Первое официальное сообщение о катастрофе на ЧАЭС, переданное ТАСС, состояло всего из 29 слов: «На Чернобыльской атомной электростанции произошел несчастный случай. Один из реакторов получил повреждение. Принимаются меры с целью устранения последствий инцидента. Пострадавшим оказана необходимая помощь. Создана правительственная комиссия для расследования происшедшего». Прозвучало это 28 апреля в 21:00 по московскому времени — с момента аварии прошло 67,5 часа.
Жителям Припяти «повезло» больше: диктор городской радиотрансляционной сети обратился к ним спустя 36 часов после взрыва, потратив на передачу сообщения две с половиной минуты эфирного времени и 154 слова. Речь шла о «временной эвакуации» в связи с «неблагоприятной радиационной обстановкой».
Если бы знать всю правду
С тех пор прошло 28 лет, и слово «ложь» рядом со словом «Чернобыль» встречается так же часто, как слова «радиация» и «реактор». Появилось и устойчивое словосочетание: «правда о Чернобыле», само собой подразумевающее, что всей правды мы до сих пор не знаем и, возможно, никогда уже и не узнаем. Практически каждый год в СМИ всплывает «датская сенсация» — то новые версии причин взрыва (уже, к счастью, не связанные с диверсией ЦРУ или экспериментами марсиан), то новые, уточненные данные о жертвах и масштабах трагедии.
А говоря жертвах, неизменно приходится возвращаться к одному и тому же: сколько человек удалось бы спасти от радиоактивного заражения, если бы население было своевременно информировано об аварии. И всегда ставят в пример Швецию: мол, местные СМИ сообщили о резком росте уровня радиации даже раньше советских.
Кстати сказать, именно после Чернобыльской катастрофы в законодательстве СССР (а потом и государств, образовавшихся после его распада) появилась норма об уголовной ответственности за намеренное сокрытие или не доведение до населения информации о последствиях экологических катастроф и техногенных аварий. Было законодательно закреплено, что информация, относящаяся к экологической безопасности мест, не может быть классифицирована как секретная.
Правда, от исследователей, занимающихся чернобыльской тематикой, периодически поступают сигналы, что хоть гриф секретности с нужных документов и снят, но получить к ним доступ непросто: остаются «несекретные» ограничения вроде «для служебного пользования». А часть материалов просто куда-то делась.
Объяснение продолжающемуся «мягкому» замалчиванию, как правило, дается очень даже правдоподобное: государство все еще заинтересовано в том, чтобы уменьшить масштабы трагедии — это позволяет экономить на выплатах потенциальным жертвам аварии. При этом, однако, количество официальных «чернобыльцев» в Украине давно перевалило за два миллиона — но какой процент из них составляют липовые ликвидаторы и пострадавшие, точно не знает никто. Проще узнать, сколько стоит корочка первой категории, — в среднем $3 тысячи.
Технологии обмана
Вот о том, как молчали, врали, недоговаривали о Чернобыле, как манипулировали общественным мнением и переключали внимание советские СМИ, известно почти все. Любой человек, интересующийся информационными технологиями, может провести соответствующие исследования самостоятельно: в библиотеках хранятся подшивки газет за 1986 год — бери любую.
Вот, например, «Правда» 2 мая удачно использует прием опровержения: «Некоторые агентства на Западе распространяют слухи о том, что якобы при аварии на АЭС погибли тысячи людей. Как уже сообщалось, фактически погибли 2 человека, госпитализировано всего 197; из них 49 покинули госпиталь после обследования. Работа предприятий, колхозов, совхозов и учреждений идет нормально».
А вот «Труд» 7 мая переключает внимание на воспевание партии родной: «Во время аварии большинство коммунистов проявили настоящий героизм. Реально оценив обстановку, люди действовали самоотверженно, дезертиров не было, никто не отказывался от работы, каждый исполнял свой долг».
