Несколько месяцев назад мы узнали об истории, заслуживающей отдельного внимания. Это история гибели Сергея Дидыча, сотника Ивано-Франковской сотни ВО «Свобода».
18 февраля 2014 г. он вел свою сотню на митинг под Верховную Раду. Не будем слишком глубоко погружаться в события того дня — мы все помним два с половиной месяца протестов, первых убитых в январе, насилие, аресты, законы 16 января и дикое предложение властей менять арестованных на освобождение центральных улицы и админзданий. И то, что этот день завершился не просто столкновениями, — также помним. Ночью Майдан штурмовали, горели площадь и Дом профсоюзов. За те сутки — за день и ночь — погибли 24 митингующих, девять силовиков. С обеих сторон — убиты из огнестрельного оружия. Через два года выяснится, что гибель Сергея Дидыча — не единственная, по которой подробно установлены не только обстоятельства, но и виновные. Это произошло в Крепостном переулке: Сергея Дидыча сбил грузовик «ГАЗ». За рулем был протестант.
Смерть в Крепостном
История сложная и драматическая. Она легла в основу документального фильма, который мы сняли позже. С невольным виновником гибели Дидыча мы познакомились на одном из судебных заседаний. Зовут его Леонид Бибик. Сейчас он служит в АТО, а тогда, 18 февраля 2014-го, был возле Мариинского парка. Он рассказал, что, пытаясь вырваться из окружения силовиков и увидев брошенный с открытой дверцей «ГАЗ», решил сесть за руль, чтобы «прорвать строй ВВ и «Беркута» и выехать на Институтскую». Силовики разбежались, кого-то машина задела, в водителя начали бросать камни, а затем и стрелять. «Не вышло», — резюмирует в фильме Леонид. Уже на обратном пути, в Крепостной переулок, он сбил «беркутовца», получившего перелом ноги, а за ним — Сергея Дидыча, насмерть. «Я уже ничего не видел и не слышал, что произошло. Был уже дважды ранен — в руку и в плечо», — рассказывает Бибик.
Жена погибшего Галина считает, что даже неумышленное преступление все равно является преступлением. Леонид Бибик — что обстоятельства той смерти снимают с него ответственность за содеянное. По крайней мере уголовную — собственно, поэтому и просил суд освободить его по т.н. закону об амнистии.
Первой за расследование гибели Дидыча взялась его семья. Жена Галина и сын Андрей месяцами искали свидетелей, просматривали фото, видео в Интернете, развешивали объявления в правительственном квартале. Сначала была версия, что майдановец погиб от разрыва гранаты, потом — от наезда водомета. Очевидцев происшествия нашлось немного. Спустя некоторое время у следствия появится видео МВД — буквально 20 секунд, где непосредственно зафиксирован наезд грузовика. Что было до того, за несколько минут до наезда, вызывает больше всего вопросов у семьи и следствия, ведь погибший Сергей Дидыч фигурирует в делах, возбужденных против «Беркута». На некоторых фото, которые удалось отыскать семье, видно, как Сергея задерживают сотрудники «Беркута». Он сопротивляется, у него расстегнут рюкзак (вечером того же дня Галина вдруг получит смс-сообщение о попытке снять деньги с кредитной карты уже погибшего мужа — карточки пропали там, во время задержания в Крепостном). На других фото — за несколько секунд до наезда (это видно по времени снимка) — видно, что разбита голова.
Эпизод гибели Дидыча вывел следствие на Андрея Ефимина, бойца харьковского «Беркута», — его тоже сбила машина, нашли по травме. Ефимина, командира его роты Виктора Шаповалова и командира батальона Владислава Лукаша арестуют. Ефимин в суде признает, что ударил Дидыча перед наездом. А вот Шаповалову и Лукашу инкриминируют всех пострадавших в тот день в столкновениях в правительственном квартале. Виктор Шаповалов — единственный, кто находится за решеткой. Его командир — под домашним арестом. В прокуратуре говорят, что Шаповалов недостаточно сотрудничает со следствием.
