Главная

Глава правления «Фонда оборони Країни» Павел Хазан рассказал о том, где и почему погибают украинские связисты; про то, как защищенная армейская радиосвязь помогает спасти многие жизни. А также дал несколько советов о том, как не быть прослушанным российскими спецами в зоне АТО.

На выставке «Волонтерэкспо» их стенд был самым заметным. Связь, беспилотники, медицинская помощь, новаторские предметы быта для украинской армии - кажется, ни одного направления помощи фронту не обошли своим вниманием ребята из «Фонда оборони Країни».

И все-таки главной темой беседы «Цензор.НЕТ» с председателем Фонда Павлом Хазаном стала надежная связь для наших военных и волонтеров. Слишком многое от нее зависит; слишком серьезные потери из-за ее отсутствия понесла Украина в первые месяцы войны на Донбассе.

Сам Павел - опытный специалист, представляющий Днепропетровскую область - говорил о работе Фонда с гордостью и одновременно трезвым пониманием огромного объема работы, которую еще предстоит проделать его команде:

- «Фонд оборони Країни» представляет на этом стенде наиболее яркие свои проекты. Вообще-то направлений работы у нас много, но мы решили, что покажем самое яркое из того, что уже используется в войсках. То, что можно потрогать, пощупать и внедрить в Вооруженные силы Украины.

- Меня заинтриговал вот этот комплекс связи. Видно, что здесь сведено воедино множество наработок. Много понадобилось времени?

- Вопросы связи с самого начала были одним из главных направлений работы Фонда. Во многом потому, что военная связь - моя специальность, я закончил военную кафедру. И потом, в начале войны мы прекрасно понимали, что нормальной связи в нашей армии практически не было.

Этот комплекс связи - продукт полугодовой работы. Каждую неделю мы выезжали в зону боевых действий. Создали Отдельное подразделение спецсвязи, которое я и возглавляю. И полученный опыт натолкнул нас на мысль создать комплекс связи.

В чем его фишка? Здесь несколько бронированных боксов. В одном из боксов размещен ретранслятор стандартов DMR. Сейчас этот комплекс включен, и мы, в принципе, можем связываться с передовой. К комплексу подключен дуплексер, коллинеарная антенна; он работает в нижнем военном диапазоне 132-174 МГц. И в последний наш выезд на передовую мы установили ретранслятор, который покрывает определенную зону действия наших войск. И здешний ретранслятор связан с тем, что на передовой, по специальным закрытым каналам связи. И в начале выставки мы по этой радиостанции связывались с передовой.

- Многие из используемых вами терминов важны, но не совсем понятны читателям. Спрошу о понятном: это защищенная связь?

- Защищенная. Во-первых, стандарт позволяет криптовать сигнал в 40 Bit. И во-вторых, канал, по которому передаются данные, закрыт VPN -ом (виртуальная частная сеть. - ред.).

Понятно, что на сегодняшний день мы, в основном, используем гражданскую связь. А этот стандарт был выбран из-за того, что по соотношению цена-качество он наиболее оптимален. Хотя сама идеология этого комплекса заключается в том, что совершенно не важно, какой именно стандарт используется. Мы можем подключить сюда все, что угодно (называет аббревиатуры и названия стандартов. - Е.К.). И смысл этого комплекса в том, что на легком прицепе, прикрепленном, например, к джипу, мы приезжаем в зону боевых действий, в то место, где дано задание развернуть радиосвязь. И в течение 12 минут связь будет работать.

- То есть, вы добиваетесь одновременного успеха по трем направлениям: защищенность связи, универсализация стандартов и оперативность размещения?

- Да. И что еще важно, время автономной работы этого узла связи - 14 суток. Здесь стоят генератор, аккумуляторы, канистры. Все это спроектировано таким образом, чтобы это было удобно, оперативно, эффективно. И самое главное: здесь нет человеческого фактора.

- Что вы имеете в виду?

- Приехал офицер связи, или даже сержант, развернул этот комплекс за 12 минут. После этого комплекс стоит где-то в поле, и людей там нет. И если, не дай Бог, идет обстрел или бомбежка, связистов там уже нет. Это не кэшеэмка (КШМ - командно-штабная машина. - Е.К.), где находятся связисты, которые в случае чего могут погибнуть.

- И погибают…

- С начала войны погибло много моих друзей-связистов. Один из них, Яша Губа, ставил первый ретранслятор. Впоследствии погиб при обстреле под Иловайском.

По большей части связисты погибают потому, что находятся на узлах связи, в кэшеэмках, связных автомобилях. Эти точки подвержены обстрелам в первую очередь: враг хочет уничтожить связь. И наш узел связи эти нюансы учитывает. Во-первых, его не видно, он накрыт тентом. Развернули ретрансляторы, включили генераторы, выставили антенны.

Его можно и прикопать…

- И сколько человек нужно для того, чтобы обеспечить работу узла?

- Один человек, и не обязательно офицер связи. Научить разворачивать этот комплекс можно и сержанта, и солдата.

- А сколько он стоит?

- Смету на него мы еще не составляли, да и включаться в этот комплекс могут разные опции. Мы сконструировали его в нынешнем виде два месяца назад. И будем еще дорабатывать. А сюда, на выставку, привезли его потому, что проводили семинар по связи. И на этот семинар пришли все командиры связи Вооруженных сил Украины. Было порядка 70 человек.

- Будете просить армейское руководство внедрять этот комплекс в оснащение Вооруженных сил?

- Да, настойчиво будем это делать. Потому что этот комплекс - прототип той системы, которая должна быть на вооружении в нашей стране.

- А вы вообще чувствуете отдачу от Минобороны, желание использовать ваши наработки?

- Сложный вопрос. У нас есть люди и подразделения, с которыми мы работаем. Вот есть понимание того, что это нужно делать, в оперативном командовании, в бригадах и батальонах, в секторах. Вот с этими людьми и подразделениями мы и работаем.

