«Не путайтесь под ногами у просыпающейся от долгого, болезненного сна нации. Мы хотим идти вперёд, идти своим путём, путём особенным, чужим не понятным. И у нас все должно быть лучшее: президенты, армия, наука, медицина, образование и так далее, включая женщин и вино.
Чего пока нет - будет.
Возьмем Просвещенную Европу. И....? Там президенты лучше или жизнь осмысленней? Боюсь разочаровать - их души выхолощены обществом потребления, как старые портянки. С ними жизнь в тягость.
...у здравого смысла Америки и Европы много оттенков. Значительно больше пятидесяти.
У нас в этом смысле не разнообразно. И Слава Богу! Дважды два - четыре, H2O - вода, Крым наш. Путин - лучший из государственных деятелей последних десятилетий, русский народ - народ-богоносец, и мир будет спасён, хочет он этого или нет».
«Не стоило г-ну Акунину оскорблять людей, имеющих иное мнение. Тем более Захара. Мне очень нравится Прилепин и его литература»
Из письма «хунВАНЬбина» Охлобыстина Б. Акунину
«Россия – самая свободная страна в мире. Все мои книги выходили, ни одного спектакля не закрыли, у нас можно поливать грязью власть. Я, бывая на Западе, всем заявляю - это у вас тирания, а у нас полная свобода. Я оппозиционер, но я - ястреб Кремля».
Жили-были два славных молодца - Ванька и Захарка. Не богатыри, конешно, но и не по два вершка ростом. И вроде неплохо жили, да все им как-то не по себе было: и то не так, и иное эдак... Это, наверное, потому, что дюже они патриотичные по натуре были. В тягость им было наблюдать, как сладко живут заграничные гуси и гусыни, как сыто дуются пузища у проклятых, в то время, как у многострадального народа расейского в огородах - голь и дрань, токмо облезлые коты в подворотнях завывают. А в магазинах из своего товару, окромя матрешек, только водка и тараканы.
Очень уж угнетал добрых молодцев западный мир. То колбасы какой-то пришлет не таковской, то бананов с ананасами подбросит, то омаров распроклятых подло вывалит на прилавки и радуется, глядя, как гордый народ их подачки жадно поедает и на колени перед буржуинами все более опускается. И так горько на душе было, так пусто...
Роптал народ, поедая эту заграничную лабуду, возмущался. И тут царь - как со скирды гепнулся, - решил со всем западным миром бороться. От подачек, значит, отмахнулся, и с колен народу вставать велел. Вслед за ним завыли попы с амвонов, скрепы духовные отовсюду повытаскивали, омары да ананасы в подполье спрятали, и ну принародно талдычить о величии нации, о предзнаменованиях грядущих, и о будущем рае для тех, кто с колен окончательно поднимется и бороться с врагами пойдет.
Загудели, накрывая черным дымом синее небо, самолеты, заскрежетали, гремя ржавыми якорями, морские посудоносцы, нагло выставили расчехленные носы пушки, и завыло от радости пушечное мясо! Выползло из глухих щелей истории милое для любого патриота время - гордостью своей потрясти и особенности демонстрировать.
Ванька, он по натуре шебушной мужик был. Все не мог места в жизни отыскать. Коль что не так - за лихим словцом далеко ходить не привык, враз крыл любую вражину вдоль и поперек. Оттого и потянуло его как-то к искусству, прибился к скоморошьему балагану, умение свое лицедейское повсюду напоказ выставлял, в разную фильму со словечками перчеными пробирался и долгожданный конец кинематографа приближал. Затем нежданно с ним другая оказия приключилася: бороденку куцую отрастил, рясу на толкучке у цыган выкупил, и стал мирян концом света пугать. Поповская работа очень ему приглянулась: народ уважительно «батюшкой» величал, на религиозные праздники харчи да бутыли в церковь тащили, да и крестины-отпеванья никогда не заканчивались... Вроде как и умиротворился Ванька, нрав горячий свой поостудил, в голове лишь псалмы уже звучать начали, но опять душа заныла неспокойно, нрав крутой наружу полез и выговориться затребовал. Зачехлил Ванька культовые причиндалы, упрятал рясу в комод, извлек взамен хламиды кожаные, и снова стал дворовой шантрапе за своего, снова стал в кинофильмы всевозможные влезать и харизмой выпирающей бахвалиться.
Тут вот как раз и наступило то царское помутнение от падения со скирды. Встрепенулись во всех закоулках необъятной родины тысячи патриотов, повыползали из затхлых щелей, стали кулачками крепко сжатыми размахивать и проклинать все чужое, идеологически для народа вредное. Очень крепко возжелал народ избавиться от заграничных прикармливаний, ибо негоже борцу поедать продукт врага своего...
