэтому и произошла смычка криминального мира с интеллектуалами, способными творить профессиональную культуру. Следствие поразило: профессиональные революционеры (прежде всего из самых активных и популярных партий большевиков и эсеров) очень быстро взяли на вооружение сугубо криминальные методы борьбы с режимом и сугубо криминальные лозунги, эффективные для массовой агитации среди населения, значительная часть которого так или иначе подверглась влиянию криминальной культуры. Достаточно вспомнить знаменитый ленинский призыв: «Грабь награбленное!», чтобы убедиться: отклик на подобные вещи был грандиозным. И вполне закономерно в октябре 1917 года власть захватила партия большевиков, по оценкам ряда историков и политологов, построенная по образцу организованных криминальных структур. Собственно, в стремлении грабежом утвердить «Третий Интернационал» большевики были неоригинальны; за два столетия до них император всероссийский Петр І, при котором полукриминальные или даже откровенно криминальные способы поведения стали господствующей нормой в «высшем свете» только что построенного Санкт-Петербурга, в своем «Завещании» очерчивал сугубо паханский план расширения Российской империи и ее укрепления за счет грабежа других народов.

Что касается самого периода большевистского правления, то при нем криминализация общества и культуры развернулась невиданными темпами. ГУЛАГовская система в тоталитарном государстве стала одной из важнейших частей экономики, и все: зэки, их охранники, руководство репрессивных органов и так называемые «вольнонаемные», которых немало работало в системе ГУЛАГовской экономики, — все они были включены в русло криминальной культуры.

Сюда следует добавить и ссыльных, и депортированных (иногда — целые народы). С другой стороны, сама кремлевская верхушка чувствовала свою близость с криминальным миром, приказав объявить профессиональных воров «социально близким элементом» и руководствуясь во взаимоотношениях с собственными подданными и всем миром сугубо гангстерскими приемами.

Следствием стало то, что криминальная культура однозначно подчинила себе фольклорную и массовую, а также проникла в «высокую», профессиональную. Даже милитаризм, который в Советском Союзе достиг невиданных в старой России пределов, оказался криминализированным: достаточно вспомнить сугубо «паханские» методы руководства военными маршала Жукова, достаточно вспомнить печально известную «дедовщину» или официальный отказ признавать своих пленных, которые, мол, предали самого «пахана». А в гражданской жизни криминализация культуры породила феномен «блатной» среды, то есть такой, которая живет вроде бы в рамках закона, но берет в пример ценности и идеалы криминального мира. Поэзия, проза, эстрада еще в 20-ые годы, а особенно начиная с середины 50-х годов, несет на себе самоочевидный отпечаток увлечения блатной средой, ее эстетизации. Но что там поэзия — слово «гражданин» превратилось в элемент общения исключительно между репрессивными органами и обвиняемыми. И такое увлечение присуще не только русскоязычному искусству, как может показаться, — оно проникло в тычиновский: «Будем, будем бить». В такой ситуации властные верхи не могли не вести себя так, как им и подобало: они воровали или, пользуясь эвфемизмом советского периода, «брали».

Но сохранилась, даже развилась, и бюрократично-милитаристская составляющая культуры. Комплекс «осажденной крепости социализма» культивировался в СССР от начала его существования. При этом милитаризм, как ни парадоксально, был одним из предохранителей против повсеместного господства криминального культурного типа, поскольку требовал соблюдения определенного этикета (хотя бы внешнего), руководствовался хотя бы какими-то правилами чести. Милитаристская культура как раз и создала на Западе имидж советского человека как загадочного, волевого, замкнутого в себе (вспомним хотя бы шварценеггеровского Ивана Данко в фильме «Красная жара»). Вместе с тем чем дальше, тем больше милитаризм олицетворял в себе что-то самое ненавистное и для «блатного», и для интеллигента — человек в форме был враждебным (по разным, конечно, причинам) им обоим. И, очевидно, неслучайно сложилось так, что в перестроечное время первой мишенью атаки стал милитарный компонент культуры — будь ли в виде командно-административной системы, будь то в лице военно-промышленного комплекса. Такое идеологическое наступление на милитаризм было полностью оправданным, но привело он к неожиданным результатам.

Когда началась перестройка, а затем распался СССР, криминальная культура никуда не делась. Даже больше: она полностью заполонила пространства СНГ, поскольку общецивилизационные сдерживающие факторы в виде, например, религиозной культурной составляющей были слишком слабыми, они потеряли за советское время опору на традиции, а ценности модерных национальных (в европейском смысле) культур, в том числе и российской, формировались слишком медленно. Поэтому вполне понятно, что люди, выросшие под воздействием ценностей эстетизированной блатной и криминальной культуры и взявшие из нее смыслы своей жизни, просто-таки не могут не воровать, не презирать интеллектуалов, не пытаться обойти законы, наконец, не поддерживать ту культуру, которая является им близкой и родной. Поэтому банкиры Украины находили деньги, чтобы оплатить гастроли московской группы «Лесоповал», которая пела: «Воруй, воруй, Россия...» — и рекомендовала делать то же Украине в самом престижном концертном зале Киева, не дали ни гривны на развитие действительно профессиональной, «высокой», элитарной культуры; поэтому и дальше книжные магазины будут завалены низкопробными криминальными романами, поэтому в Москве в будущем будут продолжаться криминальные разборки в высших эшелонах власти, а на наших землях «Беркут» с удовольствием будет выполнять приказы, предусматривающие присущую только «шестеркам» жестокость относительно женщин, детей и священников. Что же касается норм взаимоотношений в межличностной, как говорят, интимной сфере, то над пространствами СНГ раздается растиражированная аудивидеотехникой категоричная установка:

«Мамы, папы, прячьте дочек,

Мы идем любовь искать», —

и значительно более «крутые» вещи.

