Финишная прямая подготовки Всеправославного Собора вызывает у наблюдателя смешанные чувства. С одной стороны, интересно. «Русская» православная партия изо всех сил пытается сорвать встречу на Крите или хотя бы принизить ее значение. «Греческая» отвечает: «но пасаран», не хотите ехать — воля ваша, а мы собираемся, как договаривались. Без вас — так без вас. И, всенепременно, библейское: много, мол, званых, но мало избранных. Цитата интригует — поскольку в притче, как вы помните, когда «званые» не пришли, вместо них на «пир Господень» пригласили просто «людей с улицы». Кто будут в данном случае «избранные», которые заменят не пришедших «званых»? Может, Украина, наконец?
Но, с другой стороны, все эти «страсти» оказались предсказуемыми. Как и состав участников шоу. Собор не Собор — а православный мир демонстрирует железобетонную стабильность. И предсказуемость.
#соборненужен
Моспатриархия и ее клевреты настолько очевидно готовили для себя пути к отступлению, что это ружье просто не могло не выстрелить. Кампания «Собор не нужен» «раскручивалась» последние полгода в едином порыве представителями решительно всех «партий» внутри РПЦ — на этом сходились (пускай и по разным причинам) консерваторы и либералы, записные патриаршие мракобесы и просвещенные представители «системной оппозиции». Что характерно, ни одну из сторон столь странное соседство нимало не смущало.
Нет, вы не подумайте, никто не против Собора — как можно! Никто не отказывается, никто не уклоняется. Но то, что собирается на Крите, предлагают считать чем-то другим, но только не «Всеправославным собором». Это могут быть «предсоборные консультации», скажем, или «всеправославное совещание». Сам же Собор предлагается отложить. На неопределенное будущее. Иначе говоря, законсервировать.
С точки зрения Вечности, конечно, — не к спеху. Тысячу лет не собирались — и ничего, «спасались» и сохраняли «истину» (возможно, правда, что каждый — свою). На протяжении ХХ века пытались собраться, готовились, катали пробные шары. Вопрос Собора мог висеть в воздухе еще лет тысячу. Но патриарх Варфоломей принял волевое решение и поставил временные рамки. «Захотел войти в историю», — подсказывают товарищи с высоты Останкинской башни. Отчасти они правы: кто сумеет провести Собор — тот и «папа».
Но, приняв на себя ответственность за Собор, патриарх Варфоломей «раскрылся» — и превратился в мишень. Будем справедливы к Моспатриархии — она торпедирует не столько сам Собор, сколько авторитет Вселенского патриарха. Чье первенство патриарх Московский оспаривает очень давно. С тех самых пор, как была провозглашена доктрина Третьего Рима.
Впрочем, до последнего времени казалось, что патриарх Московский согласен на Собор. Триумф соперника — это, конечно, неприятно. Но если за это ты получаешь хорошую цену, да еще и сумеешь принизить значение самого триумфа, превратив его в цирковое представление в глазах хотя бы «своего» зрителя, — почему бы нет?
По всей видимости, в Москве в последний момент решили, что продешевили — и перешли к «плану Б». Все мины, заложенные в программу и регламент Собора, взорвались одна за другой под дружный медиа-аккомпанемент удовлетворенной «общественности». «Союзные» поместные церкви — Болгарская, Сербская, Грузинская и Антиохийская — одна за другой «прозрели» и увидели, что в программе Собора не осталось ничего, стоящего поездки в такую даль и за такие деньги.
Многих наблюдателей, правда, мучает вопрос: почему это случилось в последний момент, всего за неделю до открытия Собора, если все недостатки регламента и программы были известны уже давно, а проекты документов — в том числе и на русском — находятся в открытом доступе уже почти полгода? Возможно, потому, что «последний момент», с одной стороны, был также последним шансом для Москвы получить ту самую «настоящую цену», с другой — не оставлял «грекам» пространства для маневра. Они могли либо немедленно и безоговорочно выплатить «настоящую цену», либо потерять Собор.
Любопытно, впрочем, даже не то, что Москва постаралась сорвать Собор — это как раз совершенно предсказуемо, — а то, как она это обставила. Чудак-патриарх, оторвавшийся от реальности, живущий непонятно в каком веке, в городе, которого давно нет на карте, мыслит себя императором, который «вершит историю». А империя — виртуальная, Собор — смешной, и сам патриарх выходит голым королем, а то и вовсе — дурилкой картонной. Такую картину живописали российские медиа.
