В дни Великого поста православные молятся, избегают искушений, послушно исполняют Христовы заповеди. Примирение духовного и телесного через внутреннее восприятие христианского милосердия является добром и реальной добродетелью.
Досадно, но в интеллектуальной среде не утихают страсти вокруг Голодомора, определения количества его жертв, почтения их памяти. Историки и демографы спорят о том, сколько нас было и погибло, какую часть гипотетически «оцифровали», а о ком забыли, не вспомнили. Одни строят, предлагая идею и структуру композиции второй очереди Музея Голодомора, другие выдумывают призрак «политизации».
Голодомор как явление и термин постановлений 1933-го — форма массового убийства людей искусственно организованным голодом, средство и следствие сталинской политики. Поэтому напрасно искать элементы политизации, поскольку Голодомор — политика геноцида. Закон Украины от 28 ноября 2006 г. о признании Голодомора 1932–1933 гг. геноцидом украинского народа подтверждает исторический факт политической и правовой оценки. В этих обстоятельствах политизацией может быть лишь его публичное отрицание или же нивелирование геноцидной составляющей части, выдумывание всяческих неологизмов (этноцид, социоцид и т.п.).
Какими мы должны быть на нашем пути к Храму, то есть к современному Музею Голодомора? Искренними и честными в намерениях творить добро, профессиональными и конструктивными, предприимчивыми и последовательными, с верой во всепобеждающую силу правды над несправедливостью. В 2006 г., формируя исторические доказательства Голодомора-геноцида, мы с профессором С.Кульчицким надеялись на его правовое признание в Верховной Раде Украины. Юрист-международник В.Василенко, опираясь на документальную базу, написал проект закона, который, несмотря на сопротивление пророссийских сил, приняли 233 голосами. 25 ноября президент Украины П.Порошенко инициировал подготовку закона о наказании за сознательное отрицание Голодомора и Холокоста. Ведь есть еще безумцы, которые не признают этих преступлений против человечности. Например, Российская Федерация не считает Голодомор историческим фактом. Фраза горьковского Клима Самгина «А может быть, мальчика и не было?» — «загадочная» черта российской ментальности: в Крыму — «зеленые человечки», в Донбассе — кочевые племена «ихтамнетов», а пассажирские самолеты сбивают пришельцы. Ни раскаяния, ни искупления. Выморили голодом украинцев Кубани, народы Северного Кавказа и Поволжья, казахов, а взамен — обычное для российских придворных «Молчать!» Поэтому Государственная дума и не хочет признавать Голодомор на территории РСФСР.
Нам хватает своих хлопот. В 2008 г., благодаря усилиям президента В.Ющенко, создали Национальный музей «Мемориал жертв Голодомора». Удивительно, но первым директором назначили майора милиции, который на ужасном суржике в присутствии иностранных дипломатов называл украинцев соучастниками Голодомора. Украинский институт национальной памяти, возглавляемый И.Юхновским, успел издать 19 мемориальных книг памяти, несколько сборников документов, «Хронику Голодомора», провести несколько международных конференций. А потом — реванш Партии регионов, реорганизация УИНП, отрицание В.Януковичем Голодомора-геноцида с высокой трибуны ПАСЕ 27 апреля 2010 г. Я послал тогда протест от лица Ассоциации исследователей голодоморов, но подписать его согласились лишь несколько человек. Выступление В.Януковича публично осудили А.Лозинский, М.Кочерга, М.Мищенко (все из США), И.Магрицкая, Л.Лукьяненко, О.Ушинский, А.Веселова. Другие «моральные авторитеты нации» почему-то молчали.
В 2010–2013 гг., когда на государственном уровне отрицали Голодомор-геноцид, мемориальную инициативу взял на себя Общественный комитет по чествованию памяти жертв Голодомора. Его возглавил И.Васюник. Удалось продолжить мемориальный ход и акцию «Зажги свечу», провести вечер-реквием в Национальной опере, начать в 2015–2017 гг. художественную программу «Хорал бессмертия» в Национальной филармонии. Без идеологического пафоса, официальных лиц — только украинская община, культурно-художественная элита Украины во главе с виртуозной пианисткой Евгенией Басалаевой. Таким и должно быть мемориальное мероприятие — искренним, трогательным, христианским.
