Главная

Перезагрузку подменяют переворотом

Мукачевская драма и массовые увольнения чиновников в Закарпатье, конфликт в руководстве Генпрокуратуры, действия Михаила Саакашвили, менее заметные коррупционные скандалы в КГГА и погранслужбе, принятый Верховной Радой закон, позволяющий тайно следить за судьями и милиционерами, — свидетельства того, что власть заметно активизировалась на антикоррупционном фронте.

Только предстоит ответить на вопрос, имеем ли мы дело с показной суетливостью или пониманием того, что общественный запрос на реальные действия услышан. В пользу второй версии говорят социологи: еще в мае 67,6% украинцев считали, что события в стране развиваются в неправильном направлении, 14,3% — придерживались противоположной точки зрения (данные соцслужбы Центра Разумкова). В любом случае, мы пока имеем дело с хоть и частыми, но точечными действиями, весьма далекими от представлений о перезагрузке государства снизу доверху.

А ведь еще год назад многим украинцам казалось, что существует волшебная кнопка Reset, нажав на которую, можно довольно быстро зажить в новой стране: пока бедненькой, но уже чистенькой. Политики соревновались, доказывая, что точно знают, где находится кнопка и как правильно на нее жать.

Естественно, нашлись и такие, кто начал искать кнопку самостоятельно.

Так, чуть больше года назад в обиход плотно вошли три слова: «добровольцы», «волонтеры», «активисты» — за каждым из которых стоял новый кластер социума. Эти слова мы употребляем и сегодня, хотя за год с каждым из них произошли значительные смысловые перемены.

Добровольцами называют всех, кто отправился в зону АТО по велению совести, и не важно, получили они официальный статус или так и остались сами по себе. Новая патрульная полиция — по сути, те же добровольцы.

Волонтеры структурировались, частично обрели официальные статусы в госструктурах. Кабмин пытается регулировать их деятельность, требует аккумулировать средства на счетах Минобороны, Верховная Рада принимает законы о статусе волонтеров. Но многие работают, как и год назад, уклоняясь от любой бюрократии.

Активисты сами пишут законопроекты, донимают госорганы запросами и требованиями, просвечивают антикоррупционным рентгеном чиновников и депутатов. Особо отличившиеся из последних успели узнать, что такое «мусорная люстрация».

«Профессии, рожденные войной» переживают определенный кризис взросления. Многие из тех, кто год назад сменил род деятельности, задаются вопросом о своей востребованности не только в зоне АТО и об эффективности своих усилий при половинчатом курсе власти на изменения. Да и время развеяло романтические ореолы.

Уже не секрет, что среди добровольцев есть и мародеры, и садисты. Что волонтеры не раз переругались друг с другом («огосударствленные» с «неформалами», «армейские» с «добровольческими»). И что за рядом антикоррупционных и люстрационных усилий активистов маячил политический заказ.

Произошло это оттого, что государство сознательно и инстинктивно сопротивляется уменьшению собственных возможностей и полномочий. Надежды на то, что волонтеры и добровольцы понадобятся только на первый самыйтяжелый период, а потом госмашина заведется и поедет сама, быстро растаяли. Госмашина-то поехала,да не туда, по костям и подбирая только избранных пассажиров. Капитальный ремонт не состоялся, перезагрузка провалилась, превратившись в «перестройку» в самом худшем смысле этого слова.

Государство попыталось «одомашнить» дикие с его точки зрения инициативы доступными ему способами: раздачей должностей и депутатских значков для одних, циркулярами и указами для других и прелестями судебно-силовой системы для самых неудобных.

Ничего необычного — divide et impera.

Вот только социальный запрос на инициативы снизу никуда не делся. Общество воочию убедилось в положительном балансе между «темной» и «светлой» сторонами собственной силы. Да и по скромным подсчетам, через личное участие в процессах, ранее бывших монополией государства, прошло не менее 20% украинцев.

Что происходит сегодня и будет происходить в среднесрочной перспективе? Во-первых, общественные инициативы, призванные заменить неэффективное государство, не исчезнут, даже если внезапно наступит мир в Донбассе, а в каждую область назначат губернатором клона Саакашвили.

Во-вторых, в самой системе госаппарата уже сосуществуют несколько параллельных систем. Самый животрепещущий пример — патрульная полиция и не изменившиеся райотделы милиции. Эффективно взаимодействовать они вряд ли смогут. Как и новая одесская таможня (обещана к ноябрю) с нынешней закарпатской. Схватки наподобие «Сакварелидзе vs Шокин» будут ужесточаться и учащаться.

