Главная

Боец 79-й бригады Николай Змиевский - высокий мужчина с выразительным лицом и тонким восприятием мира. Он сразу же предупредил, что про бои рассказывать не будет, потому что живет не прошлым, а настоящим. А в настоящем его мир - это возможность приготовить вкусный кофе и видеть, как люди наслаждаются этим напитком. Его призвание – бариста (буквально - «человек, работающий за барной стойкой « - кофевар , специалист по приготовлению кофе, - ред.) Медленным и протяжным голосом он рассказывает не про действия, а про ощущения. А когда приходится вспоминать фронт - делает паузу и задумчиво смотрит внутрь себя.

Я крут, но к тому же скромен. Недавно мне позвонили и позвали на контракт: «Дружочек, давай к нам, о тебе очень хорошие отзывы». Я не хочу говорить о своей боевой деятельности, а там, где надо, меня итак хорошо знают.

«Когда я вернулся, прошел курс психологической реабилитации «Побратимы», потому что мне надо было самовыражение, и я пытался понять, как этого достичь. Мне хотелось созидать, создавать и помогать. Просто ощущал, что на мне лежит какая-то миссия, но не понимал, какая. После курса, конечно, ощутил результаты, у меня даже глаза прояснели, как мне кажется. На фронтовых фотографиях они совсем другие. Тогда у меня был тяжелый такой взгляд, люди боялись, а сейчас взгляд намного посветлел и уже немножечко легче.

Вообще этот курс дал мне очень важные знания, теперь я могу помогать адаптироваться к мирной жизни таким же солдатам, как я, вернувшимся домой.

Я - доброволец 79-й аэромобильной бригады. Служил в 3-м батальоне. Мне повезло с комбатом, это человек, которого я ценю и уважаю. Его позывной Почта и он действительно дорожит каждым своим бойцом.

По профессии я подручный сталевара электропечи, варил электросталь. Добровольцем пошел, когда понял, что надо защищать свою семью, свой дом. Я ни за что не допустил бы, чтоб не дай Бог с моим сыном что-то произошло, ему тогда было полтора года. Но когда я ушел служить, жена обвинила меня в том, что я их оставил одних - и теперь семьи у меня нет. Меня просто не поняли - я стал проблемой для своей жены, хотя просил, что надо просто потерпеть, что ведь вернусь назад. Не вытерпела. У людей часто не хватает терпения. Близкие люди думают, что каким солдат ушел на фронт, таким он и вернется, но это не так. В семьях очень не хватает диалога. Нельзя молчать, если что-то мучает. Ведь многие просто стесняются, а стесняться не стоит. С женой у нас сейчас дружеские отношения.

После обучения на полигоне я стрелял изо всех видов оружия, и если честно, с того момента закурил. Потому что, стреляя, ты видишь разрушительную силу и представляешь, что такое же может прилететь обратно. Наши учения продлились 2 месяца. Затем мы ушли на защиту материковой Украины со стороны Крыма. Базировались в Херсонской области, а оттуда пошли маршем на восток в Донецкую область. Сначала я был пулеметчиком, но я очень спокойный, как для пулеметчика, и мне дали другую должность - стрелок.

Первый мой выход был в Новоселовку. Для занятия позиций мы небольшой группой прошли 7 км по пахоте под дождем и вышли на дежурство в районе Тельманово, где враги расстреляли из ПТУРов нашу военную технику, которая копала противотанковый ров. Мы окопались, заняли позицию. Тогда в том районе начались обстрелы, но они прошли стороной. Именно там я и прошептал себе, что мне не страшно и переступил черту страха. А когда не страшно, то ты становишься честным. Хотя правда - она как проститутка - всем нравится, но никто ее не любит.

Я прихожанин Немецкой лютеранской общины. И когда я уходил в армию, пастор сказал мне: «Мы будем молиться за тебя каждый день!» - поэтому даже лежа на позициях, я чувствовал присутствие братьев и сестер. Помимо молитвы община помогала мне посылками, такая же огромная помощь была и от волонтеров. Когда мне пошили персональный спальный мешок - я был в восторге. И эти люди, которые помогали, они стали мне близки до такой степени, что становилось хорошо на душе. Иногда просто, бывало, позвонишь и пожелаешь им доброго дня, а иногда расскажешь, как тебе фигово. А маму своего сына мне не хотелось расстраивать. Она узнавала, что я был на выходах, только после того, как я уже возвращался с задания.

Всю зиму я пробыл в Донецкой области, а весной был сигнал, что сепаратисты хотят зайти в Мариуполь с моря и нас перекинули туда. А потом сложилось так, что я поехал на учебу, чтоб повысить свою военную квалификацию, а когда вернулся, меня не хотели никуда отправлять, мой командир сказал, что я очень ценный кадр. Вообще я очень сильно отличался от других солдат - очень тихий. За всю службу в армии, находясь на боевом дежурстве, я выпил всего лишь один раз, и то, только для того, чтоб выспаться.

Прослужил я 13 месяцев, но мне бы очень хотелось рассказать об ощущениях не на фронте, а когда ты приходишь назад, домой. Вернувшись, я выбросил всю свою старую жизнь и начал строить новую, но все равно в жизни самое важное - это семья. А человек приходит с фронта совсем другой и часто не находит понимания у близких. Хочется, чтоб люди не замыкались в себе и озвучивали все свои проблемы и желания. А еще очень важно, вернувшись, найти себя. Пусть начать с самого маленького, с какой-то крупицы. Сейчас многие в силу того, что здесь не находят себя, хотят вернуться обратно воевать. Вот так было и со мной, - я мог выбирать: дембельский автобус или эшелон с контрактниками на полигон ВДВ.

О войне не хочется сейчас вспоминать, потому что там я не только обрел многих друзей, но и многих потерял. А это ведь тоже близкие уже люди, это тоже больно. Потери - это самое тяжелое, это то, что тебя меняет. Я видел глаза своих друзей, которые вышли из Широкино - это невозможно забыть.

В зоне АТО - все очень просто и прозрачно, там все - почти как с детьми. Меня что-то попросили помочь, я помог, а потом человек бегает за мной с горстью «Барбарисок», чтоб отдать и сказать «спасибо». Это светлые истории о войне, это очень трогательно. Учитывая мой рост, я часто ездил на броне, сверху. И мне очень нравилось наблюдать, как детки бежали за нами и махали вслед. Все это очень трепетно, очень по-настоящему. Там ты завариваешь себе чашку кофе, особенно когда стоишь в карауле, а потом собирается группа людей и эту кружку пускают по кругу. Война парадоксальна, она отняла у меня одну семью, но дала другую.

