В одном крохотном украинском городке проживает гражданин по имени Джузеппе, представляющий собой неопровержимое доказательство того, насколько, однако, облагораживает труд. Он — бытовой философ-самородок, преисполненный мыслей по поводу чрезвычайно широкого спектра вопросов, склонный к размышлениям и неторопливым беседам с "друзьями".
Эта победа человека мыслящего над человеком бытовым стала возможной благодаря труду. Но не его, а жены Леси, которая горбатится на заработках в Италии. Она же регулярно становится источником финансово-материальной поддержки мыслителю: Иосифу, по-простому — "Юзеку", который, ясное дело, сразу же для городка стал "Джузеппе", как только Леся отправилась в Италию. Джузеппе не сторонится работы в принципе, они с приятелями за кое-какую принимаются (преимущественно с ним в руководящей роли), но делают это нечасто и без души.
По поводу труда как такового у Джузеппе имеются интригующие мысли. Будучи глубоко убежденным в том, что если кто-то из кого-то или чего-то и сделал человека, то это был никакой не труд, а Бог. А на церковные праздники, как известно, трудиться не просто непоощрительно, а категорически запрещено. И вот какой отсюда вывод?...
Если идти дальше, (разливая уже вторую), подозрения по поводу того, что работать — это не совсем "святое", возникают у Джузеппе, во время разговоров о (ни много, ни мало) рае. Там, говорят, праведники по сути ведь отдыхают. Так что, работать — это получается для грешников?…
Польза от народной мудрости Джузеппе для быта его непосредственного окружения — минимальная. Он тут сжег присланную из Италии микроволновку (и чуть не спалил хату), поскольку не умел ею пользоваться. Однако гражданин Джузеппе, и его "миры", в очередной раз заставляют задуматься над феноменом и разновидностями нашего патологического "трудолюбия".
Как мы любим работать
"Любовь" — слово эмоциональное. Любить работу?.. Работа — отягощающий процесс, который, наверное, может приносить удовлетворение, но "любовь"?.. На западе это называют неблагозвучным словом трудоголизм. Кроме небольшого процента святых людей, в самом деле горящих своей работой, большинство из нас отрабатывает номер на барщине. Трудо-"любивыми" в основном являются две категории из нас. Те, у кого есть возможность делать исключительно мало, получать исключительно много, при этом иметь максимальное количество подчиненных, ну и славу, конечно. Или те, кто свято убежден, что "тырить" миллионами бабло (в том числе наше) — тоже работа, тяжелая и неблагодарная.
Итак, если без "любви"... По большому счету мы, что называется, "трудоспособны". Это как "платежеспособны", т.е. такие, что в принципе могут, но неизвестно, будут ли. Вопрос нашей "трудоспособности" — в том смысле, способны ли мы качественно работать — более сложный, и в некотором смысле противоречивый.
Интересно, что мы на исключительно хорошем "счету" за рубежом, ближним и не очень, где работают — и часто тяжело работают — наши жены и мужья, дети и родители и т.д. А на родимой — просто феномен... У нас есть объективно тяжело работающие люди. Но базовая неготовность с энтузиазмом приниматься за работу, и категорическая неготовность выполнять ее качественно — не просто притча во языцех, она является причиной дружеского стона сотен тысяч людей, нуждающихся в рабочей силе и готовых ее оплатить. Мы строим хоромы в Москве, но попробуйте без существенных потерь психического здоровья сделать с чужой помощью более-менее качественный ремонт в квартирах городов Украины. У нас на вокзалах толпятся молодые люди "в поисках работы", но если вашему предприятию нужна рабочая сила — вы еще побегайте за ними. И так далее.
Да и если поймаете... Джузеппе и Ко как-то должны были отправляться на заработки. На то, как они грузили в "каляску" мотоцикла допотопный сварочный аппарат, сбежалось посмотреть пол-улицы. Аппарат они сломали, но это оказалось несущественным, поскольку мотоцикл потом все равно не завелся.
Как мы работаем "на дядю"
Наше и без того пламенное отношение к работе приобретает жесткие эгоистичные формы, когда мы попадаем на территорию, где в нашем понимании работаем "на дядю" — в государственный, коммерческий и даже общественный сектор.