В начале войны мы разворачивали связь в секторе M. Когда приехали туда, связи не было вообще. Я лично устанавливал первый ретранслятор в аэропорту. И там понимание важности было, и мы до сих пор туда ездим, консультируем связистов.

- В общем, чем ближе к фронту, тем больше понимания важности оперативной, хорошо защищенной связи…

- Да, потому что на фронте осознают: наши знания могут спасти жизни. И неважно, есть у нас какие-то допуски, прошли ли мы какую-то проверку, есть ли у нас какие-то диплома. Наши знания и умения важны! Поэтому мы регулярно туда ездим, и, помимо установки и настройки оборудования в достаточно опасных местах, проводим тренинги и консультации. Приезжая, мы, как правило, имеем запрос от командующего сектором. Или начальника связи сектора. И мы уже привозим им какие-то готовые программы, с которыми можно работать. А иногда проводим тренинги по конкретной тематике. Например, «Как прошить и настроить вот такую радиостанцию». Так получилось, что в нашей организации специалисты разбираются в этом лучше всего.

- А это что за огромное табло с видеокартинкой, поступающей из различных мест?

- Это элемент большого проекта, который называется «Командный центр». Этот центр установлен в оперативном командовании « Схід « и представляет собой достаточно серьезную систему обмена, анализа и передачи информации. Смысл такой: на большом экране высвечивается различная информация по родам войск, ГИС-информация, карта, блок-посты. Вот то, что мы сейчас видим - это онлайн, реальные блок-посты, находящиеся на границе Днепропетровской и Донецкой областей. Эта информация поступает в командование «Схід». И офицеры по направлениям могут контролировать блок-посты, получать информацию о том, что происходит в зоне АТО, и отправлять какие-то указания своим подразделениям.

- Расскажите поподробнее о том, как снимается информация с блокпостов. Мне как обывателю это особенно интересно, ведь это реальные знания о тех узловых пунктах, по которым противник может прорываться вглубь страны…

- На каждом блокпосту стоят камеры в формате full HD, в достаточно хорошем разрешении. И мы видим все, что происходит на блокпосту.

- И сколько таких камер уже установлено?

- Ими оснащены 19 блокпостов, на каждом в среднем - от 3 до 5 камер. В зависимости от конфигурации блокпоста.

- Съемки и передача данных ведется 24 часа в сутки?

- Все время, это онлайн. Ночью включается ночной режим, плюс работают очень мощные светодиодные прожекторы. Да, съемка переходит в черно-белый режим, но так работает техника. При этом все прекрасно видно, так что можно контролировать автомобили, пересекающие границу двух областей. И можно контролировать тех, кто контролирует эти автомобили.

- И как часто эти камеры позволяют выявлять нечто важное?

- Расскажу веселую историю, которая позволила не выявить, но предотвратить конфликт.

Ночь. Мне звонят волонтеры, говорят: «Через один из блокпостов Днепропетровской области едет автомобиль, который везет грязную форму наших солдат и офицеров из АТО». Ну, вы понимаете, поскольку у них в зоне АТО нет прачечных, они везут форму в Днепропетровск, там волонтеры ее стирают и отправляют обратно.

И вот они везли форму и в одном из офицерских кителей случайно затесался патрон от автомата Калашникова. Ну, бывает такое: взял, машинально положил в карман.

И стоявшая на посту доблестная милиция нашла этот патрон и остановила этот автомобиль. И начала, скажем так, издеваться над волонтерами, которые везли этот груз. В достаточно жесткой форме. Мы были вынуждены позвонить оперативному дежурному, и он стал разбираться. И эта история показала нам тогда, насколько не работает система взаимосвязи между нашими силовыми структурами.

- И что было дальше?

- Сидит оперативный дежурный, офицер, подполковник. Он командир, и, по идее, на нем все должно быть завязано. Но в этом случае…оперативный дежурный звонил оперативному дежурному в МВД. И если между ними понимание еще было, то когда дошло до низа, тамошние милиционеры сказали: «А мы вам не подчиняемся, у нас для этого есть свой командир, прапорщик, но его сейчас нет. А вам мы подчиняться не будем».

Но, слава Богу, конфликт был исчерпан - благодаря оперативным дежурным и еще ряду звонков. Но эта система дала нам возможность увидеть картину дел. Оперативный дежурный говорит солдату: «Я тебя вижу! Что ты мне рассказываешь, что этой машины нет?!» Солдат на блокпосту отвечает: «Так не машины!» - «А я говорю, есть машина! И эти люди находятся на блокпосту. И вы нас не обманете» (cмеется).

И, конечно, эта система позволяет нам предотвратить серьезный трафик оружия, боеприпасов. И за это нас очень благодарило наше УВД.

- С обычными волонтерами понятно: они собирают заявки, изучают спрос на фронте, аккумулируют присылаемые деньги, закупают на них нужный груз и перевозят его на фронт. Какова механика работы вашего фонда?

- Мы тоже собираем деньги. С начала нашего основания в мае 2014 мы собрали и потратили 140 млн гривен. Это достаточно сложно, собирать деньги. Понятно, что нам помогали крупный бизнес, областная администрация, на тот момент - Игорь Коломойский и Геннадий Корбан. Были и обычные благотворители - люди, дающие по 50, по 100 гривен. Все это уважаемые люди - и тот, кто дал 50 гривен, и перечисливший 2 миллиона. И я был очень тронут, когда сосед по даче - очень бедный человек! - дал мне 100 гривен. Говорит: «Я знаю, что вы делаете, и хотел бы, чтобы вы эти деньги потратили по своему усмотрению».

И я понимаю, что для них это - очень большие деньги. И я, честно говоря, даже прослезился. А ведь таких людей много! Десятки тысяч людей, финансирующих нашу деятельность!

Но есть, конечно, и предприятия, которые дают целевые деньги. Недавно, например, мы получили благотворительный взнос в 1,6 млн - конкретно для закупки «Квиклота» (гемостатик, останавливающий кровь в считанные секунды, - Е.К.). А от другого благотворителя мы получили целевые деньги на блок связи.