Интервью с ним стало одним из важнейших материалов фильма, ведь он — первый обвиняемый спецназовец, который согласился говорить о тех событиях и уже дал показания в суде. Обвинение в исполнении преступных приказов он отвергает: «У меня была задача — охрана общественного порядка». Так же отвергает ответственность за действия своего подчиненного Ефимина. Мол, не видел, почему и как он мог ударить Дидыча. А если бы видел, должен был остановить. И особенно интересен рассказ Шаповалова об обстоятельствах, в которых бойцам штурмовых рот «Беркута» выдавали оружие, а именно патроны к помповым ружьям «Форт», которые могли содержать свинцовые пули: «Приезжала машина со спецсредствами, те, у кого «Форты» подходили, им насыпали в сумки из-под противогазов — а что именно там было...». Только во второй половине дня, подойдя к Майдану со стороны Октябрьского, кто-то из бойцов показал Шаповалову патроны, заметив, что те тяжелее обычных. «Я сказал: если тебе эта гадость попалась, убери подальше», — вспомнит он позже в суде.
Шаповалов также предоставил информацию о перемещении подразделений — выяснилось, что в тот день в центр Киева стянули бойцов «Беркута» из всех областей Украины. Но пока подозреваемых в событиях 18-го среди силовиков только четверо: трое харьковских и Ростислав Пацеляк, командир львовского «Беркута».
В этой истории много действующих лиц. В обвинительном акте против «беркутовцев» говорится о выполнении преступного приказа по линии Янукович—Захарченко. Но в чем заключался этот приказ? Кем именно и кому непосредственно отдавался? В конце концов, кто же все-таки должен ответить за гибель Сергея Дидыча, и мог ли он избежать смертельного удара машины, если бы «беркутовцы» не держали его?
12 марта 2016 г. суд Печерского районного суда г. Киева вынес решение: освободить Леонида Бибика от уголовной ответственности за ДТП, в котором погиб Сергей Дидыч.
Суды по делам «беркутовцев» продолжаются до сих пор. В отличие от Бибика, эти бойцы не могут воспользоваться «законом об амнистии» — хотя первые его версии писались именно с целью «выровнять ситуацию» и снять ответственность за действия всех. Первый закон — «Об устранении негативных последствий», принятый 19 декабря 2013 г., предусматривал снятие ответственности и за статьи, касающиеся превышения власти и служебных обязанностей работниками правоохранительных органов. Тогда им успели воспользоваться те, кого прямо связывали с разгоном студенческого Евромайдана, — Сивкович, Федчук, Коряк — преимущественно, руководство киевской милиции и представители «Беркута». Новые редакции закона вроде закрыли такую возможность для силовиков. Однако (как утверждает адвокат Евгения Закревская) защитник командира харьковского «Беркута» Владислава Лукаша недавно заявил о необходимости закрыть уголовное производство против своего подзащитного на основании... старого закона «О недопущении преследования» от 16 декабря 2013 г. с изменениями от 16 января 2014-го.
Хотя последняя версия закона, принятая на следующий день после расстрелов на Институтской, была также прописана в духе «все виновны, все свободны».
Все виновны, все свободны
Закон «О недопущении преследования и наказания лиц по поводу событий, имевших место во время проведения мирных собраний» был принят на вечернем пленарном заседании Верховной Рады 21 февраля 2014 г.
Закон освобождал от уголовной ответственности лиц, которые были участниками массовых акций протеста, начавшихся 21 ноября 2013 г., и которые были подозреваемыми или обвиняемыми (подсудимыми) в совершении (в период с 21 ноября 2013 г. по день вступления в силу закона) действий, содержащих признаки уголовных преступлений, предусмотренных восемью десятками статей Уголовного кодекса Украины. При условии, что эти действия связаны с участием в массовых акциях протеста. Участие человека в массовых акциях протеста подтверждалась его заявлением в соответствующий орган или должностному лицу.
Законом было предусмотрено закрытие соответствующих уголовных производств. Он освобождал от уголовной ответственности в основном за преступления средней тяжести. Но в перечне статей, приведенных в законе, была, например, и статья 348 — посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, что может привести к смерти работника правоохранительного органа.
