Год назад, после Майдана, когда началась эта заварушка с Крымом, мы пошли с друзьями в военкомат и записались в добровольцы с таким условием, что если воевать, то воевать, а если документы писать, то сами пишите. Нам через месяц позвонили, пригласили в военкомат и отправили в Житомир. Я попал в свою 95-ую бригаду, в которой служил срочную службу 12 лет назад, в свой батальон и разведвзвод.
До этого я работал выпускающим редактором на канале «2+2» и на канале «ТЕТ» одновременно. Сейчас я вернулся на работу. Но до сих пор восстанавливаю свои силы и здоровье, потому что на этой войне, кроме контузий и ранений, даже зубы у всех «полетели».
Когда нас призвали, мы пару недель повспоминали-постреляли и отправились воевать.
Сначала я был разведчиком в разведвзводе второго батальона, а потом стал замкомандира разведвзвода.
Сначала стояли в Доброполье, а в мае, когда началась АТО, наша бригада поехала брать Карачун, вместе с Нацгвардией и со спецназом. Тогда наш батальон вообще был очень раскидан по разным местам.
Когда возвращались назад в Доброполье после задания, встретили по пути маленького ребенка, который кричал: «Слава Украине», - и поняли, что не все так плохо в этом регионе, что многие нас поддерживают.
Потом мы начали вокруг Славянска ставить посты, чтобы прошли выборы и «чума», так сказать, не распространялась. Помню, стояли на посту, перекрывали трассу, возле города Димитрова. Когда люди проезжали, мы их осматривали, если с детьми - то просто пропускали. Больше всех осматривали милицию, потому что считали, что половина из них - редкие негодяи, которые, позволили произойти тому, что произошло на востоке и сдали оружие сами, добровольно. А некоторые местные говорили иногда: «Вы нас обыскивайте, но вот вам еда». И мы опять поняли, что не все так плохо, как показалось вначале. Правда, наслушавшись рассказов, что некоторые поели и уснули, мы ели по очереди.
Вот так мы простояли 3 с половиной недели. Как раз тогда в нашем батальоне были первые погибшие. Ребята везли нам продовольствие. И попали в засаду. И экипаж БТР вместе с сопровождением погиб. Тогда для меня настал другой этап: какое-то ощущение, что вот теперь все действительно серьезно и надо быть очень внимательным.
Потом мы переехали в лес недалеко от Карачуна и прожили там пару месяцев. Поначалу было очень тяжело: воды и еды было очень мало. В сутки давали литр на человека. И что хочешь с ней то и делай, то ли пей, то ли мойся. А тогда было очень жарко. С обеспечением была большая проблема, потому что тогда еще толком не знали, каким образом к нам доставлять все необходимое.
Оттуда мы ездили на разные выезды. Наше подразделение было конвоем для нашей бригады. Ребята из 1-го и 13-го батальонов очень круто воевали. А мы им помогали, сопровождали, привозили боеприпасы. Поначалу именно это было нашей работой.
После освобождения Славянска вся 95-ая базировалась в городе. Там, за долгое время, мы наконец увидели что такое кровать. Оттуда начали делать марши. Но если остальные бригады выезжали батальонами и менялись, то наша вышла и ни разу не менялась.
Мы объездили много чего. Когда наша бригада заезжала в Лисичанск, трупами там просто кишело. Этих убитых сепаратистов никто не убирал, жара была жуткая и вонь стояла невероятная.
Одно из самых запоминающихся мест для меня - это аэропорт. Мы заехали в Пески. Сначала была такая задача, что работает минометная группа, а ротные группы и взвода пехоты становятся на прикрытие. То есть, мы должны были отбивать в случае чего Пески или же ехать в аэропорт в виде поддержки. Но вышло все немного не так: у одной части группы задача какая была, так и осталась, а другой части надо было отправиться в аэропорт, потому что там не хватало людей. Вот так два месяца наш батальон пробыл в терминале, группы периодически менялись.
Наш взвод заезжал в аэропорт несколько раз. Крайний заезд из смешанных подразделений был в конце ноября, потом нас поменял 90-ый батальон. Главным правилом в терминале было оставаться спокойным и постоянно быть начеку. Потому что в любой момент могло прилететь.
