Главная

МВД: презумпция правоты «реформаторов»?

Произошедшее 25 сентября в Днепре убийство двух патрульных полицейских, по мнению главы МВД Арсена Авакова, раз и навсегда должно научить украинцев подчиняться полиции ради собственной безопасности. «Императив презумпции правоты полицейского должен стать социальной нормой! Сначала подчиняйся полицейскому — потом обжалуй! — написал он на своей странице в Фейсбук 26 сентября. — Это ограничение гражданских свобод? Нет! Это правило безопасности — через процедуру порядка лишь на очень короткое время, отсрочивающее права гражданина на апелляцию действий полицейского. Это высокая ответственность и высокие права для полиции? Да! Но другого пути нет».

27 сентября глава Нацполиции Хатия Деканоидзе заявила, что совместно с МВД готовит ряд изменений, которые ужесточат закон Украины о Национальной полиции. «Законодательные изменения будут строгими», — пообещала она. И, как выяснилось, оперативными.

Проект изменений в законы, регулирующие деятельность полиции, почти готов. Расширяющий полномочия полицейских документ общественности обещают представить 31 октября. В первую очередь речь идет об изменениях в Кодекс об административных правонарушениях (КуоАП), закон о дорожном движении и непосредственно в закон о Нацполиции.

Однако даже тезисы этих изменений, озвученные начальником правового департамента Нацполиции Владимиром Жиденко 17 октября на круглом столе «Эффективность полиции и права человека: поиск баланса в законодательстве», а также некоторые положения законопроекта № 4670 о новом Дисциплинарном Уставе вызывают у правозащитников опасения. «Среди предложенных положений есть такие, которые могут негативно повлиять на соблюдение прав человека сотрудниками полиции и создадут дополнительные проблемы в полицейской деятельности, — говорится в их открытом обращении к руководству полиции. — К сожалению, открытое обсуждение предложений к законам, регулирующим деятельность Нацполиции, не проводилось, а текст предполагаемого законопроекта не был предоставлен для ознакомления, что не позволяет общественности узнать, какие еще предложения готовятся, вести открытую дискуссию и взвешенно подходить к любым предлагаемым изменениям».

Безусловно, навести порядок в стране необходимо. То, что жить в Украине стало небезопасно, каждый гражданин уже ощутил если не на себе лично, то на печальном опыте родственников, друзей, знакомых. Хаос на дорогах и парковках, участившиеся кражи, изнасилования, разбойные нападения, часто — с применением оружия.

Руководство МВД и полиции поясняют ухудшение криминогенной обстановки и 23-процентный рост преступности исключительно войной, социально-экономическими проблемами, наплывом переселенцев и действием «закона Савченко». В ряду чуть ниже — низкое финансирование полиции и деморализация многих бывших милиционеров. При этом ни министр внутренних дел А.Аваков, ни глава полиции Х.Деканоидзе не проявляют профессионального желания публично обозначать и анализировать собственные внутренние проблемы и допущенные в ходе заявленной реформы МВД ошибки.

На кону — безопасность украинцев. Однако руководство МВД, называющее себя европейским, делает основную ставку на расширение собственных полномочий (по «совковой» привычке наступая на права граждан), а не на повышение профессионализма и дисциплины самих полицейских. Уровень доверия который, к сожалению, все еще очень далек от показателей стран Европы, где жесткость полиции, по сути, санкционирована доверием граждан. В нашей ситуации, какими бы искренними ни были намерения Авакова и Деканоидзе, желание закрутить гайки выглядит банальной неспособностью «реформаторов» гарантировать гражданам безопасность в рамках столь широко разрекламированного проекта.

Тем более, что внутренняя кухня ключевой для системы внутренней безопасности страны реформы переместилась в некую масонскую ложу, куда доступ закрыт не то что общественникам, но и парламентариям. Складывается впечатление, что «реформаторы» присвоили себе единоличное право распоряжаться судьбой страны и безопасностью граждан.

С просьбой поразмышлять над этими непростыми тезисами, а также оценить предлагаемые изменения в законодательство, в частности и результаты правоохранительной реформы в целом, рассказать о своем понимании причин роста преступности, а также поделиться соображениями по поводу того, есть ли реальный шанс у реформы, ZN.UA обратилось к экспертам-правозащитникам.

Денис Кобзин, правозащитник (Харьковский институт социальных исследований)

— Принято считать, что полицейская реформа продвинулась дальше остальных, однако мне трудно с этим согласиться. Говорить о каких-либо существенных результатах пока невозможно — некоторые инициативы только стартовали, а большая часть работы еще не началась. Да, действительно, новая патрульная полиция на первых этапах своего существования производила очень приятное впечатление, что вызвало рост доверия к ее действиям. Многим простым гражданам на какое-то мгновение показалось, что результат достигнут и полиция изменилась. Однако те, кто хоть немного знает структуру и работу полиции, сразу видели, что системных изменений не происходит. Структура, процедуры, распределение нагрузки, система отношений, показатели — все осталось так, как и было раньше. Да и сами патрульные — это всего лишь одна десятая от общего количества полицейских, которую нарастили на старую систему. А дальше стало происходить то, что с самого начала предсказывали профессионалы: патрульные начали совершать ошибки; уставать от переработок и стрессов; терять мотивацию; уходить или деформироваться. Фактически со многими ребятами происходит то же самое, что происходило все эти годы с молодым сотрудником милиции — он видит темную сторону, он видит, какие отношения внутри системы, его права нарушаются руководством, и он тоже начинает нарушать чьи-то права. Потом мы на выходе получаем практически то же, что было раньше. Единственное отличие — у новых патрульных есть дополнительный конфликт, их противопоставляют старым милиционерам, которые стигматизированы, меньше получают, но при этом больше знают, и им как-то нужно работать вместе.

Самое опасное в этом, по моему мнению, — отсутствие четкого видения и плана действий. Есть какой-то набор деклараций, который на практике выливается в разнонаправленные движения. Вроде бы разогнали ГАИ, но на трассах оно есть. Вроде бы отказались от показателей и задекларировали основным критерием оценки доверие, но продолжают использовать показатели, а исследования не учитывают. Разогнали «Беркут» — создали КОРД, разогнали УБОП — теперь говорим о его восстановлении. Волна люстрации, волна аттестации, которые ничего не изменили, только добавили неопределенности в жизнь рядового сотрудника, заставили его либо задуматься об уходе, либо просто постараться ничего не делать — тогда меньше шансов что-то сделать не так. Это, по-моему, и есть ключевой фактор роста преступности — огромное количество работников милиции просто стараются переждать турбулентность, удержаться, а для этого им нужно совершать как можно меньше действий.