«Соборненужен» стало чем-то вроде хештега, разработку и раскрутку которого московские пропагандисты могут внести в список своих несомненных гибридных побед. Этот хештег — и это особенно интересно — оказался популярен и в украинском медиапространстве. Причем не только в «русофильской» его части, но и во вполне себе «русофобской». Это укрепляет подозрение, что мы по-прежнему живем в некоем виртуальном «общем пространстве» и подвержены общим инфовирусам.
Украинские «лидеры православных мнений» охотно присоединились к высмеиванию древних патриархатов и их лидеров (кто еще не процитировал Шмемана — «зачем нужен патриарх Александрийский»?), «разборки со стульями» (хотя вопрос диптихов — он же «кто где сядет» — тревожил вовсе не древних патриархов, а как раз патриарха Московского), «виртуального Константинополя» и всего виртуального «эллинства».
Да, в этом много чистой и горькой правды. Но кто ее «раскручивает» и для чего?
Цель очевидна — высмеять претензии Вселенского патриарха на первенство вместе с его «декоративным» Собором и прямо или обиняками противопоставить ему «реальность». В лице патриарха Кирилла.
Но если с российскими пропагандистами все, в общем, ясно, украинских, подхвативших «свежую» мысль о том, что Москва и Фанар одним миром мазаны, и менять одних на других — шило на мыло, хочется спросить: вы действительно не видите разницы? Нет совсем никакой разницы между «константинопольским мифом» и реальностью «Русского мира»? Между дипломатической экспансией «греков» и той кровавой ценой, которую мы (и не мы одни) платим по «русским» счетам? Сколько еще лет войны нужно, чтобы мы перестали смеяться над тем, над чем нам предлагают «посмеяться вместе» российские пропагандисты — как в рясах, так и без оных?
Конечно, это чистая правда: нет у нынешнего Константинополя дивизий. И цезаря нет. И самого Константинополя тоже нет. Как нет ни дивизий, ни власти над Римом у Папы Римского. Но дело в том, что география — не самый главный аргумент в вопросах, касающихся Царства Христова (которого на карте мира тоже, напомню, нет). А «искандеры» — не единственный и не самый надежный способ влиять на мир. Те, кто владеет «искандерами», прекрасно это понимают (в отличие от многих из нас, смешливых). Свидетельство тому — удар по Собору на Крите.
Кто же Папа?
Тысячу лет до следующей попытки, конечно, ждать никто не станет. Жизнь-то ускоряется. А значит, нужно действовать быстро и ловко. Провал Собора наглядно демонстрирует, что патриарх Варфоломей — не тот человек, который может созвать Собор. Т.е. претендовать на место «православного папы». Ради провала соперника, у которого выдергивают из-под ног ковровую дорожку в тот самый момент, как он с победной улыбкой ступает на мраморную лестницу... Да, ради этого момента можно рискнуть «лицом» — нарушить слово, и даже присоединиться к крылу противников «ереси экуменизма», как бы абсурдно это ни выглядело после объятий с Папой Римским. Патриарх Кирилл совершенно не скрывает, что манипулирует «православным единством» для достижения своих политических целей. Причем подсознательно имитирует своего «самодержца» или невольно становится его «церковным» отражением. «Выход один на один» патриарха Кирилла с Папой Франциском на Кубе, как и «явление Путина Богородице» на Афоне, — сигналы, что Москва готова перехватить инициативу у Вселенского патриарха, едва тот пошатнется.
У патриарха Московского, в сравнении с его Константинопольским коллегой, есть одна сильная сторона — симфония. И, судя по всему, он намерен пустить ее в ход. Великие Соборы традиционно созывались не патриархами, а императорами. Патриарх Варфоломей оказался «не тем человеком» даже не потому, что он сам слаб, а потому, что у него не оказалось подходящего императора. Единственный претендент на роль «православного самодержца», способного на что-то влиять, находится в распоряжении патриарха Московского.