Самое большое счастье, когда пацаны возвращаются с выходов. Помню, как искал Серегу, друга из разведки. У кого не спрошу - никто не знает. Пропал человек, но в «двухсотых» нет, а потом через некоторое время я его контуженного встречаю в Николаеве и тут радости столько, что не передать: «Ааа, Сережка, живой, а я тебя уже похоронил!»

После выходов мы тискали друг друга, как дети, от радости. Потому что все время живешь в волнениях, переживаниях. Я многим говорил: «Парни, как же я вами горжусь». Для меня это огромный праздник, когда возвращаются с выходов и задают мне вопрос, ну что кофе попьем?

Кофе я умею готовить очень давно. И рецепты, по сути, собирал много лет, общаясь с разными людьми, знающими в этом деле толк. Был такой случай, когда мой друг, с которым я служил, пришел из госпиталя и попросил меня: «слушай, я так хочу вкусного кофе. Приготовь мне, пожалуйста». И я взял армейскую кружку, сварил в ней напиток и дал другу. «Я мечтал об этом очень долго», - сказал он мне после того как его выпил. Я считаю, что профессия бариста - это, как профессия художника - разрисовывать человеческие настроения красками.

Благодаря киевским волонтерам у меня всегда был шоколад и кофе. На «Новой почте», когда получал посылку, работники сразу понимали что там внутри коробки, ведь он так, зараза, пахнет. Но самый вкусный кофе - когда возвращаешься после выхода. Стрелкам ведь курить нельзя, потому что запах расходится далеко, и тебя очень легко вычислить, поэтому первое, чего очень хочется после задания, - это кофе и сигарету, она тоже такой, блин, сладкой кажется.

В моей военной профессии очень большую роль играют ощущения, а в зоне АТО они очень обострились. У меня есть такая особенность - чувствовать человека, какой он, и что с ним будет. Доходило до того, что иногда парни подходили и говорили: «может, ты мне судьбу предскажешь?» Когда я работал с напарником, то знал, когда сказать ему «не высовывайся, не иди, не делай», - и это работало.

Будучи на востоке, я понял еще одну очень важную вещь, что человек должен надеяться только на себя. Только слабые люди надеются на кого-то, а сильные верят в себя. Поэтому, помимо черты страха, я переступил еще и слабость.

Раньше я не предавал какого-то значения своей жизни. Ой, 15-25-35 лет пролетело, а посмотрел назад - ничего нет, разрушенные и пустые степи. Самое классное ощущение - это полнота жизни, и сейчас мне удается ее почувствовать. А сделал ли я то, ради чего шел на войну? Может, еще не конец, но в моем городе - мирно. Почти для каждого самым главным ведь было - это защитить свою семью, а из семей и состоит страна.

Информация о материале

Информация об угрозе теракта на 14 июля была и раньше, об этом писала французская пресса. Меры предосторожности принимались, но, судя по тем же сообщениям прессы, по объектам государственной важности, посольствам. А в современном терроризме мишень люди, а не объекты. Чем беззащитнее люди, тем желаннее мишень.

Убийство даже высокопоставленного чиновника сегодня, пожалуй, всколыхнет общество на манифестацию, дня эдак на три. Но не мобилизует его в состояние боеготовности, не разбудит желание мести. Современные европейские этические ориентиры этого не приветствуют.

Чиновнику, любому, в любой стране, трудно вообразить, что он никаким сакральным потенциалом в глазах общества не обладает. Ведь он считает себя, свой офис, своего босса – символическим воплощением порядка и справедливости, краеугольным камнем и столпом европейского мироздания. Сервильная пресса ему услужливо помогает погрязнуть в этих заблуждениях. И в момент опасности госслужащие совершенно искренне бросаются защищать свои сектора бюрократической ответственности, искренне полагая, что террористам страшно важны именно бюрократы. На самом деле они интересны только карманникам и аферистам.

«Меньше государства» - этот милый и комфортный лозунг либералов, долгое время обеспечивавший социальный консенсус и национальное тщеславие, привел к тому, что европейское общество презрело национальные интересы, окончательно разделившись, как в «Машине времени» Герберта Уэллса, на прекраснодушных элоев и гастарбайтерствующих морлоков.

Современный терроризм наносит удары не по жизненно важным для государства техническим и человеческим узлам. Мы мним его лишь как диверсии, но это малая часть вероятностей. Современный терроризм атакует культурные ценности западного мира. Запад вовсе не беззащитен.

Когда я выступал по теме терроризма на конференции по Крыму, организованной «Майданом закордонних справ», то сказал иностранным гостям: «Не думайте, что вас это не коснется, враг давно среди вас, вы – следующие, уж поверьте, хотя я говорю это с сожалением». В результате фонд Аденауэра прекратил финансирование организации из-за излишней «воинственности».

Не существует никаких специальных волшебных чиновников, которые обезопасят вас от терроризма в условиях гибридной войны. При всей половинчатости и замыленности термина «АТО», слово «терроризм» там более чем уместно, и это не формула речи.

Современный терроризм не может существовать без увеличительного стекла СМИ, с их демонстративной эмоциональностью, оценочными суждениями. СМИ всегда подсказывают ленивому обывателю, как правильно переживать событие, чтобы быть, как все. Терроризм – это давно уже не бородатые дядьки в чалмах и плохо пахнущие наркоманы в русских гумконвойных «горках». Это высокооплачиваемые медиаменеджеры с огромным штатом медианаемников в самых разных странах мира, вытирающие сопливые от кокса носы и все прочее флагами и конституциями этих самых стран.

(Вы, кстати, в курсе, что основой пропагандистских роликов у сепаратистов, коль зашла речь, является мрачняковый новостийный контент наших ведущих телеканалов?)

Кошмар в Ницце - не где-то там, и это не отдельная французская история. ИГИЛ и Россия сообща уверенно берут Европу в террористические клещи. Уже российский сенатор уверенно заявляет, что после Ниццы Европе не остается ничего, кроме как сотрудничать с Россией. Высокохудожественный развод интеллигентных лохов международной бандой аниматоров. Одни берут «на рывок», другие изображают сочувствие и помогают искать виновных в противоположном направлении.

Это специально для вас, мои уважаемые НАТОвские друзья, озадаченные исламизмом - может у терроризма лица и разные, но жопа точно одна. Вы бросаетесь со всем пылом только на ISIS, потому что вы - ветераны Ирака, Афганистана и всего такого прочего. Противник показывает вам из окопа страшную чалму на палке, а в это время их бледнолицые союзники, тихо переступив поребрик, грабят ваши тылы. Уроки линии Мажино усвоены плохо, значит, будет повтор.

Никто из вас и из нас не отсидится, уж поверьте, хотя я говорю это с сожалением. Никакие спецслужбы не в состоянии защитить народ, если он считает, что война - не его дело. Это хорошо, когда несут цветы к посольству. А лучше бы – снаряды нашим солдатам.

