Поговорка «благими намерениями вымощена дорога в ад» никогда не реализовывалась столь наглядно, как в последние полвека. Казалось, что в мире наконец-то наступила счастливая эра. Остались позади революции и гражданские войны, две разрушительные мировые войны, геноцид и колониализм. На смену беззастенчивой эксплуатации пришел неплохо оплачиваемый наемный труд, что привело к появлению среднего класса. Заговорили о социальном партнерстве. Однако в очередной раз сработал тезис французского политолога XIX века Алексиса де Токвиля: революции совершаются не тогда, когда положение масс ухудшается, а тогда, когда оно начинает улучшаться. Вместо того чтобы упорно и равномерно тащить телегу прогресса в гору истории, «прогрессоры» (позаимствуем этот термин братьев Стругацких) в разных странах попытались одним рывком забросить ее на вершину. Результат оказался печальным — телега покатилась обратно, раздавив самих «прогрессоров» и тех, кто шел за ними.
Джунгли «настоящего коммунизма»
Самый жуткий социальный эксперимент с «благими намерениями» того времени осуществил режим красных кхмеров в Кампучии. Когда 17 апреля 1975 года партизаны, взявшие верх над правительственными войсками в продолжавшейся годами войне, вошли в Пномпень, никто из 2,5 млн. жителей столицы, глядя на хмурых подростков с автоматами, не подозревал, что ждет его в ближайшие часы. А ждали их выселение в сельские районы, осуществленное в течение трех суток, и, если повезет, полуголодная рабская работа в рисовых полях, а если нет — смерть от удара в затылок мотыги или от пальмового листа, перерезавшего горло (патроны революционеры жалели). Всего за время правления красных кхмеров в Кампучии были убиты без суда и следствия от 1 до 3 млн. человек. По сравнению с этим бледнеют даже такие радикальные нововведения режима, как отмена товарно-денежных отношений (западный очевидец описывал засыпанную бумажными деньгами улицу возле центрального банка, который красные кхмеры просто взорвали).
Но на самом деле то, что наблюдателям со стороны казалось кровавым хаосом, с точки зрения нового руководства Кампучии было логичным процессом по внедрению в жизнь коммунистической (в их понимании) утопии. Недаром вожди красных кхмеров Пол Пот и Йенг Сари получили высшее образование в Париже. И, надо полагать, влияние на них оказали не только работы Карла Маркса, которые они читали в свободное от учебы время, но и опыт Великой французской революции, во время которой гильотина, отсекающая головы «врагов народа», работала без передышки. Характерно, что даже когда факты о кровавой практике режима Пол Пота и Йенг Сари начали просачиваться за пределы Кампучии, в той же Франции находились «левые», которые говорили, что «кампучийские товарищи» строят настоящий коммунизм без денег и эксплуатации человека человеком. Ну а когда лес рубят, щепки, естественно, летят.
Кстати, о лесе. Пол Пот, Йенг Сари и их единомышленники были еще и своеобразными экологами, поскольку считали, что город — это «обитель порока, рождающая неравенство». Ну а раз нет городов, то нет и промышленного производства, и вся экономика сводится к сельскохозяйственным коммунам, где бывшие городские жители работают и перевоспитываются. Тех же, кто не перевоспитывался, попросту казнили. Но при этом вряд ли можно сказать, что красные кхмеры были садистами. Тут скорее подходит придуманное кем-то выражение «конвейер смерти». Разве можно предположить, что работник за этим конвейером испытывает какие-то эмоции по отношению к тысячам проплывающих мимо него на ленте заготовок?
Цвет утопии — черный
Утопистами были и чернокожие американцы приверженец ислама Малкольм Икс и баптистский проповедник Мартин Лютер Кинг. Первый — пропагандист превосходства негритянской расы над белой, сторонник их разделения и экстремист. Второй, напротив, поклонник Махатмы Ганди, и соответственно ненасильственных методов борьбы, и сторонник объединения негритянской и белой рас. Но, несмотря на всю разницу между ними, закончили оба одинаково. Кинга убил (по версии следствия) белый фанатик-одиночка, Икса — члены радикальной негритянской организации «Нация ислама», в которой он ранее состоял.
Еще одному лидеру негритянского движения Нельсону Манделе повезло больше — он умер своей смертью на 96 м году жизни, хотя 27 лет из них просидел в тюрьме. Повезло и белым обитателям Южно-Африканской Республики, первым темнокожим президентом которой Мандела был в 1994–1999 годах. В отличие от многих бывших колониальных стран их имущество не было экспроприировано, а лишь постепенно переходит в руки черного населения. В стране работают определенные нормы, сколько процентов бизнеса к такому-то году должно принадлежать чернокожим собственникам и сколько процентов чернокожих топ-менеджеров должно быть у компаний. (На 2015 год — 25 и 25–35% соответственно.)
Все это выгодно отличает ЮАР от ее соседки Зимбабве, бывшей Южной Родезии, которая, обретя независимость, превратилась из одного из самых экономически сильных африканских государств в одну из самых бедных стран мира. Но и в ЮАР есть свои проблемы, и, что самое главное, утопия так и не воплотилась в жизнь. Чернокожее деревенское население, получив все гражданские права и хлынув в города, превратило их, по свидетельствам очевидцев, в громадные «коммуналки» для безработных, а страна занимает одно из первых мест в мире по уровню преступности и заболеваемости СПИДом.
По одному сценарию
Можно было бы привести и другие примеры, но уже по тому, о чем было рассказано выше, можно сделать вывод, что реализация социальных утопий в последние полвека осуществлялась приблизительно одинаково. Обычно они возникали в головах революционеров-одиночек в виде отвлеченных идей и осуществлялись на практике вовлеченными в революционное действо массами без поправок на свойственные реальной жизни сложности. Чаще всего — силой оружия.
Вопреки красивым словам о свободе, равенстве и братстве «выгодополучателем» утопии оказывались или должны были оказаться не все жители страны. Обычно, если пользоваться марксистской терминологией, «класс угнетенных» и «класс угнетателей» просто менялись или должны были поменяться местами. Кампучийский подросток-надсмотрщик из глухого села, который мог на рисовой плантации забить до смерти за недостаточное прилежание бывшего горожанина-торговца рисом его же мотыгой, — характерный тому пример. Таким образом оказалось, что от утопии до нового тоталитаризма — один шаг, поскольку только благодаря этому тоталитаризму утопия могла продолжать оставаться жизнеспособной. И, что самое печальное, нередко оказывалось, что прекратить эти тоталитарные ужасы можно только вмешательством со стороны. Ведь хотя тоталитарные государства и любят называть «колоссом на глиняных ногах», опыт истории показывает, что, если их не подтолкнуть, обычно они стоят на этих ногах долго и крепко.