Кликнул Ванька приятеля своего Захарку:
- Раз такое дело, идем, брат Захарка, с проклятыми недругами воевать и мир от беды спасать! Довольно уж славным молодцам на печи отлеживаться да в инстаграмах спамить. Пора помочь народу нашему от зависимости избавиться, пробудиться от долгого, болезненного сна, чтоб особенным путем, никому не понятным, в будущее идти!
- Я оппозиционер, - сказал Захарка, - но власть я поддерживаю. Наш царь лучший, самый цареватый царь в мире. Тут и сомнений нет. Без вопросов с тобой пойду куда угодно, лишь бы только народ наш многострадальный с колен поднялся и привольно дышать начал. Таких ястребов, как я, еще поискать нужно! Нам, ястребам, все равно, где летать.
- Вот и ладно, - кивнул Ванька.
И пошли они на битву нелегкую, врагов и недругов всяких по пути выискивать. Долго ли, а может, и не долго, но шли они, шли, пока не вышли на широкую поляну с избушкой. Неплохая избушка стояла на поляне, ладная. Евроокна со всех сторон крепкие, двери дубовые, - с мультилоком врезным да цепочкой хромированной. И ножки у нее не куриные, а какие-то ладные, соблазнительные. А на пороге сидит старуха пенсионного возрасту, самосад курит.
- Крымнаш, - вежливо поздоровались добры молодцы.
- И вам крышнам, - кивнула бабуля.
- А что, бабка, найдется ли у тебя что-то исконно традиционное, для страждущей души поддерживающее? - спросил Ванька. - А то страсть как умаялись с дороги!
- А то как же! - пенсионерка лихо метнулась в камору и плеснула из принесенного бутыля в стаканы бесцветную жидкость.
Молодцы с придыхом запрокинули в себя традиционные граммы.
- Это что же? - удивился Ванька. - Это же натуральное Н2О какое-то!
- Оно самое, - закачала головой карга, - водица...
Закрутили носами добры молодцы, нахмурились, лбы наморщили, потому как негоже славным витязям чистую водицу без крепленых примесей потреблять.
- Ты вот что, бабуля, - оскалился Ванька. - Угостила бы с дороги путников, накрыла бы поляну сытную да предложила самогону ядреного, - по нашей, по расейской традиции! А не то можем обидеться и натворить чего непутевого...
- Ах, я старая! Ах, я глупая! - запричитала карга и заплакала. - Как же это я сразу не признала да добрых молодцев! Наших славных бойцов-защитничков приняла за голь подзаборную! Сейчас угощу вас сытно, накормлю-напою досыта, голуби вы мои ненаглядные!
А старуха эта себе на уме была. Захотелось ей молодцам какую-нибудь пакость сотворить, что-то подлое в память о себе оставить. Потому что старуха-то не просто старуха была, а самая настоящая ведьма, - то ли берендеевского, то ли бендеровского роду окаянного. В свое время она по Америкам разным моталась, Европами куролесила, и вот теперь прикатила в исконно русскую глубинку добрые души со свету сживать.
Подсуетилась, значит, бабка, вытащила из печи картошечки печеной, из кадушки капустки квашеной да помидорков с горкой в миску отвалила; буженинки румяной ломтями настрогала, и в довершение всей этой небывалой гостеприимности метнулась в подпол, и в центре застольной экспозиции водрузила другой бутылек. Только не водица в нем плескалась студеная, а мутный, самый что ни на есть ядреный первач.
Покосились молодцы на роскошь небывалую, нахмурились поначалу: откуда ж в глуши проклятой да столько харчей отыскалось? И это в то время, как у народа-страдальца гулко урчит в подбрюшье с рассвету до поздних сумерек и высушены внутренности безжалостным похмельем?..
Но мозги для того добрым молодцам и дадены, чтоб ими не раскидываться понапрасну. Стали они сытно потчеваться, всей душой поддерживая страждущий народ. После пары стаканчиков, потянуло и на беседу.
- А что, бабуля, как оно тут, в глухомани, живется? - спросил Ванька, похрустывая капусткой.
- Нормально живется, чего уж жаловаться, - кивнула хитрая ведьма.
- Поддерживаешь ли ты царскую политику?
- А какую такую политику?
Ванька чуть не подавился от возмущения.
- Ты что же, не знаешь, что народ наш решил от заграничного ига избавиться и с оптом буржуйским бороться? Не слыхала, что наши богоносцы теперь взялись своим путем идти, никому не понятным?
- Откуда ж мне знать, касатик? - начала юлить старая карга. - У меня ни тиливизиру, ни ытырнету вашего нету, в социяльных сетях не регистрирована, и вся моя информация, - вона, во дворе кукарекает да в лесу щебечет!
- И как так несознательно жить можно? - удивился Захарка.
- А я, соколик, всю жисть так живу...