Когда был день рождения Путина, они что дурные шли, толпами, словно мясо, потому что лупили мы по ним немало. Очень была видна разница между сепарами и профессионалами. Одно дело, когда видишь кого-то на расстоянии 300 метров, а другое 20-ти - и понимаешь, что это точно не шахтер какой-нибудь, а солдат.
Последние трое суток, с 30 по 1 декабря, были очень жесткие, потому что бои не прекращались. Спали тогда по часу, по два - не больше. На третьи сутки, после длительных боев, были уже никакие. Нас как раз приехал менять 90-ый батальон, а там такой шквал - враги «посыпали» нас изо всех сил. Тогда стало понятно, что прибывшие ребята были совсем не обстрелянные - это большая ошибка посылать в такое пекло новичков, нельзя кидать психологически и физически не готовых людей на такое.
После аэропорта нам дали отпуск, и в конце отпуска у меня был переломный период - я решал: возвращаться или нет. Мне постоянно везло на войне, но все время так быть не может. Я задумывался, а может быть хватит? Но позвонил мой командир, сказал, что он серьезно заболел и, чтоб я его заменил.
А в январе мы должны были уже готовиться к дембелю, возвращаться в Житомир. Но потом что-то поменялось, и несколько наших групп приготовили срочно на выезд. Мы отправились с нашей артой под Донецк, в поля, в район Авдеевки и Спартака. Сказали на три дня, а просидели там 23 дня. По нам вели огонь каждый день, а укрытий там нет. Первых две недели жили без окопов, потому что постоянно переезжали. Спали на снегу под БТРом, иногда на нем. Укрыться там негде было, если летит - просто лег и пережидаешь. Но нам там крупно везло, причем недели три подряд - у всех были только контузии.
После этих полей мы приехали в Славянск, грязные. Я голову долго отмывал.
Там начали заниматься писаниной - бумажной работой. Мне, в первую очередь, надо было зайти в медроту, записать все свои ранения и контузии. Многие ребята должны до этого дойти, что война - войной, но если у тебя есть какие-то последствия, надо не забывать, чтоб все было вписано в журналы - это документы и подтверждения того, что ты воевал.
Не успели прийти в себя, как нас срочно сняли снова и сказали, что нужно немедленно ехать в Логвиново, присоединиться к первому батальону, - там нехватка людей. Наша группа - это аж 7 человек и БТР. Мы приехали. Раззнакомились с ребятами, и ждали задачи. А числа 11-12 февраля наши войска начали массово уходить из Дебальцево. Причем, как для меня, они уходили бестолково - со светом посреди ночи.
Вражеская артиллерия начала бить по этой колонне и по нам заодно. Мы наблюдали, как дофига людей и техники уходят, и не понимали, что происходит - все убегают, а мы стоим. Мы должны были ночевать на перекрестке, где тогда занимали позицию, это въезд в село Луганское, но отошли. Сделали крюк, вышли в поле, там переночевали, чтоб обезопасить себя. И ждали указаний. К нам приехала пара человек из какого-то ближайшего полевого штаба и дали задание - ехать в Дебальцево. А нас 22 человека, 3 БТРа, мы смотрим на штабных и говорим, что это, конечно, классно, но почему оттуда столько техники ушло, мы ведь не слепые и видели это. А нам отвечают, что кто-то оттуда выходит, а вам надо идти вперед и зачищать: там-то сделать прорыв, там чтоб объединить людей и так далее.
Мы говорим, а мы что - бессмертные? Почему тысяча солдат уходит, а взвод десантников должен идти вперед? Но с «надо» не поспоришь. Мы должны были пройти в Дебальцево через полевые дороги, это как раз были 13,14,15 числа.
Дальше - встретиться с каким-то батальонами, их подразделения были разбиты, объединить их, удержать позиции и стоять там на обороне.
Ехали мы снизу медленно, а на возвышенностях периодически встречали вражеские танки, БМП, и нам повезло, что они просто не были повернуты в нашу сторону. Снимали координаты и передавали в штаб. Проехали в город, переночевали под мостами, на узловой станции. Там я зашел на какую-то вышку, а там сидят следователи, я решил с ними пообщаться, чтоб понять, что и как. А они перепуганные спрашивают, что им делать? Говорят, что привыкли с бумажками разбираться, максимум стреляли - это из пистолета по бутылкам. Я спросил:
- А кто вас сюда прислал?
