Вряд ли сегодня найдется человек, сколь-нибудь убежденный в том, что московские стратеги отказались от идеи разрушения Украины. Режим Путина будет продолжать войну в различных формах. Да и возобновление обстрелов украинских войск сразу после выборов тоже симптоматично — Кремль будет щелкать затвором всякий раз, когда это ему выгодно.
Более того, принимая во внимание очевидные слабости Запада, нельзя игнорировать возможности повторного использования руководством соседнего государства «военной опции» уже будущей весной. Когда увязшему в выборной кампании Вашингтону будет не до Киева, а в Европе, затопленной беженцами и заинтересованной в возобновлении экономического сотрудничества с Россией, лишь возрастет желание вернуться в эру сытого благополучия.
Украинская власть в настоящее время увлечена мыслями об укреплении и перераспределении полномочий, рассеянные взгляды тех, кто вызвался быть лидерами в смутное время, направлены преимущественно на внутренних противников, а не на внешних врагов. Военная угроза перестала быть заметным раздражителем. Несмотря на то, что сирийский сигнал Путина о способности и возможности, махнув на всех рукой, вести бесконтактную войну, хоть и адресован в первую очередь Вашингтону, он не должен быть оставлен без внимания в и Киеве. Строительство военной базы РФ вблизи нашей восточной границы и настойчивое выбивание из Минска согласия на создание такой же железной цитадели в Беларуси — это уже явные сигналы Украине.
Некоторых возрождение 280-тысячной (согласно заявлению главы военного ведомства) постсоветской армии, оснащаемой преимущественно бронетранспортерами, а также отчасти танками и артсистемами времен империи, подвигло на заявления о способности нанести сильный удар в ответ на новую атаку. Самое время перечитать Макиавелли. «Сильный, но не смертельный удар часто означает смерть для того, кто его нанес», — утверждал прозорливый итальянец.
Скоро два года, как Украина в состоянии войны, и полтора года, как обороной ведает новый президент Петр Порошенко. Но полученная передышка в очередной раз используется слишком медленно, наполовину или как временная мера… Что может оказаться непростительным в непредсказуемом будущем государства, оказавшегося на перекрестке передела миропорядка в условиях беспрецедентного противостояния России и Западного мира.
Предпосылки оборонного реформирования
У государства наконец появилась новая Стратегия национальной безопасности и новая редакция Военной доктрины. Со скрипом легализован отказ от политики внеблоковости. Но объявить своей целью членство в НАТО, как и провозгласить курс на создание профессиональной армии, Киев не решился. Хотя в целом доктрина может быть взята за основу для создания сил обороны нового типа. Но может и не быть. По сути, она ничего не меняет. Да, главным военным противником определена Россия. Но после полутора лет войны это и так ясно каждому украинцу. В результате запоздалое появление доктрины (по оценкам ЦИАКР, как минимум на год) уже спровоцировало заметные негативные настроения внутри военных формирований, которые развиваются параллельно с мыслью, что нынешнее военно-политическое руководство всерьез заниматься военным строительством не планирует. Не потому, что не хочет или не понимает — просто это направление не приоритетное в условиях, когда прошел страх перед большой войной.
Подтверждением тому служит неоспоримый факт, что руководящих документов для развития оборонного щита сдерживания как не было, так и нет. Нет Госпрограммы развития Вооруженных сил (ВС), нет Госпрограммы развития вооружений и военной техники (ВВТ), не появилась и Госпрограмма развития оборонной промышленности. Аргументом власти, как и прежде, остается неукоснительное соблюдение последовательности. Сначала — Концепция развития сектора безопасности и обороны и Стратегический оборонный бюллетень (оба документа «на подходе»), затем упомянутые недостающие документы. А еще бы принять законы о мобилизации и о территориальной обороне (последний стоит сделать открытым вместо закрытого Положения). Но, как говорят, в Верховной Раде ждут рассмотрения порядка 3500 документов, и не факт, что вопросы обороноспособности попадут в разряд неотложных. Там, впрочем, больше всего прислушиваются к инициативам президента, а раз глава государства демонстрирует железное спокойствие, то и в парламенте суеты не будет. В качестве примера можно вспомнить внесение поправок в закон о разведывательных органах, крайне необходимый для развития агентурных сетей на территориях, контролируемых вражеским государством. Несмотря на его прицельную, почти идеальную проработку, как сообщают проницательные парламентарии, шансов у него почти нет. По меньшей мере, в ближайшее время.