Из 395 депутатов, зарегистрированных на пленарном заседании 21 февраля, 372 проголосовали за этот закон. Без обсуждения и без решения профильного комитета. Этим законом отменялись три предыдущих закона, принятых 19 декабря 2013 г., 16 и 29 января 2014-го, которые отличались разве что тем, что амнистировали не только протестующих, но и милиционеров и чиновников.
Вот как этот закон с трибуны парламента представлял Юрий Деревянко, один из соавторов документа: «Это шаг к тому, чтобы мы в Украине двигались в направлении покоя, мира и согласия. Этот закон ждет огромное количество людей. Многие родители смотрят на вас по своим телевизорам и ждут положительного голосования». Два года спустя Юрий Деревянко объясняет, что 21 февраля 2014 г. в парламенте еще были регионалы и коммунисты, оппозиция тогда насчитывала 89 депутатов, и в этот день значительная часть регионалов превратилась в условное большинство, и этой ситуацией нужно было воспользоваться, чтобы «спасти сотни тысяч наших людей по тюрьмам». Деревянко сейчас признает, что закон несовершенен, но считает, что тогда другого выхода просто не было: «Другой вариант, который у нас был, — это сидеть ждать, а это жизни тысяч людей...».
Тогда десятки людей еще оставались в СИЗО, в отношении многих были открыты уголовные производства, многих лишили водительских прав.
Закон от 21 февраля 2014 г. всех этих людей освободил от ответственности. Но был ли в действиях всех задержанных состав преступления? Чтобы амнистировать, государство признало всех, скопом, виновными. Некоторых даже без суда. Некоторых по решению суда, но фактически без следствия. Да и судебные решения часто оставляли немало вопросов в их справедливости и непредвзятости.
Помог или, наоборот, навредил этот закон? Была ли объективная необходимость так спешить с законом в ситуации, когда режим фактически развалился. И сговорчивость депутатов-регионалов 21 февраля является лишним тому подтверждением.
Кстати, журналистка Ирина Славинская отказалась быть освобожденной от ответственности согласно Закону «О недопущении преследования» в суде. У нее в январе 2014-го отобрали права за поездку в Межигорье. Но Славинская уверена, что преступления она не совершала, и не захотела быть амнистированной, поскольку не считает себя виновной.
А значит, дело против нее имеет шанс быть расследованным, но уже не на предмет ее виновности, а на предмет неправомерного решения судьи и следователя. А вот для тех, кто воспользовался законом, возможности привлечь к ответственности того, кто тебя судил, нет.
«Что фактически предлагает закон? Признать всех виновными и всех освободить от ответственности», — комментирует начальник управления специальных расследований ГПУ Сергей Горбатюк. Именно его управление занимается расследованием дела Майдана. Но если следовать букве закона от 21 февраля 2014 г., то... шансов довести дело до конца нет.
Почему? Статья 3 закона предусматривает закрытие уголовных производств, «начатых в связи с преступлениями, предусмотренными статьей 1 настоящего закона, в которых ни одному лицу не сообщено о подозрении». Для управления специальных расследований ГПУ это означает, что прокуратура должна закрыть дела, если есть признаки преступления, но нет подозреваемого. Более того, статья 9 того же закона предписывает запретить «сбор, регистрацию, накопление, хранение, адаптацию, изменение, восстановление, использование и распространение (реализацию, передачу) персональных данных лиц, которые были участниками массовых акций протеста, начавшихся 21 ноября 2013 г., которые были получены в связи с участием этих лиц в акциях протеста. Эти персональные данные подлежат уничтожению в установленном законодательством порядке».
То есть следователи не могут собирать информацию не только о подозреваемых, но и о пострадавших участниках протестов. А как тогда доказывать виновность тех же силовиков, если не допрашивать потерпевших? Загадка.
