Милая моя душенька,
Пишу вам сейчас письмо, пребывая в состоянии крайнего душевного расстройства. Но прошу вас не беспокоиться по этому поводу, так как вызвано оно весьма необычным видением, приснившимся мне этой ночью. Однако позвольте с Божьей помощью изложить вам все по порядку, дабы вы смогли убедиться, какие чудеса могут случаться по воле Господней, а я - облегчить свою душу и привести наконец в порядок мысли.
Как я уже писал вам, душенька, мы с отцом Василием, побывав в Выдубицком монастыре, нынче остановились в Козине, что под Киевом. Места здесь очень красивые, и мы приняли решение задержаться тут на недельку, чтобы не спеша воздать должное святым местам и вознести молитвы праведникам печерским.
И вот по истечению дня, изрядно приложившись к местной горилке, отец Василий вдруг впал в уныние и принялся разглагольствовать о скором упадке этих мест и тяжкой доле живущих здесь людей. Пытаясь его образумить, я спросил, как может быть что-то плохое в такой красоте и в радушных селянах, чьим гостеприимством мы имеем сейчас удовольствие наслаждаться. На что отец Василий, крепко задумавшись, вдруг назвал меня дураком и вознес Богу молитву, умоляя, дабы Он открыл мне тайну грядущего, чем изрядно испугал завсегдатаев местной корчмы. С трудом его успокоив, мы с корчмарем схватили отца Василия под руки и повели отсыпаться, пока он не переполошил все село.
Уложив наконец отца Василия в постель, я, будучи сильно утомлен, прилег неподалеку, желая отдаться сну.
Уж поверите ли вы мне, душенька, но как только сомкнул я веки, какие-то невидимые руки подхватили меня и вознесли высоко в небо над селом, святыми монастырями и всей малоросской губернией. А затем столь же неожиданно с размаху забросили в какую то дыру. В дыре той был не то ангел, не то бес. С черным как смоль лицом, одетый в просторную хламиду и со странной шляпой на голове, невероятно прочной и гладкой на ощупь. А сверху на шляпе крепилась лампа, в которой горела лучина, своим светом подобная солнцу.
- Ты это, ты чё такое? - произнесло существо, внимательно меня разглядывая. Едва оклемавшись от ужаса, я смог собраться с силами и произнес:
- Простите меня великодушно, я не хотел причинять неудобств. Видите ли, я и сам не понимаю, чьей волей тут очутился и какие силы меня сюда доставили.
- Вспомнил, - вдруг радостно воскликнуло существо и с размаху стукнуло себя ладонью по лбу, - На тебя же наряд есть.
Оно достало из-под хламиды какие-то бумаги и принялось бегло читать написанное на них. Затем решительно сказало:
- Пошли!
И, схватив меня за руку, потащило вглубь черной дыры.
Спустя короткое время вошли мы в огромный зал. Посреди зала на высоком камне лежала запечатанная книга. Сопровождавшее меня существо указало на нее пальцем и прошептало:
- Смотри, Конституция.
У книги стояла громадная личина с лицом, как у человека, и самодовольно улыбалась. Вокруг личины толпились козаки и древние гетьманы, некогда правившие Малороссией. И, обращаясь к личине, кричали наперебой:
- Что же ты делаешь, ирод?
А чуть поодаль стоял простой люд и молча наблюдал за происходящим. Я видел детей, которые в страхе прижимались к родителям. И стариков, которые что-то тихо нашептывали молодым, закрывая их глаза морщинистой ладонью.
- Заткнитесь, шлеппера! - рявкнула личина. Да так, что стоявших вокруг нее раскидало в разные стороны.
- Ваше время прошло. Все, за что вы подохли, а также ваши могилы, теперь принадлежит мне.
Личина расхохоталась, распахнула книгу и принялась клочьями вырывать из нее страницы, разбрасывая в разные стороны. Тотчас из всех щелей с гиканьем полезли скрюченные бесы. Они повалили козаков и гетьманов на землю и принялись гарцевать на них, страшно гогоча и крутя зацепеневшему в страхе люду тощие дули.
- Гляди, как они боятся, - шепнуло мне на ухо существо, показывая на мужчин, женщин, детей и стариков, - Каждый из них готов продать остальных с потрохами, лишь бы его минула чаша сия.
Сказав это, оно снова сжало мою руку и потянуло в тревожную черноту.
И как вы, душенька, можете догадаться, скоро вошли мы во второй зал. И было в этом зале большое болото, в котором на четвереньках в поисках еды ползало видимо-невидимо людей, одетых в оранжевые и голубые одежды. Они то и дело сталкивались лбами, громко ссорясь при этом друг с другом. А меж ними на каменных ложах важно возлежали бесы, перед которыми стояли огромные блюда со всевозможными яствами. Бесы уплетали эти яства и изредка, шутки ради, бросали крохи и кости прямо в болото. На эти объедки тут же набрасывалась толпа, немедленно учиняя скандалы и кулачные потасовки.
- Гляди, - шепнуло мне существо, - Они готовы убить друг друга за объедки, хотя рядом стоят блюда, полные вкусной еды.
- А чего же они не отберут эту еду? Их же куда больше, чем бесов? - удивился я.
- Боятся они, - ответило существо, - что если прогневят бесов, то больше еды не будет. И прийдется самим добывать пропитание.
Окинув людей жалостливым взглядом, существо снова взяло меня за руку и потащило в новый проход.
Наконец вошли мы в третий зал. И увидел я отвратительного вида гадину, восседающую перед огромной мясорубкой. У мясорубки копошились бесы, нескончаемым потоком забрасывая в нее различный хлам, домашнюю утварь, повозки с лошадьми, пароходы, дома и даже живых людей. И перемалывали все это в фарш, который струился чудищу прямо в открытый рот. Чудище жадно сглатывало и довольно урчало.
- Вот оно, чудище вавилонское; обитающее аккурат в тех краях, где вы сейчас развлекаетесь, - тихо прошептало существо, - Жрет, образина, все подряд. И бесов сожрет, если те перестанут снабжать едой. Поэтому бесы его боятся.
- Неужто нельзя прибить эту нечисть? - тихонько спросил я у спутника.
- Да проще простого. Само без еды подохнет. Только машину эту адскую остановить некому. Люди боятся бесов, бесы боятся чудища. Как говорится, страх должен работать. И он работает. Вся эта махина держится на страхе.
Существо порылось под хламидой, достало оттуда пляшку горилки и протянуло мне.
- Держи-ка вот. Напейся завтра и забудь, что тут видел. Лучше живи себе и наслаждайся жизнью, пока есть такая возможность.
Сказав это, оно вдруг изо всей силы ущипнуло меня за руку. Я вскричал от боли и проснулся.
Сейчас вот сижу, дорогая душенька, и пишу вам это письмо. А передо мной на столе стоит пляшка горилки, неведомо откуда оказавшаяся прямо под моей подушкой. И знаете, душенька, а ведь пожалуй напьюсь и забудусь крепким сном. А завтра, отоспавшийся и посвежевший, напишу вам о наших с отцом Василием ближайших планах и о том, какая живописная весна раскинулась на здешних холмах. Любуешься ею, и радуешься, что где-то на этой земле все еще находится кусочек рая.
