С Николаем Колесником мы встретились в четверг вечером – после киевского съезда партии «УКРОП», на который он приехал из родного Кривого Рога.
- Какие выводы ты для себя сделал после сегодняшнего мероприятия? – спрашиваю перед интервью.
- Те, кто могли наблюдать за съездом, увидели, что он был не простой, - говорит. - Никто не стеснялся, высказывался, в том числе и я. Вопросы ставились на голосование, принимались решения. Было непросто…
- Почему?
- Потому что у партийцев есть вопросы. Не буду кому-либо давать оценки. То, что нужно было сказать, я сказал, со сцены в глаза, а потом еще подошел и объяснил, почему я так думаю. Для меня «УКРОП» - партия, которая воевала с весны 2014 года. Это первые блокпосты, Коломойский, Корбан, Филатов. Это днепровская команда, но не в географическом плане. Ты же помнишь, что Днепропетровская область тогда была рубежом. Когда создавались первые батальоны, кто бы что ни говорил, как бы ни пытались нас полоскать чиновники, Генштаб или кто-то еще, хочу им напомнить: ребята, в это время по Югу и Востоку все бегали с российскими флагами. Только сейчас за такое начинают привлекать к ответственности – например, Александровскую и Скорика. Я уверен, то же самое произойдет и с Александром Вилкулом.
Но когда мы переходим к технологическим вещам, как то - у кого в партии больше ребят в галстуках, это не совсем «бьется». Прав Корбан или нет, как и Коломойский, как и Палица – на этот вопрос ответ дала история. Тогда ведь люди с такими возможностями (те же Тарута, Ахметов, Ярославский) не встали на защиту страны. А эти встали. У них хватило духу назвать Путина шизофреником, потерять свою недвижимость в Крыму, в России на сотни миллионов долларов…
- Подожди, ты вспоминаешь 2014-й. А я говорю о сегодняшнем дне. Корбан – человек, который создавал партию, сейчас от нее отдален.
- Лично для меня Корбан – товарищ. Он обязательно вернется в «УКРОП». Это вопрос времени.
- Почему его не было на съезде?
- Он сейчас на лечении. Но я бы все равно не проводил «водораздел»: «война» за Корбана или борьба без него. «УКРОП» существует. Та его часть, которая сегодня была представлена ребятами из Кривого Рога - Андреем Еременко, Юрием Александровичем Синьковский, Сергеем Бондаренко – это те, кто прошли Старобешево, Дебальцево, Иловайск. Я хочу до всех донести, что это, в первую очередь, «УКРОП».
«70 процентов оригиналов шифрограмм по Иловайску я передал в военную прокуратуру»
- Те ребята, которых ты только что назвал, это бойцы батальона «Кривбасс». Ты – его куратор. Сколько сейчас твоих ребят на фронте?
- Десятки достойнейших парней. Это те, кто воюют и защищают страну. Мы их регулярно проведываем. Некоторые сейчас вернутся по шестой волне демобилизации. Почему я привел такой пример? Потому что для меня он – эталон. «УКРОП» - это не только милитари, но и борьба за справедливые тарифы, «война» против разворовывания бюджета. Представь себе больший экстрим в стране, чем быть «укропом» в Кривом Роге, когда у Вилкула и его шайки-лейки аллергия на людей, которые их остановили в 2014-м и «дали по зубам». Знаешь, Саша был бы прекрасным гауляйтером какого-то региона, если бы планы Путина удались. Но в горсовете есть семь депутатов от «Укропа». И неважно, хорошие мы или плохие, с ошибками или без. Мы делаем все, чтобы быть честными и настоящими по отношению к нашим избирателям…
- Подожди, мы еще поговорим о ситуации в Кривом Роге. Я почему начала с ребят. Помню, в феврале этого года вы приезжали под Администрацию Президента, требуя передать в суд дело по Иловайску. Тогда ты говорил, что передал оригиналы шифрограмм. Что было дальше?
- Давай немного предыстории. За день до известного интервью Корбана Скрыпину, когда тот пытался задать животрепещущие вопросы об операции «Иловайск», которая была спланирована, как говорили, Корбаном и Коломойским в подвале областной администрации, я связался с Геннадием Олеговичем. Он тогда не знал, что выезжая из-под Иловайска, Николай Юрьевич Колесник сумел забрал документы, которые там бросили. Я привез ему копии…
- Тогда оригиналы остались у тебя?
