Когда президент Порошенко, комментируя провал КПУ на выборах, заявил о том, что осудить компартию должен не суд, не власть и т.п., а "народ Украины", — все сразу встало на свои места. И олигархи, которых (поменяй им пиджак) не отличишь от члена Политбюро, и вчерашние активисты, которые, получив должность, тут же перерождаются в кондовых чиновников, и журналисты, дружно готовые "не раскачивать лодку". И я, наверное, впервые в жизни остро ощутила солидарность с евреями, по сей день разыскивающими, преследующими и тянущими к суду бывших нацистов — дряхлых старцев уже и так одной ногой стоящих в могиле. Чтобы не успели улизнуть на тот свет без справедливого человеческого суда. "Это нужно не мертвым, это нужно живым" — забить осиновый кол в сердце людоедской системы, чтобы она, наконец, умерла. Окончательно и навсегда.

Нет, мы этого так и не сделали. И, судя по речи президента, не собираемся — мы продолжаем встраиваться в эту систему и искренне не понимаем: почему все так криво получается. Мы не понимаем, что и нынешняя наша война ведется все той же системой — она ощутила
серьезную угрозу и принимает экстренные меры ради собственного выживания. Это вообще не какая-то "новая" война — мы все еще не можем закончить предыдущую.

Речь вовсе не о людях, заинтересованных именно в этой системе, потому что научились в ней жить и жить неплохо. А о самой "системе вещей", использующей людей, подчиняющей их себе, заставляющей действовать так, а не иначе. Эта система инертна, она владеет нами уже несколько десятков лет. Когда поступки и выступления людей у власти кажутся вам абсурдными и даже убийственными как для страны в целом, так и для их личной политической карьеры, — вы воочию видите, как хвост виляет собакой. Например, когда власть и журналисты с подачи власти дискредитируют волонтерское движение помощи фронту — это почти губительно и для воюющей страны, и для репутации этих политиков. Рост волонтерского движения, как зародыш гражданского общества, — децентрализованный, не поддающийся контролю и манипуляциям со стороны власти — прямая угроза политической системе, сложившейся и заматеревшей в эпоху СССР.

Именно поэтому никто не собирается осуждать коммунизм. Ему позволят просто уйти "на свалку истории". И даром, отправляя что-то на свалку вместо того, чтобы изучить, расследовать, дать оценки — мы всю свою историю действительно превращаем в свалку. Или, скорее, в канализацию.

Со школьной скамьи мы привыкали верить в "роль личности в истории", полагаться на "человеческий фактор" — и не видеть за деревьями личностей леса-системы. И это мы-то, знавшие Систему не по книгам и синематографу — сверху донизу, с детского сада до Политбюро! Видевшие, как мало значит в этой системе индивидуальное усилие. Знающие, как люди, вырвавшие победу у Гитлера во Второй мировой, прошедшие от Волги до Берлина, делившие последнюю самокрутку на двоих, закрывавшие собой товарищей, ложившиеся под танк со связкой гранат — эти несомненные смельчаки, герои, супермены — дома, на своем заводе/институте/лестничной площадке/колхозе оказывались конформистами, а иногда — и трусами, стукачами, крысами. Не потому, что такими были рождены — война-то показала, что они вполне могут быть героями — а потому, что "такая была жизнь".

Упавшая нам в руки независимость, первичное накопление капитала в 90-е, новый застой в эпоху Кучмы, косметический национализм Ющенко, беспредел Януковича, весь наш клоунский политический процесс, где и "левые" и "правые", и "красные", и "жовто-блакитные" оказывались совершенно однотонными и одинаково безыдейными, т.е. строго говоря "однопартийными" — все это было зыбью на поверхности при относительной стабильности глубин. Нельзя сказать, что совсем ничего не менялось в сокровенных внутренних общественных процессах — стал же возможен Майдан, например. Но революция, к сожалению, не гарантирует глубинных системных изменений в обществе.

Победить эту систему — означает победить совок, укоренившийся в нас самих. Победить конформизм и двойную мораль, почти за сто лет ставших основной стратегией выживания. И никакие "сорок лет по пустыне", — последнее, на что уповают самые неисправимые оптимисты — не спасут. Потому что (даже если мы уже в пустыне) мы носим свой плен в себе и передаем его по наследству.