Есть, конечно, и влияние «закона Савченко», за который, кстати, голосовали и действующий генпрокурор, и близкие к министру внутренних дел депутаты. Есть влияние того, что патрульные не могут обеспечить соблюдение правил на дороге, а больше некому. Есть влияние и социальных факторов — снижение уровня жизни. Но ключевых факторов роста преступности два: двухлетняя ситуация неопределенности для работника полиции и нежелание работать над безопасностью вместе с обществом. К сожалению, декларация внедрения community policing осталась декларацией — в полиции все еще нет понимания, что простые люди — это самый важный для них ресурс, нужно создавать формы взаимодействия с ними, привлечения их к обеспечению порядка. Есть какие-то тренинги на эту тему, но политики такой нет, а это значит, что мы обречены на дальнейший рост правонарушений. Община как бы получает смешанные сигналы от полиции: «мы сами справимся, помогите только деньгами» и «ситуация ухудшается».

Надо понимать, что эта ситуация не является уникальной — многие полиции других стран проходили через нее, и успешно. Это означает, что и мы можем при наличии политической воли и готовности идти путем реальных изменений. Но при этом полиции и министерству придется расстаться со статусом «государства в государстве», которое само себе ставит задачи, само себя оценивает, само расследует жалобы на себя. Что для этого нужно? Нужно в корне изменить систему подготовки полицейского; нужно изменить систему оценки работы полиции; нужно создать независимые органы сбора и расследования жалоб на полицию. Нужно начать процесс децентрализации полиции, когда работодателем и оценщиком начальника полиции будет община, а не руководство из Киева. За два года в этом направлении ничего сделано не было.

Кроме того, нужно создать четкие условия труда для самих полицейских, когда будут защищены и гарантированы их права; обеспечены условия труда, и у них будет возможность рассматривать свое место работы как стабильное. Нужно способствовать возникновению реальных полицейских профсоюзов, которые будут отстаивать интересы рядового сотрудника. Нужно избавиться от неоплачиваемого ненормированного рабочего дня, нужно создать внятные и привлекательные пенсионные, жилищные и медицинские программы, дать возможность повышать квалификацию, дать хорошее страхование. Все это конечно стоит денег, вне всяких сомнений. Но чтобы получить эти деньги от доноров, нужен четкий план и, конечно, существенное изменение самой системы полиции, сокращение огромного количества клерков, руководителей, потребляющих большой ресурс, но не влияющих на обеспечение безопасности. Проще говоря, нужен жесточайший независимый аудит системы и беспощадное выполнение его рекомендаций — с сокращениями должностей, отделов, департаментов.

По поводу закручивания гаек — мне трудно понять мотивацию. Это не первая и не последняя попытка это сделать. Любое силовое ведомство всегда стремится менять правовое поле так, чтобы ему было удобнее работать. Естественно, о правах человека и последствиях для граждан никто не думает — у ведомства другие задачи. Это, кстати, еще и демонстрация того, как себе представляют миссию полиции ее руководители — либо это вооруженный орган исполнительной власти, либо сервисная служба для граждан.

Предложения, которые уже были озвучены, неприемлемы и содержат слишком большие риски для прав человека.

Так, например, непосредственно в закон о Нацполиции планируется, в частности, ввести обязанность полицейского вне зависимости от должности, местонахождения и времени суток осуществлять все возможные мероприятия по защите граждан от противоправных посягательств — так называемый принцип беспрерывности работы полицейского.. Это создает ситуацию, когда сотрудник фактически 24 часа 7 дней в неделю — на службе. Соответственно, все его действия можно рассматривать как действия и требования должностного лица, что, естественно, приведет к злоупотреблениям, когда фактически каждый человек с корочками может требовать что угодно от человека без оных. Злоупотребление этой нормой приведет к многочисленным нарушениям и выполнению незаконных приказов со стороны «анонимных» сотрудников полиции, которых без индивидуальных жетонов будет трудно привлечь к ответственности

В изменениях к ст. 263 КУоАП «Сроки административного задержания» предлагается для некоторых видов административных правонарушений увеличить сроки задержания с 3 до 24 часов. Ключевые риски для прав граждан в реализации этой нормы состоят в том, что сотрудники полиции получают возможность манипулировать ею, удерживая человека для оперативных целей до 24 часов. Также очевидно, что это существенно увеличит нагрузку на ИВС, где и сейчас ситуация катастрофическая — некомплект персонала более 50%, люди не назначены на должности, зарплата конвоира не достигает и 3000 грн, и они массово уходят в Нацгвардию, не хватает конвойных авто и всего для них необходимого, очень трудно оказать медицинские услуги задержанным. Дополнительная нагрузка приведет к негативным последствиям. В случае продления задержания до 24 часов многих людей есть риск, что некоторых задержанных просто не будут везти в ИВС (потому, что ИВС априори намного меньше, чем отделов полиции), и людей будут держать где попало и как попало. Тем же, кого довезут, не смогут предоставить человеческие условия содержания.

Другое озвученное изменение в ст. 266 КУоАП содержит положение, когда освидетельствование на алкогольное или наркотическое опьянение при отстранении от управления транспортным средством проводится работником полиции без свидетелей (сейчас при двух свидетелях). Это неизбежно снижает его объективность, непредвзятость, доверие к его результатам и создает очевидные коррупционные риски. Фактически мы создаем ситуацию, когда слово человека будет против слова работника полиции.

Очевидно, что в таком виде «презумпция правоты» не должна рассматриваться парламентом. Это решение просто неэкологично и повлечет для общества больше негативных последствий, чем позитивных. В то же время непонятно, почему правозащитные организации не были приглашены на этапе подготовки этих изменений, а Национальная полиция делала их в своем «полицейском» мире. Но мы не теряем надежды, что в полиции есть окно для диалога с обществом и эта дискуссия возникнет до внесения предлагаемых изменений в парламент. Работа в этом направлении ведется. Это позволит не только избежать ограничения прав граждан, но также станет важным пунктом репутации Национальной полиции, как института, открытого для диалога, готового слышать людей и изменяться.

Александр Банчук, эксперт Центра политико-правовых реформ по административно-деликатному праву и уголовной юстиции

— Если говорить о реформе, то за эти два года есть два результата, которые мы можем оценить: создание патрульной полиции в городах и прохождение переаттестации. Других существенных изменений я не вижу. Что касается создания патрульной полиции, то внешне вроде бы изменения есть: набрали более 12 тысяч патрульных, и систему нужно развивать. На переаттестации же было потрачено много времени, а на выходе мы получили 5 тысяч непереаттестованных, и нет гарантии, что они не будут восстановлены через судебные решения. Поэтому все эксперты сходятся на том, что проведенная аттестация была провалена. По разным причинам, но думаю, во многом из-за того, что сам министр не хотел честно провести эту переаттестацию, были манипуляции под прикрытием разных руководителей из аппарата МВД. А если есть манипуляции, то, естественно, общество этим результатам доверять не будет.

