Еще в августе 2016 г. Генеральный прокурор Украины обнародовал видеозапись, содержащую иллюстрированные и аннотированные аудиозаписи ряда бесед между Сергеем Глазьевым, советником президента России (что является официальным постом в АП РФ) с несколькими российскими и украинскими прокремлевскими активистами, проживающими или находящимися в Южной и Восточной Украине.
Эти диалоги были записаны в конце февраля — начале марта 2014 г. Они предоставляют эмпирическое доказательство поддержки Москвой антиправительственных протестов в русскоязычных регионах Украины после победы Революции достоинства 21 февраля 2014 г. Пленки раскрывают участие либо самого российского государства или формально неправительственной российской группы под руководством Кремля в инициировании, координации и финансировании сепаратистских митингов, демонстраций, пикетов и других подобных мероприятий в Крыму, а также в различных региональных центрах материковой Восточной и Южной Украины.
Прошло более двух месяцев, но информация так и не стала объектом внимания западных изданий изданий и аналитических центров. Пленки стали предметом жарких дискуссий в украинских СМИ, вызвали гневную реакцию в Москве но лишь мимоходом были упомянуты в некоторых статьях об Украине европейских и американских журналистов и исследователей. Несмотря на то, что они были быстро переведены с русского на английский язык и аннотированы дополнительной информацией украинским аналитическим порталом «UA Position», лишь незначительное число иностранных наблюдателей сделало содержимое этих пленок темой своих дискуссий и исследований начала российской гибридной войны против Украины. Это может быть отчасти связано с тем, что украинская Генеральная прокуратура до сих пор не опубликовала необработанные записи, из которых были составлены аннотированные пленки для общественности. Некоторые из экспертов по Украине, возможно, подозревают, что опубликованные документы были подделаны, или/и что они дают неполную историю событий. Однако маловероятно, что эти записи являются поддельными. Опубликованные разговоры — интерактивны и велись собеседниками, чьи голоса могут быть легко идентифицированы на основании разных видеозаявлений этих лиц в других роликах. Кроме того, Кремль бы уже давно опроверг пленки и опубликовал бы доказательства каких-либо манипуляций, если бы они имели место.
Продолжающееся международное невнимание к «пленкам Глазьева» удивительно. Если они действительно являются подлинными, аудиозаписи разговоров Глазьева должны изменить представление Запада о происхождении и характере российско-украинского конфликта. Наиболее важный аспект пленок Глазьева — это даже не их содержание. Самое примечательное в них — время записи этих разговоров — февраль-март 2014 г., т.е. за несколько недель до того, как постевромайданный гражданский конфликт в Восточной Украине превратился в псевдогражданскую войну в Донбассе.
До публикации «пленок Глазьева», главная интерпретация корней российско-украинской войны заключалась в том, что Москва вмешалась — сначала военизированными группировками, а затем регулярными военными силами в уже эскалирующее противостояние между прокиевскими и промосковскими гражданами Украины, проживающими на территории Донецкого бассейна. Безусловно, большинство серьезных наблюдателей никогда не сомневались в решающей роли Кремля в превращении этих первоначально невооруженных (хотя уже частично насильственных) конфронтаций на улицах городов Донбасса в якобы «гражданскую» войну. Тем не менее, среди украинских и зарубежных наблюдателей горячо дебатируется характер промосковских акций протеста, предшествовавших эскалации вооруженного насилия.
Даже «руссоцентричные» толкователи противостояния в Донбассе признавали, что традиционные культурно-региональные различия и напряжения между русскоязычными востоком и югом Украины, с одной стороны, и украиноязычным западом и двуязычным центром, с другой, стали главной причиной противостояний в Харькове, Луганске, Донецке или Одессе сразу после Евромайдана. Послереволюционная антикиевская протестная деятельность промосковских жителей в Восточной Украине — такова была историческая версия до недавнего времени — привела к эскалации их конфронтации с новым прозападным и национально ориентированным руководством, пришедшим к власти в результате Революции достоинства. Местные напряженности, как казалось, привели к конфликту в Донбассе, в результате которого Кремль воспользовался удобной оказией для вооруженной интервенции.
