Вначале, еще до моего, чисто пост-апокалиптического, путешествия, мне виделся этот, предполагаемый тогда, текст в чисто ироничном, серьезно-шутливом тоне; после, уже в Луганске, когда я лежал с открытыми глазами ночью и переваривал увиденное и услышанное, он формировался в виде ужасающей филиппики; сейчас мне предстоит скрестить это, и мы поглядим что за зверь у нас выйдет.
Правда, только правда, но не вся правда. Я не боюсь за себя, но могут пострадать люди — и этого достаточно, чтобы умолчать о многом. Вся прямая речь будет подана курсивом, слово в слово, для тех кому не интересна эмоциональная часть моего повествования я выделю ключевое в нем.
И, главное — пусть не будет мне удачи ни в чем, если я сознательно солгу хоть раз. Аминь.
1) Харьков-Луганск
И вот мы в Харькове. Ночная поездка из Киева была неожиданно комфортабельной, мне даже удалось поспать, чего не случалось ни разу в те редкие случаи, когда я пользовался автобусами для дальних поездок. Но этот «автолюксовский» (скрытая реклама) был очень хорош, настолько, насколько приятна была его «стюардесса» или ее наземный, колесный, аналог. Вот уж не думал, что такие бывают, мда.
Высоким, крупным людям, вроде меня, вообще тяжело даются такие поездки — ноги, ступни, ломота. Но в этот раз все прошло прекрасно, открыв глаза на одной из ночных остановок и посмотрев на часы, я неожиданно обнаружил, что уже четыре часа утра и собственно до прибытия осталось меньше двух. Еще через «пять» минут сна часы показали половину шестого, а вокруг стало светло.
Харьков, как и всегда, произвел на меня впечатление тем, что не произвел абсолютно никакого — как будто не в крупнейшем городе страны я находился, а просто, вроде как в магазин за хлебом пошел и по дороге по сторонам смотрел — ничего вообще, нет мыслей.
Автовокзал (один из), чистый, но очень маленький, я жду маршрутку, идущую транзитом через ДНР в ЛНР. Курица, курица! Ааа! Это старик, в орденских планках и с кусочком андреевского флага, чистый и ухоженный, но абсолютно безумный, зовет свою дочь. До этого, в течении часа, происходил диалог с невидимым собеседником, судя по интонациям старика, сильно ему досаждающим. Но вот, приходит «курица», немолодая уже женщина интеллигентного вида, с усталым и привычно смущенным лицом — и старика уводят в туалет, наобещав перевести в зал повышенного комфорта. Тихо радуюсь за сидящих в нем людей.
За соседним столиком — а я сижу в небольшом баре, мужик, обиженный невниманием официантки, требует (и что намного важнее — получает) жалобную книгу.
То, что наш водитель — дурак, я понял еще до личного с ним знакомства: вы уже приехали? я подъеду в восемь, да, в восемь. Полчаса спустя: вы знаете, я ошибся немного, буду в девять, да, в девять! В половину девятого: а почему вы не подходите? мы уже грузимся.
Набив людьми, поклажей и самим собой уютный красный газенваген, наш водитель тронулся в путь, разверзнув жерло своего красноречия: да, сейчас там (в Луганске) все налаживается. У нас газ будет, а у всей Украины нет, так русские сказали. Болотова расстреляли, на границе, пытался сбежать с деньгами.
Но кто же сидел в этой маршрутке? Беженцы «майского разлива», ничего не увидевшие, ничего не понявшие. Пятеро мужчин, трое девушек, четверо немолодых уже женщин, и я, зловеще сверкающий линзами очков, захваченных с собою для конспирации, вместе с набором фальшивых бумаг.
По прикрученному у крыши монитору крутили веселые фильмы: две чудовищных российских комедии, в которых, как мне показалось, снялись все российские актеры сразу, от куценки до одной из сестер зайцевых. Третьей фильмой пустили какой-то свежий ковбойский боевик из США, но прифронтовая полоса и киношные выстрели нервировали «теток» — и кина не стало, увы.
В салоне велись предательские разговорчики, в столь любимом мною кисло-сладком духе: мы мирные и духовные, а они вон чего, ну да теперь будет все по-старому, только наши ребята у руля. Отдельным снимком: дебильноватого вида рыжий парень, с задорно торчащими из ноздрей волосами и модной стрижкой затылка (я и не знал, что такие бывают, с каким-то подвывертом и косичкой, ух) тычет пальцем в стекло и шепча губами произносит знакомые ему места Харькова. Другой, лет тридцати, был того, ненавистного мне, типажа человека с приколами, которого хочется бить ногами через десять минут после знакомства. Знаете, такой рассказчик коротких и несмешных анекдотов в самолете или незнакомой компании, с вечной улыбочкой и легко читаемой основной мыслью — как бы тебя, лоха, развести на бабло. Ближайший литературный аналог — облегченная версия старины Тика из Лада, «Темной башни» Кинга. Ух, как он веселился: укропы на постах списки имеют … да-да, сепаров типа … кого они там сепарами считают? ха-ха-ха!
