«Не забудем! Не простим…». В феврале 14-го на прощании с героями Небесной сотни тысячам людей, повторявшим эту фразу как заклинание, искренне казалось: случившееся не подлежит ни забвению, ни прощению.
Не то чтобы забыли. Не то чтобы простили. Но тысячи новых смертей притупили остроту боли, казавшейся невыносимой после первых жертв. Раздражение, вызываемое «подвигами» нынешних властителей, притушило пламя ярости, порожденное деяниями «папередников». Дежурная фронтовая сводка — «один військовослужбовець загинув, троє отримали поранення…» — уже вызывает меньше эмоций, чем сообщение о дежурном повышении тарифов. Новость о «полном собрании» швейцарских часов у кого-то из депутатов привлекает куда больше внимания, чем новость об очередной афере с военными поставками.
Трех лет недостаточно, чтобы забыть. Но достаточно, чтобы свыкнуться. Недостаточно, чтобы простить. Но достаточно, чтобы превратить тысячекратно повторяемые слова «о неминуемости наказания для повинных в злодеяниях» в «белый шум». Вчерашней дорогой в бессмертие бредут на плановые «акции неповиновения» вереницы равнодушных политических заробитчан. Равнодушные торговцы совестью планово тревожат память умерших новыми живыми цветами и прежней искусственной скорбью.
«Спиритическое» явление «вечно легитимного» вызывает уже не безудержный гнев, а сдержанные насмешки. Во многих из нас еще живет надежда на справедливое воздаяние виновным. Но вера в его неотвратимость уже покинула многих.
Недавний скайп-допрос Януковича, безусловно, вызвал живейший интерес. Но большинство зрителей искали в вопросах киевских «медиумов» и ответах ростовского «зомби» не столько новые сведения о днях вчерашних, сколько свежую информацию о сегодняшних настроениях. Зачем этот спиритический сеанс Путину (если исходить из разумного предположения, что без его ведома он был невозможен)? К чему Порошенко откровения политического мертвеца (если предположить, что он имел возможность воспрепятствовать допросу)? Был ли сговор между двумя президентами?
О практической правовой пользе показаний Януковича, выступавшего в качестве свидетеля по «делу «Беркута», почти не рассуждали. Большинство комментаторов исходили из того, что данный допрос рассматривался киевской властью исключительно как PR-акция, преследовавшая сугубо тактические цели. Какие?
Во-первых, необходимо было продемонстрировать украинской аудитории, что расследование дела о расстреле Небесной сотни ведется, и для этого используются все возможные средства получения информации.
Во-вторых, следовало показать мировой общественности, что «дело «Беркута» — не политическое судилище, а открытый, демократичный, состязательный процесс (напомним, что ходатайство о допросе Януковича было подано защитой обвиняемых).
В-третьих, нетрудно было просчитать: сколько Виктора Федоровича ни инструктируй, но положенную порцию глупостей он все равно выдаст (что и случилось). На этом фоне речистый и вполне артистичный Петр Алексеевич будет выглядеть выигрышно даже в глазах некоторых из тех, кто успел в нем порядком разочароваться. И печальное «не за то стояли на Майдане…» у какой-то части разочаровавшихся может смениться вяло-оптимистичным «ну, не зря стояли на Майдане…».
В-четвертых, согласие Януковича выйти на контакт с украинским судом давало возможность генпрокурору заработать очки на гневном оглашении уведомления о подозрении. Независимо от того, слышал ли его визави. И насколько юридически безупречным было подобное деяние.
Со всем вышесказанным можно согласиться. Но с юридической точки зрения не все так безобидно и беспомощно, как может показаться на первый взгляд. Согласие на допрос преследовало не только политтехнологические, но и вполне правовые цели.
Во-первых, отказ от допроса Януковича (инициированный защитой «Беркута») дал бы впоследствии осужденным и их адвокатам основания оспаривать объективность установления истины и предоставлял дополнительные козыри в случае обращения в Европейский суд по правам человека.
Во-вторых, независимо от того, слышал Янукович спич Луценко или нет, его статус подозреваемого в другом процессе позже был разъяснен ему судом, и на этом основании ему было предложено добровольно отказаться от допроса либо не давать ответов на определенные вопросы. Однако он (и это удивило ряд украинских юристов) от предоставленного ему права отказался. И сидевший рядом адвокат его не отговорил. Да, его показания как свидетеля в одном процессе не могут быть использованы против него в процессе другом, где ему уготована роль обвиняемого. Но, как полагают некоторые юристы, часть сведений, полученных от него в ходе допроса 28 ноября, может быть использована при рассмотрении и других дел. Именно на основании его добровольных признаний, полученных после разъяснения его нового статуса. Впрочем, многие правоведы отрицают такую правовую возможность.