Назвав свою революцию "революцией достоинства", мы интуитивно ухватили суть необходимых изменений. Достоинство — это, в частности, неприятие лжи, в том числе, той ее коварной разновидности, которую мы называем "двойной моралью", той, которая кроется в подмене понятий. Но потом оказалось, что это просто удачное название. Двойная мораль снова выжила, осталась с нами. Болезнь, которую мы почти диагностировали, в последний момент ускользнула из поля зрения, прикрывшись пылью очередного упавшего с постамента Ильича. Символическая жертва в очередной раз была принесена "во искупление" — и ничего на самом деле не искупила.

А завтра была война. Которая всегда — хаос и бардак. И в которой поэтому так удобно прятать концы в воду. Нам был предложен целый список возможных врагов, из которого каждый мог выбрать то, что соответствует его вкусам и темпераменту: Путин, Стрелков, Россия, "даунбасс", "лугандоны", снова Путин, "Русский мир", раша тудэй, еще раз Стрелков и Киселев (один или оба?), Путин и Пушкин (кстати тоже), РПЦ и патриарх ея лично. Врагов так много, что искать еще кого-то — просто нет смысла. А потому этот враг, как магический кощей, обретя множество имен и ликов, ускользает из пальцев при малейшей попытке его ухватить.

Впрочем, мы не слишком-то и стараемся. Мы тоже — всего лишь люди и готовы идти по пути наименьшего сопротивления. Пока были на революционно-патриотическом подъеме, мы твердили: "ни пяди родной земли" (ну прям как те "деды, которые воевали"). Теперь мы с огромным облегчением повторяем мантры "Донбасс не нужен" и "сбрасывание балласта" — это куда приятнее, чем признать, что мы его не сбросили, а потеряли в результате проигранной бездарной военной кампании. И теперь на его месте — некая неопределенность, темное пятно на карте и, что мучительней, —на душе травма, с которой срочно надо что-то делать, чтобы "начать новую жизнь с чистого листа".

Мы вообще в последнее время подозрительно много сил и слов тратим именно на забалтывание травмы, а не на борьбу с реальными обстоятельствами.

Возможно, это началось с лингвистического компромисса — "АТО" вместо "война". Эта подмена понятий оказалась удобной для всех — для украинской власти, России, Европы и для нас самих. Потому что если там "террористы", то все просто. Террористы — это кучка злодеев (пускай даже большая кучка), а те, кто не прямо террористы, значит — "пособники" террористов и нет никакой нужды разбираться в мотивах и причинах этой "вспышки терроризма" во вчера еще самом советско-конформистском регионе страны. Спишем на "зомбоящик" и то, что все они там — "скотское быдло".

Это стало большим облегчением для всех нас. Потому что разбираясь в мотивах, пытаясь понять этих людей — мы рискуем много неприятного узнать о самих себе. Куда приятнее назвать "совок" в собственной голове "донбассом" и локализовать его где-нибудь подальше, на восточной границе, чем иметь с ним дело каждый день, выдавливать из себя по капле. Куда удобнее канализировать свои травмы, страхи, негативные эмоции "в Донбасс": хамство, насилие, алкоголизм и наркомания, сиротство обоих видов, мракобесие и рабство, глупость и "вата", просто скотство — это все "там", "где-то", "где нас нет".

Язык ненависти, который мы практикуем в отношении Донбасса — это наша личная психотерапия. Мы поддерживаем статус Донбасса как канализации. Мы канализируем туда собственные эмоции и травмы, а, например, Путин канализирует туда эмоции и травмы своего народонаселения. А еще он отправляет туда отечественных каналий — казачков, безработных, нациков и просто горячие головы. И наша система по мере сил точно так же поступает с украинскими парнями, готовыми рисковать собой, бороться, стоять насмерть. Ведь для системы made-in-USSR, стремящейся сейчас выжить, они опасны — это они и им подобные нанесли по ней колоссальный удар последним Майданом. Теперь она срочно пытается нейтрализовать это напряжение. Частично включив в себя и переварив часть этой человекоэнергии — комбатов, журналистов, активистов и прочих — выдав им в качестве отступного мандаты и должности. А часть — спуская все в ту же канализацию. "В Донбасс", как пишут теперь некоторые российские коллеги.