В-третьих, государство будет и дальше пытаться заниматься «одомашниванием». Мы услышим не одно заявление вроде «СБУ и ПС будут совместно бороться с контрабандой» или «Порошенко призвал волонтеров вместе бороться с коррупцией в зоне АТО». И чем активнее будет происходить этот процесс, тем меньше останется места для «опричнины» в основном значении этого слова.

Но теперь, спустя год, уже государству (даже не конкретным политикам) приходится доказывать и отстаивать свою нужность и состоятельность — когда обещаниями, а когда и силой. В этом и состоит суть «ползучего украинского переворота», который неизбежно приходит на смену проваленной перезагрузке. При нынешней динамике через некоторое время количество привлеченных «со стороны» активистов превысит критическую массу, и процесс смены кадров и наконец-то правил станет лавинообразным. Либо же государству удастся перей­ти в контрнаступление — и это тоже приведет к перевороту, но уже далеко не ползучему.

Информация о материале

Опубликовано: 27 июля 2015

Расфокус

21 июля в Ростове-на-Дону начался судебный процесс по делу режиссера Олега Сенцова и активиста Александра Кольченко, а, по версии ФСБ, — террористов, пытавшихся ни много ни мало настолько дестабилизировать ситуацию в Крыму, чтобы понудить «органы власти» к возвращению Крыма в состав Украины.

Еще два «члена террорганизации» — Геннадий Афанасьев и Алексей Чирний, согласившиеся под пытками на сотрудничество со следствием, дали признательные показания на себя, Сенцова и Кольченко, уже осуждены на семь лет лишения свободы и теперь будут выступать свидетелями обвинения.

Внимание к этому процессу, в том числе мирового сообщества (Федерика Могерини, в ответ на предложение главы МИДа Украины, сообщила, что представители ЕС обязательно будут присутствовать на судебных заседаниях) объяснимо: это первое открытое рассмотрение дела в отношении «заложников Путина» — украинских граждан, похищенных в Крыму, подвергнутых пыткам, затем увезенных в московское «Лефортово» и обвиненных в терроризме. Следующий резонансный процесс — по делу украинской летчицы и народного депутата Надежды Савченко — стартует 30 июля. Несмотря на то, что украинские журналисты и правозащитники наблюдают за судом по делу Сенцова и Кольченко удаленно (никто не рискнул ехать в Ростов), благодаря российским коллегам, организовавшим онлайн-освещение первого заседания, украинская общественность и СМИ имеют достаточно полную информацию и о содержательности обвинения, и о вескости доказательств.

Но в этом материале ZN.UA хотело бы привлечь внимание и наших читателей, и власти к другому делу Сенцова и Кольченко — тому, что открыто в Украине по факту незаконного лишения свободы этих украинских граждан. Не слышали? Немудрено. И о расследовании дела Надежды Савченко в Украине, наверное, тоже ничего не знаете?

В июле 2014 г. Генпрокуратура сообщала об открытии уголовного производства по факту незаконного лишения свободы штурмана-оператора вертолета Ми-24 и бомбардировщика Су-24 Надежды Савченко. Сведения в Единый реестр досудебных расследований были внесены по ч. 3 ст. 146 УКУ (незаконное лишение свободы или похищение человека). Следствие по нему проводилось Сватовским райотделом ГУМВД Украины в Луганской области. В октябре 2014 г. ГПУ извещала, что «двум террористам из «Луганской народной республики», Игорю Плотницкому и Александру Попову (гражданину РФ), было сообщено о подозрении в захвате в заложники и похищении старшего лейтенанта Вооруженных сил Украины Надежды Савченко». По данным досудебного расследования, 17 июня Плотницкий и Попов, вместе с другими боевиками, совершили вооруженное нападение на военнослужащих 24-го батальона территориальной обороны «Айдар» ВСУ, захватив при этом в плен военнослужащую Надежду Савченко. Вывезли ее в Луганск, держали в здании областного военного комиссариата. Далее цитата: «Несколько дней террористы допрашивали пленницу. Впрочем, как уже известно из видео, выложенного в сети YouTube, все их попытки оказались тщетными. Надежда продемонстрировала удивительную стойкость и несокрушимость. Поздно вечером 23 июня, с вооруженным сопровождением, в грузовом автомобиле «Газель» Надежда Савченко была вывезена из Украины».

