Главная

Игорь Билоус на должности главы Фонда госимущества почти год.  Пока, увы, мало что поменялось: о реальных результатах рассказать особо нечего, все в планах, все будет, но пока неизвестно, когда. Единственным серьезным, но все еще потенциальным достижением может стать грядущая приватизация Одесского припортового завода (ОПЗ). Да и реально оценить ее успешность можно будет, только когда новый собственник начнет управлять заводом.

Приватизация такого крупного промышленного объекта в стране, переживающей экономический кризис и жаждущей инвестиций, должна быть образцово-показательной. Если сделка будет рыночной и кристально чистой, она даст нашей экономике больше, чем все инвестиционные форумы и конференции, вместе взятые. Это будет мощный сигнал инвесторам, что с нынешней властью таки можно сотрудничать. Но ОПЗ — объект скандальный сам по себе, и организация его продажи на должном уровне во многом зависит от того, сможет ли ФГИ обойти скандалы, вспыхивающие вокруг завода, переступить через кулуарные разборки и организовать идеальные (ну или почти идеальные) торги. Мы сомневаемся.

Игорь Олегович с легкостью находит виноватых во всех бедах фонда, но на себя ответственность берет неохотно. Он отлично ведет переговоры и наверняка как бывший инвестбанкир умеет красиво и быстро продавать активы хорошим покупателям. Но управление украинской госсобственностью требует и других качеств, прежде всего умения сопротивляться влиянию «третьих заинтересованных» и им приближенных. Читается ли в словах Игоря Билоуса реальная готовность оказывать сопротивление украинскому олигархату — судить читателям.

— Поздравляем вас, процесс сдвинулся. Надеемся, что приватизация ОПЗ станет образцовой. Условия уже есть?

— Да, наконец-то это произошло. Условия будут опубликованы на днях (интервью состоялось в четверг, 19 мая). Их пока корректируют, добавляют комментарии Минэкономразвития и Минфина. Цену вы, думаю, знаете — 13,175 млрд грн. Далее мы опубликуем в нашей газете объявление о продаже, что и запустит процесс приватизации. Весь этот год 95% людей говорили мне, что такого решения никогда не будет.

Мол, вы молодцы, классную работу сделали и завод классный, но решения не будет, потому что такая у нас политика. Но решение есть. Идем дальше. Информация уже пошла к потенциальным покупателям. Их, кстати, немало. Через 45 календарных дней после объявления мы будем выходить на аукцион. Аукцион живой: табличка, шаг. Шаг определен в 200 млн грн — 1,5% от начальной цены. Но повышать ставку можно будет и не в пределах шага, а, например, на 50 млн и больше.

— Это не будет потом основанием для иска?

— У нас что угодно может быть потом основанием для иска. У нас любой процесс приватизации идет с судебными процессами. Мы уже привыкли к этому. Я не могу сказать, что это идеальная ситуация. Но она такая, какая есть. Пока у нас два основных судебных процесса — с И.Коломойским и Д.Фирташем. С Фирташем через Стокгольм. И там только начало процесса.

— О долге Ostchem мы еще поговорим. А что с «Нортимой»?

— Суд с Коломойским продолжается. Он перешел в письменную форму. Я не вижу оснований, позволяющих г-ну Коломойскому считать, что он может выиграть это дело. У нас там очень сильная позиция. На сегодняшний день мы движемся в правильном направлении. Приватизацию это точно не заблокирует.

— Допустим. Как скоро на предприятие может зайти новый собственник?

— Старт мы дали. Об аукционе я уже рассказал. Если аукцион состоится, через семь дней выигравший подписывает договор купли-продажи и в течение месяца рассчитывается. За пять дней до аукциона нужно внести 5% от покупной цены на счет Нацбанка. У нас есть специальная комната данных для покупателей, там находятся проект, вся необходимая информация, инструкции. Некоторые потенциальные участники уже прислали нам письма, что будут участвовать в торгах и подписали договор о конфиденциальности. Параллельно создана квалификационная комиссия, которая будет собирать документацию о потенциальных покупателях и решать, допускать их к торгам или нет.

— Кто потенциальные покупатели? И кто входит в состав квалификационной комиссии?

— В квалификационную комиссию входят представители Фонда госимущества. Также будем привлекать СБУ, Госфинмониторинг, АМКУ. Будут и наблюдатели от международных организаций. Мы уже говорили с ЕБРР, МВФ и Всемирным банком — они, скорее всего, делегируют представительство какой-либо из международных компаний. К сожалению, мы не сможем информировать общество о том, кто именно будет участвовать в торгах, так как подписывается договор о конфиденциальности, но можем называть количество. На сегодняшний день у нас уже пять потенциальных покупателей. И еще столько же инвесторов пока решают, вступать им в эти торги или нет.

Мы создаем им цивилизованные условия. Сохраняем равноправие в выделении информации. Благодаря комнате данных это очень просто сделать. На сегодняшний момент все заинтересованные лица знают этот завод очень хорошо. Они либо торговали с ним, либо обслуживали его. В любом случае для них это знакомый объект. Но я уверен, что будут и новые участники. Например, есть арабская компания, которая имеет свой газ, свои заводы и миллиарды для инвестиций. Они интересуются ОПЗ.

— Арабских покупателей вряд ли, а других потенциальных инвесторов долги ОПЗ не пугают? Озвучивалось условие, что новый собственник должен в течение полугода решить вопросы с задолженностями компании.

— Условия по срокам нет. Новый собственник сам будет разбираться с долгами.

— Какая общая задолженность ОПЗ?

— На момент оценки — 193 млн долл.

— Звучала цифра, что вместе со штрафами — 240 млн.

— На самом деле уже, может, и больше. Но штрафные санкции наступят только после решения суда. Послушайте, как правило, люди, которые приходят на завод, знают и о ситуации с долгами. Мой опыт показывает, что они пытаются решить все эти вопросы в первые месяцы. Я уверен, что сразу будет какая-то инвентаризация, договоренность. Это не банковский долг, на него не начисляются проценты, это долг за поставленную продукцию. Соответственно, на него есть пеня, но чтобы подтвердить, нужно еще выиграть суды. Поэтому мы и говорим о номинальном долге в 193 млн.

— Стокгольмский суд, кстати, не худший способ заблокировать приватизацию. Г-н Иванчук вот уже им воспользовался, объявил долг фиктивным, пошел в прокуратуру, говорит, что государство недополучит 5 млрд грн.

— Там не все так просто. Долг есть. Он признан международными аудиторами, Фининспекцией и Стокгольмским арбитражем. Это — хозяйственный долг. Мы не смогли его рефинансировать из госбюджета, потому что превратить хозяйственный долг в квазисуверенный — это увеличить долг Украины. Тогда уже возникли бы вопросы не у Иванчука, а у МВФ. Поэтому пусть это лучше будет хозяйственный долг. А будет ли там реструктуризация или какой-то дисконт — это уже вопрос двух хозяйствующих субъектов.

— А как быть с решением о запрете отчуждения имущества?

— Стокгольмский суд запретил отчуждение недвижимого имущества, принадлежащего ОПЗ, до 31 августа с.г. Это не запрет приватизации. С одной стороны, никакого отчуждения и не может быть, пока идет процесс приватизации. С другой — решение Стокгольмского суда теперь нужно ввести в украинских судах для того, чтобы оно вступило в силу. Это очень длительный процесс — первая инстанция, вторая инстанция, третья и т.д. Я не отрицаю, проблема действительно существует. И мы полностью открываем информацию на эту тему для инвесторов. Все, кого мы допустим к торгам, изучат и эту проблему, и нюансы.

— С точки зрения инвестора, 250 млн долл. долга при стартовой цене в 500 млн долл. — выгодное предложение?

— Нет пока 250 млн. Штрафных санкций еще нет.

— Но это потенциальные расходы. Суд Ostchem можно и проиграть.

— У нас были определенные споры с нашими международными консультантами, которые считают, что цену нужно было ставить меньше. Но поскольку объект уникальный, мы не решились.

— Вопрос не в этом. Этот объект когда-то в миллиард оценивали, и он его стоил. Но, может, сначала решить вопросы с долгами?

