Мукачевская драма и массовые увольнения чиновников в Закарпатье, конфликт в руководстве Генпрокуратуры, действия Михаила Саакашвили, менее заметные коррупционные скандалы в КГГА и погранслужбе, принятый Верховной Радой закон, позволяющий тайно следить за судьями и милиционерами, — свидетельства того, что власть заметно активизировалась на антикоррупционном фронте.
Только предстоит ответить на вопрос, имеем ли мы дело с показной суетливостью или пониманием того, что общественный запрос на реальные действия услышан. В пользу второй версии говорят социологи: еще в мае 67,6% украинцев считали, что события в стране развиваются в неправильном направлении, 14,3% — придерживались противоположной точки зрения (данные соцслужбы Центра Разумкова). В любом случае, мы пока имеем дело с хоть и частыми, но точечными действиями, весьма далекими от представлений о перезагрузке государства снизу доверху.
А ведь еще год назад многим украинцам казалось, что существует волшебная кнопка Reset, нажав на которую, можно довольно быстро зажить в новой стране: пока бедненькой, но уже чистенькой. Политики соревновались, доказывая, что точно знают, где находится кнопка и как правильно на нее жать.
Естественно, нашлись и такие, кто начал искать кнопку самостоятельно.
Так, чуть больше года назад в обиход плотно вошли три слова: «добровольцы», «волонтеры», «активисты» — за каждым из которых стоял новый кластер социума. Эти слова мы употребляем и сегодня, хотя за год с каждым из них произошли значительные смысловые перемены.
Добровольцами называют всех, кто отправился в зону АТО по велению совести, и не важно, получили они официальный статус или так и остались сами по себе. Новая патрульная полиция — по сути, те же добровольцы.
Волонтеры структурировались, частично обрели официальные статусы в госструктурах. Кабмин пытается регулировать их деятельность, требует аккумулировать средства на счетах Минобороны, Верховная Рада принимает законы о статусе волонтеров. Но многие работают, как и год назад, уклоняясь от любой бюрократии.
Активисты сами пишут законопроекты, донимают госорганы запросами и требованиями, просвечивают антикоррупционным рентгеном чиновников и депутатов. Особо отличившиеся из последних успели узнать, что такое «мусорная люстрация».
«Профессии, рожденные войной» переживают определенный кризис взросления. Многие из тех, кто год назад сменил род деятельности, задаются вопросом о своей востребованности не только в зоне АТО и об эффективности своих усилий при половинчатом курсе власти на изменения. Да и время развеяло романтические ореолы.
Уже не секрет, что среди добровольцев есть и мародеры, и садисты. Что волонтеры не раз переругались друг с другом («огосударствленные» с «неформалами», «армейские» с «добровольческими»). И что за рядом антикоррупционных и люстрационных усилий активистов маячил политический заказ.
Произошло это оттого, что государство сознательно и инстинктивно сопротивляется уменьшению собственных возможностей и полномочий. Надежды на то, что волонтеры и добровольцы понадобятся только на первый самыйтяжелый период, а потом госмашина заведется и поедет сама, быстро растаяли. Госмашина-то поехала,да не туда, по костям и подбирая только избранных пассажиров. Капитальный ремонт не состоялся, перезагрузка провалилась, превратившись в «перестройку» в самом худшем смысле этого слова.
Государство попыталось «одомашнить» дикие с его точки зрения инициативы доступными ему способами: раздачей должностей и депутатских значков для одних, циркулярами и указами для других и прелестями судебно-силовой системы для самых неудобных.
Ничего необычного — divide et impera.
Вот только социальный запрос на инициативы снизу никуда не делся. Общество воочию убедилось в положительном балансе между «темной» и «светлой» сторонами собственной силы. Да и по скромным подсчетам, через личное участие в процессах, ранее бывших монополией государства, прошло не менее 20% украинцев.
Что происходит сегодня и будет происходить в среднесрочной перспективе? Во-первых, общественные инициативы, призванные заменить неэффективное государство, не исчезнут, даже если внезапно наступит мир в Донбассе, а в каждую область назначат губернатором клона Саакашвили.
Во-вторых, в самой системе госаппарата уже сосуществуют несколько параллельных систем. Самый животрепещущий пример — патрульная полиция и не изменившиеся райотделы милиции. Эффективно взаимодействовать они вряд ли смогут. Как и новая одесская таможня (обещана к ноябрю) с нынешней закарпатской. Схватки наподобие «Сакварелидзе vs Шокин» будут ужесточаться и учащаться.
В-третьих, государство будет и дальше пытаться заниматься «одомашниванием». Мы услышим не одно заявление вроде «СБУ и ПС будут совместно бороться с контрабандой» или «Порошенко призвал волонтеров вместе бороться с коррупцией в зоне АТО». И чем активнее будет происходить этот процесс, тем меньше останется места для «опричнины» в основном значении этого слова.
Но теперь, спустя год, уже государству (даже не конкретным политикам) приходится доказывать и отстаивать свою нужность и состоятельность — когда обещаниями, а когда и силой. В этом и состоит суть «ползучего украинского переворота», который неизбежно приходит на смену проваленной перезагрузке. При нынешней динамике через некоторое время количество привлеченных «со стороны» активистов превысит критическую массу, и процесс смены кадров и наконец-то правил станет лавинообразным. Либо же государству удастся перейти в контрнаступление — и это тоже приведет к перевороту, но уже далеко не ползучему.