Таким образом, дело Савченко в Украине «приросло» двумя подозреваемыми и двумя статьями УК — ч. 2 ст. 258 (террористический акт) и ч. 3 ст. 332 (незаконная переправка лиц через государственную границу Украины).

С тех пор никакой официальной информации о ходе расследования дела Савченко мы не видели — только расследования журналистов. Неофициально удалось узнать, что дело теперь расследует Главное следственное управление СБУ.

В деле Сенцова и Кольченко в Украине, которое было перенаправлено из Печерского райотдела в следственный отдел главка МВД в Киеве, подозреваемых до сих пор нет.

Получается, что сегодня мы продолжаем повторять то, о чем знали с самого начала: что Сенцова и Кольченко похитили, вывезли в Россию, подвергали пыткам и давлению, незаконно лишили свободы, фальсифицировали обвинение, незаконно судят — а доказательств этим аргументам со стороны украинского следствия ни нам, ни государству-агрессору за прошедший год никто не предоставил?

А в это время в Ростове…

Дело Сенцова и Кольченко рассматривает Северо-Кавказский окружной военный суд, хотя ни один из подсудимых не является военнослужащим: Олег — режиссер, Александр — работник почты. Их судят как граждан России по тому лишь обстоятельству, что на момент аннексии Крыма они проживали на его территории, хотя оба настаивают на своем украинском гражданстве, и в деле лежат только их украинские паспорта. Судья отказывает украинскому консулу, присутствующему на заседании, встретиться с Сенцовым и Кольченко до вынесения приговора.

Олег Сенцов обвиняется ФСБ в создании террористической организации — отделения запрещенного в России «Правого сектора» в Крыму, хранении оружия и боеприпасов, подготовке и проведении террористических актов (поджоги офисов «Русской общины Крыма» и партии «Единая Россия», подготовка взрывов 9 мая у памятника Ленину и мемориала Вечного огня в Симферополе), Александр Кольченко — в членстве в организации и участии в терактах.

Примечательно, что судья Михайлюк, как пишет российская правозащитница и журналистка Зоя Светова, никогда не рассматривал дела о терроризме: был председателем Краснодарского гарнизонного суда и рассматривал «простые дела» — о мошенничестве, кражах и дезертирстве.

Судя по назначению им заседаний почти ежедневно, суд будет скорым. Защите отказано в ходатайстве на предоставление времени даже для консультаций с подзащитными для выработки консолидированных решений.

Почему торопятся? Возможно, чтобы закончить к началу процесса над Надеждой Савченко. Возможно, потому, что доказательств вины подсудимых на длительный процесс не хватит. Такое, в частности, впечатление сложилось у правозащитников после первого заседания, на котором были заслушаны показания двух «пострадавших» от поджога двери офиса «Русского единства» — Андрея Козенко, бывшего председателя исполкома движения «Русская община Крыма», и Александра Бочкарева, который весной 2014 г. руководил подразделением «самообороны Аксенова». Их показания («Правого сектора» в Крыму не видели, потому что мы им не позволяли действовать, но он был», «они ехали в поезде, но повыпрыгивали, как только узнали, что мы их ждем», и вариации на тему, как взорванный памятник Ленину мог бы вернуть Крым Украине), конечно, изрядно повеселили журналистов, да и самих подсудимых. Оперативных съемок, на которых можно было бы опознать подсудимых, у обвинения нет, доказательства строятся на показаниях оговоривших себя и друзей осужденных Афанасьева и Чирния (очных ставок при этом, говорят адвокаты Сенцова, не было). Но это все суд не смутит. Никто не сомневается, что приговор будет обвинительным, а наказание — никак не меньше срока, присужденного Афанасьеву и Чирнию.

И в это же время в Киеве…

Адвокат Евгения Закревская, представляющая интересы Олега Сенцова и Александра Кольченко в Украине, качество расследования дела могла бы иллюстрировать всего одним эпизодом. 13 июля (в день рождения Сенцова — бывают же совпадения!) ей позвонил следователь и, удостоверившись, что говорит с адвокатом, попросил: «Придите завтра с Кольченко на допрос». Следователь не знал, что Кольченко уже год и два месяца под арестом в России! Конечно, то обстоятельство, что это был новый следователь группы, и то, что у «старого» следователя «на руках» еще 140 дел, многое объясняет. Но не оправдывает — ни их, ни систему, если еще можно так называть то, что осталось от МВД Украины. В комментарии «Центру журналистских расследований» Ирина Левченко, замначальника отдела связей с общественностью ГУ МВД в г. Киеве, сообщила, что следствие по данному делу продолжается и, дословно, «его расследуют качественно и в тех рамках, которые в это время возможны по закону».