Мої любі українські друзі, якщо ви твердо вважаєте, що вас і ваших рідних особисто нема за що вбивати, і треба вотетовотвсьо на Сході віддати, припинити і забути - тоді вона, ця жопа, вже йде до вас.

Информация о материале

Отечественная политика втянулась в привычную летнюю спячку. Ленивые «тяни-толкаи» в Раде. Партийная суета, порою смахивающая на мышиное порно. Споры знатоков, прогнозирующих, насколько ощутимо после бегства Александра Онищенко упадут цены на лошадей и «телок».

О возможных социальных потрясениях политики, конечно, тоже говорят. Иногда даже кричат (порой очень громко) с высоких трибун. Но в реалистичность предрекаемых катаклизмов верят, похоже, не слишком сильно. Те, что верят, рассчитывают грядущее недовольство возглавить или, как минимум, использовать в борьбе с оппонентами. Потенциальной жертвой возможного народного гнева никто из слуг народа себя по-прежнему не рассматривает.

А от текущей работы над вчерашними ошибками так некстати отвлекают мысли о близком отдыхе…

Но летняя спячка обманчива. Не за горами осень — ритуальная пора для политических беспокойств и уличных волнений. Нынешняя осень обещает быть тревожной: именно на это время прогнозируется пик «платежного» недовольства. Недавний антитарифный марш (даже с учетом организаторских возможностей его устроителей) собрал угрожающе внушительное количество недовольных.

Во что выльется копящееся раздражение граждан страны, уставших от войны, коррупции и болтовни?

Мы решили поговорить о возможных сценариях развития событий с теми, кто наиболее точно фиксирует настроения в обществе. Ведущим украинским социологам мы задали следующие вопросы:

1. Какова, на ваш взгляд, вероятность социальных взрывов? Оцените, пожалуйста, по шкале от 1 до 10.

2. Какая социальная прослойка потенциально выглядит наиболее взрывоопасной?

3. Какие формы протеста, на ваш взгляд, наиболее вероятны, и когда может настать их пик?

4. Кто может оказаться лидером протестного движения?

5. Какие действия или события могут удержать общество от социального взрыва?

Ирина Бекешкина, директор Фонда «Демократические инициативы» им. И.Кучерива:

1. Прогнозы — дело неблагодарное. Обычно они строятся на пролонгировании нынешней ситуации, имеющихся тенденций в будущее. Неожиданные, непрогнозируемые события могут поломать всю логичность прогноза. Так, например, данные о готовности к протестам накануне Революции достоинства не выходили за рамки обычных. Никто не мог предвидеть резкий внешнеполитический вираж Януковича, жестокое избиение в общем-то довольно скромного студенческого митинга и совершенно нелогичные решения власти, каждое из которых только обостряло конфликт. Поэтому все прогнозы условны.

Протестная готовность людей (даже если она декларативна) — во все годы независимости Украины достаточно высока. Но это не значит, что она обязательно преобразуется в какие-то реальные массовые протесты. Например, за последние три года самая высокая готовность участвовать в протестах была в январе 2015-го (аж 42%, при обычных 25—30%.) — люди испытали шок от резкого падения гривны и стремительного роста цен, в результате чего народ обеднел в два-три раза. Но никаких массовых митингов и демонстраций тогда не было. И уже через полгода, в июле 2015—го, готовность к участию в протестах составила 18%, несмотря на то, что за это время с ценами и валютой существенно ничего не изменилось, разве что падение гривны остановилось.

Чтобы декларируемая готовность к протестам реализовалась в реальный, массовый процесс, необходимы три фактора.

Первый — событие, которое одномоментно возмутит большую массу людей. В 2004-м таким событием стала очевидная фальсификация выборов. В 2014-м — возмущение избиением студентов. Сейчас возмущающим фактором могут стать тарифы — массовый шок, который население испытает с получением новых платежек, особенно с началом отопительного сезона. Но даже не столько тарифы сами по себе, сколько в сочетании с возмущающей всех ситуацией с безнаказанностью коррупции.

На днях Юрий Луценко сообщил, что результаты проверки предприятия «Укргаздобыча», прямо имеющего отношение к тарифам, выявили нанесенный государству ущерб в 40 млрд долл. Поэтому в обществе формируется возмущение, и к тарифной осени оно может принять четкое выражение — «они жируют, а у нас забирают последнее». А это уже прямая причина для протестов. Когда в стране не работает правосудие, возникает желание взять его в свои руки.

Второй фактор — должны быть лидеры, которые поведут на протесты. Они есть. Прежде всего — политические силы, которые хотят досрочных выборов, дабы радикально улучшить свое политическое положение. Это и Тимошенко, чей рейтинг сильно вырос прежде всего на теме тарифов, и Ляшко, и Оппозиционный блок, натужно пытающийся вернуть себе «тарифное лидерство».

Третий фактор, несколько сбивающий два первых. Люди должны понимать, какова цель и каков желаемый результат протестов. Во время Оранжевой революции хотели честных выборов, а если совсем честно — президента Ющенко. Во время Революции достоинства — чтобы ушел Янукович и его власть. Какова сейчас цель? Снижение тарифов? Но нужны ли для этого массовые протесты?

Кроме того, протестную активность сильно тормозит фактор войны и то, что на руках у населения много оружия. Люди понимают, что это может быть очень опасно и неконтролируемо (как снежная лавина в горах).

Учитывая эти факторы, в целом вероятность социальных взрывов я бы оценила на 6 баллов.

2. И здесь не все так просто. Объективно самые недовольные и возмущающиеся — это самые бедные. Но они менее всего способны к организации. На двух предыдущих Майданах (особенно последнем) движущей силой был средний класс, хотя количественно и не составляющий большинство. Массовые протесты вообще охватывали меньшинство — как в событиях Оранжевой революции, так и Революции достоинства принимали участие около 15% населения.

3. Как свидетельствует история протестов в Украине, граждане склонны к мирным формам — митингам, демонстрациям и пр. Но не следует забывать о нашем северном соседе, особенно о тех спецслужбах, в профессиональные обязанности которых входит дестабилизация ситуации в Украине. Поэтому возможны провокации, и вполне мирные акции протеста могут выйти из-под контроля их организаторов.

4. Думаю, политиков, которые попытаются организовать протестные акции, будет достаточно. Вопрос в том, насколько люди вообще склонны верить политикам как таковым. С этим проблемы. Кроме того, опыт Майдана-2 показывает, что и улица может выдвинуть своих лидеров. Отличие возможных осенних выступлений может быть и в том, что они будут сосредоточены не только в столице, но и рассредоточены по стране, с местными лидерами и спецификой.