- Конечно. Я сказал: «Геннадий Олегович, у вас интервью. Так вот все шифрограммы боевых распоряжений и приказов». У него, кстати, на тот момент был доступ к государственной тайне без нарушения закона (улыбается. – О.М.). Сначала Скрыпин попытался что-то рассказывать. Но потом, когда увидел документы, листал их с удивлением и видел, что это была армейская операция, спланированная Генеральным штабом и утвержденная Министерством обороны. Поэтому все семь, восемь или девять версий Генштаба и «купленных» типа добровольцев, которые рассказывали, что в Днепропетровской обладминистрации чуть ли не на коленях во дворе на лавочке планировался Иловайск, бред! Кому интересно все почитать – пусть гуглит. Но все предыдущие версии были «разбиты».
Так вот после этого я и полковник Юрий Александрович Синьковский, заместитель командира 40 БТрО, инициировали приезд следственной группы из Главной военной прокуратуры в количестве трех следователей. Планировали на неделю, но увидели, что работы много, и они не успевают, остались в командировке на две и опросили порядка 200 бойцов и офицеров «Кривбасса» о том, как все было. Это все приобщено к материалам дела. 70 процентов оригиналов шифрограмм и боевых распоряжений я передал под протокол в военную прокуратуру старшему следователю Марущаку.
- Реакция вообще какая-то была?
- Ты знаешь, у меня сложилось такое интересное впечатление: ты передаешь все по входящим, а исходящего нигде нет – куда-то оно пропало. Это, как с карточным домиком: нижнюю карту выбиваешь - и вся конструкция рушится.
40-ый батальон борется за свое честное имя, которое в Генштабе не «полоскал» только ленивый. Тогда у меня было определенное чувство сатисфакции – почему наши бойцы, которые должны охранять стратегические объекты в Днепропетровской области, во-первых, выполняют военную миссию в Донецкой, а во-вторых – 5 августа получают приказ на штурм города Иловайск при поддержке трех или четырех единиц бронетехники. Что это такое?! Как так можно?!
Остальные 30 процентов шифрограмм я передал в Министерство внутренних дел. Вот тут реакция была отличная! Подразделения Нацгвардии, батальоны, которые находятся у него в подчинении, тоже принимали участие в той операции. Рано или поздно за тех ребят, которые погибли, попали в плен или пропали без вести, придется отвечать. Это те вещи, которые не имеют срока давности. Я уверен, что они распорядятся этими документами по закону. Те, кому я их отдал, имеют допуск к государственной тайне. Теперь на своем уровне будут сотрудничать с Главной военной прокуратурой.
- Почему дело не передают в суд?
- Скажу объективно: эти документы увеличили свидетельскую базу данных. Там было опрошено порядка двух тысяч свидетелей. Да, понятно, что есть те, для кого будет неудобной передача дела в суд. В частности, для генерал-майора Назарова (у которого суд в Павлограде по Ил-76), ведь есть распоряжения и приказы за его подписью. Да, копии у меня имеются (улыбается. – О.М.). Если будет интересно, и ты получишь допуск к государственной тайне, – могу показать.
Понимаешь, расследование таких дел не подрывает авторитета Вооруженных сил. Такие фатальные ошибки (делает паузу. – О.М.)… У нас вся война состоит из Саур-Могилы, Зеленополья, Иловайска, Дебальцево. Это страшные вещи. И то, и то прошел «Кривбасс».
- Кстати, про Дебальцево. Насколько я знаю, ребята из «Кривбасса» там сражались на самых тяжелых ВОПах и были вынуждены массово сдаться в плен…
- Массово никто не сдался. Это раз. Во-вторых, почти две недели ребята были лишены подвоза боекомплектов, питания и воды. Их забыли. У них не было ничего! Есть история гибели Саши Яцкова. Это парень, который прошел через плен, Иловайск, был в Дебальцево. Когда все уже стало совсем плохо, но была возможность проверить одно из направлений – можно вырваться или нет, пошел Саша вместе с боевым товарищем . Они погибли. Всем стало понятно: это круговое окружение, выхода нет. Был маленький Иловайск с тройным кольцом – только с вероятностью, что тебя «развалят» «Ураганами», «Смерчами» и «Градами».
