Политический эфир заполняют заклинаниями о неизбежном вступлении в НАТО. Сначала появляются бестолковые заявления президента о «государстве-аспиранте» и «долгожданном и логичном решении НАТО повысить уровень амбиций Украины относительно альянса». Поскольку амбиции Украины альянсу неподвластны, такие заявления вызвали ожидаемую и логичную реакцию: «Не было никаких изменений в политике». На официальной странице НАТО с украинцами провели ликбез по англо-украинскому переводу, заметив, что «название страны-аспиранта не меняет политику альянса относительно государства», поскольку aspirant country — это не государство с удостоверением аспиранта, а государство стремящееся (aspire) к членству.

Далее возникает пафосная инициатива руководителя государства внести изменения в Конституцию, указав в ней «стратегическую цель развития государства — членство в Европейском Союзе и членство в Североатлантическом альянсе», — якобы для того, чтобы сделать процесс натоинтеграции необратимым. И все эти движения происходят на фоне обсуждения законопроекта о национальной безопасности, недавно поданном президентом в парламент, который, опять же по его словам, «важен как для реформы сектора безопасности, так и для существенного шага на нашем пути в НАТО».

Можно в Конституцию Украины записать стратегическую цель — запустить ракету «Фалькон-9». Можно даже попытаться убедить Илона Маска признать наши намерения это сделать. Однако ракета от этого не построится и не полетит.

НАТО — безопасностное объединение, основанное на принципе «один за всех и все за одного». Для того чтобы коллективная безопасность работала, безопасностные институты, прежде всего армия и спецслужбы, должны быть совместными по своей философии и методам и способными к взаимодействию.

Как-то украинский политик с сарказмом спросил американского генерала, будут ли готовы США оказать военную поддержку Украине в случае полномасштабного вторжения России. На что американский генерал искренне рассказал о том, сколько украинских разрешений нужно и сколько времени на них пойдет каждый раз, когда в Украину нужно будет доставить американских военных или технику, и подвел итог с печальной иронией: «Пока что российским войскам намного легче попасть в Украину, чем американским».

Этот диалог сам по себе является достаточной оценкой как способности к взаимодействию, так и «уровня амбиций Украины относительно альянса». Верховный главнокомандующий, который в войне против мощного врага ищет союзников, должен не декларировать амбиции, а за четыре года сделать свою армию способной взаимодействовать с сильным союзником. Не потому, что это нужно НАТО или американцам, а потому, что меньшая «советская армия» Украины никогда не одолеет большую «советскую армию» России.

Бездеятельность в течение четырех лет войны настораживала. Но отсутствие каких-либо качественных изменений в реформировании сектора безопасности и обороны, включая кадровые назначения, оправдывали самой войной и формулой «жираф большой, ему видней». Закон о так называемой реинтеграции поставил под вопрос истинность намерений относительно натоинтеграции. Но законопроект о национальной безопасности дает все основания бить в набат — за декларациями о курсе к НАТО нам прокладывают другой путь.

Прежде всего, сама идея законопроекта о национальной безопасности возникла вследствие бездеятельности, которую, несмотря на декларации, наблюдали наши партнеры. Осознавая, что новых качественных законопроектов об обороне и вооруженных силах ожидать напрасно, возникла идея создать рамочный закон о национальной безопасности. Его первоначальной целью было хотя бы точечно изменить систему командования и управления вооруженными силами и ввести эффективный гражданский парламентский контроль над сектором безопасности и обороны, в частности над разведкой. Почти два года законопроект кочевал между секретариатом СНБО, Министерством обороны, Генеральным штабом и администрацией президента. Как результат — у нас очередной гибрид, не имеющий ничего общего ни с НАТО, ни с национальной безопасностью, и являющийся наилучшим образцом неосоветской, то бишь российской, школы нормопроектирования.

Безоговорочного признания заслуживает мастерство субъекта законодательной инициативы лишь в одном — способности выложить пустоту на тридцати пяти страницах. Поскольку те жиденькие нормы, которые несут содержательную нагрузку, является, скорее, угрозой, чем безопасностью.

Пустота — в разделе, посвященном демократическому гражданскому контролю. Гражданский контроль над сектором безопасности и обороны, несмотря на сложное название, означает очень простые вещи. Общество через парламентариев, которых оно избрало, должно контролировать: 1) как тратятся на безопасность и оборону деньги налогоплательщиков (оборонный бюджет); 2) как живет и работает солдат (боеспособность армии); 3) не будет ли военный, человек с оружием, безосновательно ограничивать права гражданского населения (введение военного положения); 4) защищены ли солдаты в условиях боевых действий (применение вооруженных сил).

Сейчас оборонный бюджет Украины в 80 млрд грн распределен «широкими мазками» аж на восемь линеек в таблице расходов. Более 60 млрд должно быть израсходовано на «укрепление обороноспособности». Только как мы с вами будем знать, укрепилась ли обороноспособность, а если укрепилась, то насколько, и в чем эту мощь, в конце концов, мерить? Чтобы почувствовать разницу: оборонный бюджет США детализирован на ста двадцати страницах, где расписана стоимость содержания каждого солдата и указана цена каждой единицы оружия. Эта информация является публичной, поэтому каждый американец может узнать, на сколько танков или солдат укрепилась обороноспособность Америки.