5. Резюмируя, я бы сказала, что развитие событий в решающей мере будет зависеть от того, насколько разумной будет политика власти. Прежде всего это касается будоражащего всех вопроса тарифов. Необходимо, во-первых, объективно проанализировать, насколько оправдано такое резкое повышение — какова себестоимость услуг и, главное, какова норма прибыли? Во-вторых — дать четкие и простые объяснения людям о субсидиях, куда и как обращаться. В-третьих, начать, наконец, сажать тех, кто это заслужил в полной мере (первую годовщину суда над «диамантовыми прокурорами» мы уже пережили, дождемся ли второй?). Ну, и стоит все-таки попытаться объяснить МВФ, что борьба с коррупционными схемами и коррупционерами значительно перспективнее, чем выжимание последнего из граждан — и для экономического развития страны, и для социального спокойствия.

Евгений Головаха, замдиректора Института социологии НАНу:

1. Вероятность акций, которые могут приобретать достаточно радикальный характер, повышает изменение характера протестных настроений у украинцев за последние годы. Об этом свидетельствуют последние данные.

Динамику мы наблюдали в течение 25 лет. Одни из самых агрессивных из предлагаемых позиций — «захват зданий государственных учреждений» и «блокирование путей сообщений» — вплоть до 2012 года поддерживали не более 2%. В 2012-м — 4, а в 2013-м — 5%.

Социологическая группа «Рейтинг» эти акции разделила: «блокирование основных дорог», «блокирование железной дороги», «блокирование аэропортов» и «захват зданий, учреждений». По данным их июньского опроса, каждую из указанных форм протеста считают для себя приемлемой от 11 (захват зданий) до 17% (блокирование основных дорог). 32% одобряют участие в несанкционированных митингах и 23% — в несанкционированных забастовках.

В целом протестная активность за последние три года возросла. Такого никогда не было, чтобы 52% населения (большинство) поддерживали бойкот (отказ от выполнения решений органов власти). Пассивная форма нелегитимного протеста, но тем не менее. Так что вероятность социальных взрывов я бы оценил в 6 баллов.

2. Наш опыт показывает, что, конечно же, это представители мелкого и среднего бизнеса, творческая интеллигенция, политическая прослойка. Ну и, в большинстве случаев, играют роль идеологизированные люди крайних взглядов. Крайне левые сейчас, в силу запрета КП и декоммунизации, достаточно проблемная сила. А крайне правые вполне реальны, поскольку занимают достаточно весомое место в обществе. Кроме того, есть еще одна сила — сезонные рабочие.

Как ни парадоксально, в Украине экономический протест сам по себе никогда не получал массового распространения. Даже в тяжелые 90-е в акциях, приобретавших массовый характер, основную роль все равно играл политический процесс. Экономический был только подоплекой. Недовольство экономическим положением, очень тяжелым, есть и сейчас. Но акции протеста против тарифов, к примеру, масштабного характера не приобрели, поскольку не было политической составляющей. Их, конечно, еще и погасили субсидиями, сняв потенциал социальной активности, превращая людей в пассивный электорат. Если бы их не было, взрыв произошел бы уже давно.

Не случайно, по последним данным, люди считают, что коррупция растет, ее надо преодолевать, но успехи власти на этом поприще оценивают довольно скептически.

3. Есть две формы протеста. Об открытом противостоянии я бы не стал говорить уверенно, потому и ставлю оценку 6. Другая форма, пассивная — саботаж и бойкот всего, что делает власть. Это тоже возможно. Хотя будут ли протестные акции принимать активный характер, зависит, конечно, от того, какие политические силы включатся. Без определенной заинтересованности политического класса и экономических агентов не обойдется. Здесь могут быть разные сценарии.

4. Это очень интересный вопрос. Вообще-то, конечно, лидер может возникнуть из новых политических сил, из волонтеров и воинов АТО, тех, кто реально сопротивляется российской агрессии. Но эти люди более других осознают, что это в результате может быть выгодно не Украине, а тем, кто хочет ее загнать в постсоветское пространство. Это сдерживает многих активных людей. В этом смысле роль сыграет то, что будет преобладать — отчаяние (а оно становится все больше, поскольку экономически очень трудно выживать, и многое, против чего протестовали на Евромайдане, остается актуальным) или понимание того, что если сейчас Украина потеряет стабильность и управляемость, то может окончательно утратить и демократическую европейскую перспективу. Это усложняет ситуацию, делая ее непредсказуемой.

В любом случае, думаю, найдутся политические силы, заинтересованные в массовых протестах. Есть противостояние правящей коалиции и «Батьківщини», Радикальной партии, «Самопомочі», которые могут использовать это как лозунг для досрочных выборов, перезагрузки власти. Этот лозунг вполне воспринимается большинством населения и может оказаться действенным.

5. Несколько умерить протестную активность можно, в частности, упростив правила ведения предпринимательства. Один шаг уже был сделан — снижены социальные отчисления, хотя результат пока трудно оценивать. Как амортизирующий фактор, сдерживающий радикальный протест против шокового повышения тарифов, будут действовать и субсидии. Но вероятность массовых протестов я не снижаю, поскольку у нас есть и повышенная готовность к протесту, и радикально настроенные сторонники протеста агрессивного, и внутриполитический конфликт. А именно это является решающим условием превращения спонтанных протестных акций в социальный взрыв.

Владимир Паниотто, гендиректор КМИС:

1. Чтобы прогнозировать такого рода события, социологи должны использовать математические компьютерные модели. Методы, которые мы используем сейчас, не позволяют прогнозировать социальные взрывы. Ни в 2004-м, ни в 2014-м никто не смог этого сделать. Результаты исследований, проведенных незадолго до Майдана-2, показали уровень протестных настроений приблизительно в два раза ниже, чем во время Оранжевой революции. Проблема еще и в том, что кроме самой ситуации, должен быть спусковой крючок, нечто провоцирующее взрыв. Мы просто спрашиваем: готовы ли люди защищать свои права и какими методами? Но мы не можем предусмотреть такие глупые, враждебные действия власти против населения, как, например, приказ «Беркуту» избить студентов.

По всем нашим данным, возможность социальных взрывов не выглядит такой уж вероятной. Я бы оценил ее в 6 баллов. Как ни странно, за последний год уровень бедности практически не изменился и, если сравнивать с максимумом для Украины (52% в 1999 году), не выглядит таким уж пугающим — 18—20%. С конца 2015 года ситуация ухудшается, но трудно предсказать, какой она будет после повышения тарифов.

Хотя мои рассуждения сейчас, скорее, обывательские, нежели социологические, поскольку на данный момент я не располагаю новыми данными. Следующий опрос будет проводиться в ноябре.

2. Хуже всего сейчас приходится жителям сельской местности и людям старше 70 лет, но это не значит, что они будут выступать. Революции вообще происходят не тогда, когда все очень плохо, а тогда, когда какое-то время было хорошо, а потом становится плохо. Инициаторами их становятся люди более активные.

