Благодаря декабрьским событиям запрос на лидеров нового поколения стал очевидным. Однако вряд ли общество четко представляет себе, каким именно лидерам оно готово доверять.
Евромайдан пока еще стоит, но уже сейчас причастные к его организации политики, гражданские активисты и общественные деятели всерьез обсуждают вопрос, что делать дальше, когда баррикады будут разобраны. Решение пока одно — работать дальше и нести накопленную энергию в самые дальние уголки страны (преимущественно на Восток). Общественное движение даже успело институализироваться — создана одноименная всеукраинская организация. Ожидания от нее самые разные: одни видят в ней большой стачком, другие — платформу для поддержки на президентских выборах в 2015 году. Но главное ожидание, сформулированное пользователями социальных сетей, — появление некоего социального лифта, который поднимет наверх новых общественных и политических лидеров, сформирует долгожданную «третью силу».
На данный момент нет полной уверенности в том, что этот социальный лифт заработает. С одной стороны, все действительно увидели, что кроме массового протеста Майдан может стать еще и чем-то наподобие общественного детектора лжи, мигом определяющего, где фальшь, лукавство, а где искренность, разоблачающего носителей всех этих качеств и отправляющего их, как говорится, «в сад». Сетевой мэм в таком контексте употребляется не случайно, ведь главная площадь страны живет в двух пространствах — реальном и виртуальном. Эмоционально они немного различаются (действительность более пафосная и воодушевленная, виртуальность — более критичная, а порой саркастичная), но объединены общими убеждениями и технически подкрепляют друг друга. И вот через такой дуализм, как через фильтр, прошли, по сути, все те, кого считают общественными лидерами — политическими и моральными. Прошли все украинские президенты. Прошли все ключевые оппозиционеры. Прошли религиозные деятели, «моральные авторитеты» старшего поколения, объединенные в инициативу «Первое декабря», и более молодые, не входящие ни в какие общественные движения. Никому из них не удалось ни возглавить общественное движение, ни повысить благодаря ему свой рейтинг доверия, а некоторым и вовсе стало понятно — их ресурс исчерпан, пора уступать место другим.
Но кому? Ведь с другой стороны, несмотря на то, что запрос на лидеров нового поколения стал очевидным, вряд ли можно сказать, что общество четко представляет себе, каким именно лидерам оно готово доверять, кого из них оно готово наделить политической властью. Представить себе образ этого лидера легче по принципу «от обратного». Так, ясно, что он больше не сможет покорять сердца миллионов архетипичным образом — патриархальным («батько нации») или матриархальным («берегиня нации»). Ему придется подбадривать убежденных и одухотворять сомневающихся силой здравомыслия, прагматизма и рассудительности. Ясно также, что этот лидер должен быть лишен харизмы революционного вождя — как раз наоборот, ему, очевидно, следует быть немного скептиком, капельку анархистом, личностью, способной отстраненно посмотреть на окружающую действительность и сплотить единомышленников вокруг идеи модернизации Украины, построения справедливого государства. Таким образом вырисовывается типаж этакого «общественника» — человека образованного, не бедного, но и не слишком богатого, принципиального, верящего в идеалы. Здесь и возникает три вопроса, на которые пока нет однозначного ответа. Первый — готово ли общество доверять таким «общественникам», если до сих пор ему привычнее были образы крепких хозяйственников, харизматичных политиков или просто народных героев? Второй — готовы ли сами потенциальные лидеры сесть в социальный лифт, о котором говорилось выше, — то есть выразить готовность быть нанятыми на службу обществу, отчитываться перед ним за свои дела? Третий: какое количество новых героев требуется для того, чтобы «перезагрузить» страну, — несколько десятков или несколько тысяч, — и сколько времени придется ждать, пока они заявят о себе? Ведь несмотря на то, что упомянутые события стали мощным катализатором формирования нового поколения лидеров, это поколение не может выкристаллизоваться за месяц, тогда как «перезагрузка» требуется уже сейчас.
Важно отметить еще одно обстоятельство. В какой-то момент появилось мнение, что поколение новых лидеров будет зарождено именно в среде «майдановцев». Но вряд ли это будет именно так. Уже сегодня видно, что представителям этой среды будет очень сложно добиться доверия и признания в восточных и южных регионах, где не наблюдается большой публичной поддержки столичного протеста. И не потому, что идея модернизации страны там принципиально не воспринимается. Дело скорее в неодобрении формы, в которой эта идея подается. При специфике локальной политической культуры и гражданского самоопределения эта форма воспринимается как агрессия, а носители реформаторских идей — как идеологические диверсанты. Впрочем, вполне возможно, что внутриполитические коллизии могут стать импульсом для возникновения на востоке и юге собственной формации новых лидеров, исповедующих, по сути, те же ценности, но более органично выглядящих на фоне своего сообщества. Если они не будут отвергнуты общественно активной средой, сформировавшейся в Киеве, тогда действительно можно будет говорит о появлении в стране серьезной «третьей силы».