В-третьих. Никто не ожидал от Януковича откровений. Было ясно, что он будет лгать или отмалчиваться. Но у прокуроров и защитников потерпевших присутствовал осторожный расчет на то, что где-то заврется. А где-то проговорится. По некоторым сведениям, расчет отчасти оправдался. В чем именно Виктор Федорович оплошал — тайна следствия. Дальнейшее судебное разбирательство покажет. Сборщики обмолвок и нестыковок не торопятся делиться своими находками. Дай Бог, чтобы сумели ими толково распорядиться.
Но на подсудимых излияния свидетеля, насколько можно судить, подействовали деморализующе. Слова признательности «беркутам», коих он не жалел, практической пользы в суде не принесут. А вот заявление о том, что сотрудники спецподразделения превышали свои полномочия и постоянные уверения, что лично он никаких приказаний не отдавал, а кто и какие отдавал — не знает или не помнит, могут вылезти боком.
Уверенность, с которой держатся обвиняемые в убийствах «беркуты» имеет вполне объяснимую природу. Им постоянно напоминают с воли, что о них помнят, их не бросят, их не сдадут. «Откровения» Януковича были способны поколебать их убежденность в безнаказанности. Впрочем, подсудимые, насколько известно, заверяют: даже в случае признания вины, их обменяют. По нашим сведениям, «с той стороны», как минимум дважды хотели выменять Аброськина и Зинченко. Не известна и реакция на подобное предложение «этой стороны».
Вдохновляет пятерку «черноротовцев» история с их «подельником» Садовником, сбежавшим с легкой руки судьи Светланы Волковой, «вовремя» изменившей ему меру пресечения. Рассказывают, что экс-командир спецроты намекнул, что может и лишнее сказать, если его не освободят из-под стражи. И его освободили. О чем мог сказать Садовник, кто и какие гарантии давал тем, кто сделал его побег возможным, можно только догадываться.
Нет неопровержимых доказательств, что власть сознательно препятствует расследованию преступлений, связанных с Революцией достоинства. Но нет и повода утверждать, что она делает все от нее зависящее, чтобы они были расследованы быстро и скрупулезно. Поводов считать, что большинству тех, кто ломал кости протестующим возле стелы и в Мариинском, кто стрелял на Институтской и Грушевского, власть выписала индульгенцию в обмен на лояльность к новому режиму, более чем достаточно.
Тех, кто пытается помешать такому «договорняку» все еще много. Но уже меньше, чем в феврале 14-го. Но они есть. И это дает шанс на справедливость даже на фоне приобретенного привыкания к несправедливости. Звонок по скайпу вполне может стать прелюдией к звону колокола. И не только по «беркутам».
Мог ли Киев помешать допросу Януковича? Мог, как минимум, затянуть процесс, пока не опросят всех потерпевших. Готовность экс-гаранта давать показания, Банковую (насколько можно судить) поначалу напугала. И потешное блокирование Лукьяновского СИЗО было именно спонтанной реакцией власти на возможные откровения Януковича (автозак мог спокойно выехать через другие ворота, но никто никого не собирался никуда везти). То ли рассчитывали, что после срыва первого допроса, Москва откажется от изначального намерения показать миру «живой труп» подзабытого «астановиста». То ли брали паузу, чтобы выведать, о чем скажет «покойник». То ли, действительно, узнали и успокоились. То ли решили рискнуть…
Нам неизвестен мотив Путина, но, случайно или нет, именно ростовско-киевский допрос дал новый импульс разговорам о Майдане как о «сговоре олигархов». Было бы наивным отрицать влияние (в разной форме, в разной степени и в разное время) на происходившее в украинской столице с ноября 13-го по февраль 14-го Левочкина и Фирташа, Коломойского и Ахметова. Но столь же наивным было бы считать, что они и/или Порошенко, Яценюк, Турчинов безоговорочно влияли на реальное событие. Они лишь (кто-то более успешно, кто-то менее) подстраивались под обстоятельства, регулярно менявшие их планы. Кто из них мог рассчитать, сколько и сколькие смогут выстоять на морозе под обстрелом? Кто мог запланировать готовность безоружных идти под пули? Кто мог рассчитать границы терпения или силу ярости?
И еще более наивным было рассчитывать, что все случившееся забудут. И всем простят.