Многие предлагаемые изменения несут в себе риски, поскольку у нас еще не разорвана связь между МВД, возглавляемым политиком, и полицией. К примеру, в Польше или Германии (где у каждой земли свой закон, и на федеральном уровне почти нет полиции, полномочия и состав очень ограничены) министр может меняться хоть каждые полгода, у него нет прямой связи, и он не может снять ни руководителя полиции, ни его заместителей, поскольку полицию возглавляют профессионалы. В наших условиях, когда даже в новом Законе о Нацполиции есть тесная связь, есть возможность политического влияния и контроля над полицейской деятельностью, риски в том, что даже если это не будет использовано сейчас, то через какое-то время может прийти новый руководитель министерства и начнет давать соответствующие указания.

И, конечно, каждый может экстраполировать предлагаемые изменения. Например, сейчас законом предусматривается, что лицо, в том числе водитель транспортного средства, должно предъявить документ (можно не выпускать его из рук), чтобы полицейский мог его прочитать. Изменения предполагают, что документ необходимо передать в руки полицейскому. Если бы такие полномочия были у милиции или гаишников во время Революции достоинства, мы прекрасно понимаем, чем бы это закончилось.

Таких деталей очень много. Например, предлагается, что за оскорбление полицейского мера наказания может доходить до административного ареста. Сейчас штрафом или административным арестом карается злостное неподчинение и связанное с ним оскорбление полицейского. Большинство изменений нацелены не на расширение свобод личности, а на увеличение полномочий полицейских. И в этом, на мой взгляд, проблема.

Странность ситуации заключается в том, что все изменения начали проталкиваться после событий в Днепре. Но каким образом убийство полицейских связано с передачей или не передачей в руки полицейскому документов или с понятием и усилением ответственности за оскорбление? Эти события политический министр использует, чтобы проталкивать свои идеи и увеличить полномочия полиции. Это очень опасно. Масштабы, конечно, разные, но в свое время немцы нашли специальный повод для начала Второй мировой войны. Было трагическое событие, и якобы реакцией на него стало урезание свобод. Но в Революцию достоинства люди вышли на Майдан, чтобы иметь больше прав, а не чтобы ограничивать их, отдавая часть то ли полиции, то ли государству.

Если бы предлагающиеся изменения происходили в любом западноевропейском государстве, это было бы нормально. Но в наших условиях патрульная полиция есть в больших городах, в маленьких же остались бывшие переаттестованные милиционеры. И мне кажется абсурдным, что мы собираемся дать им еще больше полномочий, чем они имели до Революции достоинства.

На самом деле полномочий, которые уже есть в законе, достаточно для преследования, эффективной работы и задержания (где нужно) преступников. Просто нужно хотеть и уметь это делать. И как раз со вторым проблема, скорее всего, больше.

Если «закон Савченко» и имеет влияние на ухудшение криминальной ситуации, то на самом деле не более процента. Приводится статистика, что 900 человек, вышедших по этому закону досрочно, повторно совершили преступные действия. Но у нас же рост преступности не на 900 случаев, о которых говорят, а на десятки тысяч. И, конечно, значительно большее влияние на это оказывают военные действия и связанное с этим ухудшение социально-экономической ситуации, большое количество оружия, отчаянных людей, прошедших через войну, которые не могут найти себе место в мирной жизни, но уже почувствовали адреналин от войны, от риска.

Что касается переселенцев, этот фактор тоже есть. Но если мы декларируем, что Украина — правовое государство, то не стоит так акцентировать внимание на этом. Здесь есть признаки дискриминации.

Рост преступности связан в том числе с тем, что уголовная полиция не перестроилась. Как работала на галочки в своих статистических отчетах 10–20 лет назад, когда не было такого роста преступности, оборота оружия, такой ситуации, так работает и сейчас. Нужны не красивые цифры, а результаты — количество предотвращенных преступлений и т.д. Но этому их, к сожалению, никто не учил. Даже среднее звено, проработавшее 10 лет, училось в мирное время.

Самое страшное, когда мы говорим, что полиция у нас не может что-то делать, а потому надо дать ей больше полномочий. Полномочий достаточно. Нужно лучше работать в рамках тех возможностей, которые дает закон.

Николай Хавронюк, директор по научному развитию Центра политико-правовых реформ

— Очень сложно комментировать то, что еще не приобрело форму хотя бы законопроекта. Об этих изменениях мы знаем только со слов руководителя юридического департамента Нацполиции — как о концепции. В целом то, что они предлагают, я бы одобрил. Но повторю: в целом. То есть определенная дисциплина на дорогах в отношениях между участниками дорожного движения и полицейскими, без сомнения, необходима. Но если речь идет о каком-то увеличении полномочий органов полиции, то нам всегда нужно думать о том, как сбалансировать это таким образом, чтобы не превратить полномочия полиции в совершенно неограниченные, когда они не будут чувствовать ни пределов своих полномочий, ни ответственности за их превышение.

У нас, например, есть уголовная ответственность за превышение полномочий при задержании преступников и за превышение пределов необходимой самообороны. Но она касается только двух случаев: когда в результате наступила смерть или нанесены тяжкие телесные повреждения. А вот когда тот же работник полиции будет кого-то задерживать и явно превысит свои полномочия, что повлечет за собой, скажем, телесные повреждения легкие или средней тяжести — перелом костей, носа, челюсти, рук, ног и т.д., другие последствия, влекущие за собой лечение продолжительностью даже несколько недель, но не относящиеся к тяжким, — никакой ответственности за это нет. Даже в случае явного превышения полномочий.

Кроме того, балансом должно выступать четко определенное законодательство, касающееся дисциплинарной ответственности. Речь идет о конкретном составе дисциплинарных проступков. То есть полицейские должны заранее знать, за что их будут привлекать к ответственности по дисциплинарному уставу. И должна быть соответствующая открытая, прозрачная процедура, которая будет подразумевать участие в дисциплинарных комиссиях НЕ полицейских — представителей активной общественности, возможно, ученых и других лиц, объективно не заинтересованных в результатах расследований и применении каких-то дисциплинарных санкций по отношению к полицейскому.

Конечно, хотелось бы, чтобы в законодательстве было очень четко определено, какие именно права в отношении водителя имеет полицейский. В этом законопроекте, как его нам презентовали, говорится, что полицейский должен снова получить право брать в руки водительское удостоверение. Я пошутил, сказав: хорошо, что это право уравновешивается обязанностью полицейского передавать свое удостоверение в руки водителя. Таким образом, если один уничтожит удостоверение, то и другой может сделать то же самое.

Поведение полицейского и водителя — выходить или не выходить из машины, открывать ли багажник, как должен вести себя пассажир и т.д., — все это действительно должно быть урегулировано так, чтобы не оставалось никаких вопросов. И самое главное — чтобы не было дискретных полномочий, то есть хочу — делаю так, а хочу — иначе. Если в разных ситуациях полицейский должен действовать по-разному, то все эти типовые ситуации опять же должны быть описаны в законе.