Следовательно, и экономические отношения в сердцевине прежнего «лагеря» оказались криминальными. Олигархические кланы, которые оказались во главе так называемых «новых независимых государств», только на поверхности являются украинцами, россиянами, белорусами или грузинами. В действительности же они — представители криминально-блатного «интернационала», рабочим языком которого является сокращенный и упрощенный до минимума вариант русского языка, бытовавшего в имперской культуре (с щедрой придачей так называемой ненормативной лексики). Блестяще в свое время этот язык был показан Михаилом Зощенко и Михаилом Булгаковым; последний, правда, очевидно, так и не понял, что воспетая им «Белая гвардия» несет на себе не меньший груз околокриминальной культуры, чем ее оппоненты.

Следовательно, экономика, политика, искусство, даже религиозная деятельность — все пропиталось духовными последствиями построения «Третьего Рима» и «Третьего Интернационала». Ценности и нормы культуры действуют во всех областях человеческой жизни; они проявляют себя в сознательном и подсознательном виде, выступают своеобразными вехами-указателями на пути в будущее. Поэтому для преодоления общей криминализации общества мало изменений в системе налогообложения; мало трансформации правовой сферы; мало сотрудничества с Интерполом в охоте на известных гангстеров международного пошиба. Поскольку тип культуры, который сформировался в пределах многовековой империи на наших землях, тяжело инфицирован вирусом криминальности, один из главных факторов выхода из этой ужасающей ситуации заключается в изменении типа культуры, то есть системы ценностей и идеалов, которые близки индивиду, а следовательно — постепенному очищению самих людей. Конечно, ни одним правительственным декретом (да еще и когда члены правительства в большинстве, осознают они это или нет, выросли именно на полукриминальной культуре) этого не сделаешь. Но есть путь — долгий, постепенный путь развития национальной культуры. Культуры каждого народа на землях экс-СССР. Это станет спасением, собственно говоря, и для российской культуры, и для украинской.

Поэтому, как кажется, ошибался Евгений Гуцало, несколько лет назад определив господствующий тип ментальности на имперских и постимперских пространствах как «ментальность орды». Речь идет о другом: не об ужасающем демоне, а о мелком бесенке, который, тем не менее, наносит не меньший вред нормальной жизни, является всепролазным, и бороться с ним едва ли не тяжелее, чем с громадным кошмаром. «Ментальность шпаны» — именно так можно было бы определить тот ментальный тип, который составляет основу культуры доныне живого «советского народа», который исторически таки сложился на просторах империи из милитаризовано-криминализированного непропорционально громадного маргинеса общества (в который выталкивались все, кто не был готов духовно противостоять этому). Именно как шпана, а не как орда повела себя российская официальная верхушка с Ичкерией, разоряя землю этой страны и одновременно ведя тайные сделки с некоторыми чеченскими лидерами, поставляя им оружие, чтобы стрелять в российских же солдат. Что же касается российской оккупационной армии в Ичкерии, щедро разбавленной «спецконтрактниками» из числа криминальных заключенных, то она не может быть охарактеризована никак иначе, как обычная уголовная стая. Примечательно, что российских воинов, которые отказывались воевать против чеченцев (ссылаясь на то, что это противоречит конституционным нормам использования армии) судили как нарушителей присяги, то есть клятвы, данной «пахану», который всегда прав, потому что «пахан». Орда была по крайней мере откровенной и циничной в своем насилии и отстаивании права на насилие; шпана же притворяется «просвещенной» общественной силой, не хуже остальной честной компании, чтобы осуществить не менее кровавые преступления, но при этом немедленно переложить ответственность на кого-то: это, дескать, нацисты постреляли польских офицеров в Катыни, а чеченские боевики сами подрывали дома в тот момент, когда над ними пролетали российские самолеты, и тем имитировали бомбардировку (сначала это были вообще «неизвестные самолеты», почти марсианские). В течение последних лет появились и настоящие «государства шпаны», например, никем в мире не признанная так называемая «Приднестровская республика», с территории которой постоянно осуществляются налеты организованного криминалитета на Украину; ряд «резонансных убийств», включая убийство главного редактора «Вечерней Одессы» Бориса Деревянко, связаны именно с этим, созданным «кремлевской шпаной» (А.Яковлев) квазигосударством.

Освобождение от «ментальности шпаны» и оздоровление пронизанного полукриминально-полуолигархическими отношениями общества — дело нелегкое. Мировая практика не знает еще примеров успешного освобождения от такого бремени, возложенного на целые народы историей (и в том числе ими самими, поскольку они смирились с подобной судьбой и даже гордились ею). Разумеется, здесь не поможет никакой революционный порыв (как не помог он во времена перестройки кардинально изменить систему глубинных общественных ценностей). Бруно Бательгейм, известный западный психолог, который прошел и опыт жизни «на воле» в условиях торжества нацизма, и нацистский лагерь смерти, утверждает: для того, чтобы противостоять преступной системе, надо прежде всего ежедневно, регулярно предпринимать простые человеческие действия. Читать газету. Вежливо разговаривать с товарищами. Работать. Думать. Отдыхать, отключаясь от постоянной мысли о «тех негодяях». То есть создавать вокруг себя определенный оазис свободы, пытаться опереться на совсем другие традиции, чем те, которые являются господствующими. Только этим изменить систему невозможно — но и без этого изменения системы не произойдет.