Наглядно нам продемонстрировали этот факт пышным (и дорогостоящим) празднованием Тысячелетия русского присутствия на Афоне. Ну, вы же не думали, что Путин влез на «царское место» византийских императоров только ради селфи? Это был «сигнал». Патриарх Московский представлял последнего «византийского императора», способного — и, возможно, готового — обеспечить православному миру все, что ему нужно. В том числе, если понадобится, — Собор. То, что Путин чувствителен к подобным ролям, показывает его «личная заслуга» в объединении РПЦ и РПЦЗ. Возможно, он способен также «объединить» условных «греков» с условными «русскими»? Сталину вот не удалось созвать Собор, а Путину — удастся. Это сравнение должно ему польстить.
И если на «единство вокруг Москвы» греки, конечно, ни за что не согласятся, — то почему бы, собственно, не Афон? Территория греческая, с солидным «русским присутствием». И он реально существует, в отличие от мифического Константинополя. Афон в качестве центра «единства православия» может понравиться также части «греческой» партии — и расколоть ее, если повезет (патриарху Кириллу). Кому эта идея вряд ли понравится — так это Вселенскому патриарху. Но что если он окажется в меньшинстве?
Украина — цена или груз?
Всегда интересно наблюдать за тем, как фигуры умолчания вылезают боком «молчальникам». Нынешний Всеправославный Собор стал жертвой «украинского вопроса», — который все договорились «не поднимать», как «слишком тяжелый», и в результате он лег на Собор и почти задавил его. Именно Украина (без ложной скромности), вернее, гарантии неприкосновенности ее канонического статуса — и есть та «настоящая цена», которую Вселенский патриарх так и не дал патриарху Московскому. Когда Моспатриархия «продавила» в регламент Собора концепцию консенсусного принятия решений (решения принимаются только тогда, когда за них голосуют единогласно), Вселенский патриарх изъял из программы вопрос предоставления автокефалии — на том основании, что по нему заведомо невозможно единогласие. В результате Моспатриархия потеряла то главное, ради чего она протаскивала идею консенсуса — ради возможности блокировать решения об автокефалии, принимаемые Вселенским патриархом (как он сам до сих пор блокировал подобные решения, принимаемые Московским патриархом). Конечно, «конфликтных автокефалий» между ними немало. Но в данный момент на кону стоит Украина. А это — большой куш.
Последней попыткой договориться по украинскому вопросу была встреча в Шамбези. Куда патриарх Кирилл, напомню, возил митрополита Киевского Онуфрия, и где в самых ярких красках описал «страдания канонической церкви». Но в ответ получил только расплывчатое обещание, что украинский вопрос на Соборе подниматься не будет.
«На Соборе»! А что будет после него? На следующий же день? Временно забытая Украина немедленно «всплывет» и снова станет рычагом давления (или, если хотите, — шантажа) в руках Вселенского патриарха?
В этом свете не отвергнуть, а именно отложить Собор — самая лучшая тактика для патриарха Московского. Затянуть предсоборный период до более удобного для себя момента. До того момента, когда он сможет перехватить инициативу и продавить свой основной интерес. Тянуть с Собором можно бесконечно, если потребуется. Жили же как-то тысячу лет, и т.д...
В связи с демаршем Москвы заговорили о том, что патриарх Варфоломей прямо на Соборе примет какое-то принципиальное решение по «украинскому вопросу». Ему уже даже подсказали, какое именно, — те самые люди, кстати, подсказали, которые осмеивали Собор, а эти, как вы понимаете, «плохого не посоветуют». Патриарх Московский нарушил свое слово и не приехал, а патриарх Варфоломей, логично, может ответить на это официальным отзывом Томоса 1686 года о передаче Киевской митрополии Московской патриархии. Пощечина за пощечину. На сей счет в Верховной Раде уже и обращение к патриарху Варфоломею заготовлено.
Но это, конечно, пустое. Патриарх Варфоломей прекрасно понимает, что его провоцируют на скандал. Конечно, бывают драки, в которые есть смысл влезть. Но Украина, что бы мы о себе ни думали, может, и «большой куш», но и огромная проблема. Украинская церковь представляет собой клубок внутренних конфликтов, тяжелого постсоветского анамнеза, сети горизонтальных связей, которые трудно разрушить. Мы, конечно, сделали попытку вырваться из «братских объятий» — но все еще очень далеки от самостоятельности и реальной свободы и слишком близки к тому, чтобы опрокинуться обратно. Даже на фоне войны мы никак не отряхнем не то что с ног — с ушей — прах «Русского мира». И в глазах греков мы, боюсь, куда более «русские», чем сербы, болгары и грузины, составляющие ударную группу «русской» православной партии. Но самое главное — мы не проявляем ни малейшей готовности к союзничеству. Напротив, мы демонстрируем грекам, что они для нас — только инструмент достижения своих собственных целей, а в остальном — «такие же имперцы, как и русские».