Ребят там просто бросили. Нельзя вешать на них ответственность за дебальцевскою операцию Генштаба, когда сдались семьдесят человек «40-ки» и порядка 30 – из других подразделений. Это была попытка сохранить жизнь. Комбат тогда принял непростое решение. Зачем закапывать людей, когда не поменяется ни стратегическая, ни тактическая картина?! Есть масса видео в Ютубе, как выходили войска. Про какой планированный отход можно говорить?! Зачем врать стране?! Про Иловайск я могу говорить с каждым отдельно. Я там был – на 3906, 4001, 4002, 4003. На некоторых опорниках - не один раз. Про Дебальцево - нет. Потому что мы приехали, забрали двух раненых после обстрелов, отвезли в Мечникова, а там уже началась «мясорубка» - нельзя было ни проехать, ни подъехать. Но мне тяжело об этом говорить… Наверное, 40-й батальон понес самые большие потери – 53 погибших, 18 до сих пор числятся без вести пропавшими, еще двое (подтверждено) – в плену в Донецке. Все это время местная власть не общается с родственниками тех, кого не могут найти. Наш мэр (Юрий Вилкул. – О.М.) впервые увидел их глаза, когда они пришли на голосование о выделении им материальной помощи. Я хочу, чтобы депутаты всех уровней, в том числе Верховной Рады, вынесли у себя на сессиях вопрос о единоразовой помощи хотя бы по 100 тысяч на семьи без вести пропавших и тех, кто находится в плену. А вообще я считаю: те, кто прошли через плен, должны получить материальную компенсацию от государства.
- В каком размере?
- Не знаю, это дифференцированный вопрос. А так у нас что получается? Есть Надежда Савченко. Да, плен. Адвокаты. ТВ. Внимание. Белые простыни и врачи. Депутат Верховной Рады. А есть ребята, которые прошли через ад со сломанными ногами, перебитыми позвоночниками, отрезанными пальцами. Она такого плена не видела даже в страшном сне! Когда они на нее смотрят, говорят: «Интересно, а что она себе заказывала перед судом – чебуреки или шаурму?!» Что она там, до сих пор голодает? Так уже дней пять, как должна была умереть. А у нее плюс пять килограмм! Ты этого не заметила?!
Поэтому плен плену рознь. Я видел, как ребята после иловайского плена шли в Дебальцево. А государству на них наплевать! Их выбрасывают из всех наградных списков. Я видел парней из «40-ки», которые будучи в плену на камеру российского телевидения «Лайфньюс» говорили: «Ну, и что с того, что у нас такое руководство страны?! Я воюю за своих маму и папу. Я - Патриот. Я люблю Украину». Неужели таким ребятам нельзя пожать руку и сказать спасибо?! Ни больше, ни меньше. Если господин Муженко ошибся со своими оценками по Дебальцево, пусть просто скажет: «Пацаны, простите! Тупанул, заволновался».
- А за Иловайск?
- Понимаешь, там еще принимал участие человек с «фарфоровыми» зубами – Гелетей (в 2014-м – министр обороны Украины. – О.М). Я к нему взывать не могу, потому что там нереально понять, кто он – ни военный, ни милиционер. Застрял посредине. У него всегда все хорошо - он всегда улыбается. По нему лично у меня комментариев просто нет.
«Как-то Муженко тыкал в карту и кричал: «Тут стоял «Кривбасс». они - негодяи». Сам ты такой!»
- Недавно в парламенте было заседание профильного комитета по Иловайску. Выступал генпрокурор, который сказал, что материалы дела содержат 800 томов, и почти половина из них с грифом «секретно» и «совершенно секретно». А причиной потерь Иловайской трагедии Луценко назвал прямое вторжение войск России в Украину…
- Конечно-конечно. Но у меня один вопрос: а где был Муженко, разведка? Я тебе другое скажу: 24 августа 2014 года над Иловайском должны были водрузить украинский флаг. Это сделал боец с позывным Мирный, криворожанин. Чтоб ты понимала, этот человек с ПМ шел на танк.
- О чем свидетельствует такая официальная позиция Генпрокуратуры?
- О том, что тот, кто у нас все это время руководит Генштабом, уже давно должен сидеть на одной табуретке с Назаровым.
- Муженко.