При этом одни благотворители хотят, чтобы мы их называли. Но есть и те, кто говорит: мы не хотим быть названными. Потому что делаем это не для того, чтобы пиариться, а потому, что знаем, как это нужно.

- А что российская сторона пыталась вами заняться? Не любят они такой системной деятельности…

- Конечно. До меня доходило много развединформации о том, что меня ищут, собираются уничтожить. Наши офицеры спецсвязи даже пытались охрану мне выставить, с оружием заставляли ходить (улыбается. - Е.К.).

- И что, не страшно?

- Я к этому отношусь абсолютно нормально. Понимаю, что такое опасность. Мы с этой опасностью много раз сталкивались.

- Но это отношение к вам означает, что та сторона по-своему высоко оценила то, что вы делаете.

- Оценила. На самом деле для них то, что мы делаем в техническом разрезе, - очень неприятный процесс. Нет, я не преуменьшаю важность поставок на фронт одежды, продуктов. И мы это делаем. Мы потратили на продукты для армии порядка 14 миллионов гривен. На одежду - около 20 миллионов. Очень много денег ушло на моющие средства, на воду. Я даже затруднюсь сказать, сколько тысяч тонн воды мы отправили в зону АТО…

Но самое важное - это те технические средства, те инженерные решения, которые мы можем дать нашей армии. Все-таки это переводит управление нашей армией на качественно иной уровень. Поэтому, конечно, мы очень неудобны для «Раши», они за нами охотятся. И когда мы находимся в зоне боевых действий - тоже. Понятно, что мы не афишируем, кто мы, что мы; у нас на машине нет никаких опознавательных знаков и ярких надписей. Мы ездим на таких машинах, чтобы не было понятно. Но иногда бывает так, что отслеживают.

- Мобильная связь тоже находится в центре вашего внимания. Вот эти телефоны, насколько я понимаю, - криптованные?

- Когда началась война, мы прекрасно понимали, что все телефонные номера, в особенности одного тесно связанного с Россией оператора, - мониторятся, прослушиваются и т.д. По этому оператору где-то в Ростове вообще стоит резервный сервер, который просто сливает весь украинский трафик. И я вспомнил, что есть стандарт CDMA, и что его можно закриптовать. И мы с друзьями из People. Net решили сделать эксперимент: попробовать закриптовать мобильные телефоны. Эксперимент удался, инженеры работали над этим вопросом 2 недели, серьезно занимались прошивками, программами, изучали материал. Испытали сотни телефонов на предмет того, можно ли их закриптовать. В результате мы сделали сегмент связи CDMA - криптованный, 128 Bit. Это достаточно высокий уровень; просто так этот телефон прослушать или взломать - невозможно.

- И закриптовать таким образом можно и дешевые телефоны?

- Совершенно верно.

- Так что и солдат этими телефонами можно снабдить без особого труда?

- Более 5 тысяч телефонов нами уже выдано для нужд Вооруженных сил Украины, МВД, пограничной службы, органов государственной власти - то есть, структур и департаментов Днепропетровской областной администрации, МЧС…

- Та сторона об этом знает?

- Знает. По той информации, которая до нас доходила, с той стороны были просто в шоке. Для них проблема состоит в том, что, во-первых, нет оборудования, которым можно сканировать и ломать CDMA. Во-вторых, стандарт связи построен таким образом, что его в принципе достаточно сложно хакнуть и отмониторить. Мешает и то, что их рэбовская аппаратура настроена на другие частоты (РЭБ - радиоэлектронная борьба. - Е.К.). И, кроме всего прочего, мы его закриптовали.

- Рад за тех ребят, которых оснастили вашей связью и вашими криптованными телефонами. Но так, увы, повезло не всем. Поэтому вы сейчас проконсультируете всех остальных - волонтеров, журналистов, просто украинцев, едущих в зону АТО и окрестные территории.

- Давайте!

- Итак, человек едет в зону АТО. Он не хочет, чтобы его телефонные переговоры считывались противником, подвергая опасности других людей и его самого. Что необходимо сделать?

- Прежде всего, по возможности использовать CDMA -криптованную связь, которую мы предлагаем и поставляем в наши войска, а также снабжаем ею волонтеров.

Второе. Если нет возможности использовать такую связь, либо для нее нет покрытия, то необходимо:

- выключить передачу данных в телефоне;

- выключить геопозиционирование в телефоне;

- использовать телефон лишь в тех случаях, когда вы связываетесь.

То есть, по возможности держать телефон выключенным.

Кроме этого, лучше не использовать смартфоны. Либо, опять-таки, держать их выключенными.

- Выходит, в зоне АТО чем дешевле телефон, тем в большей безопасности его владелец?

- …тем меньше возможных потенциальных опасностей, которым может себя подвергнуть пользователь.

Хотите помочь защитникам страны?

Счет для благотворительной помощи: ПАТ КБ Приватбанк МФО 305299 р/рахунок 26001050007163 (грн)

Информация о материале

Очередная встреча руководителей МИД стран «нормандской четверки» 14 апреля в Берлине закончилась без сколь-нибудь ощутимых результатов. Анонсировались планы, что высокопоставленные дипломаты обсудят возможность введения миротворческой миссии в регион — но этого не произошло. Пришлось ограничиться призывами отвести военную технику и выразить «глубокую обеспокоенность».

Но вот само по себе желание ввести в Донбасс миротворческий контингент и усилия Украины по продвижению этой идеи на международной арене очень показательны. Если попытаться его переформулировать в категориях «реальной политики», то речь идет о стремлении переложить ответственность за ситуацию в регионе на миротворцев.

И, как представляется, именно в попытках переложить ответственность и кроется разгадка низкой эффективности любых международных переговоров по проблеме Донбасса.

Своими именами

Дипломатические усилия по разрешению проблемы восточных регионов Украины имеют достаточно простую подоплеку.