Детальной информации об украинских расходах на оборону нет не то что в публичном доступе, большая ее часть закрыта грифом государственной тайны — чтобы враг не узнал! Для врага в паспортах бюджетных программ Министерство обороны пишет «среднюю стоимость единицы бронетанковой техники». И пока враг мучится в поисках информации о стоимости производства украинского «Булата», скрытые государственной тайной 80 млрд стали вторым после нефтегазового сектора источником коррупции и разворовывания людских денег.

Поэтому неудивительно, что, предоставляя Украине техническую помощь и вооружения, партнеры Украины хотят убедиться, что их ресурсы, приобретенные их налогоплательщиками, не пойдут на коррупционный «распил». Однако в законопроекте о национальной безопасности вместо детализации контроля оборонного бюджета пересказывают общие полномочия Верховной Рады. Оно и понятно, ведь иначе президенту придется объяснить людям, почему два американских катера класса «Айленд», предоставленные Украине безвозмездно, почти год стоят в порту Балтимора, а Министерство обороны Украины в настоящее время закупает у «Ленинской кузницы» производство катеров класса «Гриша» за 800 млн грн.

Важным элементом гражданского контроля, в частности контроля над оборонным бюджетом, в демократиях является гражданский (не военный) министр обороны, подконтрольный парламенту. Именно министр должен отвечать за формирование оборонной политики и расходов на оборону. Законопроект действительно вводит гражданского министра, только подчиняет его президенту Украины. А под шумок делает подотчетным президенту еще и весь Кабинет министров.

Демократия невозможна без уважения к солдату. Солдаты не рождаются в военной форме и не являются собственностью генералов. Украинских солдат рождают, воспитывают и содержат украинские семьи. Солдаты нуждаются в такой же свободе и уважении к их достоинству, как и любой другой человек, включая одежду, пищу, быт и отношения. Военная обязанность ставит солдата в жесткую субординацию к высшему руководству и делает его уязвимым к командирскому произволу. Наиболее эффективным из доселе придуманных предохранителей является способность парламентера, представляющего украинские семьи, проверить, как к их детям относятся генералы.

Оборонный комитет Конгресса Соединенных Штатов согласовывает назначение с президентом всех американских генералов, оценивая, прежде всего, их этические достоинства. Таким образом, Конгресс контролирует также президента как верховного главнокомандующего. Поэтому в Соединенных Штатах невозможно унижение солдат, как на нашем полигоне «Широкий лан». А если бы подобное и случилось, то прокуроры преследовали бы генерала, унижающего солдат и армию, а не солдата, который сделал достоянием гласности фото такого унижения. В законопроекте о национальной безопасности вы не найдете упоминания об ответственности военных перед парламентом. Потому что президент верит, что гражданский контроль над военными осуществляет он сам. А его же, как известно, контролировать никто не смеет, ибо он не какой-то там американский, а украинский президент.

При таких обстоятельствах не следует надеяться, что болото на «Широком лане» высохнет. А вместе с тем не следует ожидать, что украинцы будут выстраиваться в очередь в ряды вооруженных сил, чтобы в том болоте побарахтаться.

Отдельной интригой законопроекта должно было стать установление парламентского контроля над спецслужбами. Чтобы немного отвлечь Службу безопасности от преследования украинского бизнеса и политических оппонентов президента. Законопроект даже предполагает создание парламентского комитета по вопросам разведки и спецслужб. Но, учитывая тотальный контроль президента над спецслужбами и разведкой, нынешние полномочия парламентских комитетов и тайный безопасностный бюджет, создание такого комитета изменит разве что траекторию финансовых потоков.

Систему парламентского контроля над введением военного положения разрушило еще и принятие закона о так называемой реинтеграции. Тогда в тело реинтеграционного закона вписали, что военные в мирное время могут ограничивать права человека, которые, согласно Конституции, мировому историческому опыту и здравому смыслу, можно ограничивать лишь в условиях военного положения. Поскольку если в условиях военного положения военные останавливают ваше авто, проникают в жилище или обыскивают, это можно обосновать боевыми действиями и соображениями безопасности. А если военные это делают в условиях мирного времени, это военная диктатура. Очевидно, что законопроект о национальной безопасности ситуацию не улучшает. И нам с вами еще придется узнать, с какой целью президент ввел условия для военной диктатуры, прикрыв их реинтеграцией.

Тем самым реинтеграционный закон разрушил и парламентский контроль над применением вооруженных сил. Законопроект о национальной безопасности ситуацию не исправляет. Поэтому не удивляемся, что наши военные, которым мы в 2014-м аплодировали за уничтожения врага, в 2018-м сидят на скамье подсудимых за убийство. Ведь без решения верховного главнокомандующего о применении вооруженных сил в связи с агрессией, каждого, кто применил оружие, можно судить за убийство по законам мирного времени. Также без парламентского контроля над применением вооруженных сил не следует удивляться, если однажды на Майдан или на Грушевского выедут украинские войска, но не для парада.