- Да! Когда начали говорить, что это были «хотелки» добробатов и изобретение Корбана – штурмануть Иловайск, это вообще выходило уже за любые рамки. Так как, на самом деле, речь идет о спланированной военной операции с техникой и бригадами. Даже командующий сектором не имеет таких полномочий – состыковывать столько подразделений с такими силами. Все ж предельно ясно! Но столько ребят погибло… Я пытаюсь сбить всю статистику с первых дней, которую озвучивали ВСУ и МВС (а еще есть добровольцы, которые не успели оформить документы, которых ищут). У меня ни разу не сошлись цифры. Каждый квартал статистика разная. Я знаю, что конкретно мы ищем после Иловайска 18 без вести пропавших. Были страшные случаи, как то в криворожском районе - утром позвонили из Запорожья: «Заберите своего сына, опознали по ДНК», а вечером был такой же звонок из Днепра. То есть, полпацана захоронили в одном городе, вторую – в другом. Кто этим живет – просто ждут честного и справедливого суда и извинений. А не обман и обвинения в трусости. Как-то Муженко тыкал в карту и кричал: «Тут стоял «Кривбасс». Они – негодяи». Сам ты такой! На войну пошли шиномонтажники, пекари, слесари, компьютерщики, бизнесмены, которые ничего не умели. А ты даешь им задание в лоб штурмовать укрепленный район! Они идут и делают это! Берут опорные пункты и закрепляются. Зарываются между шпал, «вгрызаются» в вагоны с углем. Зашли первыми и выходили крайними. И готовы были держаться. Но даже подумать не могли, что ими распорядятся, как статистикой. А это живые люди! За каждой цифрой стоит трагедия семьи – мамы, отцы, жены, дети! Это страшные вещи! А государство в лице его «мужей» даже не может извиниться…
- Почему?
- Извиниться в этой ситуации – это и есть эталон офицерского мужества.
- Недавно ты у себя в Фейсбуке написал: «Самая подлая война в тылу! В плен не брать!» Расшифруй, о чем речь.
- Это я о той «шушере», которая селфилась под российскими флагами, когда Днепропетровщина уперлась. Как с ней быть?! Как вы собираетесь приезжать, открывать мемориалы киборгам, героям Иловайска, Дебальцево, проводить парады, когда в администрациях на местах сидят те, кто реально привел нам это все?! Неужели нельзя принять волевое решение?! Президенту дали булаву в руки 54 процента граждан. Так воспользуйтесь ею - ударьте раз! Поверь, даже про тарифы могут забыть.
- Есть много разговоров на тему того, что существует договорняк между властью и этими людьми.
- Я не знаю. Лично у меня нет желания предугадывать нашу непредсказуемую власть. Это до такой степени загадочная субстанция! Но человек смотрит в зеркало. Рано или поздно он скажет: «Сколько можно это терпеть?!». Соберет СНБО (даже в три часа ночи) и поставит вопрос: «Кто привел войну в Украину?!»
Выстрой, наведи порядок! Не дай Бог, Путин пойдет в атаку, а мы в тылу получим эти бригады, которые будут стрелять нам в спину. Причем пулями и снарядами, купленными за украденные из госбюджета деньги. Неужели это непонятно?! Мне об этом говорить легче всего. Потому что я живу в Кривом Роге – большом, промышленном центре, честном и патриотичном городе. Это у нас в центре есть стенд с портретами погибших за Украину ребят, сделанным жителями, но и в нашем же городе все доски объявлений, столбы и прочие поверхности усеяны рекламой поездок в Крым и Москву. Это у нас учителя приводят детей в музей батальона «Кривбасс», но и у нас же главный редактор коммунальной газеты – фанатичный сторонник Новороссии и Путина. И так можно еще долго продолжать. Суть в том, что нет властной воли изменить ситуацию. Как пример, мы с СБУ недавно проверили и выяснили, что главный редактор коммунального издания «Червоний гірник» 24 августа 2014 года в Севастополе отдавал честь российскому флагу. А еще у него в друзьях был Жилин. Он чистый сепаратист! Мы собрали всю информацию, заскринили. Только после того, как СБУ это все зафиксировала, мы выложили все в открытый доступ. У нас сейчас в отпуске глава пресс-службы горисполкома, уволилась руководитель гороно. Такая вот «лакмусовая бумажка»: помазали, покрылся триколором – свободен (смеется. – О.М.). То, что надо было власти делать два года назад, мы делаем сегодня. Вот такая эта борьба в тылу, о которой я написал. Пленных не брать. Как это можно делать?! Вот у нас Иловайск – это день скорби. А у них праздник: «Мы навалили «укропам». Это люди, которые к Украине имеют лишь то отношение, что они сейчас тут географически находятся. Временно. Пока, наверное, мы слабые или глупые. Мы посмотрели: можно совершить поступок и сесть в тюрьму. Кому от этого легче?! Слава Богу, потихоньку выпускают добровольцев. Пересмотрят закон об амнистии для них. Потому что война 2014 года и сегодня... Они разные. Как и ответственность. Тогда счет шел не на месяцы и кварталы, как сейчас, а на часы...