— Давайте работать с тем, что мы имеем на сегодняшний момент. Не удалось нам реструктуризировать этот долг по разным причинам.

— Другие долги есть?

— Есть долг овердрафт от Укргазбанка, который понемногу погашается. Это кредитная линия — 600 млн грн.

— Что говорят потенциальные инвесторы по поводу этой ситуации?

— Активного диалога в деталях еще не было. Конечно, будут вопросы, дискуссии. Они будут требовать определенных гарантий от государства. И мы уже готовимся к этому. Поймите, этот завод покупают не для того, чтобы поработать два месяца. Этот завод покупают надолго, чтобы поработать на нем минимум десять лет. Если придет иностранный покупатель, активная работа вокруг финансов и операционной деятельности начнется сразу. И вопросы с судами решатся.

— Сейчас и без того не лучшее время для приватизации. Приватизация ОПЗ должна стать показательной. Это все понимают. Это вопрос инвестиций. Сможет ли она стать образцовой на таких условиях?

— Она, во-первых, прозрачная, во-вторых, профессиональная. Достаточная ли сумма заявлена? Покажет реальная конкуренция. Вы же не забывайте, что этот процесс еще и политический. Если сейчас снизить цену, чтобы удовлетворить всех желающих, мы получим сильное сопротивление общества. Поэтому мы продаем по средневзвешенной цене. Она не самая низкая, но и объект не самый последний. И продаем мы правильно. Вчера мы провели эксперимент, посмотрели, как были проданы все остальные «азоты» в Украине. Этот объект продается как минимум в десять раз дороже, чем все объекты, вместе взятые, которые были проданы до этого. («Днепразот» — 3 млн долл., «Стирол» — 3,6 млн, «Ровноазот» — 17,1 млн, Черкасский «Азот» — 1,3 млн, Северодонецкий «Азот» (ЦМК) — 6,1 млн. — И.М.). Мы не отдаем ОПЗ за бесценок. И когда мои предшественники говорят, что 500 — это дешево, я только удивляюсь.

— Ваша первая оценка была в разы ниже. Потом вы изменили методику…

— Методика соответствует западным стандартам. Она полностью совпадает с тем, что было в UBS. Есть три основных метода оценки: доходный, имущественный и сравнительный. В доходном строятся модели работы. Там у нас получилось 523 млн. По имущественному методу оценки — 506 млн. Сравнительный метод предполагает оценку аналогичных соглашений на рынке. По этому методу у нас получилось 527 млн. Оценка объективная.

Да, есть и такие детали, которые в оценку не попали, но имеют свой отдельный потенциал. Например, завод находится в порту и имеет четыре причала. Завтра вы можете за 3–4 млн долл. построить склад для фосфатных удобрений и поставлять их всей Украине. Почему об этом никто не говорит? Это отдельный бизнес-проект. В 2009-м завод был оценен в 300 млн с лишним, а выставлен за 500 млн. Но в то время завод зарабатывал порядка 100 млн долл. в год. А сегодня даже 50 млн не зарабатывает из-за падения товарных рынков. Что дальше с ним будет, кто знает? Может, завод постигнет горькая участь банкротства? Этого допустить нельзя. Объектом интересуются публичные компании, планирующие деятельность на 5–10 лет, и купят они его не для того, чтобы обанкротить.

— Были оценки, сколько нужно вложить в модернизацию?

— Основная модернизация была произведена в период 2005–

2006 гг. Сегодня, когда вы зайдете на завод, вам нужно только управлять им и поддерживать то состояние, которое есть. Ну, на цех реформинга нужно 14 млн евро. Но это не такие уж большие суммы для этого завода. А построить такой завод стоит

1,5 млрд долл. У меня есть отдельная презентация, где показано, какие аналогичные заводы не работают, на каких состоялся ремонт, какие будут закрываться. Ничего подобного ОПЗ в мире не продается. Соответственно, все сейчас начнут думать: зачем строить новый завод за 1,5 млрд, если можно за 500 млн купить шикарный завод, который будет абсолютно нормально жить еще 25 лет? Стоящий в порту! Я уже молчу о стратегическом расположении нашего аммиакопровода.

— А время ли продавать ОПЗ на минимуме спроса, в том числе и при низких ценах на его основное сырье?

— Сегодня нам его продавать или завтра? У нас этот завод много прибыли приносит государству? Нет. Назвать его суперстратегическим для страны нельзя. Это не атомная энергия. Если бы у нас была государственная стратегическая программа по таким активам, создан спецфонд, то, наверное, никто бы не говорил о его продаже. Но у нас этого нет. Вы знаете, что происходит с этими заводами? Его могут просто закрыть. Поэтому пока есть покупатели, готовые за него заплатить, надо его продавать. Что будет завтра с минеральными удобрениями, я не знаю. Но сейчас ситуация уникальная, и ею нужно воспользоваться. Да, время неудачное, неподходящее. Когда

будет подходящее? Никто не знает. Завтра, возможно, газ будет стоить совсем другие деньги. Может, еще подешевеет. Минудобрения в цене просядут. А завод и 100 млн не будет стоить. Сейчас у нас есть хорошая цена и нормальные покупатели. И чем скорее мы продадим все основные активы государственной собственности, которые побуждают людей к определенным мыслям об «управлении», тем скорее у нас будет нормальная государственная политика регулирования промышленных отраслей. Потому что пока вместо работы мы бьемся за активы.

— У вас план по приватизации — 17 млрд грн на этот год. Если удачно продадите ОПЗ, выполните. А что с другими? Год назад вы планировали ОПЗ — в феврале, а облэнерго — весной. График уже сдвинулся.

— Относительно всего остального, что происходит в нашей стране, мы еще не сильно отстаем от графика. С облэнерго все очень просто. Мы сейчас на второй фазе с «Делойт» по написанию аналитики об этих компаниях. Оценщики заканчивают свою часть работы. В общем, все шесть облэнерго в сумме будут иметь начальную стоимость около 250 млн долл. Для начала. Естественно, какое-то дороже, какое-то дешевле.

Нам бы очень помогла реформа в энергетическом секторе, которая установит RAB-тарифы (стимулирующее тарифообразование. — Ю.С.). Это помогло бы нам продать «облы» дороже. Но это — политика. Она находится вне моего влияния. Мы свою работу делаем. Мы подготовимся к 1 сентября, чтобы продавать облэнерго. Если реформа к тому времени состоится, цена будет выше, конкуренция — больше.

— Кто конкретно тормозит реформу?

— Это все в руках Кабмина, Минэнерго, НКРЭ. Мы продвигаем этот процесс. Специально проводим энергетическую конференцию. Будем обсуждать реформу, возможности. Но независимо от результатов, с сентября Тернополь, Хмельницкий, Харьков, Николаев, Запорожье и Черкассы будем продавать.

— А «Центрэнерго»?

— Очень хотели бы. Но мы не успеем в этом году его продать. Мы только готовим его. Здесь нам желательно понимать, в каком мы регуляторном поле, и что будет с либерализацией рынка.

— «Центрэнерго» входит в орбиту влияния Игоря Кононенко, и вот его экс-помощник Державин в марте назначается вашим замом. И все это — в разгар коррупционных скандалов во власти. Странная кадровая политика, не находите?

— Вы можете посмотреть его биографию: да, он работал с господином Кононенко. Но не он один с ним работал! Вопрос даже не в этом. Я всем сказал, что как ОПЗ уходит сейчас, точно так же будет уходить и «Центрэнерго». Если кто-то хочет каким-то образом затормозить процесс, пусть работают без меня.

Это даже не мое кадровое решение, а Кабмина. Я не могу сказать, что недоволен работой своего заместителя. Он достаточно жестко подошел к корпоративному управлению. Но окончательные решения — всегда за руководителем.

Вы увидите, как будут проходить акционерные собрания по «Центрэнерго». Вы увидите состав наблюдательного совета. Вы увидите, что мы будем делать дальше с его подготовкой. Я очень не хотел бы допустить ситуацию, которая у нас сложилась по ОПЗ: НАБУ, прокуроры, обыски и т.д. Это никак не способствует приватизации, и нам нужно избежать скандалов вокруг «Центрэнерго».