Как ни крути, такое изменение возможно только «сверху». Нет, речь не о власти. Речь о тех общественных группах, которые претендуют на звание «национальной элиты». Именно в них рождаются в современном (не лагерном) мире тенденции, которые потом распространяются на все общество. Внешние цепи, как бы то ни было, мы все-таки утратили; теперь вопрос только в том, получим ли мы (точнее, построим ли) внутреннюю свободу, ту, о которой любил говорить Герцен. По крайней мере, чисто теоретически ее построить можно. А вот практически на это понадобятся десятки и десятки лет — в лучшем случае.

Не минула чаша сия и Украину. По оценкам некоторых политиков, таких, как Сергей Головатый, криминализация пронизала все украинское общество и успешно экспортируется на Запад. Но дело даже не в криминализации как таковой. Постоянное снижение «уровня напряжения» культурного поиска, выросшего десять лет назад, постоянная ориентация абсолютного большинства масс-медиа на примитивного и приблатненного читателя, постоянная бедность системы образования и науки на фоне хвастовства «крутых» своим богатством и властью воссоздают, на уже несоветской почве, «ментальность шпаны» у молодежи и детей. И даже если интеллектуальная элита действительно будет хотя бы по капле ежедневно выжимать из себя многовековую шпану, то на трансформацию общественной системы может быть мало и тех десятков лет, о которых говорилось выше. Что случится, если ХХІ столетие на 1/6 суши и дальше будет пронизано криминально-блатным духом, если Украина не вырвется из этих тисков? Этого не знает никто. Даже Семюэль Гантингтон, который, выстроив схему развития мира через борьбу культур, не учел «ментальность шпаны».

Информация о материале

Опубликовано: 09 апреля 2014

Спасет ли Украину ядерная «дубинка»?

Последние события, в частности аннексия Российской Федерацией части территории суверенной Украины, актуализировали в обществе неоднократно поднимавшуюся и ранее тему возвращения нашей стране статуса ядерного государства и, соответственно, разработки собственного ядерного вооружения. То, что этот вопрос стал актуальным, совсем не удивительно, так как Украина пала жертвой территориальных притязаний именно одного из гарантов ее суверенитета и территориальной целостности, и гарантии давались нашей стране именно в обмен на отказ от третьего в мире (после США и России) ядерного потенциала, который оставался в Украине после развала СССР.

Фактическая недееспособность нынешней системы обеспечения международной безопасности, олицетворяемой Организацией Объединённых Наций, а также действия России и цинизм российского руководства, забывшего о своих обещаниях, едва просохли чернила, удостоверявшие волю подписантов Будапештского меморандума, воскресили в умах некоторых наших соотечественников мечты о «ядерной панацее» от хронической уязвимости отечественной системы обеспечения безопасности и обороны государства. Как результат, 20 марта в Верховной Раде был зарегистрирован законопроект о возобновлении ядерного статуса Украины. Проект Закона «О денонсации Договора о нераспространении ядерного оружия от 1 июля 1968 г.», автором которого является Сергей Каплин, народный депутат от партии «УДАР», секретарь комитета Рады по вопросам нацбезопасности и обороны, предполагает выход нашей страны из Договора, к которому Украина присоединилась в качестве безъядерного государства именно в обмен на предоставление ядерными государствами нашей стране гарантий безопасности.

Внесение в Верховную Раду подобного законопроекта кажется, на первый взгляд, вполне закономерным на фоне того, что гарантии, предоставленные Украине странами-подписантами Будапештского меморандума, не сработали. Более того, результаты различных опросов и изучение мнений интернет-пользователей, обсуждающих тему возврата Украиной ядерного статуса на различных форумах, создают впечатление, что приверженцами подобного пути обеспечения безопасности нашей страны могут являться от 60 до 80% граждан Украины. И представляется совершенно логичным, что именно сейчас Украина может быть свободна от моральных и юридических обязательств перед мировым сообществом, зафиксированных в документе, который был попран руководством Российской Федерации.

Однако, если вникнуть в суть проблемы, можно констатировать, что ответ не является столь однозначным. И только трезвая оценка возможности и необходимости возвращения Украине статуса ядерной державы и возможных путей обеспечения реальной защиты территориальной целостности и суверенитета нашего государства может дать ответ на вопрос, где же находится грань между необходимостью и популизмом в таком чувствительном вопросе, как выход Украины из Договора о нераспространении ядерного оружия.

Сможем или нет?

Насколько реальна технологическая возможность создания в Украине ядерного вооружения? Этот вопрос занимает сейчас головы украинцев, которые не ставят под сомнение необходимость иметь собственную ядерную дубинку. И на поставленный таким образом вопрос можно ответить только с рядом оговариваемых условий, основным из которых является наличие устойчивого финансирования.