- Но доброволец добровольцу рознь...
- Целиком и полностью согласен...
- Пугачев, который застрелил в Днепре двух полицейских, тоже доброволец.
- Что такое доброволец в твоем понимании?
- В упрощенном варианте - человек, который добровольно пошел на фронт.
- Совершенно верно. Человек, который добровольно пошел защищать свою страну – и есть доброволец. У кого-то идеологической составляющей больше, у кого-то меньше, но они готовы умирать, и умирают за Украину.
Смотри, вот я недавно читал, что один журналист кого-то зарезал. Я вот сейчас с тобой общаюсь, но не говорю, что все журналисты – такие, как этот. Это же штамп! Его по добровольцам искусственно лепят туда, где нужен информационный повод, чтобы уничтожать целый сегмент. Такая технология. Точно так же может быть банда водопроводчиков или головорезов-фрезеровщиков. Естественно, армия и полиция – это зеркальное отображение общества. А тут акцентируют: «Доброволец застрелил двух полицейских». Если бы это сделал «айтишник», всех людей это профессии надо было бы расстрелять на Крещатике?! Примеров много. Давай не будем фривольно обращаться со словом доброволец - будем говорить о тех, кто с оружием в руках защищал Украину. Вот это будет правильно. Вторая категория – кто этого не делал. Вот так страна делится на две части. В добровольцы можно записать волонтеров, активистов и сочувствующих. А не добровольцы – это те, кому все равно. Они любят салюты, посиделки, модные машины и гей-вей.
«74 процента Юрия Вилкула на выборах – это подарок «Самопомочи»
- Ты в нашей беседе уже коснулся темы решения сессии горсовета Кривого Рога, где удалось добиться выделения по 100 тысяч гривен семьям без вести пропавших. Расскажи, как удалось «выбить» из местной власти эти деньги?
- Есть категория людей, которых «сороковка» никогда не бросит – семьи без вести пропавших и погибших. С мамами, которые ищут своих детей, никто не встречается, кроме СБУ, тепер уже Администрации Президента и ГО «Кривбасс». Мы всегда с ними. Они ездят к Штайнмайеру, перекрывают дороги, пикетируют посольство России. Они отправляют помощь ребятам, которые находятся в плену. Делают все, что могут. Поверь, если бы страна так воевала, как они за своих детей, мы бы сейчас были где-то, не знаю…
- В Москве?
- Та, какая Москва?! Калининград, Якутия – вот там!
Я хорошо помню, как Корбан проводил обмены. Сейчас забираем по одному-двое. А тогда автобусами привозили. Я не знаю, как Олегович это делал, с кем договаривался, на что шел… Но тогда ни для Корбана, ни для Коломойского вообще не стоял вопрос денег – он отсутствовал, в принципе отсутствовал! Я помню, когда было уже два кольца в Иловайске, на связь вышли ребята из-под села Червоносельское. Они хотели себя подорвать. Корбан тогда был «черный». Он простонал: «Коля, не надо! Я сделаю все, чтобы их забрать – выкуплю, договорюсь. Но пусть не убивают себя. Я с того света не умею никого забирать». Через день за ребятами приехал «Красный крест». Среди этих парней был Сережа Бондаренко, который сегодня был на съезде «УКРОПа»…
Так вот для этих мам тарифы и все остальное – это даже не вторичное. Для них главное – вернуть домой своих самых близких. Единственное, что я могу сделать, как депутат горсовета, подать проект решения о выделении материальной помощи в размере сто тысяч гривен…
- Подать и добиться, чтобы решение прошло – два разных действия. Ты же понимал, что могут не проголосовать. Большинство у Вилкула.
- Я знал, что этот вопрос мы проголосуем. Никто бы из зала не вышел, пока бы его не решили.