Что касается нормы о ненужности двух свидетелей… Сторона полиции доказывает, что это не всегда возможно, скажем, на пустынной трассе ночью. Тем не менее хотелось бы, чтобы освидетельствование на степень содержания алкоголя в крови проводилось в медучреждениях, в присутствии по крайней мере врача и хотя бы еще одного медработника, которые являются профессионалами, иногда — служебными лицами. С которых государство может что-то потребовать, в отличие от простых прохожих. Насколько реально и возможно обеспечить таких понятых, мне судить трудно.

Я не думаю, что это желание закрутить гайки. Скорее, действительно желание каким-то образом обеспечить безопасность полицейских и сделать так, чтобы они не гибли понапрасну. Лично я готов пожертвовать какой-то частью своей свободы, если эта жертва нужна для обеспечения жизни и здоровья полицейского. Я готов держать руки на руле, дать свое удостоверение, но в то же время я хотел бы, чтобы все это было хорошо сбалансировано. Чтобы, отдавая часть своей свободы, я имел определенные гарантии, что этим не будут злоупотреблять полицейские.

Причины растущей преступности и отсутствия безопасности в стране — вопрос глобальный. Конечно, же их не стоит списывать только на «закон Савченко» и войну. Тут можно долго говорить об отсутствии у нас реальной уголовно-правовой политики. О том, что у нас, как у семи нянек, дитя без глаза, и никто конкретно этим не занимается. Часть правоохранительных органов подчинены президенту, другая — правительству. Политики, политические партии, олигархи пытаются влиять на определенные органы. Все они подвержены коррупционным воздействиям. В такой системе вообще очень сложно сделать нормальные правоохранительные органы. А преступники, естественно, все это видят и пользуются моментом. Вот в этом, я думаю, основная причина.

Другое — это то, что патрульно-постовая служба у нас как бы создана. Это очень хорошо. Но совершенно нереформированными остаются органы расследования. У нас не создается боевой орган для противодействия преступности в самых ее сложных формах — ГБР. То, что сейчас государство сделало с этим органом, превратив его всего лишь в орган по борьбе со служебными и воинскими преступлениями, — совсем не то, чего мы ожидали. Если раньше следователи добывали доказательства с помощью пыток, то сейчас они просто перестают их добывать. Если доказательства сами сыпятся им в руки, они их используют. Если нет, то криминалистически они их добывать не умеют. Эффективность оперативно-розыскных органов крайне низка. И мы не имеем индикаторов их эффективности вообще. Чем они занимаются, кого ищут, каких преступников — это все совершенно неизвестно. Реформирование прокуратуры опять-таки очень противоречиво. Мы до сих пор не получили независимого прокурора, который нес бы персональную ответственность за результаты расследования. Все время в его деятельность кто-то вмешивается сверху и с разных сторон, и мы не можем верить в то, что он самостоятелен. Здесь очень много проблем, о них можно говорить часами. А закон Савченко — это второстепенно, рассказы на публику. По этому закону некоторые выходят на свободу раньше. Но они все равно бы вышли. Закон был принят для того, чтобы привести в какое-то соответствие условия содержания в СИЗО, но этим никто не занимается. Там как был беспорядок, так и остается.

Владимир Караваев, правозащитник, замглавы Координационного совета общенационального форума по вопросам безопасности дорожного движения

— Предлагаемые изменения я оцениваю негативно. Давайте исходить из целей. Цель, которая в данном случае озвучивается: изменения нужны для того, чтобы полиция могла полноценно исполнять свои обязанности и обеспечивать безопасность граждан. Но я смотрю на эти изменения — и не понимаю: каким образом они обеспечат безопасность граждан? У нас происходит раскачивание какого-то маятника. То мы наблюдаем на Ютубе ролики, когда полиция разбивает стекла и вытаскивает водителя из автомобиля, поскольку он не хочет выходить. Теперь же полиция будет удерживать водителя в автомобиле принудительно. Это и есть маятник. Это говорит о том, что нет целостного видения того, в чем заключаются основные проблемы нашей полиции и почему она сегодня не может исполнять свои обязанности.

Проблема не в том, будет водитель выходить или останется в автомобиле. Проблема не в том, будут ли присутствовать при освидетельствовании алкогольного опьянения два свидетеля или нет. Проблема в том, что вся эта реформа правоохранительных органов былапорочна еще на уровне первых законопроектов, того же Закона о Нацполиции. Именно порочная законодательная база не дает сегодня возможности полицейским нормально работать. И это никак не могут понять в МВД. Они пытаются говорить и делать все, что угодно, но не понимают основы конфликта — порочности законодательной базы. И пока они это не поймут, пока не сядут и не начнут по пунктам прописывать те полномочия, которые полиции действительно нужны, убирать противоречия в законодательстве, ничего работать не будет.

Что бы ни делала полиция, даже если они внесут эти законопроекты и примут норму закона, основное противоречие у нас сегодня в том, что сфера дорожного движения, любые действия полицейского, предписанные КУоАП, находятся в противоречии с самим КУоАП. Таким образом, любые действия полицейского, что бы он ни сделал, элементарно отбиваются в судах.

То, что сейчас пытаются делать, я думаю, — это просто от безысходности. Например, говорят о презумпции правоты полицейского. Но, как я уже сказал, законодательство построено на противоречиях. И когда возникает спор между водителем и полицейским, каждый из них апеллирует к своим законным аргументам, выбирая часть закона, которая его защищает. Именно здесь и возникает основа конфликта — когда две нормы в одном и том же законе противоречат друг другу, то к одной норме апеллирует водитель, а к другой — полицейский.

Я считаю, что причины роста преступности и отсутствия безопасности в стране кроются прежде всего в том, что к реформе подошли очень непрофессионально. Я утверждаю это на основе не только предлагаемых изменений, но и уже действующих законов. Собираясь построить дом, мы все время начинаем его возводить, не имея при этом даже проекта. А потом бегаем вокруг стройки и говорим: «Ой, у нас почему-то фундамент завалился, стена рухнула». Но как можно строить дом без проекта? Сначала нужно было смоделировать все на законодательном уровне, просчитать все последствия, и только после этого начинать реформу. А у нас начали делать реформу, не имея ни ее концепции, ни каких-либо прогнозов. Потому вряд ли сегодня стоит удивляться заявлениям А.Фацевича о том, что патрульная полиция не справилась с задачами. И теперь в структуре МВД будет создано отдельное подразделение — дорожно-патрульная служба, которая будет заниматься безопасностью на дорогах, что, по сути, означает возвращение столь критиковавшегося ранее ГАИ, с теми же функциями и обязанностями. Дежавю. Или — обыкновенный непрофессионализм.