Именно при попытке ответить на подобный вопрос многие вспоминают, что Украина все-таки является страной, обладающей ядерными технологиями, которая, однако, предпочла сосредоточиться на развитии мирного атома. При этом в пользу возможности быстрого создания собственного ядерного щита приводятся реальные аргументы, такие как:

— Украина обладает самыми большими в Европе месторождениями урановых руд, действующими горно-перерабатывающими комплексами и предприятиями по производству урановой продукции;

— в нашей стране над ядерной проблематикой работают почти 20 академических институтов;

— более 70 процентов ракет, которые использовались в качестве ядерных аргументов СССР, а позже — Российской Федерации, разработаны и изготовлены в Украине.

Кроме того, в подтверждение подобной возможности приводятся слова академика Национальной академии наук Украины Виктора Барьяхтара, которые он произнёс несколько лет назад: «Если сравнивать Украину с Индией и Пакистаном, то при нежелательном стечении обстоятельств Украина могла бы значительно быстрее стать ядерной державой с ядерным оружием и соответствующими ракетами, чем Индия и Пакистан». Однако справедливые по сути слова академика не дают ответов на то, с какими технологическими и организационными трудностями придется столкнуться Украине.

На основе таких нехитрых доводов аргументируется возможность создания собственного ядерного вооружения, при этом не вспоминаются другие очевидные факты:

— для быстрого создания простейшего ядерного заряда необходимо наличие высокообогащенного урана (ВОУ), а его последние запасы, которые хранились в Харьковском физико-техническом институте, были вывезены из Украины после озвученной В.Януковичем в 2010 году на Вашингтонском саммите по ядерной безопасности инициативы об отказе Украины от дальнейшего использования ВОУ;

— на сегодняшний день технологий и оборудования для обогащения урана в Украине нет;

— технологий проектирования и изготовления ядерных зарядов в Украине вообще никогда не было, и их необходимо создавать заново (не говоря уже о технологиях утилизации боезарядов после выхода гарантийного срока эксплуатации);

— полигоны для испытания как ядерных боезарядов, так и ракетно-пусковых комплексов отсутствуют, а говорить о возможности их создания в почти что центре Европы просто не имеет смысла, особенно стране, пострадавшей от аварии на Чернобыльской АЭС.

Однако все же основным аргументом, о который разбиваются доводы сторонников создания собственного ядерного щита, является вопрос финансирования. По разным оценкам, в случае, если бы подобное решение было принято, необходимо обеспечить устойчивое финансирование ядерного проекта на уровне от 500 млн. до 3 млрд. долларов США в год на временном отрезке от 3-х до 5-ти лет, и это при идеальных условиях. На фоне того, что ранее государству едва удавалось обеспечить финансирование содержания всей украинской армии на уровне 2 млрд. в год, а тем более на фоне нынешнего финансово-экономического положения страны в подобные перспективы мало верится.

А нужно ли?

Если всё же всерьез заняться анализом причин провала в обеспечении суверенитета и территориальной целостности государства, даже беглый анализ может привести к выводу о том, что наличие ядерного оружия не спасло бы Украину от постигшей трагедии. А причина в том, что основные угрозы украинской государственности таились и таятся до сей поры в нас самих.

Если честно ответить на вопросы о том, смогло бы наличие в Украине ядерного оружия, от которого мы показательно отказались в 1994 году, спасти экономику нашей страны от разграбления людьми, близкими к власти, «кольчужного скандала» и акции «Украина без Кучмы», не предусмотренного Конституцией третьего президентского срока и Оранжевой революции, хаотичной смены внешнеполитического вектора и Майдана, то можно понять, что никакое ядерное оружие не добавило б нам ощущения защищенности. И совсем не удивительным кажется факт внесения в военную доктрину Украины положения о том, что в «в ближайшие 5-7 лет вооруженная агрессия против нашего государства в форме локальной или региональной войны маловероятна», аккурат перед этой самой агрессией, на фоне знаний о том, как, едва формально распрощавшись с паспортами другого государства (а в большинстве случаев, как оказалось, не распрощавшись), нужные люди становились депутатами главного законодательного органа страны, оказывались во главе Министерства обороны, специальных служб и их структурных подразделений, управляли оборонно-промышленным комплексом страны, решали ключевые вопросы жизнедеятельности и экономики государства. И это только видимая часть айсберга,о который разбилась страна, ведомая управляемым другим государством капитаном, охрану которого также возглавлял человек, в кармане которого был паспорт другого государства. И во всех случаях это были паспорта государства, которое, в конце концов, и составило основную угрозу территориальной целостности страны, международную правосубъектность которой, откровенно говоря, никогда не признавало.

Так смогло ли бы ядерное оружие помочь нам? Ответ здесь кажется слишком очевидным. И чтобы окончательно расставить точки в вопросе необходимости денонсации Договора о нераспространении ядерного оружия и возобновлении ядерного статуса Украины, необходимо вспомнить о том, что за все время существования Договора с 1968 года из него вышла лишь одна страна — Северная Корея.

Так что же делать с внесённым в Верховную Раду Украины соответствующим законопроектом? С учётом всего выше изложенного его все же нужно вынести на рассмотрение. Рассмотреть в первом чтении — для того, чтобы в очередной раз показать украинскому народу и мировому сообществу абсурдность ситуации, в которой государство-гарант территориальной целостности Украины стало государством-агрессором, которое эту же территориальную целостность и нарушило, поправ все писанные и неписанные нормы как международного права, так и общечеловеческой морали. Кроме того, пользуясь случаем, нужно в очередной раз акцентировать внимание международного сообщества на том, что подобный прецедент может привести лишь к одному — подрыву доверия к процессу нераспространении ядерных вооружений, что в конечном счёте может грозить гибелью всего человечества.