— Боимся, это будет сложно сделать.

— Время покажет. Процесс будет непростым, это я понимаю. Он и так достаточно политизирован. Начиная с того, как нам передавали эти акции, и заканчивая тем, как работает компания. Компания старая, активы старые, требуют очень больших инвестиций в модернизацию. Плюс скандал с отбором руководителя. Надо довести хоть это до конца и назначить руководителя наконец.

— Вам «рекомендуют», кого назначить?

— Нет. Никаких задач и команд никто не дает.

— А кто сейчас руководит госакциями компании?

— Мы. Фонд госимущества является органом управления и балансодержателем.

— Сейчас к завершению идет еще одна замечательная история, но уже с «Запорожьеоблэнерго». Так вот о том, что там 60% госсобственности, во время передела вспоминали иногда и где-то на фоне. Вас устраивает такое положение дел?

— Мы сотрудничаем с НАБУ и Сытником. Для них это дело номер один, как вы знаете. Они планируют довести его до конца. Кучу людей у нас тут приглашали на дачу показаний, провели масштабную работу. Все злоупотребления происходили еще до меня. За время моего пребывания на должности ничего противозаконного не происходило. Так что пусть правда восторжествует. Нам самим очень важно увидеть какой-то прогресс в этом деле. Если действительно будет доказана чья-то вина, эти люди понесут ответственность. НАБУ над этим работает. А мы в свою очередь сейчас занимаемся полностью новым собранием акционеров, скоро вы увидите новый наблюдательный совет, абсолютно новых людей. Запорожье тяжелый объект, я не спорю. Прежде всего, потому, что он находится в промышленной зоне, и основные потребители там как раз промышленные компании. Это не физлица, как в Тернополе или Хмельницком. Это — крупные объекты, принадлежащие серьезным людям, что очень усложняет ситуацию.

— Наверняка эти же товарищи захотят побороться за этот объект и во время приватизации. Предварительная оценка стоимости по «Запорожьеоблэнерго» есть?

— Я могу вам сказать, что «Харьковоблэнерго» будет продаваться дороже, чем Запорожье, из-за многочисленных долгов компании. А долги нужно отдавать. Но стартовая цена будет больше миллиарда гривен. Точнее пока не скажу. Тем более что мы говорим о начальной стоимости. По моему мнению, и за Харьков, и за Запорожье будет борьба на торгах.

— И не среди западных инвесторов, как мы понимаем...

— Будут ли там западные покупатели, посмотрим, но наших точно будет очень много, не два-три покупателя, это точно. Соответственно, если бы был RAB-тариф, и цена, и интерес, и предметность разговоров с потенциальными инвесторами были бы совсем другими. Ценность и стоимость объекта тогда сразу возрастают, поскольку это естественная монополия, и все предельно просто: растут объемы — растет и заработок, все!

— Все ли? Не переоцениваем ли мы стимулирующие тарифы?

— Нет. Конечно, еще нужна либерализация рынка. Тогда компании будут бороться за своих клиентов, это в корне меняет правила игры. Поверьте мне, если будет правильная либерализация, у нас появятся и другие дистрибуторы, как в Германии и других странах Европы. Там же рынок дистрибуции электроэнергии равен рынку генерации. А у нас облэнерго фактически монопольно обслуживают всех, но рано или поздно это изменится, они все будут бегать за своими клиентами. Будут как мобильные операторы предлагать разные пакеты, будут, кроме электроэнергии, продавать им Интернет, горячую воду...

— Горячую воду уже продают...

— Вот. Что такое облэнерго? Это, прежде всего, каналы продаж. Доступ к конечному потребителю. Если вы потребляете икскиловатт, можно составить ваш профиль, понять, что вы делаете, что используете, что смотрите, сколько у вас квадратных метров, сколько на них электроприборов. Может, вам можно продать еще какие-то услуги? Такая система работает во всем мире, кроме Украины. Действующая у нас система — это даже не прошлый век, это времена динозавров. Ее нужно менять.

— Меняться она будет, но лишь в зависимости от того, кто станет покупателем. Кстати, в Тернополе ситуация стала лучше? Есть хорошие новости? Покупатели будут хорошие?

— С Тернополем всегда была проблема. Мы с 2001 г. не можем созвать общее собрание, потому что нет реестра...

— Не считали, сколько уже было попыток это собрание провести? 40–50?

— Больше 20 — это точно. Там давний корпоративный конфликт (между Григоришиным и Суркисом. — Ю.С.). Проблема старая. Там тоже будет новое собрание. Вы знаете, я думаю, что Тернополь и Хмельницкий очень легко продадутся. Там простая бизнес-модель. Потребители — в основном физлица. Уровень сбора денег очень высокий, и экономическая выгода в данном случае очень легко просчитывается.

— А цена какой будет?

— Цены будут абсолютно нормальными. Тернополь будет стартовать в районе 20 млн долл. за пакет, Хмельницкий — в районе 30 млн долл. Это абсолютно подъемные цифры для потенциальных инвесторов, не 130–150 млн. А в перспективе, кстати, тот же Тернополь может стоить и 50 млн. В данном случае есть абсолютно нормальный зазор на инвестиционный горизонт.

— Что бы государство хотело получить от продажи всех «облов»?

— Что бы мы хотели получить? Миллионов 300 за все эти компании. Но наша задача заключается в том, чтобы стимулировать конкуренцию. Для этого нам нужна реформа регулирования. Хотя и без нее заинтересованных лиц много. Поверьте. Это интересный и понятный бизнес.

— В который еще и вложиться нужно.

— Да, это проблема. Инвестиций там не было годами. Причины разные, но не в этом вопрос, а в том, что каждый потенциальный покупатель сразу видит, что цена 20 млн, но еще 20 млн нужно на обновление сетей и другой инфраструктуры.

— В контексте инвестиций есть еще и вопрос условий приватизации и обязательств. Условия будут? И насколько жесткие?

— Знаете, мы не занимались еще условиями приватизации облэнерго. Я думаю, что для каждого объекта будут свои условия.

— Кто их будет прорабатывать?

— Мы вместе с Минэнерго.

— А позиция министерства на сегодняшний день какая? Вы уже встречались по этому поводу с Насаликом?

— Еще нет. Все никак не увидимся. Но вопросов у нас общих много накопилось уже. У нас же, кроме облэнерго, еще есть шахты, и с ними тоже надо что-то делать.

— У вас много шахт на продажу?

— Нет, максимум пять объектов — ни один из них ничего не стоит. Даже Краснолиманская. Там вокруг все выкуплено давно Гуменюком и компанией. Что нам там продавать? Кусок железа наверху и туннель под землю? Это будет стоить мало. Заходить в Лондонские суды с Гуменюком за присвоенный уголь? Смешно.

— Год назад мы с вами говорили о предстоящей приватизации УБРР, «Президент-отеля», «Киевпассервиса». Там суд, там проверки, тут никто на торги не пришел. Темпы вас устраивают?

— Действительно, «Президент-отель» в судах. Мы уже досудились до того, что у нас закончился срок действия оценки, и нам придется готовить ее по новой. А на УБРР никто не пришел. Цена в 118 млн никого не заинтересовала.

— Странно, ведь объект неплохой…

— Неплохой. Но, видимо, цена не подошла. Будем цену опускать. Интересовались многие, и китайцы, и иранцы — никто не пришел. Скорее всего, будем делать переоценку, опускать цену.

— Приватизация превращается в вечный приоритет власти. То какие-то интересы, то суды, то цена не подходит. Процесс явно растянется на несколько лет.

— Да. Интересы есть в каждом представляющем ценность объекте. Нас тормозят, нам не дают документы. Нет реестров, нет уставов, руководство на больничных. А потом — сразу в суд. Почти каждое предприятие, на котором еще есть активы, сопротивляется приватизации.

— Скажите, а приватизации объектов АПК что или кто мешает?

— Этот процесс вообще очень медленно происходит. В Министерстве АПК очень много говорили в прошлом году о приватизации, но так ничего нам и не передали. А ведь там масса вопросов и по приватизации «Укрспирта», и по «Артемсоли», и по ГПЗКУ. Да и без этого у них очень много объектов.