- Ну вот прислали, потому что надо было.
- А что у вас есть?
- Автомат и 5 рожков.
На станции мы просидели ночь. За милицией, которая была на вышке, приехали, а замены не прислали. Мы сами заняли позицию. Оружия и БК у нас было полно. В этом плане у нас в бригаде проблем нет, наш комбат обеспечивал всем, чем нужно и в достаточном объеме.
Там же встретили 8 полк спецназа, их без техники отправили на зачистку. Я им сказал, что свой БТР не дам, потому что он у меня один остался. Оказалось, что они должны были нас сменить числа 15, но им поставили другие задачи. Мы охреневшие не понимали, что делать дальше. Оказывалось, что из тех, кто более менее подготовленный заходил в город, хотели выжать максимум. И генералам хочется сказать, что вы - мудаки, потому что давать бесконечные задания нельзя. Пацаны уставшие, они этого не понимают. И нельзя судить тех, которые скажут: «Та ну его нахрен, мы что самые рыжие без передышки воевать?»
Утром мы поехали в другую сторону города, там повоевали, отбили, заняли позиции.
Местные люди были, но мало. Они жили в подвалах. Половина - более менее адекватные. Некоторые посодействовали нам и дали ключи от квартиры, я объяснил, что мы сами вскрывать не хотим. Предупредил, что окон не останется, и чтоб забрали свои ценные вещи.
За эти несколько дней можно было офигеть, от того, что там творилось. Мы думали, что с ума сойдем от артиллерии. Она вообще не прекращала огонь. Лупили, как враги по нам, так и наши в ответ.
Повоевали нашей группировкой, выполнили задачу и узнали, что остаемся дальше, потому что никто нас менять не будет. Мне с группой сказали найти 8 полк спецназа и забрать у них раненых. Мы вернулись на узловую станцию и видим, что идет бой. Спрашиваем, где раненые. Нас отправили чуть-чуть не туда, и в нашу сторону прилетело 3 РПГ. Но раненых мы все равно нашли и забрали.
«Восьмерка» там держалась молодцами. А рядом недалеко, под заборами лежала рота Нацгвардии и тупо смотрела в какие-то кусты. Мы подъехали к ним на БТРе, и я спросил: «Что вы тут, пацаны, делаете? Там «восьмерка» воюет, их надо прикрыть - и тогда они пойдут вперед.» Поговорил с командиром, а он морозится, говорит, что не знают, как через ворота пройти. Мы проломали им БТРом ворота, а то они бы там так под заборами и пролежали, не зная что делать. Не понимаю, на хрена таки вояки нужны?
Пока везли раненых, проехали со стороны, где наши войска должны были стоять, а там уже почти никого не было. Я понял, что мы в принципе вообще чуть ли не одни остались в той части города. Поехали туда, где стояла 128-ая, а там тоже почти пусто, целая бригада исчезла. Я спросил у кого-то: «А где люди?» Мне начали что-то рассказывать, что они отошли, но вернутся. Я понял, что это все херня, что все ушли с концами.
Когда мы вернулись на свои позиции, нам сказали выйти из Дебальцево так же тихо, как мы туда зашли. Мы вышли по полевым дорогам. Причем было видно, что там уже кто-то выходил под обстрелами, - встречалась наша подбитая техника. Нам хотелось ее вытащить и забрать, но очень не хотелось рисковать собой. Пока выезжали, по нам пару раз снайпер бахнул. Мы быстро ушли, потому что искать его в лесу - бесполезно. Когда вышли, как нам потом рассказали, оказалось, что мы прошли по минному полю, даже не зная об этом. После ночевки, мы вернулись к ближайшему полевому штабу. Где нас опять хотели отправить в Дебальцево. Мы сказали, что над нами просто издеваются. Тогда поставили задачу взять Новогригорьевку. Мы удивились, потому что только вчера ее проезжали и там стояли наши. А оказалось, что село уже под сепарами.
Нас опять отсылали в кольцо, но что-то не получилось у танкистов Нацгвардии, с которыми мы должны были проводить эту операцию, и ее отменили. Вечером вызвали нашу группу, сказали, что надо будет пройтись пешком, занять высотки. Будут выходить люди, поэтому надо разведать дорогу и контролировать вражескую технику, если она будет наступать, чтоб давать координаты арте. А своим показывать куда ехать и держать коридор, чтоб они выходили. Нам сказали, что будет человек 100, а вышло полторы тысячи где-то.