Кстати, и парламентский контроль за сектором безопасности — один из краеугольных принципов демократического общества и признак эффективной системы — в сегодняшней Украине некий уже приевшийся миф. Только вместо греческих богов украинские небожители. Правда, есть активные добросовестные депутаты, есть их запросы и честные попытки провести важные решения… Но система, увы, не работает: она попросту не может вступить в противоречие со странной общегосударственной конструкцией. Оттого нет смысла взывать к комитетским слушаниям или выездным заседаниям профильного комитета — все равно принцип загадочной игры не изменится.
Это касается всего сектора безопасности. Комитет по вопросам разведки в стране сначала родился (вернее, возродился), затем канул в неизвестность. Управление разведывательными органами (а заодно и оборонной промышленностью) через совещательный орган СНБОУ только потому, что у кого-то там есть высокие политические амбиции, похоже на какое-то извращение в сфере менеджмента. Не только потому, что подобным образом невозможно решить ту или иную задачу (в конце концов, все зависит от силы и авторитета конкретных личностей), но и потому, что такой подход противоречит фундаментальным принципам государственного управления.
Таким образом, в стране планирование и подготовка к возможному витку войны если осуществляется, то где-то наполовину...
Геометрия отечественной обороны
Срыв последних волн мобилизации и 16 тыс. уголовных производств могут служить самыми убедительными доводами против армии призывного типа. Возвращаться к детальному аргументированию, почему Украине нужна профессиональная армия, не хочется — слишком часто и детально об этом говорили эксперты. Остановимся на ключевых моментах.
Украина — государство с неоднородным обществом, в котором коррупция сильна своими изощренными схемами. Призывная армия с никудышными мотивационными пакетами для военнослужащих — это не только поощрение социального неравенства, но и провокация дальнейшей коррупции (живя в небольшом населенном пункте под Киевом, где все на виду, лично знаю несколько уважаемых семей, в которых родители откупили своих сыновей от мобилизации). Кроме того, в армию попадает немало людей, которые по своим политическим или психологическим характеристикам не должны там находиться.
Страну должны защищать те, кто готов это делать, и для них должна быть предусмотрена адекватная компенсация в виде высокого уровня денежного довольствия и ряда преференций (увы, Украина в силу экономической слабости пока не способна ввести монетизированную систему обеспечения армии). Каждый солдат, сержант, офицер должен четко видеть свою перспективу, знать, чего достигнет, отдав службе в армии 5, 10 или 25 лет. Подходы к мобилизации тоже должны быть пересмотрены в сторону обеспечения качества вместо количества. Уповать только на патриотизм как минимум неразумно. Кстати, всякие мысли о швейцарской системе — не более чем фантазии людей, бесконечно далеких от понимания происходящего в казармах и штабах. По оценкам ЦИАКР, армия только в текущем году потеряла не менее 7 тыс. подготовленных, проверенных войной военнослужащих, которые демобилизовались, не видя перспектив оставаться в рядах ВСУ (НГУ) на долговременной основе.