— То есть агроприватизация переносится уже в 2017-й?

— Да. Если мы до конца этого года примем хотя бы «Артемсоль» и начнем ее готовить, это уже будет победа.

— Сколько вы продали за год объектов? Всего, не только в АПК.

— Около 130. В основном мелкие объекты, у нас там иногда по 6–12%. Поймите, некоторые объекты мы выставляем на продажу по 200 раз, а некоторые по 600. Мы на бумагу и телефонные звонки тратим больше, чем зарабатываем потом на такой приватизации. И все заняты, работы полно!

— Как вы планируете еще и НАК в таком случае тянуть? (В ходе реформирования «Нафтогаза» право управления госимуществом, т.е. почти все, что есть у всех компаний группы НАК «Нафтогаз Украины», планируют передать ФГИ. — Ю.С.). У вас есть специалисты для квалифицированного управления государственными долями в нефтегазовых предприятиях?

— Мы не сможем и не хотим это делать. У нас некому принять все это. Нет ни квалификации, ни ресурсов. Даже если мы все это примем, пусть нам помогут из других министерств хотя бы квалифицированными кадрами. Я давно предлагаю, что мы должны объединить все госпредприятия, которые останутся в госсобственности, в один холдинг.

— Мы это уже обсуждали когда-то с вами. На наш взгляд, такая структура будет неуправляема, а коррупционные риски — огромны. Тогда, если не ошибаемся, речь шла о трех сотнях совершенно разных компаний.

— Но это работает в Швеции, Японии, Китае, Сингапуре, Казахстане.

— Украине не всегда подходят рецепты других стран. Если мы говорим о структуре, которая будет держателем акций, да, это возможно. Но у нас за каждой структурой чей-то интерес и сфера влияния. Объединить это не дадут.

— Но и оставлять так, как есть сейчас, нельзя.

Информация о материале

КП «Харківська дирекція будівництва метрополітену» 10 травня за результатами тендерів уклало три угоди з ТОВ «НВП «Залізничавтоматика» щодо постачання устаткування та обладнання вартістю 44,25 млн грн.

Про це повідомляється у «Віснику державних закупівель».

Закупівля відбулася в рамках проекту «Будівництво дільниці третьої лінії Харківського метрополітену від станції «Наукова» до станції «Проспект Перемоги», на дільниці від станції «Олексіївська» до станції «Проспект Перемоги».

Замовлено пристрої МПЦ–М та автоматизовані робочі місця в кількості 12 одиниць за 25,76 млн грн. Ще 10,18 млн грн. комунальне підприємство заплатить за дві системи гарантованого живлення та 8,29 млн грн. – за устаткування для контролю за рухом поїздів у тунелях. Зокрема, планується придбати світлофори, генератори, приймачі, тощо.

Засновниками ТОВ «НВП «Залізничавтоматика»  є Дмитро Кузьменко та Валентина Шелкова. Директором з 29 квітня підприємства став Віталій Гаєвський, який раніше працював керівником СТГО «Південна залізниця» та був керівником Полтавської облорганізації партії «Відродження», коли партію очолював екс-керівник Південної залізниці, а зараз нардеп Віктор Остапчук.

Під час перших двох тендерів конкурентом «НВП «Залізничавтоматика» було київське ТОВ «Пауер-Експерт», яке регулярно отримує замовлення від метро без тендерів. Цього разу їх пропозиція виявилася дорожчою.

Засновником ТОВ «Пауер Експерт» є Дмитро Iскренко, директором –  Петро Стародуб.

До участі в торгах на закупівлю устаткування для контролю за рухом поїздів у тунелях організатори не допустили ТОВ «НВП «Укртранссигнал» через відсутність низки необхідних документів. Пропозиція «Укртранссигнал» була дешевшою за переможця на 0,60 млн грн. Ця фірма належить Андрію Охрименко та Петру Кулику.

Тож, єдиним конкурентом переможців в цьому тендері стало київське ТОВ «Антел Консалтинг», чия пропозиція виявилася дорожчою. Засновником фірми є Олег Нагдибіда.

Информация о материале

Два года назад, на рассвете в 5 утра 17 мая 2014 года, когда Краматорск еще спал, в одном из обычных жилых дворов появилась машина, и группа неизвестных начала переносить туда свои вещи. Во время погрузки в машину один из них вынес какой-то груз, завернутый в одежду. И тут произошла случайность - при переносе груза в багажник машины человек немного поменял хват, и случайно край одеяла упал... И на какое-то мгновение стало заметно, что именно несет этот человек. Но это какое-то мгновение - и багажник захлопнут. Четверо неизвестных сели в машину и уехали.

И только один человек увидел в пустом дворе эту группу, и понял, что погрузили в багажник под одеялом.

Наблюдателем был разведчик 8-го полка спецназа Вооруженных сил Украины, который вел наблюдение за неизвестными. Это он успел сделать эти фотографии.

Под одеялом был переносной зенитно-ракетный комплекс.

Машина была только что украдена для выполнения диверсии.

А группа неизвестных оказалась диверсионной группой, завербованной спецслужбами Российской Федерации.

Они не думали, что в городе, где милиция и СБУ разбежались, против диверсантов начала работать группа спецназа 8-го полка ВСУ.

Фотографии сделаны одним из бойцов этой группы.

Спецназовцы зашли в город без всякой поддержки, и обстановка вокруг них менялась стремительно каждый день, но в невероятно сложных условиях, где было легко растеряться, выполнили задачу - нашли по сути иголку в стоге сена. 25 апреля на аэродроме Краматорск был уничтожен противотанковой ракетой «Фагот» украинский вертолет Ми-8 - просто чудо, что не было жертв. Под Славянском было сбито уже несколько боевых вертолетов. Надо было предупредить новые трагедии.

В то время в Краматорске было немало подозрительных лиц и групп людей - российские диверсанты контролировали значительную часть города, действовало несколько отрядов с разным вооружением, действовали банды грабителей. Было легко ошибиться с объектом наблюдения - а вдруг это не диверсанты, а какие-то обычные гопники?

Да и задачи противника в то время были еще не ясны. Чтобы точно определить принадлежность диверсионной группы, чтобы разобраться с ее целями, задачами, вооружением, надо было организовать скрытный поиск и добыть информацию. И группа не ошиблась.

Они точно смогли просчитать место предполагаемой диверсии, где боевики решили сбить украинский самолет при заходе на посадку на аэродром Краматорска.

И уже на следующий день, в результате специальной операции еще одна группа спецназа 8-го полка организовала засаду и сорвала нападение диверсантов на украинский самолет. Переносной зенитно-ракетный комплекс был захвачен - это произошло впервые в войне.

Двое из этих диверсантов были уничтожены на месте боя. Это водитель и оператор ПЗРК - они оба на этих снимках, им осталось жить примерно сутки....

Они планировали безнаказанно убивать украинцев - и не предполагали, конечно, что сами были обречены.

Уникальные фотографии, которые должны войти в учебники по тактике Сил специальных операций Украины.

- Ю.Б.).

К россиянам тогда относились корректно и вежливо, как к настоящим журналистам. У них обнаружили кадры нападения на колонну 95-й бригады, убийства украинских солдат. Доказательство прямого участия в терроризме. Сюда они приехали снимать как собьют наш самолет. Они заехали в Киев с большой суммой наличных денег, и вполне легально купили в Киеве мощную портативную телестанцию за 110 тысяч долларов. Мы нашли при них чеки. С ними была огромная сумма наличными в гривне. Все это мы аккуратно описали и передали наверх. Не знаю, зачем потом Сидякин и Сайченко врали, что их били. Не исключаю, что после просмотра видео убийства украинцев, они могли получить от кого-то из солдат. Но на самом деле они не пострадали. Война только началась, и ожесточения в нас не было. Не знаю, как бы было сейчас. Сейчас мы четко понимаем, что российские спецслужбы используют таких «журналистов» как Сидякин и Сайченко в составе террористических групп, а журналистская деятельность для них - это всего лишь прикрытие.