Люди просто бежали. Там была такая паника из-за дебилов-командиров. Пусть они не обижаются. Потому что некоторые из них сбежали. Мы спрашивали у ребят, которых встречали, а кто у вас старший, а они говорили, что он ушел раньше.
Охрененный командир, я считаю. И солдаты оставались одни в панике.
А еще проблема в том, что например, чья-то мама позвонила, где-то там услышав, что все в котле, и пошло-поехало, от одного к другому. Все перепуганы и не знают, что делать. И этот «Слон-ФМ», так называемый - это целая беда.
В Дебальцево были тысячи солдат, и их всех сразу, понятно, что не выведешь, потому что обстреляют. Выводили частями, но когда человек стоит на посту и смотрит, что уходят люди, паникеры видят, что их бросают и начинают убегать, сами не зная куда. Бегут по непонятной дороге, половина бросает свою технику. Некоторые командиры просто не смогли сдержать, пацаны бежали по минным полям, по дорогам, которые обстреливаются, потому что не знали ту дорогу, по которой надо было идти. Именно поэтому было много погибших, из-за этого было много раненых.
А самая большая проблема, что между бригадами нет связи. Мы сидим, делаем им коридор, а они по нам стреляют. Лупашат, куда видят, по всем кустам, а мы в этих кустах сидим и говорим друг другу, что хочется просто встать, выйти и дать по морде. Мы часа полтора под этим обстрелом посидели, все, кто выходили по нам стреляли. Нам пришлось уйти с высоток, потому что нас бы свои же прибили. Мы ушли, чтоб остаться живыми. Но ушли реально в ж#пу: спустились, и начали ныкаться. Это было тоже жестко, но все равно отправляли нашим сигнальные ракеты, флаг повесили, то есть, себя выдавали, чтоб они пошли в нужную сторону. А еще пацаны бегали и таскали раненых.
После того, как целый день из города выходили люди, старшее командование этого сектора делает очередную «замечательную» вещь - говорит нам, что если будет атака из Дебальцево, вы ждете, окапываетесь и отбиваетесь. А нас всего 35 человек. Мы охренели в который раз: не спать которую ночь подряд. У многих пошли легкие обморожения. У всего моего взвода - контузии. Ребята уже были просто потерянные какие-то. Они могли еще воевать, вопрос, насколько качественно?
Вечерело, а мы продолжали сидеть. Смотрим в тепловизор - нас уже обходят враги. Техника едет и сейчас за нами замкнется круг. Понимали, что оставаться на месте в такой ситуации - это бред, и нам позволили отступать. Мы отошли и заняли оборону на другой позиции. Потом нас вызвали и отправили в Славянск ту группу людей, которые были с контузиями и ранениями. Меня в том числе - плечо воспалилось в суставе, я его до сих пор лечу.
Если подытожить, то ситуация в Дебальцево сложилась из-за того, что многие подымают панику. Из-за отсутствия связи. Потому что воюем как попало, по старинке. А еще ничего не меняется в принципе. Отмывание денег как было, так и есть. И я не могу понять, те, кто воруют, они когда-нибудь нажрутся, или нет?
У нас в прошлом году начала зарождаться нация, до этого большинство из нас не понимали, кто такие украинцы. Теперь есть этот росток и самое главное - это не просрать то, что есть сейчас. Надо обращать внимание на будущее, на то, как сейчас воспитываются дети. Мы зашли в свои школы посмотреть, что там происходит: классы ДПЮ, как были пустые, так и остались. Педагоги за свои бабки покупают плакаты. При мне учитель рассказал, что учебный автомат на время взял в другой школе, потому что есть и девочки и мальчики, которым сейчас это интересно. А еще я считаю, что нужно ввести урок здравого патриотизма.
Дело солдат - воевать там, но люди, которые находятся в тылу, они должны воевать здесь. Им не надо брать оружие, им наводить порядки, ломать эту систему. Сейчас самая большая проблема у украинцев - мы даже не знаем, что нам положено по конституции. А те, которые знают, устают бороться с бюрократией. Каждому из нас надо начинать с борьбы за свои права, не отступая, тогда все постепенно начнет меняться.