Подневольный солдат в армии, тем более в такое неспокойное время, как сейчас, — потенциальный разрушитель. Участились случаи откровенных солдатских пьянок, незаконного сбыта топлива и прочих нарушений, которые, среди прочего, должны быть сигналами — такая система построения военной организации неэффективна. «Солдатом управляет страх и личный интерес», — утверждал Наполеон, но в украинской армии страх притуплен подслеповатой фемидой, а личного интереса нет вовсе. В отличие от профессионального воина, у мобилизованного нет никакой иной перспективы, кроме демобилизации. Надо сказать, солдат очень тонко чувствует игру военно-политического руководства — от необъявления вражескому государству войны до экономических отношений с ним. Поведение солдата является, по сути, лишь зеркальным отражением поведения его командования в упрощенном виде. Прекратились активные боевые действия — и в учебном центре «Десна» опять стали больше уделять внимание наличию бирок, а не боевой подготовке. И это тоже сигнал. Восстановление доверия нижнего звена к руководству — проблема, требующая решения.
Если кто-то тешит себя мыслью, что за год-полтора можно подготовить специалистов, способных эффективно управляться со сложными системами, то это иллюзия. Естественно, сейчас призывная армия вписывается в определенную логику военного руководства: ведь если самой сложной техникой является танк или арторудие, зачем тратиться на профессионала? Но есть ли у военного руководства гарантия, что через 7—8 месяцев Кремль не начнет применять авиацию и ракеты?
Отказ или затягивание создания условий для перехода на профессиональную армию является потерей уникального шанса: с учетом войны, на решение этой задачи, по оценкам ЦИАКР, потребуется порядка 4 лет, тогда как мировая практика предусматривает не менее 5–7 лет. Кто не верит, пусть подсчитает, во сколько обойдется подготовка одного наводчика-оператора или механика-водителя, и сопоставит уровень солдата после трех лет службы с уровнем вновь пришедшего. А заодно прикинет убытки от выведения техники из строя этими самыми новобранцами.
Еще одним паллиативным решением ЦИАКР изначально называл организацию разовых выплат за уничтоженную вражескую технику. 11 октября глава правительства Арсений Яценюк сообщил, что с начала 2015 года более 13 тыс. военнослужащих ВСУ получили вознаграждение на сумму свыше 70 млн грн за уничтоженную военную технику боевиков и успешное выполнение боевых задач. Но это избирательное поощрение не только непрозрачно, но и создает условия для манипуляций. Гораздо полезнее было бы употребить эти ресурсы на формирование профессионального ядра ВСУ, хотя бы внутри элитных подразделений.
Еще премьер сообщил о введении механизма, где военнослужащий может получить деньги из бюджета и приобрести ту квартиру, которую он желает. «На это мы выделили 354 миллиона гривен», — возвестил глава правительства. Я не знаю, по какому принципу будут приобретаться квартиры, но как бывший офицер, хорошо знаю многочисленные случаи получения одними и теми же лицами квартир по несколько раз при непрестанно растущей очереди. Полагаю, в условиях войны поощрять квартирами можно лишь семьи погибших на фронте да Героев Украины, остальные ресурсы направить на строительство служебного жилья. Что касается обеспечения жильем военнослужащих, то система должна быть прозрачной и одинаковой для всех (например, путем использования ваучера, соответствующего годам выслуги). Иначе она будет коррупционной, как и в былые времена.
Да, армия усиливается, прирастает оперативными командованиями и бригадами, набирается опыта на многочисленных учениях. Но перекосов в этом процессе по-прежнему хватает.
Ассиметричные мускулы: проблема в головах
Тема развития ассиметричных возможностей для Украины давно перестала быть дискуссией. Страна, которая объективно не может себе позволить закупать новые самолеты и системы ПВО, в качестве щита сдерживания на ближайшие 4–5 лет может использовать лишь возрожденные и хорошо подготовленные спецподразделения. Вакуум получения стратегических вооружений можно заполнить многоплановой деятельностью разных спецназов — от глубинного (с дальностью действия до 300 км театра военных действий) до горнострелковых и подводных, а еще вышколенных разведбатов и разведрот, как это делалось в период войны в Афганистане. Кстати, нынешняя российско-украинская война уже подтвердила силу отечественных традиций в этом сегменте и возможность развития этого направления.