Впрочем, если следователи все же решатся выполнять свою работу, то рискуют нарваться на предписание, содержащееся в статье 10, которая предусматривает уголовную ответственность за сбор информации о преступлениях, совершенных во время событий на Майдане: «Должностные и служебные лица за невыполнение этого закона в течение одного месяца с даты вступления в силу настоящего закона подлежат обязательному привлечению к ответственности в порядке, определенном законами Украины».
И еще: если вернуться к статье 1 этого закона, то непонятно, кто является участниками акций протеста? Только майдановцы? Или же и те, кто выступал против Майдана, — представители так называемого Антимайдана — также являются участниками акций протеста? Тогда получается, что и они подпадают под действие этого закона и должны быть освобождены от уголовной ответственности.
Евгения Закревская, адвокат Галины Дидыч и других родственников героев Небесной Сотни, говорит, что «это очень цинично, когда закон, принятый в защиту митингующих, фактически сработал исключительно против них».
Она уверена, что большинство людей смогли бы себя защитить и без этого закона, потому что в действительности либо были невиновны, либо действовали в состоянии крайней необходимости или необходимой обороны, защищая свою собственную жизнь или жизни других людей.
Горбатюк уверен, что в эти три зимних месяца в стране была создана такая ситуация, когда ни одна из структур власти не осуществляла функции защиты прав граждан, поэтому народ, в соответствии с Конвенцией ООН о правах человека, мог прибегнуть к восстанию как к способу крайней необходимости — что он и сделал.
И подозреваемые могли бы это свое право в судах защитить, а не обращаться к закону, который автоматически делает их виновными.
«Нужно исследовать все сложившиеся обстоятельства, а затем уже определять в суде, кто действовал умышленно, кто был в состоянии крайней обороны, а кто вообще не совершал никаких противозаконных действий», — говорит Горбатюк.
Сейчас, спустя два года, в соответствии с законом от 21 февраля 2014 г., возможности привлечь следователей или судей к ответственности за их неправомерные решения фактически нет.
По словам Горбатюка, исправить ситуацию можно было бы, если бы Конституционный суд признал неконституционными статьи 3, 9 и 10 (они, по его мнению, противоречат Основному Закону). Это позволило бы применить амнистию только после окончания расследования и вынесения приговора, а также снять необоснованные законодательные оговорки относительно проведения полноценного расследования по делам Майдана.
Мы решили поинтересоваться мнением об этом законе (по которому сейчас суды освобождают от ответственности тех, кто должен ее понести) Павла Петренко. Действующий министр юстиции (а на момент принятия закона — один из его авторов) не нашел времени на комментарий. Он дал нам понять, что не хочет говорить на эту тему.
Амнистия. Эффект бумеранга
В Минске, где трехсторонняя контактная группа регулярно обсуждает состояние выполнения Минских соглашений по решению конфликта в Донбассе, на повестке дня стоит и вопрос амнистии для всех сторон конфликта.
Российская сторона, а с ней и представители «ДНР» и «ЛНР» в политической подгруппе постоянно в этом вопросе ссылаются на закон от 21 февраля 2014 г. для Майдана. Они предлагают аналогичный статус-кво для всех. Все виновны, но все свободны, расследовать нечего.
Украинская сторона не против освобождения от ответственности за политически мотивированные действия, связанные с конфликтом. Но настаивает на ответственности за преступления, указанные в Римском статуте, и соответствующие им в украинском законодательстве, а также за обычные преступления, имевшие место в зоне конфликта.
Однако ее аргументы постоянно наталкиваются на упоминание о законе от 21 февраля 2014 г. Эффект бумеранга?
Юрист Хельсинкского союза по правам человека Дмитрий Мазурок отмечает: «Учитывая Минский процесс, хотелось бы вспомнить об опыте Боснии и Герцеговины. Страна пережила тяжелую войну, социальное напряжение было настолько высоким, что был применен так называемый механизм переходного правосудия. Создали специальные суды — для того чтобы снять вопросы, возникшие во время этой войны. Уголовный кодекс позволяет отсрочить применение обвинительного приговора, а значит, и применение амнистии, если для подобного шага есть политическая воля».