При обсуждении законопроекта также должна состояться открытая дискуссия с привлечением специалистов в области обороны и безопасности, дабы положить начало реальной работе над вопросами обеспечения обороны государства и защиты его суверенитета и территориальной целостности. Кроме того, подобная дискуссия поможет впредь исключить появление в Украине приверженцев возврата ядерного статуса. А это было бы полезно, ибо подобные настроения лишь уводят в сторону от реального решения вопроса обеспечения национальной безопасности нашей страны.

Кроме того, по результатам обсуждения законопроекта следует в очередной раз официально зафиксировать, занятую ранее нашей страной позицию по процессу нераспространения ядерного оружия. На фоне явно циничного попрания Российской Федерацией норм международного права, подобная позиция Украины закрепит роль ведущего морального лидера, как процесса ядерного разоружения, так и новой парадигмы международных отношений в которой нет места ядерному шантажу в том числе и со стороны постоянных членов Совета безопасности ООН. Именно сейчас в этой непростой ситуации, при подтверждении своей приверженности ядерному разоружению, у нашей страны есть шанс написать заглавие первой страницы истории человечества, созревшего для отказа от ядерной угрозы как инструмента разрешения геополитических противоречий.

Информация о материале

Опубликовано: 09 апреля 2014

Дорога одна, да обочины разные…

В том, что именно сейчас православные церкви Украины вдруг решили вынуть из-под сукна диалог об объединении, нет ничего сенсационного. У них это испытанный способ отгородиться от всего и всех и переждать смутные времена. Объединение — "уважительная причина" и хороший бренд. Потребитель к нему чувствителен. Но, в то же время, если объединение не случится, тоже никто в обиде не будет. Значит, нет пока на то воли Божьей.

Воля Божья — аргумент железный. Ее не знает никто. Но дело в том, что человеческой воли, по большому счету, тоже нет. Так что не спешите пенять на Всевышнего.

Что сейчас нужно обеим участницам диалога — так это просто пауза. УПЦ МП надо прийти в себя после стольких потрясений. Надо дождаться окончательного разрешения военного кризиса, который поставил ее в исключительно неловкое положение. Будет вторжение? Будет дипломатическая война? Будет федерализация? Будет Украина и дальше сателлитом России или отчалит в западном направлении? В зависимости от этого УПЦ МП надо будет выстраивать и собственную политику. Не надо шипеть и испаряться — церкви, как любому общественному институту, тем более с такими прочными "международными связями", обязательно приходится выстраивать какую-то политику. А любая политика редко выглядит привлекательно.

В паузе заинтересована и УПЦ КП. Несмотря на моральные дивиденды, полученные от победы Майдана. Несмотря на то, что ее антимосковская позиция как никогда востребована в самых широких слоях населения. Жизнь-то на месте не стоит.

УПЦ КП по-прежнему непризнанна. На Всеправославном соборе, намеченном на 2016 г., стараниями патриарха Московского "украинский вопрос" подниматься не будет — а значит, никаких подвижек в разрешении канонических проблем УПЦ КП не предвидится.

Интриги добавляют грядущие президентские выборы. Здесь два церковных гиганта поделили между собой лидеров гонки. УПЦ КП не скрывает симпатий к Юлии Тимошенко. А ее визави, Петр Порошенко, как известно, — диакон УПЦ МП. Человек искренне преданный своей церкви и всегда готовый помочь ей. В том числе прямым вмешательством в церковные дела — как показала история с выборами местоблюстителя Киевской кафедры.

Конечно, тех волнений, которые сопровождали выборы-2004 и выборы-2010, нет. Все уже знают, что кто бы ни сел в президентское кресло, никого отменять, закрывать и репрессировать не будут. Даже "за имущество", скорее всего, не тронут. Кому-то, возможно, будет сложнее решать свои проблемы, а кому-то будут оказываться преференции. Но небольшие. Так что особых волнений по поводу смены власти в этот раз в церковной среде нет.

Но есть другие волнения. Внутри церквей. Они не так заметны невооруженным глазом извне, но оттого не менее волнительны для непосредственных участников. Обе церкви на пороге больших перемен. УПЦ МП уже даже занесла над этим порогом ногу, но и УПЦ КП подходит к нему. Обеим церквям в недалеком будущем предстоят выборы новых глав. Это означает, что внутри каждой происходит движение — образуются союзы, идут переговоры, заключаются сделки. Причем если еще полгода назад можно было говорить о явных фаворитах и даже с высокой точностью называть конкретные имена, то теперь все смешалось.

Церкви, хоть и принимают решения своими "закрытыми клубами" владык, не могут наглухо отгородиться от настроений в обществе. От настроений собственной паствы. Особенно сейчас, когда средний украинец взволнован до крайности и чувствителен до истеричности — каждая искра возгорается пламенем в тысячах сердец, каждый символический жест вызывает всплеск коллективного бессознательного, зубы все еще стиснуты, руки автоматически шарят вокруг в поисках какого-нибудь оружия, и все по привычке ждут, что их снова обманут.