Разумеется, доказательства, содержащиеся в «пленках Глазьева», не сводят на нет фактор украинских межрегиональных напряженностей (сами по себе, далеко не уникальная особенность Украины) в возникновении донбасского конфликта. На самом деле опубликованные разговоры касаются не Донбасса, а других русскоязычных регионов Восточной и Южной Украины. Из этих записей можно сделать всего лишь вывод, что сепаратистские мероприятия, поддержанные Москвой, проводились также и в Донбассе, и что уже документально подтвержденное российское вмешательство в Украине — это только вершина гораздо большего айсберга. Более того, «пленки Глазьева» можно как раз рассматривать как поддерживающие аргумент о значимости региональных различий внутри русскоязычной Украины. Они указывают на то, что Москве удалось спровоцировать псевдогражданскую войну только в Донбассе, но не в других русскоязычных регионах Украины, в которых Глазьев со своими местными партнерами, как доказывают пленки, активно способствовал сепаратистским тенденциям.
Тем не менее, время записи и задокументированная глубина вовлеченности Глазьева в тогдашние украинские события также подтверждают другой нарратив этих событий. Содержание данных пленок доказывает, что Россия — это отнюдь не дополнительный третий актор или более поздний фактор, который вмешался в события лишь тогда, когда изначально невооруженные протесты переросли в насильственные конфликты и привели к первым вооруженным стычкам в апреле 2014 г. «Пленки Глазьева» демонстрируют, что Москва уже была в значительной степени замешана во все еще безоружных протестах в Восточной и Южной Украине сразу же после победы Евромайдана в конце февраля — начале марта 2014-го. Кремль стоял за (по меньшей мере) некоторой частью сепаратистской деятельности за несколько недель до начала самой войны. Однако секретные довоенные действия Москвы в Украине в конце февраля и в начале марта оставались тогда еще на удивление неудачными в материковой части Украины. Украинское государство, даже потрясенное и ослабленное только что прошедшей полномасштабной революцией, было в начале марта 2014-го все еще достаточно сильным, чтобы противостоять подпольному и пока невоенному посягательству России на суверенитет и целостность Украины.
Генеалогия российско-украинского конфликта после публикаций «пленок Глазьева» представляется в несколько ином свете, чем до их публикации. Ситуация теперь выглядит так, что Москва или, по крайней мере, часть российского руководства, в конце февраля 2014-го начала комплексную попытку формально или неформально аннексировать не только Крым, но и большую часть материковой Южной и Восточной Украины, т.е. создать «Новороссию» сразу же после победы Евромайдана. Но для того, чтобы привести этот план в действие, местные пророссийские активисты должны были сначала предоставить некоторый юридический и/или политический предлог для российской военной интервенции. Официальное использование российских войск за рубежом президентом Путиным, как известно, было легализировано специальным постановлением Совета Федерации 1 марта (до июня) 2014 г. Тем не менее, для российской публики и международной аудитории по-прежнему требовалось веское публичное обоснование насильственной российской территориальной экспансии в Украину. С этой целью в соответствующем украинском регионе, подлежащем захвату, сначала должен был быть принят некий официальный документ, или должно произойти какое-то скандальное политическое событие, которое могло бы послужить топливом для пропагандистской машины Кремля. Соответственно обработанный российскими СМИ локальный инцидент в Украине смог бы обеспечить достаточную легитимность для подготовки и проведения вооруженной «гуманитарной» интервенции Москвы на территории Украины, что, в конечной стадии, позволило бы аннексировать оккупированную область.
Этот сценарий был воплощен в Крыму. Содержащиеся на пленках беседы Глазьева с российским империалистическим политиком Константином Затулиным и крымским пророссийским сепаратистом Сергеем Аксёновым иллюстрируют некоторые детали. Тем не менее, даже в Симферополе, решающее заседание парламента Автономной республики, которым было инициировано отделение Крыма, должно было быть собрано и принуждено голосовать с помощью военизированных подразделений, созданных Москвой, как позднее признал в интервью пресловутый Игорь Гиркин («Стрелков»).