Мне кажется, что это те, кто вернулся с фронта или продолжает воевать. Люди, у которых есть оружие. Но это те, кто просто делает ситуацию опасной. Сами по себе они выступать не будут. Только в поддержку тех или иных настроений.

3. Мирные формы протеста с экономическими требованиями кажутся мне наиболее вероятными. Но, помимо естественных процессов и недовольства населения, есть еще фактор гибридной войны и вброса информации. На каком-то этапе информационной войны начинается работа с оппозицией. Это то, что происходит сейчас. Часть оппозиции (возможно, через посредников, бывших регионалов, олигархов) просто находится на некоторой подпитке и содержании у России. Поэтому какие-то наиболее радикальные формы протеста могут быть инспирированы, организованы, и их трудно спрогнозировать.

4. Пока для населения наиболее убедительно выглядит Тимошенко. На данный момент она наиболее успешна в организации недовольства населения и получает от этого больше всего дивидендов.

Кроме того, мне кажется, это некоторые объединения социалистических сил, еще сохраняющих остатки доверия. Пока они между собой ссорятся, есть фактический кризис доверия ко всем. Данные социсследований показывают, что почти все партии занимают место в рейтинге в пределах ошибки выборки и, в зависимости от небольших нюансов, переставляются местами. Может быть, кроме Тимошенко и Оппозиционного блока. Но с последним есть некоторые проблемы, вносящие ныне большой диссонанс в данные социсследований. Социологи не могут договориться, каким образом исследовать Донбасс. К примеру, в наших последних исследованиях электоральных симпатий мы задействуем только контролируемую часть Донбасса и учитываем ее реальный вес — 13%. А, например, коллеги из Центра Разумкова тоже проводят исследования на контролируемой части, но экстраполируют ее на весь Донбасс с весом 20%. Поэтому Оппоблок у них имеет рейтинг выше.

5. Но поскольку наиболее взрывоопасной прослойкой я считаю тех, кто вернулся с фронта или продолжает воевать, то, думаю, необходимы программы по реабилитации, помощи и обеспечению высокого уровня престижа для ветеранов АТО. Такие программы сейчас пытаются создавать. Но еще раз — это люди, просто делающие ситуацию более опасной.

Андрей Быченко, директор социологической службы Центра Разумкова:

1. Опыт украинского общества за годы независимости показывает: несмотря на то, что социально-экономические факторы очень чувствительны для людей и общества в целом, ни одна акция социально-экономической направленности (сколь бы массовой она ни была) не достигла каких-то результатов, кроме того, что ее показали по телевизору и какие-то политики о ней заявили. Массовые протесты, приводившие к каким-то результатам, всегда имели политическую, если хотите — мировоззренческую подоплеку, и были направлены на отстаивание принципов, а не денег.

Поэтому массовые акции протеста против повышения тарифов будут. Но если они будут оставаться акциями против тарифов или за повышение зарплаты, то единственным их результатом станет только усиление нервозности в обществе.

Как ни странно, самая большая готовность к протестам в Украине была в конце 2008–2009 гг., когда во время экономического кризиса произошло резкое ухудшение всего. Но социальных взрывов не произошло. И связано это было в первую очередь с тем, что не было политических мотивов. Люди просто ждали выборов. И, собственно, результатом их недовольства стало поражение Тимошенко. Именно с ее экономической политикой, как премьер-министра, люди связывали все неудачи. Аналогичная ситуация с тарифами.

На мой взгляд, единственной, действительно реальной причиной, Которая может привести к серьезным массовым взрывам этой осенью, может быть принятие каких-то решений, которые будут восприняты как уступки «ДНР»—«ЛНР» — особый статус Донбасса, принятие положения о выборах в Донбассе или же положение об амнистии боевикам. То есть такие, которые не позволят отложить эти выборы до тех пор, пока Украина не будет контролировать эти территории.

Если мы говорим о социально-экономических вещах, то они могут привести к более или менее массовым акциям. Но это не будет взрывом. Шкала от 1 до 10 — это безусловная вероятность. А в данном случае — вероятность очень условная. Поэтому — затрудняюсь ответить.

Это зависит, скорее, даже не от общества, а от действий и решений власти, которые общество готово воспринимать. Власть может сделать так, что не только социальных взрывов, но даже волнений практически гарантированно не будет. И может принять решения, которые приведут к социальному взрыву.

2. Та же, что и в 2014 году. На самом деле Майдана-3 не будет. Если что-то подобное случится, то это, скорее, станет завершением Майдана-2, практически ни одно из требований которого не было выполнено. Поэтому наиболее неудовлетворенными и готовыми к действию остаются все те же люди, которые в действительности, а не на картинке делали Революцию достоинства. В первую очередь — более или менее молодые, проукраински и проевропейски настроенные активисты.

3. Теоретически возможны все формы протеста. Но это не значит, что они осуществятся. Пик, скорее всего, придется на ноябрь, когда люди получат платежки. Но это может случиться и раньше, если будут приняты какие-то уступки «ЛНР»—«ДНР» или России.

4. Лидерами настоящих протестов, тех, которые смогут что-то изменить, будут люди, о которых сейчас мало кто знает. Скорее всего, они об этом и сами сейчас не знают, потому что это спонтанные ситуации. На Майдане-2 были лица, политики, регулярно проводившие переговоры с Януковичем, но вряд ли их можно называть лидерами протеста. И, к слову, одной из самых больших постмайданных ошибок Тимошенко было то, что выйдя из тюрьмы, она приехала не благодарить Майдан, а возглавить его.

Если говорить о тарифных протестах, то, очевидно, организовывать их будут те политики, которые уже сейчас заявляют о грабительских тарифах. Не хочу кого-нибудь обидеть, не назвав.

5. Первое — вероятность социальных взрывов фактически свели бы к нулю действия, направленные на реальную борьбу с коррупцией, то есть посаженные высокопоставленные чиновники. Мы видим, что тех, кого общество обвиняет в первую очередь, никто не трогает. Это — оправившиеся от испуга 2014-го, неплохо себя чувствующие и становящиеся все более смелыми представители власти Януковича. И люди, непосредственно связанные с П.Порошенко, в малом отличии которого от других олигархов или покровителей политгрупп почти никто не сомневается. Поэтому, по Ли Куан Ю, нужно посадить трех друзей.

Второе — разворот экономической политики в сторону поддержки прежде всего реального, направленного на внутренний рынок сектора экономики, причем как бизнеса малого и среднего, так и работающего населения (имеется ввиду не раздача денег, а создание условий для беспрепятственного их зарабатывания).

Третье — это, условно говоря, разворот государства к гражданам. Сделать так, чтобы государственная машина, живущая на налоги, помогала гражданину, а не создавала ему проблемы. Это было одним из требований Майдана. Оно не выполнено. Любое обращение к госорганам по любому вопросу, кроме проблем, гражданину по-прежнему ничего не сулит.