Попробуем объяснить побудительные мотивы стран, взявших на себя ответственность за урегулирование конфликта.

Германия претендует на роль европейского лидера — ее претензии подкреплены мощью немецкой экономики. Берлин должен был подтвердить свой статус не только экономического, но и политического локомотива ЕС. Иначе роль условного модератора конфликта перешла бы к Соединенным Штатам — а это поставило бы под вопрос саму эффективность панъевропейского проекта. Собственно, при участии Германии и произошла замена «женевского формата» на «нормандский».

Франция в такой ситуации не могла остаться в стороне хотя бы из соображений престижа. Где Берлин — там и Париж, вечное соперничество. При этом и Франция и Германия технично заблокировали посредническое участие Польши — не дав превратить «нормандский формат» в «веймарский треугольник», тем самым решив собственные проблемы в ЕС, связанные с чрезмерной активностью восточноевропейских членов союза.

Но при всем при этом очевидно, что ответственность за ситуацию в Донбассе Германия и Франция готовы на себя возложить разве что символическую. Близкие к переговорам источники рассказывают весьма показательную историю.

Немецкая сторона, ссылаясь на соглашения Минска-2, потребовала от Украины скорейшего восстановления полноценной работы банковской системы в Донбассе — на что украинская сторона предложила немецким банкам напрямую поучаствовать в этом процессе, открыв свои филиалы на территориях, подконтрольных незаконным вооруженным формированиям. Немцы троллинг оценили и вопрос замяли.

Так вот, называя вещи своими именами, придется констатировать, что международное посредничество не станет панацеей при попытках решить проблему Донбасса — мы имеем дело с «миротворцами поневоле», решающими собственные внешнеполитические задачи. По этой же причине можно предположить, что Франция и Германия не будут педалировать и вопрос введения «голубых касок» в зону конфликта.

Картинка в калейдоскопе

Какой бы ни виделась картина происходящего на востоке Украины из Парижа или Берлина, из Киева она выглядит еще более запутанной. Сказывается пресловутая аберрация близости — чем больше новостей из Донбасса поступает в информационное пространство, тем сложнее абстрагироваться от частностей.

К примеру, на пасхальных выходных ситуация заметно обострилась: в Песках и Широкино велись бои — в СМИ и комментариях экспертов это уже преподносится как едва ли не окончательное подтверждение срыва всех мирных договоренностей. На линии противостояния — относительное затишье? Вот тут-то фокус и переключается на нечто более прозаичное — контрабанду, например.

Это, кстати, обнажает еще одну проблему: понимания того, что вообще представляет собой Донбасс. Не только территории за линией противостояния. Она-то как раз перерезала живые связи — между людьми и семьями. Искусственное разделение на «украинский Донбасс» (где размещены гарнизоны силовиков с украинскими шевронами) и «другой Донбасс» запутывает еще больше.

Вообще внимание к происходящему в Донбассе зациклено на хронике боевых действий. Ничего необычного в этом нет: десятки тысяч украинских семей следят за событиями в зоне АТО вовсе не из праздного интереса.

При этом за кадром остается повседневная жизнь миллионов людей на территориях за линией фронта. Что мы знаем о ней? Взрыв склада боеприпасов? Передвижение войск? Да, эти темы занимают львиную долю информпространства. Плюс заявления лидеров НВФ. И, конечно, коррупция — но это уже с нашей стороны. Любо­знательный пользователь соцсетей без особого труда не выходя их дома найдет расценки на проезд через блокпосты, на услуги по «пенсионному туризму» и т.д.

Но возникает и закономерный вопрос: в какой степени можно считать украинским Донбасс, о котором мы ничего, кроме стереотипических штампов, не знаем?

Информацию о повседневной жизни Донецка или Луганска распространяют волонтеры информационного фронта. О ценах на молоко и яйца в Донецке, о работе местных школ и больниц, о народных гуляниях на Пасху и о работе спортивных комплексов (разовое посещение бассейна — 30 грн., тренажерного зала — 25).

Довольно фантасмагорическая жизнь: в один дом попало семь снарядов, в соседнем работает бар. Но она продолжается.

Спросим напрямую — у себя, у каждого, у власти: в какой же степени Украина ощущает сопричастность к происходящему в Донбассе? Речь не о сочувствии, не о сожалении и даже не о сострадании — просто о сопричастности. Честный ответ на этот вопрос поможет определиться с тем, в какой степени Донбасс можно считать украинским.

И о политике

«Генерал-губернатор» Донетчины Александр Кихтенко в интервью «Зеркалу недели» заявил следующее: «Необходимо восстанавливать экономические связи с оккупированными территориями. Я исхожу из собственного понимания того, что должны работать шахты, заводы, все предприятия региона. Чтобы люди могли сохранить свое рабочее место, получать заработную плату и обеспечивать свои семьи».

Министр внутренних дел Арсен Аваков заочно ответил Кихтенко: инициировал его увольнение. «На ближайшем Кабмине обязательно внесу предложение уволить с должности главу Донецкой ОГА… Это позиция — выбираю слово помягче... коллаборанта!» — мотивировал свои действия Аваков 14 апреля.

И в тот же день Борис Ложкин, глава Администрации Президента, дает интервью, в котором сказал: «Я очень рассчитываю, что в результате последних минских договоренностей в отдельных районах Луганской и Донецкой областей будут восстанавливаться экономика и экономические цепочки… большинство людей на тех территориях хотят не эскалации конфликта, а восстановления экономики, хотят жить в мире и зарабатывать».

В данном случае речь не о непрекращающейся грызне между «Народным фронтом» и Президентом. И не о том, инициирует ли теперь Аваков увольнение Ложкина.

Украинская власть мозаична — это прекрасно с точки зрения конкуренции, системы сдержек и противовесов, но в случае Донбасса предполагает лишь перебрасывание ответственности. И обмен обвинениями в духе «вы поддерживаете коллаборационистов» — «вы не думаете о людях».