Так стоит ли патриарху Варфоломею влезать в драку за такой большой, но такой сомнительный приз? Греки, конечно, могут «проглотить» украинскую церковь. Но смогут ли «переварить»? И когда? И какой ценой? Куда удобнее держать «украинский вопрос» как туз в рукаве — в качестве жупела для Московского патриарха. Да-да, мы снова «объект, а не субъект». Но из этого статуса никто — ни условные греки, ни условные русские нас не выведут по своей доброй воле. Стать «кем-то» можно только приложив собственные усилия.
Пустота православия
Каким бы ни было отношение к российской пропаганде, политическим играм и демаршам, следует признать, что сам критский Собор с его программой, регламентом, проектами документов вовсе не хорош. Критики — какими бы ни были их цели — в очень многом правы. Но сказать, что «Собор не нужен», — это сказать, что не нужна сама церковь. Даже без эпохальных решений и конкретных ответов на «актуальные вызовы современности» Собор на Крите мог выполнить хотя бы программу минимум — стать видимой, материальной демонстрацией того, что православная церковь все еще существует. До самого последнего момента такая возможность была. И за эти «признаки жизни» писали петиции, обращения и возносили молитвы и православные, и даже католики.
Но то, что должно было стать свидетельством живой церкви, стало жертвой политики. И это, увы, тоже не ново — и в византийской, и в русской традиции церковь и политика никогда не делились без остатка.
Но провалить Собор — серьезный шаг. Это означает признаться в том, что церковь не существует. Не «московская» церковь и не «греческая» — а просто Православная Церковь, Единая и Соборная. Мы не имеем оснований говорить о «мировом православии». Его нет. Есть невнятный набор национальных иерархий, погруженных в себя и ставящих свои интересы выше интересов Полноты церкви. Те фундаменталисты, которые заявляли, что «Собор не стоит проводить — потому что это может привести к расколу», вольно или невольно перепутали порядок слов в предложении: о расколе в православии свидетельствует как раз неспособность собраться на Собор.
Но действительно ли все так безнадежно и «пусто»? На самом деле, конечно, нет. «Раскол» пролегает не столько по линии политических разломов, географических границ и национальных интересов, сколько по самому телу Церкви. И этот разлом — горизонтальный. Он отделяет не русскую партию от греческой, а иерархию от верных. Если бы удалось преодолеть этот раскол — не было бы проблем и с другими проявлениями соборного единства. Если бы церковь нашла обоснования для себя внутри себя самой — в собственном народе Божьем, — она стала бы гораздо менее зависимой от геополитических мод.
Но эта возможность была упущена и, как это бывает с нереализованными возможностями, превратилась в упрек Собору. Возможно, самый серьезный упрек. Гораздо более серьезный, чем обезвреженный регламент, «пустая» программа и «никакие» документы. Это собрание не могло и не может называться «Собором» вовсе не потому, что «русские не приехали». А потому, что поместные церкви не принимали в нем соборного участия. Решения принимались только «на высшем уровне» — Архиерейскими соборами и Синаксисами. А сами церкви — клирики, монашествующие и верные — остались «страдательным залогом». В презрении к «низшим» в иерархии и тем, кто вообще вне иерархии, и условные «греки», и условные «русские» оказались совершенно единодушны. Архиереи повели себя как политики — и только справедливо то, что они оказались заложниками политики.
Можно сказать, что так оно было всегда, «традиционно». Что Вселенские соборы созывались императорами и отвечали на высочайшие вопросы, а не на потребности плебса. Но нынешний Собор, если верить его инициаторам, собирали как раз в контексте «вызовов времени». Отсутствие императоров и весомость vox populi — как раз такой вызов. Несостоятельность Собора как Всеправославного не в том, что на него не приедет часть «званых». А в том, что, в отличие от притчи, где место «званых» заняли простые люди, — как раз их-то никто и не пригласил.