Информация о материале

Опубликовано: 01 ноября 2016

Прокуратура не забрала у «регіонала» 50 га ставка, отриманий за допомогою підлеглих Авакова

Господарський суд Харківської області відмовив прокуратурі у визнанні недійсним договору між Вовчанською райдержадміністрацією та ПОП «Русь Єдина» про оренду земельної ділянки площею 57,05 га. Таке рішення суд прийняв 11 жовтня.

З судового засідання відомо, що в грудні 2007 року голова Вовчанської РДА надав ПОП «Русь Єдина» дозвіл на розробку на розробку проекту землеустрою щодо відведення земельної ділянки водного фонду на території Іванівської сільської ради Вовчанського району. Майже через два роки – в березні 2010 року, голова РДА затвердив підприємству проект землеустрою. На основі цього документу було укладено договір оренди, за яким фірма отримала на 49 років в користування водойму площею 30 га та прибережну смугу, площею 27,05 га.

Слідство не змогло встановити нормативну вартість цієї землі, бо в районному відділі Держкадастру повідомили про відсутність у них необхідної технічної документації щодо спірної ділянки.

В ході слухання суд встановив, що райдержадміністрації мають право передавати землю в оренду в трьох випадках: для ведення сільського господарства, водного господарства або для будівництва будівель, що будуть обслуговувати членів районної громади. Але в розпорядженні голови Вовчанської РДА було вказано, що «Русь Єдина» бере водойму в оренду для розведення риби. Суд встановив, що РДА не вірно трактувала поняття водне господарство, бо це роботи зі збереження навколишнього середовища та забезпечення людей водою, а не рибою. Для розведення риби дозволи на оренду уповноважені надавати обласні ради.

Тому суд погодився з прокурором, що земля та водойма на території Іванівської сільради були передані в оренду з порушенням закону.

Також сам договір було укладено незаконно, бо для визначення орендної плати потрібно провести нормативну оцінку землі. А цього зроблено не було (з матеріалів справи не відомо, чи платить підприємство орендну плату взагалі).

В суді ПОП «Русь Єдина» заявила про необхідність застосування строків позовної давності, і суддя з цим аргументом погодився. Суд встановив, що ще в 2007 році Вовчанської РДА направив в Харківську ОДА копії проектів розпоряджень, в тому числі, про надання дозволу «Русь Єдина». І ці рішення були схвалені заступником голови Харківської ОДА. Враховуючи, що прокуратура в цій справі виступала в інтересах Харківської ОДА, то позивач знав про спірні рішення. Крім того, суд не отримав від прокуратури аргументів про поважні причини пропуску терміну подачі позову, а тому відмовив в задоволенні вимог.

Засновником та керівником ПОП «Русь Єдина» є Василь Шевченко. В 2010 році він був обирався до Вовчанської районної ради від «Партії регіонів». Тоді ж депутатом цієї ради був і Василь Хайло, який працював завідувачем складу ПОП «Русь Єдина». В 2015 році Хайло став депутатом цієї ради вже від БПП «Солідарність».

В 2005-2010 роках Харківську ОДА очолював нинішні міністр МВС Арсен Авакова. На початку 2008 року головою Вовчанської РДА було призначено Віктора Удода, який до того майже рік виконував обов’язки керівника району.

Информация о материале

Опубликовано: 01 ноября 2016

Верховный Суд: ограниченный доступ

В скором времени развернется настоящее состязание за кресла в Верховном Суде. Как известно, туда упростили доступ адвокатам и ученым. Побороться за место в самом главном храме украинской Фемиды уже изъявили желание и некоторые действующие судьи. Более того, возможность попасть в новый ВС открывается для народных депутатов и министров с «научным» или «адвокатским» прошлым.

Памятуя о курсе на полное обновления «лица» Фемиды в сторону высоких стандартов добросовестности, остается загадкой, произойдет ли оно в реальности. Ведь в адвокатском корпусе столько же, если не больше, чем в нынешней судебной системе, людей, которые не могут похвастаться кристально чистой репутацией. Как и среди тех, кто получил степень кандидата юридических наук – не всегда «корочка» является гарантией наличия навыков и знаний, как и добросовестности. Относительно ученых возникает и другой вопрос: как их научная деятельность может помочь в судейской работе? Ведь защита диссертации на одну узкоспециализированную теоретическую тему еще не значит, что человек готов к рутинной практической работе по рассмотрению разных категорий споров.

Вместе с тем, «за бортом» остались те, кто непосредственно осуществлял представительство в суде, не будучи в статусе адвоката. Это и начальники юридических отделов, юрисконсульты, арбитражные управляющие (которые, как и адвокаты, сдают специальные экзамены и являются субъектами независимой профессиональной деятельности), лица с опытом работы в третейских судах, патентные поверенные (в случае с апелляционными и Верховным Судом) и, в конце концов, прокуроры.

Суд вне политики?

Согласно новому закону, установлена предельная численность судей ВС – 200 человек. Однако в итоге количество судей ВС может быть и меньше. В АП обещают, что никаких политических квот не будет, и любая попытка продавать места в ВС будет пресечена. Однако по данным «Судебно-юридической газеты», в ВС будут претендовать и сами политические фигуры. Таким образом, чем станет новый Верховный Суд: маленькой «Верховной Радой», обличием реформы для иностранных партнеров Украины или реальным судебным органом, выстраивающим судебную практику в правильном русле – пока вопрос.

Как известно, в судах первой инстанции сейчас наблюдается кадровый голод. Однако ВККС в ближайшее время придется сконцентрироваться на конкурсе в Верховный Суд, поэтому отбор в нижестоящие суды начнется только в следующем году. Учитывая, что процесс выстраивания судебной системы по-новому решили начать не с нижестоящих судов, где проблемы более очевидны и ощутимы для граждан, а с «верхушки», которая заметна на международной арене, очевидно, что для власти очень важен имидж реформы.

Как считают в ВККС, за год-полтора работы нового ВС вся судебная система увидит некий аналог прецедентного решения. «Судье первой инстанции уже будет ориентир при вынесении решения по делу. И другое решение принять он не сможет, ведь тогда оно будет отменено и пойдет очень жесткая реакция Высшего совета правосудия по дисциплинарному делу», – отметил в одном из интервью глава ВККС Сергей Козьяков.

Такие широкие возможности в руках судей ВС, естественно, должны компенсироваться жесткой процедурой отбора. Кандидатов в ВС будут проверять особо пристально, «просеивать» через НАБУ и Общественный совет добросовестности. Однако такое «просеивание» может иметь как положительный, так и отрицательный результат, ведь на решение ВККС, по сути, будут влиять и другие институции. С учетом того, что нормы об Общественном совете добросовестности были прописаны под определенные организации, которые не скрывают свою позицию по поводу поддержки одних людей и негативное отношение к другим, уже сейчас понятно, что полностью непредубежденным конкурс в ВС не будет.

Как сравнить?