В 2016–2018 гг. в Музее Голодомора работает группа историков, культурологов, музейных работников Киева. В дискуссиях отчаянных, но конструктивных и доброжелательных выстраивается оптимальная концепция будущей музейной композиции. Она почти завершена, но впереди трудная и длительная работа по ее реализации. Национальный музей «Мемориал жертв Голодомора» как государственное учреждение и субъект комеморативной деятельности имеет уставные полномочия по разработке формы и структуры композиционной части второй очереди музея. Академическое сообщество может приобщиться конструктивными советами, документальным обеспечением будущих выставок, а не высказыванием беспокойства по поводу политизации. Что означает «политизация»? Это экспозиции «Жертвы Голодомора», «Голодомор-геноцид в Украине», более семи миллионов замученных украинцев?! Какое содержание вкладывают в понятие «политизация» авторы обращения, недавно опубликованного в Интернете? Представьте, хотя бы на минуту, аполитичный музей Холокоста. Каким он должен быть? Центром прославления нацистов, героизации Гитлера, Геббельса, нивелирования геноцидной составляющей части через ложную политологическую фразеологию?! Он обречен на политизацию, поскольку геноцид евреев — системная и последовательная политика нацистов в 1933–1945 гг.
30 лет назад профессор С.Кульчицкий имел неосторожность подписать письмо об отрицании факта голода 1932–1933 гг. Тень прошлого не покидает ученого. Ему напоминают об этом критики, оппоненты, порой слишком придирчиво. На этот раз он не поставил исторический автограф на письме от 12 февраля 2018 г. Однако высказал свое личное видение в статье «Голодомор — 1933: мифы и реальность», ZN.UA, 16.02.2018 г.). Отдельные положения и выводы, декларируемые ученым, показались мне весьма категоричными и все-таки сомнительными.
Определение «общесоюзный голод», постоянно используемое С.Кульчицким, стало его историографическим кредо. Для российских историков оно является классической парадигмой: «Голод был везде, голода не было нигде». На самом деле термин «общесоюзный» (кое-кто из российских историков допускает наличие «интернационального голода») является попыткой нивелировать особое (национальное) и единичное (Голодомор в Украине) через стандартизацию и унификацию общего. Исторический термин «голод в СССР» намного адекватнее, чем политологический «общесоюзный», поскольку первый предполагает его республиканский контекст. Коллективизация и реквизиции, по убеждению С.Кульчицкого, — это «общесоюзные явления». Замечу, что ноябрьский (1929 г.) пленум ЦК ВКП(б) заслушал доклад генерального секретаря ЦК КП(б)У С.Косиора об обобществлении сельского хозяйства Украины (образец коллективизации). Формально «национальные особенности» коллективизации наблюдались в Средней Азии, на Закавказье. Темпы обобществления отличались не только в республиках, но и в их природно-географических и административных регионах (наличие специфики).
События и явления происходят, а факты устанавливаются. Голод как социально-физиологическое явление, даже как фактор влияния на индивида достаточно исчерпывающе описали социолог П.Сорокин, антропологи 1920-х гг. в Украине. Применяя понятие «общесоюзный голод», уважаемый С.Кульчицкий, наверное, имел в виду организованный голод. Если существовал «общесоюзный голод», то какой регион СССР стал его эпицентром? В 1929–1931 гг., то есть в условиях принудительной коллективизации, массового голода в Украине не было, кроме случаев локального голодания весной 1929 г. Мой коллега убежден, что «общесоюзный голод в Украине» продолжался до ноября 1932 г. На территории соседних областей (Курской, Воронежской, Белгородской), судя по документальному изданию «Голод в СССР», массовый голод не зафиксирован. В первой половине 1932 г. он охватил 130 районов Украины, приобрел признаки голодомора, о чем писали крестьяне, докладывали В.Чубарь и Г.Петровский в письмах И.Сталину от 10 июня 1932 г. «Всеукраинский староста» даже использовал вопрос крестьян «Зачем создали искусственный голод?»