Да ни о ком они вообще и не думали.

Информация о материале

Откликаясь на череду громких убийств, кто-то написал: в страну, мол, вернулись 90-е. Подобное ощущение возникло и у меня, но несколько раньше. И по другим причинам.

У каждого свои воспоминания о последнем десятилетии прошлого века, свои ощущения ушедшего времени. Для меня этот знаковый период отечественной истории, в первую очередь, был эпохой воинствующего хама. Эпохой отказа от декораций и манер во время осуществления грабежа и насилия. Данный временной отрезок отличался не только очевидным доминированием грубой силы в исполнении стремительно матереющих хищников (особенно заметным на фоне тряпичного бессилия медленно взрослевшего государства). Не только почти повсеместной победой беспринципности над любыми принципами, беззакония над любыми законами. Он продемонстрировал готовность несметного количества самых разных людей новые правила жизни принимать, оправдывать, даже восхищаться ими.

Именно тогда наиболее агрессивные становились наиболее успешными, а самые циничные — самыми богатыми. Хам чувствовал себя хозяином и на грязных улицах, и в высоких кабинетах. Свободные от «рамок» и «планок» видели в стране поле чудес, засеянное легкодоступным золотом и заселенное легковерными дураками. И они перепаивали и перепахивали его, рук не покладая.

Но не о них сейчас речь. Не все так умели, не все так могли. Не все так хотели. Однако многие из тех, в чьих сердцах, душах и мозгах квартировали принципы, заповеди и правила, на удивление легко узаконивали им недоступное, освящали им чуждое.

Население привыкало к обыденному унижению человеческого достоинства, к обесцениванию человеческой жизни. В то, очень резкое время зло не только теряло свою противоестественность, оно становилось по-своему привлекательным. Благодаря усилиям тех, кто вдруг пересмотрел свои взгляды на добро. Хамство становилось бонтоном. Политики копировали бандитов. Общественные деятели превращались в добровольных адвокатов грабителей. Журналисты «закачивали» в бездушных персонажей искусственную одухотворенность. Неглупые люди начинали оправдывать и обосновывать разбой всех видов — от уличного до государственного, подтягивая логику и философию под инстинктивные деяния «быков» любого ранга.

И вот уже цинизм начинал восприниматься как прагматизм, хамство — как принципиальность, жестокость — как решительность, «отмороженность» — как отвага. Банальный гопник легким движением щедрой руки превращался в романтического робингуда, если часть вырученного за разбой жертвовал сиротам или церкви. Легендарный отечественный нувориш Семен Юфа в начале 90-х устраивал помпезные благотворительные акции, где малая толика «отжатого» пафосно переплавлялась в хлеб и зрелища. При этом активно эксплуатировался культовый киношный лозунг «Украл — отдал детям». И масса известных мне вроде бы либерально устроенных персонажей, не скрывая, умилялась: «А ведь мог бы просто украсть».

Люди, чьими работодателями оказывались «внезапно разбогатевшие», почти неизбежно становились добровольными защитниками своих хозяев. Постепенно заболевая своеобразным «стокгольмским синдромом». Особенно остро это чувствовалось в только зарождавшихся медиа-войнах. «Наезд» на бизнес собственника со временем начинал восприниматься как личная обида. И шкала ценностей стиралась, планка требований раздваивалась. Одна — для своих, другая — для остальных. Подобное мешало критично оценить происходящее, разглядеть главное. Очевидное благодеяние «своего» вроде как освобождало тебя от признания столь же очевидного его злодеяния. Зачастую корыстный интерес работодателя служил замутненной оптикой при изучении интересов страны. Искренность заблуждения не отменяла заблуждения как такового. И, что самое печальное, часто это касалось людей честных, совестливых и разумных.

Человек всегда тяготеет к двухмерному восприятию мира. В 90-е мир искусственно и быстро разделился на «сильных» и «слабых». И многие из тех, кто не имел в себе достаточных сил и желания быть слабым, тянулись к тому, что ложно понимали под истинной силой. Оправдывая, прощая и не замечая ни обираемой страны, ни трупов в штольнях и лесополосах. «Ну, время такое», — самый распространенный тогдашний ответ собственной совести.

Смутное время, оно — такое. И сейчас оно смутное. И столь продолжительный экскурс в историю не случаен. Все это так недавно было. И все так быстро забылось.

90-е возвращаются. Но с новыми технологиями и другим оружием. Та же логика, та же философия. Но другие символы. Плюс война, лишь стимулирующая желание видеть мир черно-белым, разделенным на своих и чужих; ослабляющая иммунитет против цинизма и жестокости.

О новом витке журналистской войны, поводом которой стал «околоколомойский» конфликт, сказано достаточно, чтобы повторяться. В словесных распрях сказано достаточно, чтобы верить, что смогу кого-то быстро переубедить.

Но это не повод не попробовать. Две трети прожитого отдано профессии. Смотреть на грызню между журналистами тяжко.

Не только потому, что лишнее толковище лишь усиливает тяжкую атмосферу нарастающей враждебности. Не только потому, что бессмысленная медиа-война будет и дальше уничтожать доверие к СМИ и без того стремительно растрачиваемое. Ибо даже ценность взвешенного сюжета или хладнокровного текста нивелируется, когда читатель (зритель, слушатель) наблюдает, как сдержанный автор, споря в соцсетях, опускается до почти животных (подсознательно копируемых?) рефлексов.

Тех, кто привык делить чужое, только радует война между журналистами. Между теми, кому делить нечего. Между теми, кто делился всем, чем мог, с коллегами и Майданом. Кто делится всем, чем может, друг с другом и страной. Странная штука: честные умные люди с незавидным безумием честят друг друга к вящей радости своих врагов скрытых и явных, внешних и внутренних. Эксплуатирующих их искренность и торгующих их патриотизмом. Хотя знаю наверняка: случись что, большинство коллег (вопреки идиотским обидам) прикроет спину друга. В отличие от большинства работодателей. Которые будут спасать то, что пониже спины при первой же возможности.