Диверсанты, кстати, приехали на краденной машине - ее украли из автосалона «Талисман» в Краматорске. Позднее, за время действий в Краматорске моя группа обнаружила 16 машин марок «ауди», пежо», «шкода», украденных из «Талисмана» «защитниками русского мира». Мы их все вернули законным владельцам, которые были вне себя от счастья, когда им вернули то, с чем они давно распрощались. Три машины заминированы - мне пришлось их лично разминировать. В общем, мы работали с уважением к местному населению.

За эту операцию трое офицеров в нашей группе получили досрочные звания и наградные пистолеты. Солдаты получили медали. У нас было еще немало операций, о которых я пока не имею права рассказать.

Сейчас продолжаю нести службу в АТО. Мы - спецназ, мы будем работать до победы».

ПЗРК «Гром Е2» с пусковым модулем российского производства, захваченный украинским спецназом 18 мая 2014 года в Краматорске.

Пусковой модуль российского производства с российской маркировкой на переносном зенитно-ракетном комплексе «Гром Е2», который 18 мая 2014 года захватили спецназовцы 8-го полка ВСУ в Краматорске при попытке уничтожения диверсантами украинского самолета.

Российские диверсанты Сайченко и Сидякин, участники террористических акций, которые действовали под прикрытием «журналистов «Лайф Ньюс», захвачены на месте подготовки теракта в Краматорске 18 мая 2014 года.

Информация о материале

Главное следственное управление МВД в Киеве, довело до логического вывода одно из дел из букета расследуемых, по обвинению команды мэра Харькова Г. Кернеса в мошеннических и коррупционных действиях.

Все харьковчане помнят «Жилкомсервис» и его бессменного директора А. Яковлева, назначенного Кернесом на эту должность. За несколько лет о «прелестях» этой структуры в Харькове не писал и не говорил только ленивый: Повышенные отчисления за услуги и несуществующие работы, издевательства над жителями многоэтажек и немотивированные траты этого городского коммунального предприятия, под управлением мэрии - вызывали много вопросов. Да как-то все это вязло...

Но, сколько веревочке не виться...

Сегодня решением Печерского суда г. Киева взят под стражу директор КП «Жилкомсервис» Яковлев А.А. Ему предъявлено обвинение в том, что он злоупотребляя служебным положением, по предварительному сговору с главным бухгалтером указанного предприятия Кузнецовой И.Е., путем служебного подлога, растратил деньги коммунального предприятия «Жилкомсервис» на общую сумму 10 393 920 грн, чем причинил убытке государству, в лице коммунальной громады г. Харькова в особо крупных размерах.

Как сказано в предъявленном обвиняемому подозрении: своими намеренными действиями Яковлев А. А., совершил преступление, предусмотренное ч.5 ст. 191 КК Украины (наказание от 7 до 12 лет лишения свободы).

И директор «Жилкомсервиса» и его главный бухгалтер сегодня взяты под стражу в зале суда и находятся в тюрьме. Каждому судом определен возможный залог до конца следствия и судебного процесса 1 200 000 грн.

Вот такая история.

Расследование дел в отношении годами безнаказанно грабящих Харьков чиновников продолжается. Как и это дело, в рамках которого прошли первые аресты далеко не на финише и там еще будет достаточно важного для общественности и правоохранителей.

Буду держать в курсе!

Информация о материале

Город, в котором больше не слышны голоса патриотов, но который по-прежнему – Украина. Таким остается Донецк для писателя и историка Елены Стяжкиной, которой два года назад, как многие другим, пришлось выехать из города, погружающегося в пучину сепаратизма. Из всех сценариев будущего Донбасса она приемлет лишь один – освобождение и деоккупация. Именно на этот запрос должен работать весь ресурс добра украинцев и именно такой победой должна завершиться война со злом, чтобы больше никогда не допустить его в будущем, уверена писатель.

«Я держу свой город за руку»

— Год назад вы говорили, что не можете отпустить Донецк. Сейчас, спустя еще один год, получилось?

— Думаю, не во мне дело. Это вопрос к нам ко всем: готовы ли мы отпустить? И что означает это «отпустить»? «Бетонная стена», «граница», «там живут другие люди, которые будут мешать украинским реформам» - этот сценарий «отпускания» то разгорается, то затухает. Но не признать, что он существует, невозможно. В нем есть все – и личная боль, и усталость, и жажда наказания, и невыученные уроки Второй мировой. Но главное в нем – закадровый смех Кремля. В конечном итоге, это не наша, это его идея – создать образ «плохих тех людей» и, пользуясь им, продолжать агрессию против Украины. Отпуская «бетонной стеной», мы сами носим кирпичи для того, чтобы на месте пропагандистского вранья про «гражданскую войну в Украине» выросла беда и ненависть на долгие годы.

Прежде чем говорить про «отпустить», необходимо пройти через понимание того, что земли и люди оккупированы, что они утратили не только социальную, экономическую, политическую, но и информационную субъектность. Понять, что все эти заявления коллаборантов, парады, показательные «уроки патриотического воспитания» в школах – ни что иное, как порции яда, которым отравляют сознание и людей в оккупации, и остальных украинцев. Понять, что все это «згине, як роса на сонці», как только граница между РФ и Украиной будет закрыта и вместе с нею будут закрыты каналы поставок оружия и телепропаганды. Вот если это понять, то можно отпустить и ненависть, и синдром напрасных ожиданий. Но включить вместо него ожидания реальные, прагматические. О том, как восстанавливать, как получать репарации, как лечить, как учить и как защищать.

— А если говорить о личном выборе «отпустить»?

— Многие люди, которым удалось эвакуироваться, этот выбор сделали. Их жизнь больше не будет связана ни с Донецком, ни с Луганском.  Даже после освобождения – не будет. Пережив приход российских «защитников» и предательство их местных пособников, многие люди утратили доверие к миру, к тому, что считали и называли своим домом. Это то, что, наверное, невозможно, да и не нужно восстанавливать. Жизнь вошла в свою правильную колею. Люди нашли себя и свое место в разных городах и разных регионах. Это хорошо.

Но для будущего украинских Донетчины и Луганщины – это проблема. Без людей, без их силы, веры, таланта и готовности много работать, восстанавливать деоккупированные земли будет очень трудно. Уже сейчас нужно думать о том, каким образом восполнить потерю активных и хороших людей, которые не будут возвращаться.

Что касается меня, я не буду отпускать свой город. Мне все равно, как это выглядит со стороны и что об этом думают другие. Мне важно держать его за руку и знать, что даже вот такой – ослабленный и оболганный оккупантами – он тоже меня держит.

— Что оказалось для вас самым сложным и болезненным после переезда из Донецка?

— Сложным – понять, что лично я могу сделать для освобождения наших земель. А болезненными были и остаются дискуссии о том, что «это навсегда», «закрыть бетонной стеной», «вернем не при нашей жизни». Сейчас, когда сложилось наше гражданское движение «Деокупація. Повернення. Освіта», стало намного легче. Мы пытаемся выработать правила возвращения, в которых должны быть и механизмы прощения, и механизмы наказания, и формирование платформы, которая даст энергию общего дела. Образование – это одна из ключевых позиций деоккупации Донецкой  и Луганской областей.

— Несколько лет назад, еще до событий в Донецкой и Луганской области, вы прочитали лекцию о токсическом стыде. Можно ли этим термином объяснить то, что происходит сейчас в Донецке и на других оккупированных территориях?

— Токсический стыд – понятие психологическое. Это история о том, что в силу ряда причин человек считает, что он ничего не достоин, что ему ничего нельзя, что он – хуже всех, чего бы ни добился. Концепция токсического стыда при хорошей аргументации и анализе может быть введена в процесс понимания того, кем и чем были и есть советские люди.

Но ее недостаточно, чтобы объяснить жизнь тех, кто оказался на оккупированных территориях. Война – это такая история, где выбор между добром и злом делают каждое мгновение. И делают его в угрожающих обстоятельствах. Зигзаг – хорошее слово для понимания, но очень трудное для концептуализации, потому что один и тот же человек в один день своей жизнь может оказаться и трусом, и героем. Никто не знает, на каких весах это можно измерить.