Смотри, как все получилось. Я подал проект на 100 тысяч гривен. На заседании депутатской комиссии озвучивается, что собес принял решение с февраля выделить по 50 тысяч. Я спрашиваю: «Ребята, а где мой проект решения? Куда вы его дели?» Отвечают: «50 будет в самый раз. 100 мы погибшим выделяем». Я уперся: «Мамам надо выплатить по 100. Не надо договорняков вокруг этой проблемы. Не пролезет!» Мой документ поставили в повестку в крайний день 95 вопросом. А 10-м – вот то решение исполкома. Причем включили его в общую социальную программу. На эту сессию пришли мамы, бойцы (некоторые на костылях, после ранений). Они сидели друг у друга на руках более двух часов, пока мы проходили все вопросы. На 10-м я сказал депутатам: «Да, мы за него проголосуем. Только не забудьте, что вы еще должны поддержать 95-й». Потом мы попросили сразу рассмотреть мое решение. Потому что мне было больно смотреть, когда встали мамы и бойцы и развернули плакаты. Поднялся весь зал. Что там началось – не передать словами. Вилкул тогда увидел, что о нем думают люди. Не электорат, а что о нем думают люди (медленно повторяет по слогам. – О.М.). Вот в этот момент я был готов убить любого, кто обидит этих мам. Любого!
Я повторюсь, что хочу, чтобы такое решение прошло по всей Украине. По разным данным всего около тысячи без вести пропавших. Это категория, про которую начинают забывать. О них помнит СБУ и те инстанции, которые пикетируют родственники, и к кому они обращаются. Поверь, мы в таком у них долгу, что я не понимаю, зачем надо было упираться. Решение, в конце концов, единогласно поддержали – 61 голос «за». Это самое малое, что мы можем сделать для этих людей. Вот такая была ситуация.
- Главное – результат.
- Он есть. Во-первых, прошла их программа о выделении по 50 тысяч, и наше решение – по 100.
- Получается, семьи должны получить по 150 тысяч?
- По идее, так. Но, опять же, я не знаю, что они могут придумать. Если у нас проекты то исчезают из повестки дня сессии, то появляются, по решению мэра и секретаря горсовета, можно ли говорить уверенно хоть о чем-то? Есть же еще Вилкул-младший, который влияет на процессы.
- Но формально городом руководит папа – Юрий Вилкул.
- Да ты что?! (смеется. – О.М.). Ты в это веришь?! Уверен, что все стратегические решения рассматриваются, как минимум, коллегиально. Не буду описывать все проблемы (мы с этим учимся справляться, и начинает получаться). Но теперь у нас на каждой закупке пилят не 30-40 процентов (как в старое-доброе коррупционное время Януковича), а 200. Даже силовики говорят: «Или Александр Юрьевич решил, что Путин придет и все обнулит, или он собирается «рубануть бабла» и свалить».
- У тебя какое ощущение?
- В близком окружении Александра Вилкула многие говорят, что он хочет рассчитаться с Ахметовым, которому он должен деньги после «ударной» работы с «Метинвестом «. Теперь единственная возможность закрыть проблему – это «распил» бюджета Кривого Рога. Вообще я надеюсь, что сейчас все, включая генпрокурора и Президента, поймут, что те, о ком я говорю - реально враги. И это с моей стороны не жажда какой-то крови или сатисфакции…
- Просто это может выглядеть именно, как желание мести. Все прекрасно помнят, какая борьба была на выборах мэра …
- (Перебивает.– О.М.) Вот ты мне сейчас наступила не на мозоль, а на сердце! Потому что, когда «бьешься» на выборах, а союзники (Юрий Милобог. – О.М.) выпрашивают 300-350 тысяч долларов, это перебор! Эти 74 процента результата – подарок «Самопомочи» Юрию Григорьевичу на блюдечке с голубой каемочкой. Я буду говорить не о себе. За перевыборы «бились» достойные люди и бойцы. Выходили на вече, сражались за свободу Кривого Рога. Приезжали в Верховную Раду, прорывались, а в это время в гостинице «Киев» кое-кто (Юрий Милобог. – О.М.) сидит и торгует Кривым Рогом. 300-350 тысяч! Так ты хоть уже миллион попроси! Что ж ты нас так оценил?! Потом, когда начали менять кандидатов в мэры - это был удар ниже пояса. Теперь нам надо не просто извиняться перед криворожанами, а работать и зубами рвать ту несправедливость, которая есть. Слова – это ничто! Только поступки тебя определяют!