Не самая лучшая ситуация для взвешенных политических решений.

Поэтому хорошо взять паузу и держать ее столько, сколько позволит вкус, партнеры и зритель. Диалог — прекрасный повод отодвинуть политиков, зарубежное начальство и простецов за порог и перевести дух. А там — посмотрим: может, объединение окажется действительно актуальным.

А может, нет.

Дело в том, что епископат не слишком заинтересован в объединении. За много лет ситуация в целом утряслась, все заняли свои ниши, заключили союзы и, как правило, не мешают друг другу жить. Даже на защиту друг друга иногда выступают. Осторожно, конечно, и не без ядовитых замечаний — но все же. Самый большой недостаток объединения для князей обеих церквей — сокращение количества епископов. Зачем, скажите на милость, два епископа Львовских и Сокальских? Можно, конечно, поделить на два — на епископа Львовского и епископа Сокальского. Но, во-первых, это, простите, цирк. А во-вторых, они все равно поругаются, кому быть Львовским. Даже если будут спички тянуть. Зная склонность иных "князей церкви" к интригам, готова спорить: обе спички окажутся короткими.

Поэтому первое же условие объединения, озвученное со стороны УПЦ КП — "каждый приходит с чем есть" — уже чревато чисто техническими неудобствами.

Но это, конечно, мелочи, которые можно будет объявить "временными трудностями". Настоящие проблемы впереди. Еще одним условием со стороны УПЦ КП стала кандидатура патриарха Филарета на роль главы объединенной церкви. Одного этого условия было бы достаточно, чтобы поставить в диалоге точку. Потому что именно с ним в УПЦ МП напрочь отказывались соглашаться все предыдущие годы. Патриарх объясняет свою позицию тем, что "не видит другой кандидатуры", человека, который способен "нести эту ношу" ни в УПЦ КП, ни в УПЦ МП. В УПЦ МП, разумеется, с этим не согласны и списывают позицию патриарха на присущую тому любовь к власти.

С другой стороны, УПЦ МП тоже не демонстрирует готовности удовлетворить требования своих "партнеров по диалогу". Послушать их комментарии, так речь вообще не идет об "объединении", тем более — компромиссе. Условия прежние — "только на канонической основе". Никаких "особых ситуаций", "исключений", "исторических прецедентов" и прочих лазеек. О том, как выглядят "канонические основания" от МП уже известно — не в первый же раз нам обещают "эффективный диалог". Это означает, что все "отколовшиеся" должны "вернуться". Т.е. в буквальном смысле слова это не "объединение". Это для "раскольников" "примирение с церковью". Прошлые попытки диалога уперлись в то, что "примирение", по крайней мере для священнослужителей, должно сопровождаться покаянием. В МП даже неофициально пообещали, что это покаяние будет "формальностью". Но будет непременно. В УПЦ КП на это согласиться не могли. Не согласятся и теперь.

К тому же от УПЦ МП пока не поступило никаких сигналов о готовности выполнить первое и основное условие УПЦ КП — разрыв с Москвой. Напротив. Напомню, что в свете последних политических событий многие священники УПЦ МП перестали поминать патриарха Кирилла во время служб как главу церкви. Это казалось первым шагом к "каноническому разводу". Но сейчас комментаторы, близкие к Киевской митрополии, уже говорят, что это все "избыточная эмоциональность" "отдельных батюшек". Т.е. наказывать их за это пока никто не намерен, но и одобрить невозможно.

Этого следовало ожидать. Нынешний и.о. главы УПЦ МП — совсем не тот человек, который одобрит хоть один антимосковский шаг. Говорят, когда патриарх Кирилл узнал о назначении местоблюстителем митрополита Онуфрия, он вздохнул с облегчением. Весьма характерная деталь: местоблюститель Киевской кафедры с начала российской агрессии против Украины так и не принял никакого официального обращения к украинской пастве. Он обращался к патриарху Московскому, к президенту РФ, но не к нам. В период противостояний на Майдане Киевская митрополия хотя бы что-то мямлила. Теперь же она просто молчит. Высказывания отдельных клириков и иерархов мы уже научены считать "частными мнениями".

Таким образом, обе стороны "диалога", судя по всему, не собираются отказываться от ключевых противоречий — куколя для патриарха Филарета — с одной стороны и канонического единства с Москвой — с другой.

Однако не стоит отчаиваться насчет перспектив объединения. Оно, конечно, возможно. Но произойти оно может совсем не путем диалога епископов, вернее, его имитации. Пути всего два — сверху и снизу. "Сверху" — это вовсе не по воле священноначалия. Отнюдь. Здесь может сыграть свою роль только император. Его авторитарная воля, сильная рука и страх перед его репрессивной машиной.

Мы с вами, если хотите знать, имели все шансы наблюдать этот сценарий. Если бы не революция Евромайдана. В недрах администрации президента Януковича зрел и постепенно воплощался план объединения украинского православия к 2015-му году. Насколько он был реалистичен, мы уже не узнаем. Однако определенные "успехи" на этом пути были сделаны. Еще свежо в памяти сенсационное заявление патриарха Филарета о том, что после его смерти УПЦ КП отказывается от выборов нового патриарха вплоть до объединения с УПЦ МП. Помните? То, что все так быстро отыгралось назад после свержения Януковича — совсем неслучайно.