Стокгольмский синдром, стратегический имморализм, банальность зла, «кому война, кому мать родна»… Но и банальность добра тоже. И, неожиданное для самого человека – беспримерное мужество. Вы читаете Фашика Донецкого? Этот человек живет в оккупированном Донецке. Он не только не сдался, но и «несет» на себе, на своей вере в победу многих, готовых отчаяться и опустить руки.

«Война будет все время догонять нас»

— У людей, которые выехали с оккупированных территорий или живут в «прифронтовой» зоне, часто исчезают полутона. Они воспринимают человека только через призму его политических взглядов. Важно только то, что человек настроен проукраински или пророссийски. Это хорошо, плохо или просто нормально?

— Я бы не называла это политическими взглядами. И слова «проукраинский» и «пророссийский» я бы не использовала. А исчезновение полутонов у тех, кто видел войну, объяснимо. Если мозг не задет российским информационным продуктом, которого на оккупированных и прифронтовых территориях очень много, то понимание войны, российской агрессии здесь не вопрос теории, а вопрос личного опыта. Этот опыт не может иметь компромиссов. Не может быть хорошим россиянин, который пришел в Украину убивать. Между добром и злом не может быть серой зоны. Одурманен он пропагандой или бедный, решивший заработать на войне, или «просто солдат, выполняющий приказы» - неважно. Важно, что он – агрессор, который пришел убивать.

Наверное, нужно отдавать себе отчет в том, что Российская Федерация, точно так же, как псевдореспублики, оккупирована криминально-службистским режимом. Вероятно, там тоже есть потеря информационной субъектности, а потому телевизионная картинка всеобщего «одобрямса» является спектаклем, созданным на потеху кремлевского режима. Но думать об этом сегодня и тратить силы на это я не хочу. Федерация для меня сейчас – враг. И для россиян действует презумпция виновности: пока не доказано обратное, гражданин РФ – враг.

Это, наверное, неправильно и не соответствует гуманистической традиции. Но так сложилось. На экспорт добра нет. Оно есть только для победы, для того, чтобы в Донецке и Луганске была Украина, чтобы бороться с внутренней травмой украинцев. На это все нужно очень много добра.  

— Многие переселенцы, выехавшие с оккупированных территорий, пытаются подчеркнуть свою украинскую идентичность, порой делая радикально националистические заявления. Как это объяснить?

— Люди разные. Возможно, некоторым кажется, что кто-то – важный и сильный, такой государственный контролер – требует этого. Требует доказательств украинской идентичности. Кому-то кажется, что на эвакуировавшихся смотрят с предубеждением. Для других, возможно, доказательство украинской идентичности – личный способ борьбы с российской агрессией. Проявление себя в Украине, открытие в себе украинца – сильного, свободного, честного. Такой способ выздоровления и победы над врагом. Для кого-то демонстративные практики не важны, потому что Украина – это «как дышать». А зачем демонстрировать дыхание? Да и как это сделать? Не исключаю, что какая-то часть людей таким нехитрым способом может монетизировать свой статус. Сценариев много. Но все они о разнице проживания травмы, о разнице переживания опыта войны.

— Не всем выехавшим с оккупированных территорий удалось найти себя. Тому могло быть десятки причин, но они оказались чужими здесь. Вернуться назад, в Донецк, они тоже не могут – там они уже чужие. Что делать этим людям?

— Тут никто не сможет дать совет, потому что нет универсального рецепта, действующего одинаково и для всех. Но в этом есть большая проблема, которая касается не только «чужие-свои», «работа-самореализация». Мы обязательно победим. Скоро. Но война будет все время догонять нас и присутствовать в нашей жизни колоссальной травмой. Она будет догонять детей и взрослых, и ветеранов, и переживших оккупацию, и тех, кто как будто бы успешно интегрировался в других местах Украины, и тех, кто вернется на освобожденные земли.

«Приднестровья-2 на долгие-долгие годы» не будет. А боль и травма  уже есть и будут на долгие годы. Если над этой проблемой не работать, она никуда не денется. Она сама не рассосется. Отрицание травмы – это не способ выздоровления. Нам надо готовиться к тому, чтобы долгие годы лечить травму войны. Нужны специалисты, нужны психологи, психотерапевты, психиатры. Людям, пережившим войну, нужна помощь. Даже, если они сами не готовы в этом признаться или не осознают проблему сегодня.

«Оккупация сознания – это чудовищно, но не смертельно»

— Вы жили в Донецке, знали настроения людей там. Как вам кажется, можно было избежать того, что произошло?

— Избежать трагедии было невозможно, потому что это история про российскую агрессию. Она была подготовлена со времен исчезновения СССР. С 1991 года реваншистский план начал готовиться и воплощаться в жизнь. Другого варианта быть не могло. Вопрос стоял только «когда». Агрессия была запланирована и она состоялась. Это война. Российский план оказался не таким хорошим. Их аналитики просчитались относительно прорусских настроений, относительно абсолютной поддержки возвращения в лоно империи. Ведь выросло поколение, которое не знало советского рабства, люди среднего возраста переоценили свое советское прошлое. Протест, который кто-то на востоке поддержал, был протестом не против Украины, а против рабских условий, созданных олигархатом Донецкой и Луганской областей. Никакими пропагандистскими усилиями нельзя было направить этот протест против Украины. Поэтому пришлось бандам Гиркина, а потом и собственно российской регулярной армии стать ударной силой. Понимать это очень важно для нашей будущей победы.

— Почему такой же сценарий не удалось повторить в Одесской области?

— В плане, который составлялся, была важная составляющая – демонизация Донбасса. Всю Украину убеждали, что в этом регионе живут принципиально другие люди и что здесь это закономерно. В Одессе и Харькове этого не может быть, а Донбасс такой хромой, косой, неудачный, бандитский и необразованный. Этот план тоже сработал. Люди поверили, что здесь такое возможно. К сожалению, и сейчас верят. Ни Одесса, ни Харьков не знали такой демонизации образа.

— В донецких школах сейчас проводят так называемые «уроки патриотизма». Это, конечно, влияет на сознание людей. Вам не кажется, что чем больше пройдет времени, тем больше население этих псевдореспублик отдалится от Украины?

— Я замечаю другое. Вижу, что люди, очарованные телевизионной идеей величия «русского мира»,  попробовав его в реальности, сейчас отчетливо понимают необходимость возвращения Украины. Им трудно это сформулировать, но понимание этого есть. Причем, не только на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей, но и в Крыму.

Да, иногда это выглядит чудовищно, очень неприятно, выглядит страшно, но это не смертельное заболевание. У нас значительная часть страны имела комсомольское и пионерское прошлое. Вступали в комсомол, были пионерами. Были сборы дружин, комсомольские собрания, политинформации, «проклятая Америка», «крылатые ракеты», «продовольственная программа», «Анжела Дэвис» и прочий советский пропагандистский бред. И что? Кто-то бросился защищать «коммунистические идеалы» в 1991 году? Практика деоккупаций 1945 и 1991 годов показывает, что фейковые воспитательные мероприятия уходят в небытие достаточно быстро. У них, к сожалению, остаются приверженцы. Но без российского оружия и российского военного присутствия это не будет критичным.

— Вы часто приводите примеры исторических аллюзий. С чем бы вы сравнили то, что сейчас происходит в Донецкой и Луганской областях?

— Это классическая картина оккупации. Такую Украина переживала в период вторжения нацистов во времена Второй мировой. То же самое было и в Европе. Можем посмотреть на печальную историю Чехословакии. Причем даже не Судетский вариант, а историю создания протектората Богемии и Моравии. Там многие немцев считали своими, Гитлера встречали со свастикой, мамы протягивали ему детей, чтобы показать, какие они прекрасные юные нацисты. Люди бросились «переписываться» в немцев. Интересно, что в 1918-м, когда было создано государство Чехословакия, граждане искали возможность записать себя чехами, а в 1939 – активно искали и находили «немецкие корни». Таких людей называли «амфибиями», и их было достаточно много. А в местных газетах периода оккупации писали, что Богемия и Моравия – истинные названия исконно немецких земель. Длилось это с 1939 по 1945 год. Куда это все делось после 1945 года? Исчезло как не было. И некоторые граждане снова записали себя чехами. Так что наш опыт не уникален, и многие процессы, которые начнутся после освобождения, можно увидеть уже сейчас.