Сделать на полмиллиметра больше того, за что нам заплатили (в нашем понимании) для большинства из нас — вопрос потери лица, чести в целом. В структурах коммерческих позиция сопровождается скулежом в "вилке" между — "да нам такой мизер платят" и "я к вам не нанимался... (нужное вставить)". В различных государственных учреждениях услышим от таких же, как мы, что угодно — от уличного хамства до более драматичного "вас здесь много, а я одна".
Вообще наша задача — приложить максимум усилий для того, чтобы делать как можно меньше. Непревзойденным мастером такого рода бурной деятельности является гражданин Джузеппе.
Жалкое нытье по поводу бездарных начальников, которые создают нечеловеческие условия для работы и т.д., это банальное лицемерие, поскольку в этом мы виноваты сами. Страшно, что культивированное, в том числе и семьей, отношение к работе как к повинности, которая должна обеспечить "любой ценой" наши нужды (а цена бывает разная), выедает в нас с корнями чувства человеческого достоинства и солидарности. Когда выбрасывают с работы твоего "лучшего" друга-подружку даже не из-за интриг, а из-за банальной истерики очередного прикормленного-прикормленной. А ты, в лучшем случае, сидишь мордой в комп, "не замечая". Когда очумевшие от очередного образовательского начальства учительницы в качестве реакции на фразу "Ой, какие у вас здесь во дворе одуванчики некошеные", не уловив положительных интонаций, выгоняют всю школу варварски ликвидировать одуванчики. И т.д. Рабский страх перед работодателем временами переходит все границы.
С солидарностью — та же история. Говорят, даже за рубежом украинцы, работающие официантами в ресторанах, преимущественно не придерживаются устоявшейся в некоторых странах традиции собирать все "чаевые" за день в "общак", чтобы потом разделить поровну между всеми. Париться "за другого" — не в нашей системе ценностей в отношении к "любимой нами" работе. Ничего не напоминает?..
Немного о "трудолюбии" и жизни
Ясно, что исключительно небольшое количество из нас готовы работать много и самоотверженно без надлежащей оплаты, еще меньшее количество могут себе это позволить в силу ряда объективных обстоятельств. Мы, естественно, не любим "перерабатывать". Мы, конечно, вынуждены постоянно решать, на что мы готовы и не готовы пойти, чтобы "сохранить работу". Мы без конца жалуемся на то, как нам платят и как к нам относятся.
Проблема в том, что наше собственное отношение к работе на самом деле выстраивает принципы нашего сосуществования с государством практически во всех сферах. Мы с подозрением относимся к людям в белых халатах, поскольку они могут оказаться такими же клиентами имени "и так сойдет", как и мы. К мужику из ЖКХ, который пришел что-то там проверить в газовом оборудовании, потому что он может быть "не в настроении", как и мы часто бываем. К водителю грузовика, двигающегося по встречной полосе, поскольку он мог полениться проверить, исправны ли у него тормоза.
Более того, ленивое рабство на работе, которая кроме всего прочего вынуждает предавать, или, в лучшем случае, оставаться равнодушным к ближнему, куда-то исчезает, когда мы идем с работы в "мир бескрайний"? Апатичное, безответственное отношение к очень отягощающей работе в сфере, за которую нам не платят — нашей общественной жизни — не только свинство, но и грех по отношению к нам, детям нашим, и детям наших детей. Мы слепо и лениво поддаемся, не разобравшись, попыткам неуравновешенных людей заставить нас брызгать слюной друг другу в лицо, что-то там вроде бы отстаивая. В большинстве случаев бесплатно, кстати. Нам лень выяснить, за кого на самом деле голосуем, вместо того, чтобы держать их за одно место в предвыборный период — рано или поздно кто-то ощутит, что мы эту историю небезразлично отслеживаем, и может решится стать другим для нас. Нас не возмущает духовная леность элит, потому что это нам "понятно".
Мы переносим наше специфическое отношение к работе на наше отношение к нашей жизни...
* * *
Телом и душой "трудолюбивого" Джузеппе бросила жена (с интуристом, конечно). От него в прямом и переносном смысле отвалились "друзья". Сам он — руина.
А все так неплохо выглядело в начале...
