Известный роман Владимира Сорокина «Тридцатая любовь Марины», написанный в 1984 году, заканчивается эффектной сценой обезличивания главной героини, ее полного растворения в советской действительности. Марина и ее подруги — работницы завода, беседуя, плавно переходят с обычного бытового языка на штампованный язык советских передовиц. Далее этот диалог превращается в сплошной поток бездушной газетно-пропагандистской казенщины брежневско-андроповской эпохи.
Этот «совковый» газетно-пропагандистский язык в Украине давно уже стал своеобразным языком власти, на котором она общалась (вернее, вела монолог) с населением. «За последние несколько лет удалось преодолеть негативные тенденции в отрасли животноводства. Во всех категориях хозяйств установилась стойкая динамика к росту как поголовья скота, так и производства животноводческой продукции». «220 тысяч м2 ямочности ликвидировали дорожники с начала года, проведя работы по аварийному ямочному ремонту». «Несмотря на сложные политические и экономические обстоятельства, посевная кампания будет проведена своевременно и на надлежащем уровне при любых обстоятельствах». Это цитаты из правительственных сообщений, опубликованных не в далекую эпоху перестройки, а всего-то полтора-два месяца назад. Каждый, кто читает эти выдержки, чувствует их содержательную фальшь, понимает, что пафос «покращення» не имеет ничего общего с реальностью.
Собственно, так называемый «советский язык» и являлся инструментом конструирования мифической, виртуальной, реальности, манипулирования массовым сознанием. «Существование многочисленных текстов, разительно диссонировавших с советской реальностью («Жить стало лучше, жить стало веселее», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Вся страна с чувством глубокого удовлетворения…»), объясняется не только лицемерием властей, но и семиотическим эффектом сосуществования социальной реальности и реальности текста», — пишет в книге «Vox populi. Фольклорные жанры советской культуры» российский исследователь Константин Богданов. «Советский язык» является в высшей степени ритуализованным, близким по функциям к религиозному языку. Именно поэтому он не вымер вместе с другими реалиями советской эпохи, а довольно активно использовался двадцать последних лет. «Ретроспективное убеждение в том, что «у нас была великая эпоха» поддерживается самозабвенным желанием жить в мире вечно повторяющегося текста и (что одно и то же) в пространстве времени и ритуала», — пишет Богданов. Такой «вечно повторяющийся текст» создает впечатление стабильности, «неусыпной заботы» власти о своем народе.
Некоторые исследователи описывают лингвистическую ситуацию советской эпохи термином «диглоссия», который означает существование двух форм языка, распределенных по сферам употребления. То есть об одном и том же говорить можно «по-простому», по-человечески, а можно и «советским языком». Если в первом случае воров называют ворами, то во втором — «если кто-то кое-где у нас порой…».
Существуют ли признаки того, что диглоссия в Украине может исчезнуть? Надежда на это есть. Хотя бы потому, что целый ряд высоких руководящих постов в стране заняли общественные и политические деятели, которые неплохо освоили такие формы коммуникации с публикой, как блоги, сообщения в Twitter и Facebook. А там языковое лицемерие не допускается. То есть если власть действительно станет прозрачной и подконтрольной обществу, необходимость в диглоссии отпадет сама собой. Но понятно, что провести демонтаж «советского языка» гораздо труднее, чем демонтаж памятников Ленину. Стилистические особенности этого языка оказываются очень востребованными для придания месседжу особой важности. «В условиях военной агрессии и оккупации обеспечение продовольственной безопасности страны, проведение комплекса весенне-полевых работ и поставки продовольствия украинским военным являются заданием номер один, стоящим перед отечественным АПК. Поэтому мы обратились к руководству Вооруженных сил Украины с просьбой взвешенно относиться к мобилизации аграрных работников, чья работа сегодня крайне необходима для выполнения этих задач», — заявил на днях аграрный министр Игорь Швайка. Неужели к нему не прислушались бы, скажи он проще: не призывайте селян, иначе сеять хлеб будет некому?