Информация о материале

Работа по подготовке законопроекта о выборах в ОРДЛО («отдельных районах Донецкой и Луганской областей») близится к завершению. По нашей информации, группа Руслана Князевича, сотрудничавшая с немецкими спецами и контактировавшая с экспертами из БДИПЧ (Бюро по демократическим институтам и правам человека, одного из институтов ОБСЕ) практически вышла на финишную прямую. Документ уже в ближайшее время может быть надлежащим образом оформлен и направлен в Раду.

Однако прогнозировать, когда он появится в повестке дня сессии, не берется никто. Никто из наблюдателей не берется судить и о том, суждено ли проекту стать законом. Нерепрезентативный опрос представителей различных парламентских фракций подтвердил, что пока за документ с таким названием большинство народных избранников голосовать не готово. Хотя справедливости ради стоит упомянуть две важные детали. Во-первых, не удалось найти человека, знакомого хотя бы с черновиком законопроекта. Во-вторых, Банковая еще не приступала к активной работе с депутатскими сообществами. А насколько власть изобретательна и настойчива, когда следует оперативно продавить нужное решение, общеизвестно. Вопрос, насколько ей нужен этот закон. И насколько ей нужны эти выборы.

Как бы там ни было, на уровне руководства парламента обсуждается вопрос о создании своего рода согласительной комиссии, куда вошли бы представители различных фракций. Этот временный орган может как упростить прохождение документа через ВР, так и затянуть его рассмотрение. В зависимости от обстоятельств. В том числе и внешнеполитических.

Даже если закон о местной избирательной кампании в ОРДЛО и будет принят до конца текущей сессии, ее проведение, как минимум до конца этого года, маловероятно. Так полагает большинство опрошенных экспертов, независимо от того, какой сценарий разрешения конфликта на Востоке они поддерживают. И дело не только в том, что в обозримом будущем провести хотя бы что-то похожее на нормальные выборы, нереально в принципе. Это и раньше понимали все, включая Обаму и Меркель. Но, понимая, продолжали давить на Киев, настойчиво требуя инсценировки волеизъявления.

Однако в последнее время в украинском политикуме поуменьшилось число тех, кто считает даже имитацию выборов в ОРДЛО возможной, а в кругах «наших западных партнеров» — число тех, кто считает такой сценарий желательным.

Нет, Обама все так же не против сине-желтого листочка в венке миротворца, Нуланд не рассталась с мечтой о продолжении успешной карьеры в Госдепе, а Штайнмайер не передумал бороться за кресло немецкого президента. И каждый из них рассчитывает, что «мир» в Донбассе, «установленный» согласно минскому плану, поможет им в достижении личных целей. Изменилась ситуация внутри Украины. С одной стороны, опросы фиксируют стабильное падение доверия населения к власти в целом и серьезное падение доверия к президенту в частности. И насколько затормозит этот процесс смена премьера — вопрос. С другой стороны, соцзамеры демонстрируют рост числа тех, кто против прекращения войны любой ценой. Напомним итоги недавнего исследования Центра Разумкова: 56,4% против предоставления ОРДЛО «особого статуса», 52,5% — против проведения там выборов до восстановления Киевом контроля над территориями, 42,3% — против амнистии «участникам событий» на Востоке. От себя добавим, что схожие цифры присутствуют еще в нескольких закрытых опросах. И что данные эти внимательно изучались не только на Банковой, но и в Белом доме, Канцлерамте и на Елисейских полях.

Выводы, к которым, судя по всему, пришли на Западе:

— излишняя поспешность в вопросе о выборах в ОРДЛО может усилить внутренне напряжение в Украине;

— президент Порошенко на сегодня недостаточно влиятелен и авторитетен, чтобы быстро и безболезненно «продавить» данный вопрос в парламенте и убедительно обосновать такое решение в глазах общественности;

— форсированная реализация «минского сценария» (на чем еще совсем недавно настаивал Запад) может еще больше дестабилизировать ситуацию в государстве, еще больше ослабить авторитет власти. А это сыграет на руку Москве. И в конечном итоге может привести не к «миру», пусть и декоративному, а к реальной эскалации. Потому что Россия — единственная страна, которую установление мира в Украине не интересует.

Это вовсе не означает, что участники процесса отказались от своих целей. Это означает, что Вашингтон и Берлин с недавних пор, по нашей информации, стали тратить чуть меньше времени на разговоры о цели и начали чуть больше времени уделять процессу.

То, что разговоры о появлении на территории ОРДЛО международного полицейского контингента перешли в практическую плоскость — одно из подтверждений.

Вкратце о целях.

Запад не против того, чтобы «декоративные выборы» в ОРДЛО состоялись. По возможности раньше. В США, Германии и Франции — совсем скоро выборы. Но понимают, что затягивание «минского процесса» — лучше, чем его полный крах.

В Украине не горят желанием проводить выборы в ОРДЛО. Еще меньше желания — финансировать ОРДЛО за счет и без того скудного бюджета. Но есть «минские» обязательства, вынуждающие, как минимум, обозначить готовность их исполнять. И поэтому сегодняшняя тактика Банковой — скрыть нежелание проводить выборы за готовностью принять закон об их проведении. Для этого планируется снабдить данный законопроект требованиями, на которые не захочет пойти Москва и условиями, которые она не сможет выполнить. В этом случае даже возможное принятие закона о выборах в ОРДЛО позволит отложить на неопределенный срок проведение самой кампании. Обсуждается возможность (в случае крайней необходимости) отменить уже принятый закон о выборах на неконтролируемых территориях (а также пресловутый закон «об особом статусе», который также, возможно, обретет юридическую силу) решением Конституционного суда. Ведь их неконституционность очевидна, а вопрос о внесении соответствующих изменений отложен до лучших времен. На что в Берлине и Вашингтоне, скрепя сердце, в свое время согласились.

Откровенно игнорировать «минские» предписания Киев не может, в первую очередь, из-за страха перед отменой санкций в отношении России. Тем более, что «западные партнеры» подобным шагом откровенно шантажируют. «Не будете соблюдать «Минск» — отменим санкции!», — грозит Брюссель. «Не будете соблюдать «Минск» — не сможем удерживать ЕС от снятия санкций!», — вторит Вашингтон. Ситуация почти патовая: если минские договоренности будут соблюдены, с России снимут все ограничения; если не будут — санкции отменят в наказание за необязательность Киева. Поэтому логика действий украинской власти следующая: демонстрировать верность духу минских договоренностей и при этом стараться сделать так, чтобы они не были реализованы. Пока такая тактика срабатывает: вопрос о продлении ограничений в отношении России до конца текущего года практически решен. Будут ли они продлены в декабре — не берется судить никто.

Вопросы о том, зачем надо было загонять себя в «минский» капкан, чтобы так изворачиваться; и почему наша стратегия строитсяисключительно на привязке к западным санкциям в отношении РФ — риторические. Диапазон отечественных оценок запаса прочности России — от «доедает последние нефтедоллары» до «их ресурса на нас хватит всегда». Неусыпное наблюдение за уменьшением чужого потенциала оказалось куда более благодарным занятием, чем неустанное преумножение своего. Если бы стратегически важные решения в стране принимались столь же спешно и виртуозно, как «лоббистские» и «коммерческие», наша зависимость от западных «вливаний» в украинскую экономику и западных ограничений в отношении экономики российской точно не была бы столь критичной.

Россия уже практически не скрывает, насколько она заинтересована в отмене санкций. Товарооборот государства, по официальным данным Федеральной таможенной службы, за год снизился более чем на четверть. Доход от экспорта нефти, по некоторым данным, снизился в три раза. За время действия санкций товарооборот с ЕС (кстати, основным торговым партнером) упал вдвое. Москва остро нуждается в доступе к западным финансовым ресурсам и рынку технологий.