«Комсомолка» от 9 мая эксплуатирует образ врага: «Израильское радио перещеголяло собратьев по дезинформации. Сообщило: город полностью сожжен, люди, бросив все, уехали, Киев мертв и пуст. […] Запад не упускает ни малейшей возможности для разжигания ненависти не только против Советского Союза, но и всех прогрессивных государств».
При особом желании можно порыться и в телеархивах, но самого интересного там все равно не найти, потому что: «Впервые съемочная группа украинского телевидения была послана в Чернобыль 2 мая, однако телевизионщиков к объекту не допустили: «Режимники» сначала говорили «да», потом «нет», потом отфутболили куда-то. Короче — не сняли». Только шестого мая по республиканскому телевидению к населению обратился министр здравоохранения УССР Анатолий Романенко», — пишет Юрий Щербак в книге «Чернобыль».
Кстати, о врагах и «некоторых агентствах»: по единодушному мнению специалистов, СССР информационную войну (глупо отрицать, что она действительно велась) Западу проиграл вчистую. Что неудивительно: тот, кто утаивает информацию, всегда находится в более слабой позиции. Да и само утаивание — неэффективный с точки зрения ресурсозатрат процесс: дешевле запустить дезу, чем перекрыть все (!) каналы утечки информации.
Убогость советского информационного оружия станет еще заметнее, если вспомнить, что всего через пять лет после Чернобыля начнется война в Персидском заливе — первая, которую назовут «телевизионной», «войной в прямом эфире» и которая будет выиграна в том числе благодаря картинке, сформированной в глобальных СМИ.
А одно из объяснений краха СССР как раз и основано на том, что советская система была нежизнеспособна как раз из-за отсутствия нормального обмена информацией между частями системы. И Чернобыль был далеко не первым ЧП, масштабы и последствия которого пытались скрыть; историки легко назовут еще с десяток природных и техногенных катастроф, окруженных стеной молчания: Кыштымская авария (1957), катастрофа на Байконуре (1960), радиационная авария на заводе «Красное Сормово» (1970), эпидемия сибирской язвы в Свердловске (1979)…
Иммунитет не выработан
Говоря именно об информационных последствиях Чернобыля, конечно, следует упомянуть о подрыве доверия к официальным СМИ и пропаганде — но как раз этот аспект не преувеличивать: граждане СССР в целом понимали, как работают советские СМИ.
Впрочем, здесь все равно до сих пор наблюдается определенный парадокс: неоднократно подтверждено социсследованиями, что украинцы верят независимым СМИ больше, чем любому другому общественному институту, но при этом, отвечая на уточняющие вопросы социологов, допускают наличие множества причин, по которым СМИ умышленно предоставляют искаженную информацию.
Любопытная деталь: большинство россиян (62%) признались, что больше доверяют государственным СМИ, чем негосударственным (16%). А 72% полагают, что в интересах государства о некоторых проблемах можно умалчивать, 54% — что при освещении подобных тем можно искажать информацию.
Впрочем, зачем далеко ходить. Свежайший украинский пример того, как государство и СМИ не могут определиться с масштабами трагедии, — Евромайдан. По состоянию на 14 апреля официально подтвержденное количество жертв акций протеста — 106 человек, при этом еще 120 числятся пропавшими без вести. Но есть данные, что пропавших гораздо больше, возможно, около трехсот. И чем больше цифра — тем ее происхождение более размыто. Но вот в СМИ выступают некие очевидцы-волонтеры, заявляющие о… 780 погибших, и уже огромное количество людей готовы принять эту цифру («правду от нас скрывают!»), самостоятельно выискивая ее подтверждения (слухи о сожженных наспех трупах в киевских крематориях, безымянных могилах в пригородных селах).
Да, придется еще вспомнить, что за минувшие три десятилетия в действие вступил новый мощнейший фактор — Интернет… Интересно и страшно смоделировать ситуацию вокруг Чернобыля, если бы в качестве носителя информации об аварии в конце апреля 1986-го выступали не слухи, а социальные сети.
