Российская Госдума ударно завершила весеннюю сессию. Прежде чем отправиться на каникулы, депутаты приняли пакет законов, который, по сути, ликвидировал остатки гражданских свобод. В дополнение к скандальному закону о митингах и реестру запрещенных сайтов был принят обновленный закон о клевете, возвращающий этот проступок в уголовный кодекс. Еще одна новинка — закон о некоммерческих организациях, согласно которому российские НКО, имеющие зарубежных доноров, получают статус «иностранных агентов». Это серьезно осложнит жизнь ряду международных организаций, прежде всего, правозащитных. Планируется, что на осенней сессии парламентарии дополнят этот закон положением о СМИ, что, очевидно, сильно сузит перечень независимых изданий. Кроме того, ожидаемое решение Госдумы предоставить комиссии по этике право лишать депутатов мандатов без суда за «некорректные высказывания, дискредитирующие парламент или имеющие антигосударственную направленность» заставит думских вольнодумцев поумерить пыл. Еще одно заслуживающее внимания новшество — проект закона о волонтерах, по сути, представляющий их субподрядчиками правительства и лишающий возможности самоорганизации. Осознав, что общество, не охваченное всеобъемлющим государственным контролем, опасно, российские власти всерьез взялись за закручивание гаек. Встревоженный протестами и озабоченный укреплением собственного положения Владимир Путин все больше напоминает Николая I.
Второй-четвертый президент России старательно копирует прошлое. Но прошлое не приемлет насилия и ускользает, становясь нелепым анахронизмом вроде лейб-гвардейских киверов, надетых в начале нулевых на солдат Кремлевского полка, или русских гладкоствольных ружей и парусных фрегатов против англо-французских штуцеров и пароходов в Крымской войне.
ВВП бережно отстраивает властную вертикаль, хотя шаблон для этого выбран явно неудачный. Превращение президентской администрации не просто во второй Кабмин, а в ключевой центр принятия решений (особенно в энергетическом секторе) — отнюдь не путинское ноу-хау. При Николае Павловиче личная канцелярия его величества также не просто дублировала функции министерств, но и превосходила их по значимости.
Здесь стоит отметить, что и Николай І, и Путин столкнулись с ситуацией, когда ключевые государственные должности заняты узким кругом лиц, связанных друг с другом, отчего влияние коррупционной вертикали подменяет собой государство. Правда, действовать им пришлось по-разному. При Николае суды над чиновниками были обычным делом, и это несколько сократило размах крупной коррупции. Мелкую же император полагал неискоренимым злом, говоря, что в его окружении не воруют только он сам и наследник. Путин пошел иным путем — при нем начался процесс постепенной легализации крупной, а затем и все более мелкой коррупции, ее упорядочения и введения в правовое поле. Фаворитизм екатерининских времен, с которым вел борьбу Николай І, мало-помалу возрождается в современной России. Это понятно и объяснимо: опору российского президента, презирающего, как и Николай, гражданское общество, составляет чиновничество. Но в отличие от него Путину больше не на кого опереться — он не может апеллировать к монархической традиции и дворянству, а ссылку на его избрание большинством граждан мало кто принимает всерьез. Как следствие, борьба с коррупцией в России, как и тогда, оказывается делом безнадежным: власть не может позволить себе расшатывать свой собственный фундамент. И уж тем более не позволит этого подданным. Оценка Ключевского, писавшего, что Николай І «поставил себе задачей ничего не переменять, не вводить ничего нового в основаниях, а только поддерживать существующий порядок, восполнять пробелы, чинить обнаружившиеся ветхости помощью практического законодательства и все это делать без всякого участия общества, даже с подавлением общественной самостоятельности, одними правительственными средствами», вполне приложима и к Путину. Оба с самого начала стремились к минимизации гражданских свобод. Николаю Павловичу подходящий предлог невольно дали декабристы, Владимиру Владимировичу — «цветные революции». Отсюда практически одинаковая и вполне логичная реакция: ставка на тайные службы. И вполне закономерно, что основанное Николаем Третье охранное отделение выполняло функции, весьма с схожие с теми, которые возлагаются на нынешнюю ФСБ, — вплоть до противодействия экстремизму и надзора над иностранцами. Известные же фразы Николая о том, что «Францию погубили адвокаты» и что «Россия и без адвокатов проживет», замечательно перекликается с современным состоянием российской юстиции.
Военная реформа — любимый конек как Николая, так и Путина. При этом ни тому, ни другому (по крайней мере, до сих пор) сделать армию боеспособной и модернизировать ВПК не удалось. Зато, как показала практика, развал без труда скрывается за блеском парадов, победоносной кампанией на Кавказе и защитой угнетенных народов путем отчуждения вражеской территории. В конечном итоге и николаевская, и путинская Россия стала пугалом для соседей и Европы. Что, впрочем, не мешало ей оставаться сырьевым придатком более развитых экономик.
К принципам Священного союза Николай І относился так же серьезно, как Путин — к участию в делах «Большой восьмерки». Император боролся за вывоз зерна через черноморские проливы с таким же упорством, как нынешняя Россия — за нефтегазовый транзит. Но ни участники Священного союза, ни покупатели российского зерна не признали за Россией права быть общеевропейским жандармом и арбитром. Это противоречие во взглядах и стало причиной Крымской войны, на 20 лет превратившей страну в европейского изгоя.
Интересно, что условия мира были схожи с условиями вступления России в ВТО. В частности, они предусматривали отмену пошлин на промышленный импорт. И уже к 1862 году выплавка чугуна упала на четверть, переработка хлопка — в 3,5 раза, началась утечка денег из страны и хроническая нехватка средств в бюджете. Все это очень похоже на нынешнюю Россию в периоды падения мировых цен на нефть. Впрочем, обсуждение подобных проблем не приветствовалось в России ни тогда, ни сейчас. Николай І ввел цензурные запреты на все, что имело хоть какую-то политическую подоплеку. Последние законодательные инициативы Думы решают ту же задачу.
Если прибегнуть к издательским аналогиям, то Владимир Владимирович являет собой сокращенное издание Николая Павловича. Это несколько уменьшает масштаб возможных катастроф, но увеличивает предсказуемость общего итога. Продолжительный застой может закончиться взрывом после передачи власти путинскому преемнику: бесконечное закручивание гаек невозможно, а постепенный выпуск пара российской власти не удавался никогда. Как тут не вспомнить, что преемник Николая, куда более либеральный Александр ІІ, отменивший крепостное право «Освободитель», был убит народовольцами от имени «освобожденных».