Надо думать, Кремль смирился с тем, что до декабря санкции будут продлены. И даже собирается использовать это обстоятельство как мобилизующий фактор на осенних парламентских выборах. «Весь мир против России!» Как всегда…

Но в самом ближайшем будущем Москва рассчитывает на благоприятные внешнеполитические изменения. Западные дипломаты рассказывают, что в частных беседах их российские коллеги излучают уверенность: после выборов в США, Германии и Франции к власти придут лидеры, куда более лояльные к политике Путина. В Кремле убеждены, что в 2017-м они смогут не только добиться отмены санкций со стороны ЕС, но и поднять вопрос об отмене санкций американских. Насколько обоснован подобный оптимизм, покажет время. Но то, что Украине следует загодя готовиться к нежелательным для нее сценариям, очевидно.

Кстати, по утверждениям наших источников, в конце апреля Барак Обама общаясь с Ангелой Меркель на международной промышленной выставке в Ганновере, предложил ей расширить «нормандский формат» за счет Вашингтона. И получил вежливый отказ. Выступит ли с аналогичной инициативой новый президент США — вопрос. И пойдет ли Украине на пользу такое расширение при победе Трампа — тоже…

России по-прежнему рассматривает Донбасс, в первую очередь какплощадку для постоянной дестабилизации ситуации в Украине. Полную реализацию «минского сценария» она считает крайне выгодной для себя, но маловероятной. В окружении Путина, насколько можно судить, постепенно множится число тех, кто предлагает отказаться от идеи воплощения «минского» плана — мол, санкции все равно снимут, никуда не денутся, зато маневра станет больше. Можно даже не отвлекаться на разговоры о прекращении огня, отводе вооружений и т.п. А заодно будет легче торпедировать вопрос о введении полицейской миссии, которая рассматривалась, в первую очередь, как фактор обеспечения безопасности на время проведения выборов. Нет выборов — нет международного вооруженного контингента, нет «Минска» — нет даже повода говорить о мониторинге границы представителями ОБСЕ. В наступление украинской армии в Кремле не верят. При этом российские сторонники отказа от минского плана рекомендуют приложить все усилия, чтобы ответственность за срыв процесса легла не на Москву, а на Киев. Отношение Путина к подобным инициативам, неизвестно. Но тот, что он может рассматривать и такой сценарий, вполне допустимо.   

Во время недавней встречи глав МИД «нормандской четверки» и в ходе последнего раунда переговоров трехсторонней контактной группы в Минске Кремль в очередной раз попытался навязать свой план выборов в ОРДЛО. Насколько известно, там опять фигурировали жесткая «мажоритарка», не менее жесткий ценз оседлости (к выборам не могут быть допущены лица, которые не проживали на данной территории в течение последнего года), ограниченный допуск украинских СМИ и политических партий. Украина этот план отвергла и была поддержана западными союзниками. Шаг Москвы был, скорее, ритуальным, а реакция на него — ожидаемой.

Столь же неудачной (во всяком случае, пока) была попытка «разменять» освобождение незаконно удерживаемых в ОРДЛО украинских граждан на вступление в силу закона об амнистии. Напомним, что закон «О недопущении преследования и наказания лиц — участников событий на территории Донецкой и Луганской областей» был принят ВР еще 16 сентября 2014 года. Принят,.. но не подписан спикером ВР. Официальный статус документа (согласно записи на сайте парламента) — готовится к подписи председателем Верховной Рады. Юристы утверждают, что законодательство не воспрещает нынешнему спикеру в любой момент завизировать закон полуторагодичной давности и отправить его на подпись президенту. Россияне, по нашим сведениям, по различным каналам адресовали Киеву сигнал: легализуйте закон — отпустим пленных и заложников. Киев своего согласия на подобный размен не дал.

Тем не менее, возможность проведения выборов на неконтролируемых территориях и вопрос об амнистии не сняты с повестки дня. Ожидается, что местная кампания в ОРДЛО будет одной из тем запланированного на сегодня телефонного разговора Петра Порошенко с канцлером Германии и президентом Франции. Предполагается также, что об итогах беседы Ангела Меркель затем (опять-таки в телефонном режиме) уведомит Владимира Путина.

Другой важной темой полилога трех лидеров должно стать обсуждение мандата и численности будущей международной полицейской миссии в Донбассе. Ожидается, что этот вопрос будет обсуждаться на будущей неделе на саммите G7 в Японии. Россия пока не дала согласия на размещение вооруженного контингента под эгидой ОБСЕ в ОРДЛО, но, по крайней мере, выразила готовность обсуждать данный вопрос. Что уже можно считать маленькой дипломатической победой, достигнутой при посредничестве США. Вашингтону, насколько известно, удалось смягчить и позицию Берлина, ранее выступавшего против подобного шага.

Споры о численности будущего полицейского контингента — в самом разгаре. Минимально возможная — от полутора тысяч (против категорически выступает Киев, считая ее недопустимо малой). Максимально возможная — до 11 тысяч (тут уже категорически против Москва). Предполагается, что миссия будет оснащена легким вооружением и обеспечена бронированной техникой (о танках, разумеется, речь не идет, но наличие БТР вполне обоснованно). Киев добивается, чтобы мандат миссии был максимально широким, и надеется, что она окажется самой масштабной в истории. В этом случае ОБСЕ может обратиться к ООН с просьбой оказать материальную, техническую, консультативную и логистическую помощь в разворачивании миссии. Во всяком случае, отечественный МИД такую возможность прорабатывает.

Москва, разумеется, будет этому всячески препятствовать. Дискуссия предстоит долгая, сложная и предметная. Ее итог в равной степени зависит и от настойчивости Киева, и от мудрости Берлина и Вашингтона. Принципиальное условие Украины на сегодня — без обеспечения безопасности разговоры о выборах невозможны. Обеспечение безопасности в ОРДЛО без присутствия полицейской миссии и круглосуточного полномасштабного мониторинга границы — невозможно. На разворачивание полновесного полицейского контингента, по утверждениям спецов, понадобится не менее полугода. А ведь еще даже решение не принято.

Перечень основных условий, необходимых для проведения выборов в ОРДЛО, выдвинутых украинской стороной, выглядит следующим образом:

— соблюдение режима полного прекращения огня (то есть ни одного выстрела по всей линии размежевания), как минимум в течение месяца;

— полный доступ миссии ОБСЕ в любую точку ОРДЛО;

— круглосуточный мониторинг ОБСЕ неконтролируемого Киевом участка украино-российской границы при помощи технических средств (Киев обозначил на карте 9 наиболее проблемных точек границы, в непосредственной близости от которых должны дислоцироваться подразделения ОБСЕ);

— полицейская миссия должна осуществлять свою деятельность на территории ОРДЛО до, во время и после выборов. Ее полномочия должны быть четко прописаны. Ее сфера деятельности не должна ограничиваться линией размежевания. Ее доступ в любую точку ОРДЛО должен быть гарантирован не только на время проведения возможных выборов;

— все тяжелое вооружение и техника должны быть отведены в заранее определенные места и находиться там под постоянным контролем миссии. Сроки и условия вывода должны быть оговорены заранее. Места конечной передислокации (за пределами Украины) — также;

— все внутренне перемещенные лица, ранее проживавшие на территории ОРДЛО, должны обладать активным и пассивным избирательным правом без ограничений;

— недопустима дискриминация украинских политических партий, желающих принять участие в выборах и украинских СМИ, желающих их освещать;

— ключевая роль в организации и проведении выборов должна принадлежать ЦИК Украины;

— все нелегитимные органы на территории ОРДЛО после выборов должны быть упразднены.

Легко предположить, что данный перечень требований неприемлем для Москвы.

А, значит, нас ожидают новые демарши, договоренности, компромиссы.

Надо запасаться терпением. И крепить оборону. Как тут не вспомнить, что Минск-1 был подписан после Иловайска. А Минск-2 после Дебальцево…

Информация о материале
  1. Лідер нової партії продав «Електроважмашу» сталі на 101 мільйон за таємними цінами
  2. Посвящается В.В. Путину
  3. Напрасно композиторы старались
  4. «1985»