Четвертое. Понятно, что понижение тарифов могло бы существенно снизить накал страстей в обществе. Также понятно, что вряд ли кто-то на это пойдет. С другой стороны, если государство вдруг решит поддерживать людей (внедряя энергосберегающие технологии), а не олигархов и их монопольные компании (субсидии), то это, даже без понижения тарифов, тоже позволит снизить уровень напряженности.

Любая бездеятельность или же просто информационная, привычная для наших политиков деятельность вероятность социальных взрывов повысит. И, как я уже сказал, почти наверняка к социальным взрывам приведут уступки «ДНР»—«ЛНР» и России.

Информация о материале

Філія «УМГ «Харківтрансгаз» ПАТ «Укртрансгаз» 5 липня за результатами тендеру уклала угоди про ремонтні роботи на загальну суму 241,28 млн грн. Про це повідомляється у «Віснику державних закупівель».

ДочП «Будівельна фірма «СУ-460» за 171,39 млн грн. відремонтує пункти вимірювання витрати газу на 33 газорозподільних станцій для забезпечення обсягу вимірювання 1,6-1000 куб. м/год.

ТОВ «Промтрейдінг» отримає ще 69,89 млн грн. на ремонт пунктів 14 ГРС із розрахунку на обсяг 1,6-650 куб. м/год.

Переможці змагалися лише між собою.

Харківська фірма «БФ «СУ-460» виграла тендер уперше. Вона належить ТОВ «Реалінвест Софт» Євгена Дуравкіна, який працює у Харківському національному університеті радіоелектроніки. Він також володіє ДочП «Виробнича фірма Центр матеріально-технічного забезпечення».

У 2012 році засновником «СУ-460» було харківське ТОВ «Практик-Центр», яке тоді належало Олегу Кримову. Нині засновником цього підприємства значиться Євгеній Іванов, а кінцевим бенефіціаром – Дмитро Максименко. Останній також є співзасновником ТОВ «Харківмаш», ТОВ «Торговий дом НВО Нафтогазова техніка» і ТОВ «Інтелія Ком».

Запорізький «Промтрейдінг» зі статутним капіталом 14 тис грн. теж раніше не перемагав на торгах. Свого часу його власниками були Олександр Шокель та Ірина Харченко. Однак зараз фірму записано на Антона Лук’янова, який керує нею з квітня.

Информация о материале

Я за свою жизнь дважды нарывался на гоп-стоп, причем оба раза совершенно в небольшой временной промежуток, между ними было что-то около полугода. И оба раза на Урале.

Первый случай произошел где-то в июле. Я ехал из отчего дома в Павлодарском Прииртышье в Краснотурьинск, небольшой городок на северном Урале. Там жили отцовы дядья, вот к ним-то я и выбирался из своей деревни, чтобы приобщиться перед армией к пролетарскому труду. Предполагалось, что дядя Яша, работающий на Богословском алюминиевом заводе бригадиром, пристроит меня к себе в глиноземный цех и я буду там неплохо зарабатывать.

Мне было неполных семнадцать, я был беззаботен и романтичен и строил всяческие воздушные замки по поводу предстоящей самостоятельной работы и городской жизни. В Свердловске была пересадка и, в ожидании своего поезда на Краснотурьинск, я решил пройтись прогуляться по городу. Сдал чемодан в камеру хранения и отправился на променад, стараясь при этом далеко от вокзала не отходить, а то заблужусь, не дай Бог, и отстану от своего поезда.

И вот иду я, как сейчас помню, вдоль трамвайных путей, беззаботно насвистывая и озирая окрестности славного города, носящего имя революционного деятеля Якова Свердлова. И вдруг меня нагоняют двое рослых парней с совершенно бандитскими рожами, воняющие перегаром, крепко берут меня с обеих сторон под локти. Один из них, со светлой челкой, спадающей на глаза, шипит мне на ухо: «Только пикни, прирежем». Другой, гнусно ухмыляясь, тычет чем-то острым в бок.

Скосив глаз, вижу, что это и в самом деле что-то похожее на кончик ножа, зажатого в кулаке. И все это среди бела дня. Рядом, не обращая на нас внимания, идут прохожие, тренькая, неспешно прогромыхал трамвай. Ярко светит солнце, булькотят голуби, громко чирикают воробьи. И никому нет дела, что вот в эту самую минуту совершается страшное злодеяние: свердловские уркаганы хотят лишить меня денег, которыми меня снабдили в дорогу родители, честно заработавшие их на ниве сельскохозяйственного производства.

Это возмутило меня до глубины души. Я что-то пискнул и попробовал вырваться. Но парни, которым давно было явно за двадцать, были намного сильнее меня. И еще крепче сжали мои локти так, что я даже охнул. И тут же проворно зашарили по моим карманам. У меня их было четыре: трое в брюках, включая задний, и еще один нагрудной у рубашки с коротким рукавом.

В штанах бандиты ничего не нашли (во всяком случае, то, что их интересовало). А вот в нагрудном кармане у меня был трояк, который я выделил для разграбления города из тех скудных денег, бывших у меня - кажется, рублей тридцати-сорока. И эти деньги тихохонько полеживали в секретном кармашке, который моя предусмотрительная мама присобачила к семейным трусам.

Времени у свердловских урок, чтобы обыскивать меня более тщательно, не было, да и место для этого было явно неподходящим - прохожие уже начали оглядываться на нашу странную троицу - мы продолжали идти и эти двое на ходу обхлопывали мои карманы. А выуженный из рубашки трояк, похоже, на данный момент их вполне устроил - тогда водка стоила 2.87. И урки также стремительно отвалили от меня, как только что перед этим налетели. До сих пор теряюсь в догадках: чем же я тогда привлек их внимание?

Разумеется, желание гулять далее по улицам Свердловска, явно наводненным бандитами или просто алкашами, желающими на халяву опохмелиться, у меня тут же пропало, и я вернулся на вокзал. Очень быстро вернулся.

Конечно, я был расстроен утратой трояка. И в то же время счастлив от того, что остальные-то деньги остались при мне. За что я мысленно сто раз поблагодарил свою маму. А ведь как я упирался, ехидничал, насмехался над ней, когда она заставляла меня нацепить эти трусы с пришитым изнутри кармашком!

Скоро я напрочь позабыл ту историю со свердловским унизительным гоп-стопом. Благополучно добрался до Краснотурьинска, был приветливо встречен дядей Яшей и всем его семейством. Но вот на работу к нему на алюминиевый завод меня не приняли - сказали, мал еще. Вот будет восемнадцать - приходи. Но в восемнадцать меня будут ждать совсем в другом месте. И меня забрал к себе на работу на завод ЖБИ другой дядя, Саша, тоже, кстати, бригадир.