"Прорабатывали" и УПЦ МП. Занимался этим лично гламурнейший православный генпрокурор Пшонка. Он уговаривал митрополита Владимира отречься от кафедры с тем, чтобы возвести на нее митрополита Онуфрия и через пять лет передать пост митрополиту Антонию Паканичу. Митрополит Онуфрий утверждает, что таких договоренностей не было. Но подтверждением может быть документ, выставленный на "Януковичликс" в Интернете, где описана, по крайней мере, часть этого сценария.

Предположительно объединение церквей под эгидой Януковича должно было произойти к началу 2015 года. Не знаю, зачем это было нужно "православному президенту" — то ли надеялся "купить" этим православных избирателей, то ли замахивался на поддержку более высоких — вплоть до "самых верхних" — инстанций (ведь Янукович, на самом деле, очень, очень суеверный, хоть и считает себя православным). Но, судя по поведению патриарха Филарета и возведению на Киевскую кафедру митрополита Онуфрия (это случилось уже после свержения Януковича, но надо учитывать, что инерция в церкви огромная), мощности были задействованы немалые.

Плану этому сбыться не суждено. Он рухнул вместе с заказчиком, и может занять место в истории. Но у нас остается еще один путь к церковному единству — "снизу".

Это движение на самом деле уже есть. Вы сами его чувствуете — необыкновенную для нас сплоченность. Не важно, одобряет митрополия непоминание патриарха Кирилла или нет — важно, что есть приходы и священники, ощущающие такую потребность и имеющие на это смелость. Важно, что священники и миряне больше не гнушаются общей молитвы. Они сами, по собственному почину перестают верить в то, что они друг другу чужие.

Если бы епископы хотели реального объединения, а не просто "пересидеть смутные времена", они бы начали совсем не с дележки куколя и портфелей-епархий. Они начали бы с жестов доброй воли в отношении партнеров по диалогу. Но "князья церкви" мало чем отличаются от князей светских, во всяком случае, в своем отношении к народу. Они почему-то уверены, что выйди они завтра в эфир с сенсационной заявочкой о том, что "мы теперь одна церковь!" — и вся вражда, которую они сознательно сеяли в душах своих верных два десятка лет, забудется как по мановению Кашпировского.

А ведь Бог с ним, с объединением. Пускай произойдет хотя бы примирение. Исчезнут из обыденной речи "московские попы" и "анафемы". Почему не начать с признания крещений, совершенных в УПЦ КП? Пускай священнослужители не могут совместно освящать Дары пока не будут ликвидированы "канонические препятствия". Но простым прихожанам надо дать возможность причащаться вместе — иначе они не "братья во Христе". Они чужие друг другу. Т.е. в любой момент — враги. Парадоксальная ситуация: украинский солдат с точки зрения церкви может оказаться братом своему врагу, а вовсе не побратиму, прикрывающему в бою его спину. Неужели обязательно нужно истекать кровью посреди улицы, чтобы священник наконец-то позабыл спросить, к какому патриархату ты принадлежишь, прежде чем уделить тебе последние Таинства? Неужели мы можем стать друг другу своими только в кромешном аду?

В этот раз, если полномасштабная война все же не начнется, считайте, мы получили строгое предупреждение. Выстрел под ноги. Если мы не примем его во внимание, следующий выстрел может оказаться для нас последним. Князьям церкви стоит об этом помнить так же хорошо, как и светским владыкам.

Информация о материале

Опубликовано: 09 апреля 2014

Война и мы

Во время битвы за Британию в лондонском ПЕН-клубе состоялась дискуссия об английской и американской литературе. Прения были в самом разгаре, когда начался очередной налет Люфтваффе.

Некий доброжелательный джентльмен в твидовом пиджаке как раз критиковал Хемингуэя и Фолкнера: "По моему мнению, американские писатели страдают каким-то болезненным интересом к насилию. Читая их книги, можно подумать, что обычный человек только тем и занят, что разбивает другим людям носы или получает от них по голове. Между тем редко кто в жизни сталкивается с насилием. Подавляющее большинство людей встают по утрам, копаются в саду..."

В этот момент в соседнем квартале разорвалась немецкая авиабомба. Забили орудия противовоздушной обороны.

Оратор дождался, пока зенитки замолкнут, а затем спокойно продолжил: "Так вот, по-моему, насилие играет в жизни обыкновенных людей очень незначительную роль. И писатель ведет себя непристойно, посвящая всему этому столько времени и места…"

За последние несколько месяцев украинцам пришлось кардинально пересмотреть роль насилия в своей жизни. Сегодня с трудом верится, что Евромайдан начинался с невинных песен и плясок.

Тогдашняя Украина напоминала джентльмена в твидовом пиджаке, отмахивающегося от насилия, несмотря ни на что. Хорошие люди твердили об эффективности мирных выступлений. Они не желали сознавать, что без крови Янукович не уйдет. Они не понимали, что мирные победы Ганди, Гавела или оранжевого Майдана – это заслуга либеральной Британской империи, руководства ЧССР и умеренного президента Кучмы.

Когда имеешь дело с настоящими отморозками вроде Чаушеску, Каддафи или Януковича, эта симпатичная схема не работает. Как победить ненасильственными методами, если ваш противник без ограничений применяет насилие? Никак.

