Мобилизационная кампания января 2015-го проходит под грохот канонады в Донецком аэропорту. Обострение ситуации в Донбассе вызвало уже привычный набор противоречивых заявлений политиков: с одной стороны, привычные уверения, что никакой стратегической ценности разрушенный объект инфраструктуры собой не представляет, с другой – и речи быть не может об отступлении. При этом сложно отделаться от впечатления, что возобновившиеся боевые действия совпали с началом мобилизации не случайно: одно дело – отправлять новобранцев на фронт, на котором месяцами «без перемен», совсем другое – если на фронте решается судьба всей кампании.
Не менее сложно не заметить, как нынешняя частичная мобилизация сопровождается все тем же ворохом проблем, что и предыдущие кампании минувшего года. Все те же конфликты в военкоматах: искренне мотивированным и подготовленным к несению службы патриотам проще попасть на фронт в качестве бойцов добровольческих батальонов, в то время как военно-бюрократическая машина тратит время и ресурсы на потенциальных уклонистов и сограждан, польза от которых в зоне боевых действий стремится к нулю.
Возникает закономерный вопрос о том, были ли вообще хоть в какой-то степени учтены аналогичные ошибки мобилизации в 2014 году? С момента, когда военкоматы впервые наполнили украинцам о гражданском долге и священной обязанности защищать Родину, прошло уже более 9 месяцев – но говорить о кардинальных изменениях в структурах Минобороны, отвечающих за призыв, пожалуй, рано. Народный депутат и командир добровольческого подразделения Семен Семенченко предлагает вообще отказаться от мобилизации тех, кто не желает или морально не готов воевать – пусть уж у них появится легальная возможность избежать призыва, перечислив соответствующую сумму на содержание желающих выступить на защиту страны. С учетом никуда не давшегося уровня коррупции, предложение имеет право на существование: где, как ни в Украине сложилась уникальная ситуация, при которой взятки военкомам предлагают не только «уклонисты», но и искренние патриоты?
И здесь сложно не затронуть еще один вопрос – о честности во взаимоотношениях между государством и людьми, готовыми от его имени жертвовать собственными жизнями. Не единожды озвученное последними требование – называть вещи своими именами: не бывает антитеррористических операций с регулярным использованием систем залпового огня. Раньше невозможность введения военного положения власть объясняла необходимостью провести выборы (сначала президентские, потом парламентские), сегодня – необходимостью получать международную финансовую помощь: мол, МВФ не даст ни цента воющей стране. Искренность подобных аргументов остается на совести представителей государства.
С точки зрения закона
В этой связи массовое распространение в соцсетях получили формы заявления об отказе от мобилизации – противники ее проведения в нынешнем виде (а среди них и те, кого крайне сложно заподозрить в работе на «иностранные разведки») упирают на то, что необходимым условием мобилизации является именно введение военного положения.
Но сложность ситуации заключается еще и в том, что законодательство как раз и не дает однозначного ответа на вопрос о том, насколько связаны эти процессы.
Пункт 20 статьи 106 Конституции Украины гласит, что Президент Украины «приймає відповідно до закону рішення про загальну або часткову мобілізацію та введення воєнного стану в Україні або в окремих її місцевостях у разі загрози нападу, небезпеки державній незалежності України». В данном случае неясно, идет ли речь об одном решении, включающим в себя и объявление мобилизации, и введение военного положения, или два различных. Вопрос чисто филологический: слово «рішення» в украинском языке одинаково звучит и в единственном, и во множественном числе.
Но существует и официальный перевод украинской Конституции на русский язык, согласно которому речь идет именно о «решении» - в числе единственном. Неплохой аргумент в пользу точки зрения, что мобилизация и введение военного положения – вещи, неразрывно связанные, если бы не одно «но»: заниматься подобным толкованием Основного закона уполномочен лишь Конституционный суд Украины.
Впрочем, есть и профильные законодательные акты. Закон «Об обороне Украины» в статье 4 сохраняет все ту же двусмысленность: «У разі збройної агресії проти України або загрози нападу на Україну Президент України приймає рішення про загальну або часткову мобілізацію, введення воєнного стану в Україні або окремих її місцевостях» - перечисление через запятую оставляет повод для споров: о каком количестве решений идет речь.
Но полную путаницу вносит ознакомление с законом «О мобилизационной подготовке и мобилизации». В первой же статье этого акта сказано, что мобилизация – это «комплекс заходів […] в умовах особливого періоду». А вот определение «особливого періоду»: «особливий період – період функціонування національної економіки, органів державної влади, […] Збройних Сил України, інших військових формувань, […] який настає з моменту оголошення рішення про мобілізацію (крім цільової)…».
Круг, как видим, замкнулся: мобилизация вводится в особый период, особый период наступает после объявления мобилизации.
Как представляется, у такой путаницы есть вполне прозаическое объяснение: соответствующие законы принимались парламентом в то время, когда государство (да и общество) банально не верило в то, что их когда-либо придется применять на практике. Отсюда – и небрежное отношение законодателей (шла бы речь о депутатских льготах или распределении полномочий между ветвями власти – нардепы «рубились» за каждую запятую).
Странно и то, что правки в законы о мобилизации и обороне принимались в 2014 году (обстоятельства заставили), но не коснулись именно этих, безусловно фундаментальных, положений.
К вопросу о цифрах
Еще один «мобилизационный» момент, раскалывающий общество – количественные параметры призыва под знамена. Почему речь идет именно о 100 тысячах? Как обоснованна именно такая цифра? Ответ на этот вопрос упирается в «военную тайну», но по опыту функционирования государственных органов можно предположить, что «круглые и красивые цифры» в устах политиков и чиновников обычно появляются с потолка – как, примеру «сто украденных миллиардов».
Тем более, что ранее тем же государством была запущена в оборот другая цифра: в АТО принимает участие около 40 тысяч представителей силовых ведомств. Дело не в том, много это или мало, – государство уже показало свою неспособность качественно снабжать и такое количество (без поддержки со стороны волонтеров), потянет ли оно в два с половиной раза большее? Естественно, некая часть из уже задействованных 40 тысяч будет демобилизована – но именно часть. Да и не имеет ни малейшего смысла с военной точки зрения распускать по домам всех солдат, получивших бесценный боевой опыт.
С экономической же точки зрения картина вырисовывает еще более мрачная: сто тысяч человек будут изъяты из сферы производства и переведены в сферу потребления. Успокаивающие объяснения министерства соцполитики о том, что военная служба в какой-то мере решит проблему безработицы, просто смехотворны. Даже если бы все безработные украинцы были экономически пассивны и выживали лишь за счет государственной помощи, расходы на содержание безработного не идут ни в какое сравнение с расходами на содержание бойца на фронте. Не говоря уже о том, что трудоустройство демобилизованных скорее всего останется их личной заботой.
Бессмысленно оспаривать саму необходимость мобилизации – но если ее проведение лишь усугубляет кризис доверия между государством и обществом, то возникает вопрос, в какой степени такая мобилизация вообще поможет фронту?