Не понимаю споров о рамках свободы слова. Понимаю одно: свобода слова не означает свободу хамства. Мы медленно и неотвратимо, по капле выдавливаем из себя рабов. Пора приучать себя к еще одной гигиенической процедуре — квартами вычерпывать из себя хамов. Ежедневно. Для общей пользы.

Добавляя к навязанной нам общей войне развязанную междоусобную, мы оттягиваем общую победу. Победу, которая должна означать триумф разума над рефлексами. Победу мысли над эмоцией. Победу жесткой справедливости над жестокой силой. А победа справедливости, помимо всего прочего, предполагает запрет на воровство, а не условие жертвовать на благо общества часть награбленного.

Сегодняшние склоки искусственно разжигаются по любому поводу, — будь то формирование конституционной комиссии, создание ВСК или смерть Бузины. Не судите — не судимы будете. Оцениваем — и нас будут ценить.

Те, кто должен служить глазами, ушами и отчасти мозгами государства не может размениваться на неблагодарную роль чужих рук. Не всегда чистых и не важно чьих. Так уж вышло: по большому-то счету, все, кто реально принимает решения в нашей стране, — родом из 90-х. Да, они выросли из коротких штанишек «Адидас», тесных красных пиджаков и кожаных курток. Но они все родом оттуда. Наш, а не их Майдан должен был послужить причиной окончательного бегства «90-х» из кабинетов и голов, из правил и привычек. А не поводом для их «патриотического ренессанса».

90-е снова в нашей жизни. Они — в попытке найти прибежище в неоправданном разделении на своих и чужих. В двойных стандартах. В преклонении перед грубой силой. В реставрации «стокгольмского синдрома». В ложном понимании патриотизма. В желании оправдать очевидное злодеяние очевидным благодеянием. В готовности простить грабеж и мародерство (тогда во имя странного понимания справедливости, сейчас — во имя странного понимания патриотизма). В неверии в собственные силы.

В искреннем восхищении хамством. В безучастном отношении к насилию и унижению. В готовности толково оправдать мерзость. В подмене прагматизма цинизмом. В нежелании критично оценивать действительность. Страна не строится на индульгенциях и епитимьях, она строится на вере и убеждениях. На единых требованиях к «чужим» и «своим». Условным и реальным. Это единственный разумный «черно-белый» подход к жизни. В противном случае верх берут серые. Всегда.

Даже не знаю, что больше удивляет. Неприкрытая радость по поводу гибели Калашникова и Бузины? Или неизъяснимая легкость, с которой принимаются версии их убийства?

Ненависть к живым сильным врагам если и не оправданна, то объяснима. Но сильный не пинает убиенного. Словоблудная ненависть к умершим отвратительно смердит трусостью. Велегласное философское оправдание убийства, — не всегда, но как правило, удел тех, кто не способен лично выйти на свидание со смертью, кто равно боится умереть и лишить жизни другого, если понадобится. Стремление витиевато оправдать чужую бессмысленную жестокость войной почти всегда присуще тем, у кого война с собственной совестью. Или с собственными страхами. Сильные идут на смерть без лишних слов и пафосных постов в fb. Сильные умерщвляют врагов vіs-a-vis. Болтуны, встречая даже безобидных оппонентов на улице, предпочитают переходить на другую сторону. Проверено не единожды.

Майдан и война вынужденно приучают нас к обыденности смерти. Но не избавляют от необходимости стараться оставаться людьми. Ненависть к врагам не означает превращения в мизантропов. А применительно к журналистам — даже праведный гнев не наделяет правом насильственной эвтаназии душ тех, кто нас читает, слушает и смотрит.

Никто не знает наверняка мотивов убийц Калашникова и Бузины. Пока нет оснований связывать эти два события, хотя связь выглядит логичной. Печальный опыт расследования резонансных преступлений позволяет усомниться в том, что общественность узнает правду. Версия о ликвидации свидетелей по «делу Антимайдана» выглядит, как минимум, сильно натянутой.

«Народные мстители» или «рука Путина»? Навскидку логичной видится вторая версия. Жертвы — лица, представлявшие опасность для безопасности страны куда меньшую, чем некоторые действующие представители власти. Но они были очевидными (хоть и слегка карикатурными) противниками политики Киева. Их устранение — отличный способ дестабилизировать ситуацию в Украине. Особенно, если эскалация военных действий по некоторым причинам затруднена. Хороший повод переключить внимание от зверских убийств украинских военнопленных сепаратистами. Удачный момент для запуска нужной «волны» на Западе. Еще пара (не дай Бог) таких убийств, и Вашингтон с Берлином и Брюсселем начнут высказывать «крайнюю озабоченность» не Москве, а Киеву. Что, собственно, Москве только на руку. Независимо от того, стоит она действительно за убийствами или грамотно информационно их использует. Именно об этом стоит подумать борющимся с теми, кто «льет воду на мельницу врага».

На этом фоне некрофильская радость части населения, недвусмысленные призывы реальных ли, фейковых ли «мстителей» — подарок Кремлю. Сам он организовывает подобное или просто пользуется.

Оставьте усопших заботам Господа. Подумайте о живых. Врагах. Друзьях. Об оживающей Родине. О собственных мертвеющих чувствах.

Мертвеющих, как в 90-е. Только тогда не было риска, что «воинствующий хам» превратится в «кровавого хама». В обезличенный образ человека, воюющего за свое (по-разному ощущаемое) и медленно теряющего человеческий облик. Мы не знаем и не можем знать, сколько людей искренно стремится к отмщению, не желая думать о том, как их искренность становится частью чужой предательской игры по превращению государства в Руину.

И тогда не было войны. Майдана перед войной. Стольких смертей, за которые уж точно не Бузина и не Калашников, в первую очередь, в ответе. А цена предательского соглашения с собственной совестью сегодня — выше.