Но в конце 2013-го озвучить эту очевидную истину было невозможно. Трезвая оценка ситуации выглядела чем-то крамольным и провокационным. Какое насилие – у нас мирный протест!

А затем произошел переворот в общественном сознании, и представления о добре и зле полностью изменились. Твидовый пиджак превратился в пропахший гарью камуфляж.

Радикальные ребята, которых только что обзывали "провокаторами", стали национальными героями. Недавние интернет-миротворцы переквалифицировались в специалистов по военной тактике и стратегии.

Сначала в нашу жизнь вошли бои в центре Киева, затем российская агрессия, и многие неравнодушные украинцы приняли новую реальность с энтузиазмом. Ведь любая война – это эмоциональный подъем, патриотический всплеск, жертвенность и самоуважение.

Революционная и воюющая Украина смотрится куда эффектнее, чем оппортунистическое болото прежних лет. А скептические оценки оказались столь же неуместными и несвоевременными, как и в декабре месяце. Какая критика насилия – у нас война!

На смену одной крайности – инфантильной попытке спрятаться от неизбежного насилия – пришла другая крайность: готовность безоговорочно одобрить насилие, увенчать его лаврами и объявить полезным и благотворным.

Нередко звучит мысль, будто Янукович с Путиным способствуют созданию новой передовой Украины. Два мерзавца, навязавшие нам внутреннюю и внешнюю войну, предстают чуть ли не благодетелями. Их безжалостный натиск наконец-то мобилизовал, объединил и закалил нацию.

До сих пор у нас ничего не получалось, поскольку в 1991 году независимость досталось украинцам слишком легко, но теперь она полита кровью, и все должно пойти на лад. Чем сильнее родовые муки, тем здоровее будет дитя! Посмотрите-ка на Израиль – он возник и расцвел, находясь в кольце врагов, в суровой военной обстановке!..

Вспоминаются 2008-2009 годы, когда продвинутая общественность призывала в Украину "сильную руку". Тогда много говорилось о сингапурском опыте – мол, вот что делает со страной животворящий авторитаризм.

Никто не задумывался, что на один передовой Сингапур приходится множество отсталых и коррумпированных диктатур.

Никто не задавался простым вопросом: с какой стати украинцам достанется собственный Ли Куан Ю, а не доморощенный Мугабе, Мобуту или Бокасса?

В итоге сильная рука в Украину действительно пришла. Но мы получили не авторитарную власть сингапурского образца, а вполне африканского диктатора с золотым батоном.

К сожалению, процветающий Израиль – такое же исключение из правил, как и процветающий Сингапур.

Обычно превращение страны в военный лагерь оборачивается плачевными последствиями. Желающие могут ознакомиться с героической историей Латинской Америки в XIX-XX веках.

Тут вам и пир национального духа, и неравные схватки с могучими соседями, и сплочение народа в едином порыве, и трогательные примеры самопожертвования. А заодно – нескончаемая череда диктатур и переворотов, десятилетия беспросветной нищеты и отсталости.

Как стать вторым Израилем, если намного больше шансов превратиться во второй Парагвай?

Для начала стоит уяснить, что израильские успехи достигнуты не благодаря, а вопреки военной обстановке. Это тот редкий случай, когда в атмосфере вынужденного насилия удалось сохранить пространство для экономической и личной свободы.

Когда государственная мобилизация пощадила частную инициативу. Когда здоровый либерализм не был полностью уничтожен коллективистским напором.

Бравый боец ЦАХАЛ не вытеснил вездесущего еврейского коммерсанта, и лишь потому Израиль сумел решить сразу две задачи, принципиально противоречащие друг другу. Ибо война враждебна всему живому, и все то, что приносит военный успех, – принуждение, централизация, подавление – непригодно для нормального развития страны.

Бывают ситуации, когда без насилия не обойтись, и Украина оказалась именно в таком положении. У нас не было выбора: Янукович не мог уйти по-хорошему, а Путин не мог не воспользоваться плохим уходом Януковича.

Если бы нынешний сценарий не был реализован в 2014-м, мы бы наверняка увидели его в 2015-м. Однако неизбежное и вынужденное насилие все равно остается злом, пускай и меньшим.

Даже если в настоящий момент насилие оправдано, оно рождает опасные прецеденты на будущее.

Сегодня на улицах сражаются во имя свержения диктатуры, а завтра – ради шкурных интересов. Сегодня экономическую свободу ограничивают во имя отражения внешней агрессии, а завтра – ради закрепощения и грабежа собственных граждан.

За первые месяцы 2014-го создан ряд скверных прецедентов, от истории с "Правым сектором" до жестких налоговых нововведений.

На украинской сцене развешаны десятки ружей, готовых выстрелить в следующем акте. Выстрелят ли они, и как именно – вот ключевой вопрос, стоящий перед нашим обществом.

Украинцы отбились от Виктора Януковича с величайшим трудом, с кровью и разрушениями. Тут же выяснилось, что этого мало: следом пришлось отбиваться от Владимира Путина и потерять Крым.

Но если Украина выстоит в противостоянии с Россией, окажется, что и этого недостаточно. Далее мы будем вынуждены отбиваться от войны, вошедшей в привычку.

Главным противником станет уже не ВФЯ или ВВП, а само насилие – окрепшее, легитимизированное, овеянное героическим ореолом и не собирающееся просто так сдавать свои позиции.

Информация о материале

Опубликовано: 09 апреля 2014