От законопроекта о национальной безопасности ожидали еще одного сверхважного изменения для вооруженных сил, которое умно названо «Системой командования и контроля». В жизни это означает ответственность за людей и материальные ресурсы во время подготовки и выполнения задач.

Мы радуемся, когда в Международном центре миротворчества и безопасности в Яворове солдаты стран — участниц НАТО готовят наши военные подразделения — вплоть до уровня батальона — командовать и управлять войсками, согласно стандартам альянса. Их учат, как не ожидать от генерала решения о выполнении задачи, а быть способным принимать его на уровне батальона, роты, взвода. В условиях боевых действий чем ближе решение к солдату, тем более защищенной является его жизнь. Потому что командиру боевого подразделения всегда видно лучше, чем в кабинете Генштаба.

Но как должны чувствовать себя наши наученные войска, когда они возвращаются к своим бригадам и их знания становятся несовместимыми с реальностью? Видишь угрозу — звони в батальон, батальон — в бригаду, бригада — в Генштаб, Генштаб — в штаб АТЦ, штаб АТЦ — в трехстороннюю контактную минскую группу… Как следствие — за четыре года войны мы не знаем автора ни одного приказа, кроме генерала Назарова, из которого в лучших традициях сделали козла отпущения. А войну для нас до сих пор ведет пресс-секретарь АТО.

Не лучше состояние дел и с ответственностью за материальные ресурсы. Водителя-механика танкового подразделения заставляют выплачивать 100 тыс. грн за ремонт танкового двигателя. И не имеет значения, что причастность его к поломке не доказана. В то время как из оборонного бюджета разворовываются сотни миллионов гривен, и танкоремонтным заводам из-за «откатов» остаются деньги только на новую зеленую краску, военная служба правопорядка и военная прокуратура тщательно выполняют планы взыскания убытков, причиненных технике и вооружению, с военнослужащих.

Изменения в системе командования и управления, предложенные в законопроекте о национальной безопасности, можно описать библейской формулой: есть один президент, который, как Бог, все сотворил и всем управляет. Правда, президент, в отличие от Бога, должен быть ответственным перед людьми. Законопроект действительно предлагает ввести должности отдельно главнокомандующего, отдельно начальника Генерального штаба и командующего объединенных сил. Однако нет никакого порядка взаимодействия между ними. Зато все они будут подчинены президенту, чтобы конкурировать и ни за что не отвечать. А будет отвечать за все министр обороны, у которого, как мы знаем, нет полномочий.

И вишенкой на пирожном национальной системы командования и управления, согласно законопроекту, должна стать уникальная роль секретаря СНБО. Который в принципе ни за что ни перед кем не отвечает, но который «осуществляет в период между заседаниями Совета национальной безопасности и обороны Украины (то есть всегда) координацию и контроль над выполнением центральными и местными органами исполнительной власти, правоохранительными органами, военными формированиями решений Совета национальной безопасности и обороны Украины, введенных в действие указами президента Украины». Можете поздравить вновь назначенного вице-президента.

Каждый раз, когда обсуждается гражданский парламентский контроль, кто-то замечает: «Да вы видели наш парламент? Что он может контролировать?» Но парламент таким и будет, пока люди не начнут выбирать тех, кому они готовы доверить контроль над расходованием своих денег и применением силы против себя.

Каждый раз, когда обсуждается изменение системы командования и контроля, кто-то предостерегает: «Армия во время войны не может менять систему командования». Но именно нынешняя система командования и управления стала одной из причин войны и остается сейчас главным препятствием для развития армии.

Без контроля над оборонными расходами, без изменения командования и управления вооруженными силами о вступлении в НАТО можно будет писать хоть в Конституции, хоть на заборе — эффект будет одинаков.

К сожалению, законопроект о национальной безопасности авторства президента несовместим не только с НАТО. Он несовместим с сохранением, развитием и эффективностью украинской армии, а следовательно — несовместим с жизнью украинского государства.

В ночь на 27 ноября 2014 г. под стенами украинского парламента журналисты выжидали, надеясь увидеть подписанное коалиционное соглашение. Тем временем в стенах парламента также выжидали представители четырех фракций будущей коалиции. Не хватало одной подписи — представителя БПП. Камнем преткновения стала единственная фраза коалиционного соглашения: «восстановление политического курса на реинтеграцию в Евроатлантическое безопасностное пространство и обретение членства в организации Североатлантического договора». Накануне подписания представители фракции имени президента озвучили требование руководителя государства и их ультиматум — они готовы подписать коалиционное соглашение лишь при условии изъятия фразы о намерении стать членом НАТО. По неофициальной информации, таким было предложение министра иностранных дел России, с которым он обратился к тогдашнему руководителю администрации президента.

Пятичасовое позиционное «стояние» завершилось далеко за полночь. Коалиционное соглашение подписали. Фразу о намерении стать членом НАТО сохранили. Но кажется, что именно в ту ночь президент Украины был искренним.