Вскоре я здесь вполне освоился, стал бетонщиком третьего разряда и хотя работа была тяжеловатой - управляться с «туфлей», кидать бетон лопатой, уплотнять его в формах тяжеленной пудовой вибробулавой и т.д., она мне нравилась. Жить ушел от дяди в рабочее общежитие на углу улиц Чкалова и Фрунзе, подружился с соседями по комнате, мы вместе гулеванили на честно заработанные деньги, иногда дрались и между собой, и с городскими, ухлестывали за девчонками из соседнего женского общежития. В общем, все честь по чести.

И вот однажды я почему-то один ушел в кино. Фильм назывался «Миллион лет до нашей эры». Про первобытных людей и про динозавров. Это сейчас таких фильмов - пруд пруди. А тогда эта лента произвела в стране настоящий фурор. Во, вспомнил, почему я один возвращался - я сходил на него повторно, а соседи по комнате не захотели.

И вот иду из кинотеатра темной и дождливой октябрьской ночью, под редкими желтыми фонарями, а в голове все крутятся сценки из красочного и невероятно зрелищного фильма. Шлепаю себе по лужам и никого вокруг не замечаю. И когда до родной общаги оставалось всего ничего - метров сто, не более, нарываюсь на теплую гогочущую компанию парней в пять-шесть. Они стояли как раз на моем пути, в ярком круге от света фонаря, и что-то оживленно обсуждали.

Конечно, можно было их обойти. Но с какой стати? Да и общага - вон она, рукой подать, даже пустое высокое крылечко с висящим над ним фонарем уже хорошо видно впереди. И я пошел, как шел - мимо гогочущей компании. Шел, не глядя на резвящихся незнакомых парней. И почти прошел, как крайний из них ухватил меня за рукав демисезонного пальто. Новенькое, светлое, сам купил с получки. Второй или третьей, уже не помню.

- Куда торопишься? - насмешливо спросил он.

Я резко дернул рукой и вырвал рукав.

- Домой.

И хотел идти дальше. Но компания уже обступила меня.

- Деньги есть? - оглянувшись зачем-то по сторонам - мокрая улица была пустынной, - просипел другой из парней, приземистый, широкоплечий и в блестящей под дождем болоньевой куртке, с угрожающе выставленным щетинистым подбородком.

Все они были в модных тогда расклешенных брюках, метущих задниками мокрый асфальт. Я пока такие себе не сшил - все денег не хватало. А тут еще этим... Да пошли вы! Ну, это я про себя так сказал. Скажи сейчас так вслух - собьют с ног и закатают пинками, пальто мое новенькое испачкают-изорвут. Потому я вполне вежливо ответил:

- Откуда?

Хотя во внутреннем кармане пальто у меня грелся троячок (заметили - опять трояк?). Последний. А до получки еще неделя.

И я попытался вырваться из этого неровно дышащего ко мне круга.

- Витюха, - снова оглянувшись по сторонам, негромко сказал тот, квадратный и приземистый. - Отведи пацана вон за угол дома да обыщи. Здесь не надо. Я так думаю, что он пздит. Есть у него денежка, есть!

Витюха - а это оказался тот парень, который меня первый зацепил, опять взял меня за рукав и сказал:

- Ну, пошли.

Почему-то квадратный был уверен, что никуда я не денусь и безропотно подчинюсь всех их требованием. Ботаник, одним словом. Ну, пошли так пошли. Один противник - это уже не пятеро.

Мы отошли с Витюхой от перекрестка метров на десять, под тень стены трехэтажки, как раз ближайшей к моему общежитию. Оставшиеся продолжали что-то гундеть, время от времени поглядывая в нашу сторон, видимо, чтобы в случае чего тут же броситься на выручку своему приятелю.

- Ну, сам карманы вывернешь или мне тебя обыскать?

Витюха смотрел на меня из-под козырька своей нахлобученной на глаза кепчонки уже не насмешливо, а с угрозой.

- Говорю же, нет у меня ни хрена, - пробормотал я, незаметно отводя ногу назад для упора, еще не решив, что буду делать - бить Витюху или бежать.

- Ну, смотри, найду чего, и пальтишко нам отдашь! - сварливо сказал Витюха и потянулся рукой к моей груди.

Тут думать было уже нечего. Я снизу резко ударил его сжатым кулаком в подбородок. Лязгнули зубы. Витюха охнул и, запрокинув голову, сделал несколько шагов назад и сел задом на мокрый асфальт. Да, полгода работы с лопатой и пудовой булавой сделали свое дело: рука у меня стала очень тяжелой!

Но ждать, что кто-то еще под нее подвернется, было бы глупо. Я тут же развернулся и, стуча каблуками, во все лопатки понесся к родной общаге. Лишь бы добежать! А там парни, выручат!

- Стой, сука, стой! - слышал я за спиной разноголосый вой и топот многих ног. Но я «бежал быстрее лани» и вскоре в три прыжка взлетел на знакомое крыльцо, хлопнул дверью и гигантскими шагами, через две ступени, поскакал на своей второй этаж, провожаемый изумленным взглядом толстой вахтерши тети Веры.

- Пацаны-ы! - задышливо орал я в коридоре. - Наших бью-ют!

- Где, кто? - стали высовываться парни из некоторых комнат. - Щас мы им!

Общагу - не общагу, но человек шесть-семь отмибилизовать я сумел. Мы выскочили на улицу. Но там уже никого не было. Скорее всего, мои преследователи и несостоявшиеся грабители поняли, какое осиное гнездо сейчас они могут разворошить, и потому сочли за лучшее ретироваться.

А сохраненный трояк я на радостях пропил в тот же вечер. Кто и где достал водку в столько позднее время - уже и не припомню...

Информация о материале

Что ни говори, нынешние времена намного деликатней тотошних. Люди, правда, как были кровожадными скотами, так и остались, однако кровожадность должна быть, как минимум в галстуке, иначе люди обидятся.

Раньше к обидам относились проще. Если могли – мстили, если не могли – старались забыть и не вспоминать для душевного спокойствия. Поэтому профессии психоаналитика в Древнем мире не существовало за ненадобностью. Люди не только не мыли руки перед едой, но зачастую не мыли даже еду перед ртом. Во времена всяких горациев с куриациями римляне, наворовав сабинянок и, фактически, сгвалтовав их, всего через год успешно прикрывались этими сабинянками с детьми на руках от разъяренных сабинских отцов и братьев. Сабинянки были не против.

Современные сабинянки получают психотравмы на всю жизнь от того, что их слишком пристально рассматривают в маршрутке.

Прошу заметить – я не обвиняю их. Просто повторюсь – времена такие, нелегкие. Человек сейчас пошел злой, но хрупкий, как сталь с повышенным содержанием углерода.