Но системной эта работа не стала. В качестве примера может служить долгая возня вокруг создания Сил специальных операций (ССО). Когда в 2007 году Анатолий Гриценко, будучи министром обороны, после инспектирования подразделений спецназа стал в оперативном порядке создавать ССО, в этом была простая и вместе с тем действенная логика реализации права главы военного ведомства. Однако, несмотря на заявление нынешнего военного министра Степана Полторака (в марте с.г.) о том, что ССО созданы, он лишь выдал желаемое за действительное. И через семь лет после появления первой программы (в том же 2007-м) воз и ныне там. Причины, не исключено, личностного характера. Во-первых, функции ССО заметно выходят за рамки ВСУ и имеют стратегический характер применения — с далекоидущими политическим последствиями. На международной арене толковать об этих явно неприятных последствиях пришлось бы президенту. Не по нраву идея ССО и нынешнему начальнику Генштаба ВСУ генералу Виктору Муженко — именно он уже три месяца не утверждает соответствующую концепцию ССО. К счастью, не без оперативного вмешательства западных партнеров, удалось убедить украинского главнокомандующего, что объединение в рамках структуры ССО спецназа и ВДВ — все равно, что скрещивание ежа с ужом. Но дальше этого не пошло…
Дело дошло до того, что апологеты скорейшего развития ассиметричных возможностей подготовили законопроект о ССО, который должен защитить новый род ВСУ от непредсказуемых решений Генштаба. Например, от применения не по назначению — в этой войне ведь было немало случаев, когда спецназ отправляли охранять блокпосты… Кроме того, необходимо внести изменения в целый ряд других законов и определить форму управления как самими ССО, так и порядок применения для специальных операций других подразделений спецназа.
Подготовка информационно-психологических операций — вообще отдельная тема, требующая дополнительного внимания военно-политического руководства. Эксперты предлагали создать в парламенте отдельный комитет по вопросам специальных служб (СВР, ГУР МОУ, СБУ) и специальных операций. Но любое предложение снабжается оговоркой: с законодательной инициативой должен выступить глава государства. В противном случае законопроект — явно непроходной.
Скажем, Анатолий Гриценко убежден, что фиксировать род войск в законе нет необходимости, а статус начальника Генштаба дает возможность готовить все необходимые для ССО силы и средства разных силовых ведомств. «Зато есть необходимость, чтобы в Госбюджете на 2016 год были отдельной строкой включены средства на создание ССО», — считает автор идеи ССО.
Некоторые эксперты убеждены, что развивать ССО можно уже сейчас, не дожидаясь создания командования и учебного центра. А именно, отработать перспективную модель на основе взаимодействия со спецподразделением Главного управления разведки МОУ — за последний год войны 10-й отряд спецназа не только заметно вырос в численности, но и показал качество реальных действий, превратившись в подлинно элитное подразделение.
В чистом остатке в деле развития ССО — отсутствие политической воли. Неслучайно некоторые эксперты опасаются, что ССО постигнет судьба управления специальных операций СВР, которое вроде бы развивалось с 2011 года, но «доросло» лишь до небольших миссий в Ираке.
Коллизии перевооружения
Конечно, многие хотят, чтобы новая армия Украины создавалась синхронно с ее перевооружением.
Пока краткосрочные задачи перевооружения ВСУ и НГУ решались «Укроборонпромом», преимущественно на тактическом уровне. Как бы там ни было, все, что национальный ОПК способен выпускать, начало производиться и поставляться. К слову, не лишним будет заметить, что все это — на 95% разработки или проекты модернизации 2000–2010 гг., включая танки и бронетранспортеры, ПТРК и РЛС, модернизацию самолетов. Исключение — разве что БпАК тактического звена «Фурия» и недавно предложенная версия модернизации вертолета Ми-8 (последний, впрочем, еще должен подтвердить заявленные качества на испытаниях).