«Уголовное производство, зарегистрированное еще осенью по факту похищения Сенцова, Кольченко, Чирния и Афанасьева, расследует УМВД г. Киева. Но, судя по всему, это не расследование, а «отбывание номера», — говорит Евгения Закревская. — Следователю, которая ведет дело, по-видимому, сбрасывают все «висяки» — больше сотни производств одновременно, естественно, никто не сможет расследовать. За девять месяцев не сделано практически ничего. Дело заведено только по факту похищения, т.е. то, что Олега пытали, заведомо незаконно взяли под стражу, привлекли заведомо невиновных к уголовной ответственности, вынесли в отношении них заведомо неправосудное решение суда — никого в следствии не волнует. В уголовном производстве об этом нет ни слова».

По мнению Закревской, дело Сенцова и Кольченко в Украине следует рассматривать гораздо шире, потому что их преследование — это элемент российской агрессии в Крыму. Зачистка проукраински настроенных местных жителей была обязательным условием, обеспечившим аннексию.

«В моем представлении — это не просто преступление, совершенное в отношении нескольких украинских граждан (что само по себе чрезвычайно важно), это преступление против государственной безопасности (которое мы тогда допустили, а теперь не расследуем), а подследственность — СБУ или прокуратуры. То есть расследование данного преступления — не просто дело чести для Украины, но и в случае реального получения результатов это могло бы стать козырем Украины на международной арене», — говорит адвокат.

Однако пока что у журналистов больше информации по делу, чем в материалах его расследования. Журналисты раскапывают информацию о причастных к похищению лицах, обнародуют ее, а Закревская затем пытается заставить следствие ее проверять.

Еще хуже ситуация, по словам адвоката, с расследованиями похищений крымских и украинских активистов в период подготовки к «референдуму». Это десятки разбросанных по райотделам милиции страны эпизодов, которыми никто не занимается, и которые невозможно расследовать изолированно.

«Необходимо создавать следственные группы, объединяя преступные эпизоды по месту, времени совершения, устанавливая различные преступные группы, участвовавшие в терроре. Уже давно не секрет, что группы Стрелкова и Беса начинали свою деятельность именно в Крыму. Формировали первоначальную команду именно там и затем ушли на Восток. Очевидно, что это должно быть несколько крупных производств, что информация должна стекаться в один аналитический центр, что курировать следствие должна объединенная группа прокуроров», — считает Евгения Закревская, настаивая на том, что дело Сенцова и Кольченко должно быть переквалифицировано, подследственность его изменена, и расследованием должна заниматься либо СБУ, либо прокуратура.

У российских правозащитников, комментирующих сегодня российское дело Сенцова—Кольченко, прослеживается тайная надежда. Да, приговор будет обвинительным, но, поскольку дело и заказное, и политическое, то исход тоже будет не правовым, а политическим. Осужденных украинских активистов можно будет обменять, к примеру, на пленных российских офицеров.

Встречный вопрос — каких? На тех, от которых Москва уже отказалась? И вообще — у нас есть хотя бы один осужденный российский военный? Или гражданский — но шпион, диверсант, террорист? (Отсылаем к нашим публикациям и дискуссии с СБУ по поводу их же статистики и результативности работы). Всех, кого можно было (включая даму сердца Беса), уже втихую обменяли, без приговоров.

И неправовой момент. Мы тиражно сообщаем о том, что Россия отказывается от своих солдат, воюющих в Украине. Пропагандисты — кто умело, кто коряво, но, по сути, правильно используют эти факты для деморализации российско-террористических группировок. Политики — пользуют на всю катушку. Мы возмущаемся цинизмом режима Путина, бросившего своих граждан, — живых, убитых, пленных на Донбассе. Мы пылаем праведным гневом. Мы осуждаем.

А разве Олега Сенцова и Александра Кольченко мы с вами не бросили? Их и еще, как минимум, 11 «заложников Путина», чьи имена известны. Чем, кроме заявлений МИДа и политиков, государство защищает своих граждан? Если брать во внимание состояние расследования дела Сенцова—Кольченко в Украине, мы — тоже предатели?

Информация о материале

Опубликовано: 27 июля 2015