Распространялись эпидемии тифа и малярии (свыше 2 млн больных в 1933 г.). Организованный голод отличался причинно-следственными, административно-территориальными, социальными, национальными признаками интенсивности голодания. Странный, по моему мнению, вывод С.Кульчицкого, что «общесоюзный голод» был вызван социально-экономическими причинами, которые не подпадают под определения Конвенции ООН о геноциде от 9 декабря 1948 г. Оказывается, в Украине был «особый общесоюзный голод». Наличие «особой особенности» — это признание уникальности явления, его неповторимости и самобытности, то есть единичности. Отличие состояло не в объемах изъятого хлеба, продовольствия, интенсивности применения репрессивных форм (режима «черных досок» с 1931 г. и т.п.). Общесоюзный хлебозаготовительный план — лишь директива, номенклатурный прогноз. Другое дело его республиканская разверстка по областям, районам, социально-экономическим секторам, «план ко двору». Это — исторические и рукотворные формы политики террора голодом, а не просто причина. Их применение имеет вполне выразительный социально-национальный сегмент (национальные районы, национальный состав крестьянских дворов в пределах сельсовета, села, хутора). Политика хлебозаготовки — это сознательное «действие с намерением» системного и продолжительного лишения продовольствия, создания несовместимых с жизнью условий. Намерение должностных лиц (членов политбюро, наркомов, уполномоченных хлебозаготовки, лично И.Сталина, В.Молотова, Л.Кагановича, М.Хатаевича, П.Постышева) состоял в их персональной причастности к установлению конкретных объемов лишения крестьян продовольствия, в разработке соответствующих постановлений и инструкций. Это — действие, реализованное через организацию форм массового изъятия хлеба («черные доски», красные обозы, буксирные бригады, натуральные штрафы, репрессии против «саботажников» и т.п.). Даже бездеятельность должностных лиц, которые не отменили политику террора голодом, утаивание ими ее катастрофических последствий, отказ от своевременной помощи являются признаками преступления.
В «Энциклопедии Голодомора», которую я написал и готовлю в печать, изложены понятия «Голод», «Голодомор», «Геноцид», «Голодомор-геноцид», дано их научно-историческое толкование. Терминология, как показали недавние события в парламенте Польши, имеет важное значение. Историки и юристы, среди которых и коллега С.Кульчицкий, почему-то полюбили термин «украинский Голодомор». Иногда случается определение «украинский геноцид», будто украинцы были творцами голодомора и геноцида против самих себя. Слово «украинский» в указанном случае не является прилагательным и историческим обстоятельством места. Досадно, но в Канаде курсирует просветительский автобус с надписью The Ukrainian Genocide. При такой конструкции отождествляется субъект и объект лингвистического действия, таким образом термин означает соучастие украинцев в геноциде. Правильно говорить и писать «геноцид украинцев», «геноцид евреев, армян», «геноцид украинского народа», «Голодомор в Украине».
В интеллектуальном пространстве распространяется скептическое отношение к тексту Конвенции 1948 г. о геноциде. Она является общей нормой международного права, перечнем классических признаков геноцида, которые мы должны применять для классификации того или иного преступления. Вот и С.Кульчицкий, выясняя геноцидный составную часть Голодомора, задумался над вечным: что является «Событием и Процессом»? Обнаружился странный силлогизм: «событие — как геноцид», а «процесс — этноцид». Геноцид не событие, а лишь категория международного права, юридическое понятие прикладного применения для правовой оценки такого вида преступления. Событие и явление Голодомора в 1932–1933 гг. произошло, а их должная оценка, согласно норме международного права, установлена национальным законодательством (Закон Верховной Рады Украины от 28 ноября 2006 г., ст. 442 Уголовного кодекса Украины). Использование иной терминологии («социоцид», «этноцид») — это все от лукавого, интеллектуальная игра, иногда слишком манипулятивная. Субъективным, по моему мнению, является толкование базовых положений Конвенции 1948 г. исследовательницей Голодомора и истории ГУЛага Э.Эпплбом. Документ не имел моноэтнического применения, то есть лишь для оценки Холокоста. Отец термина «геноцид» Р.Лемкин считал «классическим примером советского геноцида» русификацию, преследование священников, репрессии против интеллигенции, «морение голодом» ради «систематического уничтожения украинской нации». Таким было его мнение в 1953 г., хотя в текст Конвенции попали другие признаки.