Что касается многочисленных бронированных машин, то Михаил Борисюк, который в течение двух десятилетий был генеральным конструктором бронетанкостроения Украины, напротив, предупреждает не увлекаться наличием на вооружении сразу нескольких десятков модификаций такой техники. Даже для такого военного монстра, как СССР, было тяжело иметь на вооружении три модификации танков. А Украина и вовсе захлебнется.
Но главная проблема в том, что государство пока не может обеспечить новых прорывных разработок, выходящих за уровень применения взводом-ротой. В профильном Центральном НИИ ВВТ признают, что проблема замены парка боевых машин может решаться при таких условиях на рубеже 2025 года. В имеющихся версиях модернизации пока не предусмотрены установка полного варианта оборудования для отстрела ложных целей, новых систем предупреждения о пусках ракет, новой станции постановок радиоэлектронных помех. Нет и оснащения высокоточными средствами поражения. А что касается оснащения ВСУ беспилотными системами, то даже при наличии утвержденной концепции в стране еще нет даже профильного генерального конструктора. Готовящаяся Госпрограмма развития ВВТ до 2020 года предусматривает до двух сотен опытно-конструкторских работ, но пока национальная оборонная промышленность может охватить, по оценкам самих военных, не более 10–15% реальных потребностей армии. Есть над чем задуматься.
14 октября президент сообщил, что до конца текущего года в армию поступит почти 8500 образцов вооружения и военной техники. Среди номенклатуры оружия глава государства назвал «тепловизионные и оптические прицелы, средства ночного видения, бронетанковую технику, средства инженерного вооружения, радиолокационные станции, контрбатарейные станции, средства радиоэлектронной борьбы, модернизированные самолеты». Все нужное. Но…
Заместитель начальника Вооружения ВСУ Вячеслав Шостак во время выставки «Зброя та безпека — 2015» без обиняков заявил, что ВСУ, среди прочего, нуждаются в системах ПВО, оперативно-тактических ракетных комплексах, береговых ракетных комплексах, боеприпасах…
Время требует ускорения принятия решений, усиления контроля за их выполнением и перехода от импорта к совместным проектам. А последнее пока — едва ли подъемная задача для ГК «Укроборонпром».
Тем временем, без создания в структуре исполнительной власти органа управления и координации оборонной промышленности Минэкономразвития уже получило задачу подготовить законопроект о военно-техническом сотрудничестве. Это можно было бы приветствовать, если бы не статус самого министерства. Например, «Укроборонпром» считаться с Минэкономразвития откровенно не желает, напористо продвигая свою идеологию реформирования ОПК. Да и положения упомянутого законопроекта на сегодня прописаны так, что Минобороны окажется как бы за скобками военно-технической политики. И уж тем более, не сможет закупать иностранную технику для ВСУ напрямую, в результате чего она окажется дороже в разы — «Укроборонпрому» нужны комиссионные, которые оплатит украинский налогоплательщик. Например, в тех же ССО говорят: один патрон, купленный напрямую, обойдется в 6 долл., через «Укроборонпром» — в 15 долл. Кроме того, нет никаких гарантий, что армии не будут покупать «Саксоны» или иной военный хлам, за бесполезность которого никто не понесет ответственности. Нет никаких гарантий, что системы не будут просто закупаться вместо создания производственной линии для совместного выпуска той или иной техники, как это вышло со станциями связи. Должны быть запретительные пункты на импорт без офсета (или отдельный закон об офсетных сделках). Формировать военно-техническую политику должно Минобороны, поскольку безопасность государства должна быть поставлено выше прибылей.
Армия перевооружается, это не подлежит сомнению. Но до армии вооруженной Украине по-прежнему далеко.
Первый человек нашего государства и он же Верховный Главнокомандующий, как и прежде, над схваткой. Как говорится, beyond and above. Но и ему стоит принять во внимание, что желание договориться и с Западом, и с Востоком в новых политических и социальных условиях может оказаться абсолютно нереализуемым. И булава была бы нелишней.