По словам членов ВККС, там уже придумали схему, по которой будут сравнивать кандидатов, для чего был разработан специальный вопросник. По итогам ответов на него каждый кандидат наберет определенное количество баллов. Что касается письменного теста, он будет компьютеризированным, анонимным и одинаковым как для ученых и адвокатов, так и для судей. Вторая часть экзамена будет заключаться в практическом задании, написании проекта судебного решения, и тут «фора» может быть у судей.

Также будет исследоваться досье кандидата. На прошлой неделе члены ВККС совместно с Советом судей Украины провели консультации по проекту Порядка формирования и ведения судебного досье и Порядка формирования и ведения досье кандидата на должность судьи. Решено, что Комиссия будет предлагать кандидатам на должность судьи предоставлять подробную информацию о себе путем заполнения анкеты, которая содержит большой перечень вопросов, в частности к ученым и адвокатам. Указанную анкету разместят на веб-сайте Комиссии.

Как отмечают в ВККС, с судьями проще – они могут предоставить судебную статистику по своим делам, как и адвокаты, а вот с учеными сложнее. В Комиссии вполне осознают наши реалии и будут прилагать все усилия, чтобы проверить, действительно ли человек вел ученую деятельность или попросту купил диссертацию.

К тому времени, когда кандидаты дойдут до этапа собеседования, у ВККС на руках должна быть полная картина по каждому из них. Так, на тех, кто дойдет, будет получена информация от НАБУ. Спецпроверка продлится до 2 месяцев, и включать она будет в т. ч. исследование в отношении адвокатов на предмет соблюдения ими налогового законодательства.

Последний этап – психологические тесты.

Профессией не выдался

К слову, если законопроект «Об адвокатуре и адвокатской деятельности» будет принят в той редакции, которая обнародована сейчас на сайте Совета по вопросам судебной реформы при Администрации Президента, многим юристам, которые планировали в будущем строить карьеру по принципу адвокат-судья и не успеют получить адвокатское свидетельство до вступления в силу новых норм, придется пересмотреть свои планы. Так, согласно проекту, претендовать в адвокатуру смогут только люди со стажем помощника адвоката или судьи.

Что касается стажа научной работы, то он регулируется, в частности, ст. 35 Закона «О научной и научно-технической деятельности». В него засчитывается, среди прочего, время работы на должностях научных работников, например, советника при дирекции научного учреждения или руководителя (заведующего, ответственного секретаря, главного редактора) и заместителя руководителя научного подразделения, научного издательства, редакции научного издания; время обучения в аспирантуре, адъюнктуре или докторантуре на дневной (очной) форме обучения выпускникам аспирантуры, адъюнктуры, докторантуры; время работы на должностях научно-преподавательского состава Национальной школы судей и т. д.

В связи с этим возникает вопрос: чем, например, арбитражный управляющий хуже, чем главный редактор научного издания? Напомним, что выделение на законодательном уровне новой профессии арбитражного управляющего (распорядителя имущества, управляющего санацией, ликвидатора) связано с принятием в декабре 2011 г. и вступлением в силу с 19 января 2012 г. новой редакции Закона «О восстановлении платежеспособности должника или признании его банкротом». Согласно ему изменен статус арбитражного управляющего (распорядителя имущества, управляющего санацией, ликвидатора), который вместо субъекта предпринимательской деятельности стал субъектом независимой профессиональной деятельности.

Во-первых, порядок получения статуса арбитражного управляющего очень похож на порядок получения права на адвокатскую или нотариальную деятельность, а именно: необходимы прохождение стажировки и обучения в течение 6 месяцев, сдача квалификационного экзамена и получение свидетельства о праве на осуществление деятельности арбитражного управляющего. Во-вторых, предусмотрены такие требования, как наличие стажа работы по специальности не менее 3 лет или года на руководящих должностях после получения полного высшего образования и знание государственного языка. Подготовка лиц, которые намерены осуществлять деятельность арбитражного управляющего, состоит из двух этапов: первый – обучение и второй – стажировка.

Однако специалистов в сфере банкротства «отсеяли», как и представителей многих других юридических профессий, но по какому принципу – до сих пор остается загадкой.

Комментарии

Валентина Симоненко, председатель Совета судей Украины

– Считаю, что предоставление права стать судьями Верховного Суда и апелляционных судов только адвокатам и ученым является дискриминацией остальных юридических профессий. Этот вопрос поднимался во время обсуждения изменений в Конституцию в части правосудия и в Совете по вопросам судебной реформы. Но предложение расширить перечень юридических профессий, в частности за счет прокуроров, которые могут претендовать на должности судей, поддержано не было.

Что касается вообще вопроса допуска ученых и адвокатов к работе судьями ВС и апелляционных судов, то тут есть нюансы. Полагаю, что адвокаты и ученые могут успешно работать в Верховном Суде, поскольку он является судом права, а адвокаты и ученые, как и судьи, занимаются толкованием норм права. К тому же, многие адвокаты, как и судьи, тоже имеют ученые степени и занимаются научными исследованиями. Но мы были против такого подхода в апелляционной инстанции, поскольку апелляционные суды – это суды факта, где нужно устанавливать фактические обстоятельства дела на основе оценки доказательств. Для этого нужен судейский опыт. Можно вспомнить, что в середине 1990-х уже была практика, когда в апелляционные суды пришли люди, не имеющие стажа работы судьей. Впоследствии проводился опрос, и выяснилось, что в течение первых 5 лет около 90% таких судей просто ушли. В работе судьи есть слишком много негативных факторов, выдержать воздействие которых могут далеко не все.

Александр Кравец, судья Одесского окружного административного суда

– Основными критериями допуска к работе судьи должны быть доскональное знание процессуального права, как минимум 10-летний опыт работы в сфере права, признанный авторитет в этой области, наличие житейского опыта и добропорядочность. Я считаю, что в конкурсе могли бы принимать участие представители всех юридических специальностей, которые отвечают указанным критериям и является профессионалами высокого уровня. Поэтому недопуск прокуроров, на мой взгляд – скорее недоразумение. А вот молодым юристам, полагаю, допуск в Верховный Суд должен быть закрыт. Это нонсенс. Ведь для того, чтобы достичь вершины карьеры, нужно эту карьеру сделать, иметь не только опыт, но и авторитет в профессии, а не просто окончить университет и моментально стать судьей Верховного Суда.

Валерий Кравчук, секретарь учебно-методического совета Национальной академии прокуратуры Украины

– Правосудие реализуется путем объединения работы представителей трех юридических профессий: прокурора, адвоката и судьи. В Конституционных изменениях в части правосудия эта особенность профессионального треугольника отражена системно. Но в положениях нового Закона «О судоустройстве и статусе судей» от 2.06.2016 в части требований к кандидатам на должность судьи Верховного Суда, как и судьи высшего специализированного суда и апелляционного суда, существует дисбаланс взаимозаменяемости стажа профессиональной деятельности в сфере правосудия. Понятно, что на должность судьи в равной мере может претендовать как адвокат с соответствующим опытом представительства в суде или защиты от уголовного обвинения, так и прокурор с опытом поддержания публичного (государственного) обвинения или представительской деятельности в суде. Но в действующем законодательстве это определено по-другому. По сути, это не более чем своеобразный законодательный предохранитель от возможной критики судебной реформы относительно репутационной составляющей претендентов на должность судьи Верховного Суда, учитывая невысокий уровень общественного доверия к прокуратуре, хотя это и полностью субъективный фактор.