Наконец, что касается количества жертв Голодомора, то есть умерших: ведь были и пострадавшие (стадии истощения, хронические болезни, генетический страх и т.п.). Не стремление поднять цифру павших от искусственного голода в Украине, а тем более противопоставить ее шести миллионам жертв Холокоста, мотивирует «сторонников В.Ющенко». Мне лично не нравится пространная и абстрактная демографическая формула «7–10 млн человек». Правильно писать «7 млн в Украине и 3 млн вне ее». Именно так она упоминается в дипломатических рапортах 1930-х гг., в украинской диаспорной историографии. Количество жертв Холокоста, то есть 6 млн человек, определилось по интеллектуальному согласию: в 1944 г. его назвал И.Эренбург, позже вспомнили на Нюрнбергском процессе, она колебалась в пределах 4,8–6 млн в трудах разных исследователей. Никто не проникался наличием достоверной статистики (лагерной, нацистской, ведомственной, советской, иностранной). Согласились — и все. Циничная и человеконенавистническая форма физического уничтожения по национально-антропологическим признакам миллионов евреев ошеломляет. Поэтому цифра лишь конкретизирует размах преступления.
Для меня важно, чтобы за гипотетическими прогнозами и демографическими «оцифровками» не забыли тех, кто оказался вне абстрактных формул и графиков. А такая тенденция не миф, а реальность. Я не игнорирую выводов современных демографов о 3,9 млн потерь от Голодомора, а лишь подвергаю их научно-историческому сомнению, поскольку у меня для этого есть документальные основания. Недавно обнаруженные мной архивные уголовные дела репрессированных статистиков и демографов (начальника УНГО УССР А.Асаткина, демографов А.Хоменко и других) подтверждают несколько иную тенденцию «естественного прироста» в 1927–1937 гг. Украинские тогдашние демографы и номенклатурные статистики (К.Воблий, М.Птуха,Ю.Корчак-Чепуркивский, А.Хоменко, А.Асаткин), опираясь на классические методы статистико-демографического прогнозирования, надеялись в 1937 г. на 34,5–35,6 млн «общего населения» в УССР. Всесоюзная перепись населения 6 января 1937 г. зафиксировала 27,9 млн (28,2 млн человек с РККА и НКВД) населения в Украине. 15 января 1937 г. А.Асаткин информировал о «демографическом чуде» правительство. Следователь И.Хает, который потом допрашивал его, требовал от главного статистика признания, откуда взялась цифра ожидаемых 35 млн человек. 2 сентября 1937 г. А.Асаткина расстреляли, а до весны 1939-го — и остальных участников переписи. Таким образом, если сравнить гипотетический прогноз каждого из ученых и практиков тех лет с реальными результатами переписи, то получится: по формуле А.Хоменко (35,6 минус 27,9 млн) — 7,7 млн, А.Асаткина (35 минус 27,9) — 7,1 млн. Даже академик М.Птуха, который возглавлял тогда Институт демографии, не досчитался 6,6 млн человек. Не они вносили коррективы, а последствия Голодомора, его жертвы. Украинский статистик М.Сосновый, работая в 1942 г. в рабочей группе «Украина» Оперативного штаба А.Розенберга в Харькове, установил общую цифру умерших вследствие голода 1932–1933 гг. — 7,5 млн человек.
Современная демографическая наука в Украине установила порайонную обычную смертность в 1932–1933 гг. — максимум 28% (хотя были районы с более высокой интенсивностью смертности). Лишь цифра «наличествующего» сельского населения в Украине (25,5 млн) при таком уровне смертности от Голодомора дает в итоге 7,1 млн человек. Ведь порайонная смертность не абстрактная единица. Она касалась конкретного сельского населения. В городах умерло 0,6 млн человек. С какой стороны ни зайди, обстоятельства печальные. Реальные, а не мифические.