Наши психотерапевтичекие мантры — тоже до боли узнаваемы. "Не забудем, не простим" — калька советского плаката. Вот только что "не забудем", и кого именно "не простим" — не уточняется. Каждый может подставить в эту формулу собственного врага. А потом с чистой совестью спустить в унитаз — коммунистической партии, как видите, все забыли, простили и с миром отправили "на свалку истории". И никто не протестовал — ни от имени жертв репрессий, ни от имени заморенных голодом, ни от имени депортированных. У наших мертвых по-прежнему нет голоса живых, нет их сочувствия — а значит, не может быть ни преемственности, ни истории, ни народа.

Или, скажем, распространенное "так им и надо", "нам их не жалко", "они сами этого хотели". Кого "не жалко"? Кто и чего "хотел"? Война не делает людей лучше — но никто из нас не готов признать, что это сказано не только о "них", но и о нас. Наше злорадство по поводу умирающих от голода луганских пенсионеров или замерзающих в Якутии беженцев, наше дружное брызганье слюной в адрес коллективного "предателя" — это не просто низко с нашей стороны, это еще и опасно. Потому что вместо того, чтобы четко диагностировать заболевание и вырвать его из тела нашего общества с корнем, эти мантры затягивают нас в паллиативную психотерапию.

Теперь мы очень рассчитываем на новоизбранный парламент. Многие считают, что это — победа. Ведь началась, наконец, какая-то ротация элит. "Отсохли", наконец, коммунисты. Но станут ли "новые лица" критической массой, способной переломить систему made-in-USSR? Или она перемелет и переварит эту "новую плоть и кровь" в рекордные сроки — в конце концов, на ее стороне энтропия?

Ведь мы уже не раз имели возможность убедиться в том, как быстро вчерашние революционеры, активисты и авторитеты, став чиновниками встраиваются в систему бюрократии и начинают смотреть глазами системы, защищать ее. И тогда нам кажется, что "мы обманулись в человеке", что достаточно его заменить — и дело с концом. Но замены не помогают. И все равно в голову не приходит, что это, наверное, не "они такие", это "мы все — такие". Мы поддерживаем систему, мы — ее часть, поэтому, только преодолевая себя, мы начнем менять систему.

Журналисту, например, куда проще (и доходнее) "не раскачивать лодку", кормить реципиента успокоительными таблетками — период, мол, сложный, не надо мешать власти, у нее же обязательно "есть виденье", "больше информации чем у нас", "план" и проч. Куда проще обращать оружие не против власти, а против ее критиков, мешающих системе и дальше сохранять себя. А вы представьте, например, что год назад, вместо того, чтобы выйти на Майдан и додавить его, мы принялись бы уговаривать друг друга "не мешать президенту", что "раз он не подписал ассоциацию, у него есть на то причины", "у него есть план", "ему и так тяжело — на него давит Путин" и тому подобное, прочно прописавшееся в нашем нынешнем "ежедневном я". Это же так удобно — отдать все на откуп очередному "папе", которому "нельзя мешать, пока он работает". Но то, что удобно нам — удобно и системе.

Мы сделали шаг от революции к эволюции — и шаг довольно широкий. Но при всех преимуществах эволюции перед революцией — это долгий путь, а на долгом пути легко заблудиться — на древе эволюции множество тупиковых веток. Мы постепенно учимся жить не по-советски. Первые признаки эволюции прорастают у нас на глазах. Надо дать им шанс.

Система, которой мы так и не сломали хребет во время революции, все еще может измениться эволюционным путем — если только мы будем осознавать ее, узнавать в каждом проявлении и крепко держать за горло. Чтобы "достоинство", которое мы сделали знаменем нашей революции, не протекло у нас между пальцами и не ушло в землю — вслед за нашими мертвыми.