Подобный план, как демонстрируют «пленки Глазьева», Москва намеревалась провести в жизнь также и в Харькове, Одессе и других городах. Но, вопреки активному подстрекательству и вмешательству Кремля, в течение первых недель после победы Евромайдана Москва не дождалась других украинских призывов к помощи России, на которые она, видимо, возлагала надежды. Последующая за этим провалом «гражданская война» в Донбассе, которая началась только более чем через месяц после опубликованных бесед Глазьева, по-видимому, была всего лишь «планом Б» Москвы. Возможно, эти более поздние события стали результатом развития импровизированного, а не запланированного сценария, который возник стихийно из первоначально безоружного, но неудавшегося подрыва украинского государства со стороны руководимых из России промосковских активистов в конце февраля — начале марта 2014-го. Будут необходимы дальнейшие разоблачения, показания и исследования, чтобы проверить, детализировать и полностью документировать ход этих событий.
Тем не менее, «пленки Глазьева» уже сейчас предоставляют первое прямое доказательство того, на что уже ранее указывали эмпирические исследования, среди прочих, Николая Митрохина и Антона Шеховцова: Российское руководство в целом или же важная группировка в Кремле активно раздували восточно-украинский гражданский конфликт до того, как ему на смену пришло скрытое российское вооруженное вторжение в Донбасс в апреле 2014-го. В то время как Митрохин и Шеховцов подчеркивали ультранационалистические идеологические мотивы российских или поддерживающих Россию активистов в Восточной Украине, «пленки Глазьева» иллюстрируют финансовое вознаграждение, которое Кремль или же группа под его руководством оказывали промосковским т.н. «антифашистам».
Конечно, нечто подобное можно было подозревать еще до того, как были опубликованы «пленки Глазьева», так как всегда существовали два явных противоречия в «украиноцентричных» версиях о происхождении конфликта в Донбассе. Во-первых, ранние сравнительные региональные исследования Украины акцентировали некоторые своеобразно «негражданские» черты общества в украинском Донбассе. Самая восточная часть населения Украины характеризовалась как просоветская, атомизированная и патриархальная, нежели жители других регионов Украины. После провозглашения Украиной независимости в 1991-м, главные социальные, политические и экономические структуры Донбасса были, к тому же, большей частью захвачены полукриминальным донецким кланом и его политическим крылом, т.н. Партией регионов. На этом фоне было удивительно, как хорошо и внезапно наиболее ностальгирующим по советскому прошлому слоям донбасского общества удалось весной 2014-го организовать крупное антиправительственное движение протеста без значительной (официальной) помощи со стороны доминирующего в регионе донецкого клана. Еще до появления «пленок Глазьева» эта непосредственная предыстория российско-украинского конфликта выглядела, по меньшей мере, неполной.
Во-вторых, в то время как доконфликтный украинский Донбасс характеризовался определенными социально-культурными патологиями, у него, конечно, была функционирующая и структурированная социальная жизнь. Как и в любом другом современном населенном регионе мира, в Донбассе было (до негласного вмешательства России) множество самостоятельных и взаимосвязанных политических, промышленных, образовательных, культурных и других учреждений с официальными руководителями и неформальными лидерами, известными значительной части населения Донецкого бассейна. Тем не менее, когда весной 2014 г. началось донбасское «восстание», кажется, ни один широко известный местный сановник не принял в нем видимого участия, не говоря уже о том, чтобы его возглавить. Несмотря на то, что Донбасс (как и любое другое региональное общество) имел видных политиков, журналистов, врачей, предпринимателей, писателей и т.д., по-видимому, ни один или очень немногие из знаменитостей Луганской и Донецкой областей решились стать если не лидерами, то, по крайней мере, официальными участниками т.н. «Русской весны» в 2014-м.