* * *

К набирающему обороты в сети флешмобу с хэштегом #янебоюсьсказать я отношусь со сдержанным недоумением. Во-первых, для меня, как для прочих вменяемых людей, вопрос – кто виноват в насилии, преступник или жертва? – давно не стоит на повестке дня. А на мнение прыщавых малолетних долбоебов «она сама была виновата!» я (как и большинство правоохранителей, кстати), ложил болт.

Так что с точки здравого смысла, эта акция сродни флешмобу «дышать полезно».

Во-вторых, исходя из базового тезиса «мстить или забыть» смысла в этом движняке тоже нет. Если преступник не был наказан сразу по заявлению потерпевшей, то спустя двадцать лет исповедоваться незнакомой, часто враждебной аудитории, как минимум, странно. И не надо мне про «все равно его бы отпустили, у него папа полковник» - такие случаи бывают, увы. Единичные. Но в целом, на дела «по износу» менты облизываются – как правило, ловить легко (потому что чаще всего жертва знает насильника), а поставить жирную палку за тяжкое преступление никто из ментов не откажется. Это вам не карманника ловить, шо свинью стричь – визгу много, а шерсти мало.

В любом случае, даже если насильнику удается откупиться – без горки для себя и вистов для потерпевшей он не уйдет. Я понимаю, что СМИ создают другую картину, где можно насильно выебать и после этого поехать гулять в рэстораны. Но СМИ как раз такие отдельные перченые факты и собирают, формируя картину мира для обывателя. Если они будут писать «изнасиловал – поймали – посадили», их покупать не будут, потому что это скушно читать.

Это как в учебнике истории, где рассказывается о битве в восемьсот-надцатом году короля Джона с королем Джеком – при том, что сами короли даже мечи не доставали, отдыхая в сени шатров, а погибло сорок тысяч безымянной пехоты. Историков, как СМИ, интересует,сорри за тавтологию, интересное.

Ну и в-третьих, полистав истории по этому хэштегу, появляется ощущение, что половина из них писалась для ресурсов типа секситейлс.орг и стульчик.нет, по меткам «принуждение», «группа», «лишение девственности» и «подростки». Я сам писатель и человековед, и меня наебать типа реальным рассказом в стиле «Я была кареглазой блондинкой, с грудью третьего размера и спортивной фигуркой» нелегко.

В конце концов, это не мое дело. Если кому-то нравится исповедоваться сотням тысяч хуй пойми кого, вместо круга родных и друзей, анонимной группы людей со сходной проблемой, или, на худой конец, психотерапевта – то это его личное дело, аминь. А преступников пугает не флэшмоб в интернете, а Уголовный кодекс и действия правоохранителей.

Может, эдакий душевный стриптиз жертвам в самом деле, помогает. Люди еще и не таким лечатся.

Но дело вовсе не в этом, и все вышеизложенное можете смело забыть.

* * *

Итак, флешмоб зародился в Украине (а конкретно – в Киеве), быстро раскрутился, и к нему стали присоединяться московские подданные. Теперь следите за руками.

Через некоторое время, флешмоб с хэштегом #янебоюсьсказать начал называться российско-украинским. Еще через некоторое время появилось два хештега: #янебоюсьсказати и #янебоюсьсказать.

А дальше, сквозь всю эту половую муть, наконец-то, совершенно предсказуемо, вылезло гнусное ебало «мыодиннарот»

«Женщины, которые не боятся

Украину и Россию объединил флешмоб в социальных сетях — #яНеБоюсьСказати»

http://kommersant.ru/doc/3032109

В этом месте цель написания трогательных эротических воспоминаний, которая была мне была непонятна «во-первых», «во-вторых» и «в-третьих» стала ясна, шо божий день.

На недоуменные вопросы к организаторам последовал ответ, что насилие это общая проблема, надгосударственная. А то, что творится в оккупированных Россией областях Украины – это политическая проблема, и их не ебет абсолютли, и на фоне сердечных историй в интернете зверства кацапни в Зоне – несерьезная для феминистских организаций проблема. То есть, это не насилие, это так, хуйня на постном масле. Насилие – это то, что двадцать лет назад кого-то за сиську полапали и «раздели глазами в маршрутке». И для борьбы с этим ужасом надо объединяться народами – прежде всего, почему-то, не с бразильским или юаровским, где насилие уже давно поломало термометр, а российского с украинским.

Именно поэтому наши феминистки (почему-то, преимущественно они) безопасно ездят на конференции в Москву и Крым. А чо такого? Разве мы не одиннарот? Тем более, если грант. Так что давайте, блять, отличать ваши дешевые государственные проблемы, и наши великие общечеловеческие.

А то, что кого-то российские наемники и урлаки опять изнасиловали в зоне АТО и отправили трудиться передком на ордиловский блокпост – так «она сама виновата» (с) Уроборос впился себе в жопу намертво.

Я не хочу инсайдить (хотя есть у меня), потому что российские СМИ палятся сами.

«Что касается отношений России и Украины, то на самом деле женские организации Украины и России объединены давно, они всегда сотрудничали. Мы солидарны друг с другом по общечеловеческим позициям. Противоречий между женщинами нет: проблема одна, поэтому все так сразу включились.»

Подробнее: http://kommersant.ru/doc/3032122

Вот и приехали.

Надо спросить у украинских женщин, потерявших на фронте отцов, мужей, братьев и сыновей от рук российских оккупантов – одна ли у них проблема с этими пророссийскими грантоедскими курвами. «А чо, бля, если нет?» (с)

Конечная цель этого «флешмоба» – прикрываясь лозунгами о борьбе с насилием, реанимировать труп «одиннарота» и «Россия и Украина снова вместе». Ты их в дверь – они в окно, ты их в окно – они в дымоход. Ты их в дымоход – они из унитаза. Слил воду – лезут через интернет.

* * *

Разбивать полезные союзы и навязывать вредные – исключительно грамотная тактика, известная еще со времен Сунь-Цзы. Именно поэтому антиукраинская истерия в Польше и трогательное единение российских и украинских грантоедов – звенья одной цепи, кованой из ржавого кремлевского золота. И надо быть наглухо застегнутым, чтобы этого не понимать, рыдая над сочинениями бывших сорокалетних школьниц.

А потому говорю вам истинно: не ешьте все говно в Сети. Даже если оно посыпано сахарной пудрой общечеловеческих проблем. Общечеловеческие проблемы украинцы могут разделять только с людьми – но не с людоедами.

Будьте бдительны, и не тащите что попало в рот.

Информация о материале
  1. Девочка и волк
  2. «Кабаева-дева радуйся»
  3. Первый Парубий на деревне, або Детский сон разума
  4. Зона реформы. Какие тюремные порядки принесет реформа пенитенциарной службы