Сине-желтое точно ярче черно-белого. Давайте чаще протирать замутненную оптику. Иначе придут серые. И выбросят белый флаг.

Не выйдет. Мы слишком яркие.

Информация о материале

В украинской медиасреде принято писать о Путине либо плохо, либо никак. Это можно понять, потому что очеловечивать противника тяжело. Особенно, если этот противник хочет, чтобы твоя страна стала его страной. Но на общении с народом в кресле между Марией Ситтель и Романом Клейменовым и правда сидел не столько человек, сколько функция. Именно это отличает Владимира Путина образца 2015-го от него самого двухлетней, скажем, давности.

Сам формат общения с народом выполняет функцию камертона. Многочасовые ответы на вопросы призваны были обозначить структуру взаимоотношений между обществом, интеллигенцией, оппозицией, силовиками, бизнесом и государством. Легонечко пожурить одних, послать сигналы другим, одернуть третьих, воодушевить четвертых.

Если кто успевал забыть, в какой пропорции делятся виртуальные акции ЗАО «Российская Федерация» (реальные были давно и надежно поделены), то на ежегодном собрании акционеров ему давали повод уточнить.

И в этом клубке взаимных эмоций и претензий в центре всегда был самый человечный человек. Который в течение года целовал мальчиков в живот, скакал на конях, оголял торс и летал со стерхами. Идеальный барин, который должен был выйти к народу, улыбнуться, ободрить цифрами, а народ сам и без подсказки прокричал бы ему «Любо».

А в этом году все было немного иначе.

Практически не было включений с мест – вопросы задавали либо из зала, либо прокручивали в записи, либо их зачитывали ведущие.

Путин не решал проблем в прямом эфире, не устраивал показательных порок чиновникам и не рубил гордиевых узлов. Он не выполнял привычной для себя в подобных ситуациях роли – модератора между обществом и элитами.

Более того, все его общение было построено так, что он элиты от общества как раз и защищал.

Общение с ним всегда укладывалось в канву барин приедет, нас рассудит. Считалось, что царь на самом верху хороший, а бояре ему всего не говорят. А ежели рассказать ему все напрямую, то кривду поправят, а правда восторжествует.

Но квинтэссенцией последнего общения был вопрос фермера о том, уверен ли президент, что к нему поступает полная и исчерпывающая информация о происходящем в стране. И ответ: «Да, мы владеем всей информацией. Полной. Исчерпывающей».

Черт побери! А ведь, как минимум, полстраны списывали происходящее на то, что невладеют.

Владимир Путин вчера впервые не играл роль судьи на этом мероприятии выполнял роль адвоката. Адвоката той самой системы, которую создавал последние пятнадцать лет, и которая год назад покатилась под откос.

На протяжении трех часов он рассказывал о том, что чиновники поступают правильно, что Центробанк работает хорошо, что ситуация в экономике укрепляется, рубль усиливается, кризис преодолевают и скоро все снова будет по-прежнему.

И это тоже элемент новой реальности.

Потому что весь «путинский» период для России, начиная с 1999-го года – это время постоянного роста доходов. Этот рост в глазах обывателя искупал все остальное – отмену выборов, сокращение политической конкуренции, неэффективность госуправления. А нынешнее общение с народом – это первая прямая линия, когда не выросло, а упало; не сложилось, а отнялось.

Россия погружается в эпическое противостояние телевизора с холодильником. И реальность, данная в ощущениях, сама и без подсказок опровергает оптимизм и уверенность российского президента.

От него все ждали немного иного.

«Ястребы» хотели официального ввода войск в Украину и виртуальных пощечин Киеву. Вместо этого звучали слова о том, что войск на Донбассе нет, и что Донецк и Луганск должны принадлежать Киеву.

Экономисты хотели понять, почему пятнадцать лет назад нефть стоила 30 долларов, а экономика росла на 7% в год, а теперь при 60 долларах за баррель растет на полтора. В ответ прозвучали ритуальные слова о том, что нужно работать и улучшать.

Все хотели понять, как жить дальше, а он говорил, что будем жить так, как прежде, хотя именно это кажется все более призрачным.

Год назад Кремль в Крыму и на Донбассе пересек черту. Черту, которая отделяла два способа существования государства. В прежней реальности остался экономический рост, попытки догнать Португалию по уровню ВВП, последовательность и предсказуемость.

Год назад Москва попыталась доказать всем, что она способна вести себя как суверен – принимать важные решения без оглядки на кого бы то ни было. Но проблема ведь в том, что не бывает суверенных бензоколонок.

Либо надо и впрямь становиться «окруженной крепостью» и вырабатывать новые правила игры, либо возвращать Крым Украине и возвращаться к прежним.

Но нельзя аннексировать Крым и при этом жить так, как будто тебе его подарили.

Владимир Путин привык быть модератором, но хорошо выполнять эту роль, когда ресурсов больше, чем трат. А теперь он вынужден быть модератором в ситуации, когда выстроенная им система начинает распадаться.

Впрочем, судя по его ответам, он будет последним, кто это поймет.

Информация о материале

Президент России Владимир Путин объяснил жителям Новороссии, что они сбрендили. Возражений не нашлось ни у кого.

Владимир Путин, президент России, цитата Forbes. ru:

«Он (Порошенко) мне прямо сказал: «Забирайте Донбасс». Я ему ответил: «Сбрендил, что ли? Мне Донбасс не нужен. Если вам не нужен, то объявите о его независимости».

Известно, что Владимир Владимирович Путин имеет божественное происхождение: именно поэтому, в частности, с каждым годом Верховный Правитель вместо того, чтобы постепенно сморщиваться в гриб, становится все моложе и, если тенденция сохранится, скоро, возможно, пойдет в секретные ясли, начнет пускать слюни за воротник и перестанет держать головку. Недавно в прессе намекнули, что Владимир Владимирович во время своей знаменитой пропажи вовсе не принимал роды у Кабаевой, а лечился у ортопеда, видимо, от плоскостопия, и кто же не знает, что эта болезнь бывает только у 17-летних призывников в военкомате. Таким образом, принимая во внимание вышеупомянутую тенденцию, можно предположить, что Путин в своем стремительном омоложении уже впал в подростковую стадию, отличающуюся сильным гормональным буйством: отсюда вечное желание перечить старшим, влезать в крупные неприятности, ходить в уборную с линейкой и возвращаться с мрачным видом, а также мучительная тяга передернуть.