Стаж работы других юридических профессий не связан напрямую со сферой правосудия, поэтому справедливо, что такого опыта недостаточно, чтобы сразу претендовать на должность судьи ВС. Исключением является наличие у конкретного лица опыта научной работы и научной степени в сфере права. В этом случае отсутствие соответствующего практического стажа компенсируется опытом научно-аналитической деятельности, доктринальным мышлением и отличным от практикующих юристов правосознанием.

Установление в законодательстве принципа взаимозаменяемости опыта профессиональной деятельности в сфере правосудия и стажа научной работы при наличии соответствующей научной степени как альтернативы опыта работы на должности судьи является полностью оправданным. Такое нововведение устраняет существующую до сих пор «закрытость» должностей судей ВС, доступ к которым раньше был исключительно для судей. Вместе с тем, указанный принцип необходимо дополнить с учетом существующих профессий в сфере правосудия – прокурор, адвокат, судья и ученый. Таким образом, опыт профессиональной деятельности прокурора в сфере правосудия следует также учитывать в контексте получения опыта профессиональной деятельности, что позволит прокурорам без наличия судейской карьеры претендовать на должности судей апелляционного или Верховного Суда.

Людмила Волкова, судья Харьковского окружного административного суда

– Существует мнение, что следователи и оперативные работники все-таки не занимаются непосредственно правоприменительной деятельностью и работой в судебных инстанциях и в залах судебных заседаний. Эти профессии относятся, скорее. к оперативно-розыскной деятельности, которая не предусматривает глубоких знаний в сфере права и правоприменения. Смогут ли адвокаты и ученые успешно работать судьями, покажет конкурс, где от кандидатов будут требоваться серьезные знания в сфере права и умение составлять процессуальные документы, такие как судебное решение. Если сравнивать возможности судьи и адвоката по написанию судебного решения, то профессиональный адвокат, работающий в судебных заседаниях и составляющий исковые заявления, ходатайства, уже имеет навыки написания процессуальных документов и изложения норм права. Лично я считаю, что адвокатам и ученым надо дать вотум доверия, как и еще действующим судьям и всей судебной системе.

Многие ученые и адвокаты все еще колеблются и раздумывают, стоит ли участвовать в конкурсе, воспользовавшись вступившими в силу законодательными новеллами. В то же время, представители ряда юридических профессий, таких как сотрудники правоохранительных органов и юристы, не обладающие адвокатскими удостоверениями, считают, что они были необоснованно лишены права участвовать в конкурсах на должности судей. Последними новостями о том, как проходит подготовка к конкурсу на должности судей нового Верховного Суда, поделился секретарь квалификационной палаты Высшей квалификационной комиссии судей Станислав Щотка.

– Не является ли, на Ваш взгляд, дискриминацией то, что в конкурсах на должности судей апелляционной и кассационной инстанций разрешили участвовать только судьям, ученым и адвокатам?

– Законодатель предусмотрел, что в конкурсе на должности судей апелляционных судов и Верховного Суда могут принимать участие адвокаты, обязательно имеющие опыт представительства в суде, и ученые-правоведы. Что касается вопроса о том, не является ли такой подход дискриминационным по отношению к другим юридическим профессиям, то я бы не стал забегать вперед. Нужно посмотреть, как профессиональные адвокаты и ученые проявят себя и состоятся как судьи. Может, они не ослабят судейский корпус, а наоборот, усилят его. Лично я уверен, что они его должны только усилить, поскольку они принесут из своих профессий опыт, профессионализм, жизненный опыт и кругозор. От этого профессия судьи может только выиграть, поскольку судья – это не только «говорящая голова», которая толкует законы, но и лицо, которое опирается на добытый в жизни опыт и традиции, связанные и с воспитанием, и с работой на прошлых местах.

– Но почему судьями Верховного Суда не могут стать, например, прокуроры и полицейские?

– Что касается следователей, прокуроров, полицейских, то дискуссия вокруг допуска их на должности судей апелляционной и кассационной инстанций все еще идет. Лично я критически отношусь к мысли, что представители этих профессий не могли бы работать судьями. Я сам, как известно, до того, как стать судьей, работал в органах прокуратуры. Стал ли я хуже от этого? Не думаю. Я получил определенный жизненный опыт, и юридическую работу теперь вижу с разных позиций. Дело в том, что принимая решения по уголовному делу, судье было бы неплохо понимать, как это дело расследуется на практике, начиная даже с таких нюансов, как проведение осмотра места преступления. Ведь на основании своих знаний судья должен сформировать свой позицию. Но сейчас принято думать, что те, кто работают в правоохранительных органах, по определению ориентированы на предотвращение преступлений и, возможно, на обвинение, а не на принятие решений в качестве стороннего арбитра. Хотя лично я считаю, что если человек был хорошо воспитан и получил хорошее образование, вряд ли какая-то профессия может его деформировать настолько, что он не может стать успешным специалистом в схожей специальности. Например, что полицейский не может быть хорошим адвокатом или следователь, прокурор не могут быть хорошими судьями.

– Поможет ли появление среди судей апелляционной и кассационной инстанций адвокатов и ученых улучшить репутацию судебной системы в глазах общества?

– Думаю, все в комплексе сильно ослабит претензии в адрес судебной системы по поводу ее замкнутости и корпоративности, поскольку законодатель дает возможность попасть в эту профессию людям с другим, не судейским опытом.

– Какие требования будут предъявляться к претендентам на должности судей Верховного Суда?

– Что касается критериев отбора в судьи Верховного Суда, то у нас уже есть сформированная в проектах нормативная база, которая касается критериев оценивания кандидатов в должности судей из числа адвокатов, судей и ученых. Отмечу, что мы не будем сравнивать представителей этих профессий между собой, а будем сравнивать баллы, которые они получат при выполнении заданий. Все будут находиться в равных условиях, сдавать тесты, проходить практическое задание, психологические тесты. Также претенденты будут проверены на предмет добросовестности и профессиональной этики по месту прежней работы. После этого все набранные баллы будут суммироваться и сравниваться. Т. е. сравниваться будут не претенденты, представляющие разные профессии, а количество баллов в рейтинге, которые они наберут.

– Некоторых адвокатов беспокоит вопрос, не станет ли для них препятствием тот факт, что ранее они представляли интересы лиц, которых СМИ называют «одиозными»?