- Я не соколик, я ястреб, - уточнил Захарка и гордо сверкнул лысиной.
- Ради таких, как ты, бабка, мы вслед за царем и пошли, - мир спасать! - хрустел соленьями Ванька. - Чтоб вам жить лучше стало!
- А на кой вам это нужно? Что с этого иметь будете? - пошла в наступление подлая ведьма.
- Есть такое понятие, как патриотизм! Он абсолютно бескорыстен!
- Купить патриота невозможно, - подтвердил Захарка. - Разве что за очень большие деньги!
- Не лучше ли сначала в своем огороде порядок навести, а потом уж и в другие огороды заглядывать? - будто невзначай проронила карга, но Ванькино сознание уловило в ее словах гнусный подвох. Как ни крепок был первач, как ни старался выбить лавки из-под патриотичных задниц, окончательно победить ему пока не удавалось.
- Как же тут порядок наведешь, когда там вся цивилизация загнивает? Потребленцы они и сволочи, разнообразны до безобразия! Нет, придется все-таки нам, особенным, мир от беды спасать. Для того мы и Богом созданы, - быть особенными, не понятными. А кто не захочет спасенным быть - пожалеет крепко!
Дохрустели молодцы застольную трапезу, допили первач до донышка, и развернулись патриотические души нараспашку: стало их на культурные игрища тянуть, радости в жизни до ужаса захотелось.
- А что, бабуся, нет ли тут в вашей округе какого-нибудь удовольствия? Уж больно тоскливо запросто так сидеть и на стены таращиться... - сказал Ванька. - Может, есть где деревенька неподалеку, чтоб новости послушать да исповедать какую девицу откормленную? Давненько мы новостей не слыхали!.. - До деревеньки далеко. А исповедать кого - найдется. Племянницы у меня гостят, в самый раз для истинных молодцев!
Входят тут из сеней две красны девицы, - розовощекие, грудастые, - губы, как алым маком мазаны. Смущенно глазки потупили, на молодцев взглянуть стесняются. Встрепенулись соколы-ястребы, заиграла во всем теле буйна кровушка, напружинила мысли нетрезвые.
- А не выпить еще ль по такому поводу?! Тащи-ка, бабка, из подполья свои капли гостеприимные!
Старуха-то рада, что клюнули молодцы на приманку ее хитрую, водрузила бутыль на стол и закуски добавила. И попались Ванька с Захаркой в сети крепкие, сами о том не ведая. Лихо пили стакан за стаканом, а девицы лишь смущалися и губами едва прикасались. Сладкой исповеди дожидалися...
И вот внутри аж синё от сивушного дыма, а грудь так и распирает: душа исповедывать девок желает. Потянулись молодцы к девицам, когда глядь, - мать честная! - а то и не девицы вовсе, а - тьфу ты, прости Господи! – мужики под них размалеванные. Ресницы приклеенные, глазища подкрашены, губы помадой наолифены, а из-под пудры на подбородках щетинка проклевывается!
Твою-ю ж в ду-у-ушу... Чтоб тебя!..
Эх, и осерчали добры молодцы! Ох, и взбеленилися!.. И куда тот хмель весь подевался!
- Ах, ты ж, карга старая! Что ж ты шутки шутить собралася? Из славных расейских молодцев гейропейцев сделать удумала?
Враз девицы куда-то исчезли, будто и не было вовсе, - токмо пыль над скамьею курилася. А старуха недоброе учуяла, сквозь окошко на улицу сиганула, метлу свою оседлала, - тут ее и видели!
Ваньке с Захаркой осталось лишь выполнить миссию нужную: заслонку в печи открыли, угли на лопате вытащили, и по углам в избушке ловко понараскидывали. Жар был еще славный, - запылало вскоре ведьмино логово, на всю округу зарево отбрасывая. Столбом потянулся к выкатившимся звездам густой дым.
Глядели молодцы на огненное полымя да детство свое пионерское вспоминали: славное было времечко, рвались души туда отчаянно! И вот теперь они это времечко приближали, спасали безмятежно дремлющий мир от зла, и готовы были идти дальше и снова спасать...
- А девицы были все же ничего... Жаль, что не настоящие, - вздохнул Захарка.
Лицо Ваньки чуть скосилось, улыбку выдавливая.
- Хорошо, что вовремя спохватились! А если б успели с ними на полатях прилечь? Даже страшно подумать... Сколько же еще замаскированных врагов вокруг затаилося, так и путаются под ногами, навредить мыслят! Но навредить нам – кишка тонка. Мы их всех одолеем, не житье-бытье будет, а масленица сплошная! Порадуемся на славу!..
Но как сказал когда-то один неудачно спикировавший с колокольни звонарь:
«Не все попу масленица... будет и просветление в мозгу...»
Только бы оно не запоздало.