Рассказывая российским промышленникам и предпринимателям о том, как Порошенко пытался всучить ему Донбасс, Владимир Владимирович, без сомнения, тоже по привычке передернул: очевидно, что речь шла не более чем о содержании захваченных Россией территорий, которые Путин пытался навязать Украине обратно на протяжении всех минских переговоров. Собственно, ничего нового, однако Владимир Владимирович со свойственным ему ныне юношеским максимализмом даже здесь умудрился оставить по себе неприятный осадок.

Проблема, конечно, вовсе не в том, что гормонально неуравновешенный Вова нахамил взрослому, который в силу своего опыта пытался говорить с ним вежливо и даже предлагать цацу, из-за которой тот устроил такую истерику, что его всем миром утихомирить не могут; да и само слово «сбрендил», если подумать, вовсе даже не обидное, а скорее имиджевое. Склонность Путина к использованию малоупотребительного лексического мусора в качестве крепких выражений известна давно: с тех пор, как Владимиру Владимировичу посоветовали избегать блатной фразеологии типа «замочить в сортире» и вообще быть ближе к народу, каким этот самый народ, во всяком случае, видится из Кремля, Владимир Владимирович начал разговаривать так, будто недавно вышел из тайги, где до сих пор единственными его собеседниками были подсвинки, лапти и словари анахронизмов.

Особого скандала на «контитентальной» Украине, как ни странно, тоже не последовало, хотя, казалось бы, тема «Порох сливает Донбасс Путину» неисчерпаема по определению, а тут такие первоклассные дрова в топку забросили. Похоже, что в Киеве наконец-то не только услышали Донбасс, но и оценили его свободолюбие по-достоинству. Понаехавшие в столицу гневные беженцы, паркующие джипы на газонах, открыто мечтающие о том, как тут все скоро будет гореть под победоносными копытами Новороссии, и постоянно порывающиеся высунуть в окно съемной хаты российский триколор; косяки донецких бандюганов, поднявшие количество грабежей и квартирных краж в Киеве на такой уровень, какого здесь за всю историю не видели; тупые телочки-бычки с видеоселфи на Софиевской площади и воплями «Слава ДНР! Мы вас, тварюк, сгноим!»; благодарно кланяющиеся «алчевским ополченцам» бабы, за год войны укрепившиеся в своих «убеждениях» даже наперекор желудкам, которыми они уже тоже думать разучились, - все эти замечательные люди, наконец, сделали свое дело, заставив даже самых сердобольных усомниться в том, что с оболваненным Донбассом как явлением получится ужиться хоть когда-нибудь, и понимание, что отнюдь не все там такие, уже мало кого трогает. Неудивительно поэтому, что многие только облегченно вздохнули в душе, если бы Владимир Владимирович оставил оккупированные Россией территории себе и игрался бы с ними, пока не лопнул от гордости и бюджетного дефицита.

Но Владимир Владимирович почему-то не берет, более того, совершенно спокойно объясняет, что Донбасс ему не нужен, и называет сторонников присоединения региона к России «сбрендившими». Тут даже человек, верящий в существование Новороссии, поймет, кого именно Владимир Владимирович так вычурно обозвал, - тех самых бабушек бледных со взглядом горящим, что носились по улицам городов Донбасса с российскими флагами, мечтая о гигантских пенсионных прибылях рублевой зоны, но в итоге попали на зону, которой заправляют бандиты и мародеры.

Конечно же, правоверные граждане Новороссии не обидятся на Путина за сказанные им неприятные слова, по крайней мере, вслух: как же можно обижаться на Путина, виданое ли это дело, слыханое ли? Пути Путина неисповедимы: раз обещал присоединить, а потом послал вон и обозвал еще словом неласковым, отеческим, значит, так надо, спасибо Ему. А то, что какой-то осадок неприятный остался, так это все хунта проклятая виновата, потому как не хочет независимость Донбасса признавать, а признала бы, так Путин бы сразу Донбасс к себе и взял. Он сбрендивших любит. Хотя, конечно, сбрендившие любят Путина еще больше.

Информация о материале

Привет, пацанчики чеченские! (Песня донецкой девушки)

 

В Донецк приехали пацанчики,
Взрывают домики и танчики,
Взрывают домики и танчики,
И защищают наш Донбасс!

 

 

Припев:
Привет, пацанчики чеченские!
Вы все такие офигенские,
Вы все такие офигенские,
Меня возьмите в свой КАМАЗ!

 

 

Гуляют вдоль степи пацанчики,
Ахмады, Вахи и Асланчики.
Ахмады, Вахи и Асланчики,
Я очень уважаю вас!

 

 

Вам подчинились наши гопчики,
В лесах попрятались укропчики,
В лесах попрятались укропчики
Ужасно забоявшись вас!

 

 

Припев

 

 

Вы очень дерзкие и чёткие,
С гранатомётами и чётками,
С гранатомётами и чётками
Завоевали весь Донбасс.

 

 

У вас могучие, здоровые
И двадцатисантиметровые,
И двадцатисантиметровые,
Снаряды марочки "фугас".

 

 

Эй, пацаны, для развлечения
Давайте полетим в Чечению,
Давайте полетим в Чечению,
Аэропорт заждался нас!

 

 

Припев

 

 

Аккорды к песне:

Am Dm E
или можно
Dm E Am
или ещё можно
E Am Dm

Информация о материале
  1. Зулусывоевали!
  2. Импортозаместительная терапия
  3. Нехорошая квартира
  4. Особенности применения моратория на проверки контролирующих органов