– Будет важно не то, кого адвокат защищал или чьи интересы представлял. Важно будет то, насколько профессионально он это делал, насколько был добросовестным и этичным в своей работе. Если адвокат не переступал в таких случаях критерии этичности, какие могут быть вопросы?

– На адвокатов, как и судей, часто поступают жалобы в дисциплинарные органы. Бывают судебные иски. Будут ли они учитываться при рассмотрении кандидатуры того или иного претендента?

– Если возникнет такая необходимость, мы будем обращаться за необходимой информацией к квалификационно-дисциплинарным комиссиям адвокатуры. Но хочу отметить, что нами уже разработана анкета, где претенденту на должность судьи надо будет ответить на ряд вопросов, например, связанных с его поведением, вызывающим критику, или с претензиями к нему как к специалисту. Если кандидат укажет, что жалоб на него никогда не поступало и претензий к нему не возникало, но потом выяснится, что такие события все-таки имели место, возникает вопрос, можно ли вообще такого человека считать добросовестным и допускать к работе судьи. А если претендент все честно укажет в анкете, напишет о жалобах на него, решениях КДКА, наверное, мы запросим эти данные, поскольку должны знать, с кем имеем дело, а дальше будем разбираться в ситуации. Также внимание будет уделяться вопросам уплаты адвокатами налогов с полученных гонораров.

– Представим ситуацию, когда судьями Верховного Суда захотят стать ученые, специализирующиеся в каких-то узких сферах, таких как транспортное или экологическое право.

– Ничего страшного тут нет. Кто-то уже состоялся в своей профессии и теперь хочет стать судьей.

– Есть ли уже какие-то прогнозы по количеству заявок на должности судей Верховного Суда? Будет ли сразу проведен конкурс на все вакантные должности?

– Прогнозов по заявкам нет. Чтобы Верховный Суд начал работу, надо назначить не менее 65 судей в кассационные суды, входящие в его структуру. Я считаю, что не надо объявлять конкурс сразу на 200 человек. Не хотелось бы наделать ошибок. Может быть проведен конкурс на должности 120 судей. Если мы его проведем, то потом посмотрим, какие в процессе конкурса возникли проблемы, как их можно устранить и что можно сделать лучше. Если возникнет необходимость, конкурс может быть продолжен или объявлен новый на замещение остальных вакантных должностей.

– Продолжение первичного квалификационного оценивания судей пока откладывается?

– Оценивание будет проведено позже. Но если судьи будут настаивать на проведении оценивания сейчас, чтобы получать судейское вознаграждение по новым правилам, естественно, мы будем искать возможность для его проведения. Но нас тоже надо понять. ВККС – это живые люди. Мы работаем, стараемся делать все возможное.

Для кандидатов апелляционные суды:

1) стаж судьи не менее 5 лет;

2) научная степень в области права и стаж научной работы в сфере права не менее 7 лет;

3) опыт профессиональной деятельности адвоката по осуществлению представительства в суде и/или защиты от уголовного обвинения от 7 лет;

4) совокупный стаж судьи/адвоката/ученого от 7 лет.

Для кандидатов в Высший суд по вопросам интеллектуальной собственности:

1) стаж судьи не менее 3 лет;

2) стаж профессиональной деятельности представителя по делам интеллектуальной собственности (патентного поверенного) от 5 лет;

2) опыт профессиональной деятельности адвоката по осуществлению представительства в суде по делам о защите прав интеллектуальной собственности от 5 лет;

4) совокупный стаж судьи/адвоката/ патентного поверенного от 5 лет.

Для кандидатов в Верховный Суд:

1) стаж судьи не менее 10 лет;

2) научная степень в области права и стаж научной работы в сфере права не менее 10 лет;

3) опыт профессиональной деятельности адвоката по осуществлению представительства в суде и/или защиты от уголовного обвинения от 10 лет;

4) совокупный стаж судьи/адвоката/ученого от 10 лет.

Информация о материале

Опубликовано: 31 октября 2016

Украинская сова над РФ: почему россияне устроили истерику

Россияне лишь теперь обратили внимание, что у украинской Военной разведки «новая» эмблема – на ней сова пронзает мечом карту России. Российские СМИ заметили это после того, как 24 октября президент Петр Порошенко представил нового главу Военной разведки – Василия Бурбу. В разгаре обсуждения вспомнили также, что совы питаются летучими мышами, а летучая мышь – неофициальный символ российской разведки. Обратили внимание и на лозунг украинской разведки «Sapiens dominabitur astris», который с латыни переводится как: «Мудрый будет властвовать над звездами». Это перекликается с лозунгом разведки РФ: «Выше нас – только звезды». Военный эксперт и популярный блогер Алексей Арестович считает, что эмблема с намеками на борьбу с Россией - отнюдь не ситуативна, поскольку противостояние будет продолжаться всегда, и украинские разведчики понимают это, как никто другой.

Военная разведка Украины сменила эмблему очень давно – ей уже, наверное, год с лишним. Но только сейчас ее увидели. Она просто нигде особо не афишировалась, вот и все. А сейчас к презентации президентом нового начальника главного управления показали ее в качестве фона. И россияне реагируют не столько на саму эмблему, сколько на присутствие президента на ее фоне и на надпись: «Україна – понад усе». Они же проводят параллели с «Deutschland über alles!». Россиян «расколбасило» от такого сочетания.

Не знаю, случайны ли такие совпадения в части символов – совы и летучей мыши, а также слов в гимнах. Они могут быть случайными, неслучайными или частично случайными – то есть что логику вкладывали не во все символы, а в один или два. Это надо уточнять у руководства. Даже если это делалось целенаправленно, это очень рационально. С Россией мы будем воевать всегда: сова ловит летучих мышей. И разведка это понимает лучше, чем кто бы то ни было. Так же, как и контрразведка СБУ, которая сделала аналогичную эмблему: где орел поймал двухголовую змею с коронами Российской империи. Разведчики это понимают гораздо лучше, чем простые граждане.

У нас очень четко определен статус двусторонних отношений: идет война между Россией и Украиной. И идет она 26-й год уже. Россия ни на секунду с момента объявления независимости Украиной не прекращала этих попыток. Просто сейчас война перешла в острую фазу. И она была уже в острой фазе дважды: первый раз – когда была «мешковщина» в Крыму (Юрий Мешков – первый и единственный президент Республики Крым (1994-1995), при котором Крым пытался отделиться от Украины, - «Апостроф»), и второй – когда была Тузла: там уже стороны бряцали оружием вовсю. Сейчас мы уже убиваем россиян, а они убивают нас. И россияне отняли у нас 7% территории. Как еще можно ухудшить отношения, у меня уже, если честно, не сильно укладывается в голове. Мы четко показали россиянам, кого считаем своим врагом, отныне и навсегда. Чтобы у них не было иллюзий.

Информация о материале

Опубликовано: 31 октября 2016