Единственный широко известный украинский политик, который был официально связан с псевдовосстанием в Донбассе, — это Олег Царёв, депутат Верховной Рады Украины до Евромайдана (во время народного восстания зимой 2013—2014 гг. он пытался депортировать около трех десятков иностранцев, в том числе и меня, из Украины). Царёв был на протяжении некоторого времени спикером объединенного, но ныне уже несуществующего парламента Новороссии Луганской и Донецкой т.н. «народных республик». Однако Царёв — выходец не из Донбасса, а из соседней Днепропетровской области — пожалуй, наиболее проукраинского русскоязычного региона страны. Остальные же лидеры мнимого восстания Донбасса и «народных республик» оказались или российскими гражданами, как, например, русские ультранационалисты «Стрелков» и Александр Бородай, или доселе неизвестными либо же малоизвестными представителями Донбасса, среди них, например, первый донецкий «народный губернатор» Павел Губарев, бывший член неонацистской организации «Русское национальное единство».
Хотя «пленки Глазьева» не касаются непосредственно Донбасса, они способствуют выяснению причин этих противоречий. Мнимое народное восстание в Восточной и Южной Украине, скорее всего, уже с самого начала — т.е. с конца февраля 2014 г. — направлялось и поддерживалось из Москвы. Тем самым «Русской весне» в Донбассе не понадобилось активное местное гражданское общество, которое могло бы организовать такое восстание. Так как политическое руководство и ресурсы для мобилизации и координации протестующих наверняка предоставлялись Москвой, вовлечение региональных знаменитостей Донбасса или их превращение в лидеров этих протестов также не требовалось для проведения и относительного успеха данного мнимого восстания.
«Пленки Глазьева», таким образом, должны не только изменить исторический нарратив и политологические интерпретации «украинского кризиса», но и повлиять на западный подход к Минским соглашениям. В частности, Запад должен пересмотреть свое настойчивое требование о скорейшем выполнении Украиной политических частей Минских соглашений. Украина, как известно, была вынуждена пойти на огромные политические уступки Москве в ходе переговоров и подписания этих соглашений в сентябре 2014-го и феврале 2015-го на фоне одновременных кровавых российских военных операций в Иловайске и Дебальцево.
«Пленки Глазьева» также иллюстрируют, что, видимо, нет достаточного локального социального обоснования для (влекущих за собой серьезные последствия) особых политических привилегий Донбасса, предусмотренных в Минских соглашениях, и для значительного сокращения суверенитета Украины на оккупированных территориях. Популярная на Западе идея о целесообразности киевских политических уступок сепаратистам в этих соглашениях базируется на том представлении, что повстанческое движение было, по меньшей мере, инициировано самим Донбассом, и что этот «факт» должен быть отражен и в будущем статусе региона. Но, как демонстрируют «пленки Глазьева», юго- и восточно-украинское восстание было с самого начала менее народным феноменом, чем это раньше казалось. Если признать значимость участия России в возникновении уже первых и еще невооруженных демонстраций веских имперских, а не только локальных источников конфликта, то, очевидно, что политическую часть Минских соглашений необходимо пересмотреть.
Минский компромисс не может и дальше рассматриваться как результат осмотрительного и сбалансированного принятия во внимание некоторых особенностей Донбасса, якобы выразившихся в возникновении местного т.н. ополчения в 2014-м. Скорее, будущий особый статус ныне оккупированных территорий, предусмотренный Минскими соглашениями, выглядит после публикации «пленок Глазьева» как вознаграждение за частичный успех России в разжигании до того слабых сепаратистских тенденций в Восточной Украине после победы Евромайдана. Минские соглашения уже нельзя представлять как некую сделку в пользу специфических региональных интересов Донбасса, а нужно рассматривать как последствия воплощения многогранной (военной, дипломатической, психологической, политической и т.д.) российской стратегии по подрыву украинского государства. Успешная комбинация разных кремлевских открытых и секретных инструментов «нелинейной войны» против Украины нашла свое выражение в парадоксальных текстах двух договоров между украинским правительством и сепаратистскими псевдореспубликами. Поэтому Запад должен при определении как своей санкционной политики относительно России, так и своего будущего отношения к Украине заново ответить на вопросы, когда, каким образом и стоит ли вообще Киеву осуществлять внутриполитические статьи Минских соглашений.