Но вот мы все ближе к фронту. Все чаще наши блокпосты. Типажи: немолодые, за пятьдесят, усатые, запыленные и чумазые армейцы, в зелено-коричневом камуфляже и кепи, с автоматами на спинах; совсем молоденькие бойцы, в защитных очках, вроде тех, что носили курсанты на параде в День Независимости, занятые своими служебными делами они совсем не смотрят на нас. Иногда в салон заглянет офицер, как правило под сорок, попросит показать паспорта, вернее их наличие, выходить никому не надо и пожелает счастливого пути. Мерзость лицемерия из салона: спасибо! спасибо … вот же … укропы … укропы … Тяжко от душевного смрада, я еще сильнее сжимаю челюсть и мысленно посылаю проклятия, за которые потом себя ругаю, так же мысленно забирая свои слова назад.
Бетонные блоки, лежащая каска, армейские ящики, пыльные, иной раз и с дырками флаги, автоматы зачем-то обклеены стикерами национальных цветов — аналог белых повязок? Нормальные лица, чистая атмосфера, русская, украинская, смешанная речь: куды вин побиг! Стий! От жеж! Водитель, ты чому за пассажирами не следишь? Там же мины, табличка вон е! Так пописаешь, шо покакаешь. Щаслывого пути!
Вот и Семеновка, печально знаменитое название времен осады воинства Стрелкова в Славянске: полностью разрушенное четырех-пяти-шести этажное здание, перепаханное воронками поле, черная от мазута и солярки земля, дома без крыш, стекол, без стен…
Между Дебальцево и Артемовском, последний украинский блок пост. Офицер в фрицхелме и бронике смотрит в бинокль на ту сторону.
…
Я сразу понял, что это они, по светло-зеленому, советско-российскому камуфляжу. Бетонные блоки, черно-желтый флаг, мы в ДНР, привет.
В пяти метрах от въезда нас тормозят, открывается дверь и вот … о, дайте же мне сил передать то впечатление, которое на меня произвел этот ополченец.
Красное, загоревшее на солнце лицо, между сорока и сорока пятью годами, страдает повышенным давлением. Если бы от меня потребовали дать этому человеку кличку, коротко характеризующую его внешний вид, манеру поведения и интеллектуальные потенции, то лучшего позывного чем «Кирпич» я выдумать бы не смог.
Он был одет в полном соответствии с рейган-муви восьмидесятых: голубой берет с приколотым значком-звездой, майка с рисунком а-ля «День ВДВ», которая не закрывала до конца большой живот, бант «наших ребят» и какая то жилетка, с элементами тельняшки. Короче говоря, это был какой-то трэш, даже на фоне других его бойцов, которые были просто и без изысков одеты в пресловутый камуфляж и кепи, походя на охранников рынков в девяностые.
Ага! Тааак … здравствуйте! Все, в унисон, улыбаясь — здравствуйте, здравствуйте! Возвращаетесь значит… угу, угу. Откуда? Водитель — из Харькова, домой едем.
Вот ты (обращаясь к «Тику») — здоровый, сильный парень. Почему не защищаешь свой дом? «Тик» смущено бубнит, вот мол — кивок влево — беременная жена, а я — при ней, стало быть. А у меня, думаешь, что — жена не беременная? И детей нет?! Или мне платят много?! Вы — всем — что думаете, что уже — все? Приехали домой?! А завтра нацики нас бомбить начнут, вы опять сдрисните или по домам сидеть будете?! Или в Харьков свой вернетесь? Так вас там в плен возьмут и сюда воевать погонят. А?!
И тут наш водитель делает роковую ошибку: нацики? почему нацики? нацгвардия что ли?
Нацгвардия? Ну извините… кивок-поклон с издевкой в сторону водителя. Может мне их еще на «вы» называть? Только я их как в рот стрелял, так и буду стрелять — и даже пленных.
Далее следует трехсекундная пауза — сейчас мне даже кажется, что я слышал, как до ополченца дошло и в воздухе раздался щелчок: а что-то мне, бл…, твои разговоры не нравятся! Наверное, ты сейчас у нас останешься, поедешь на подвал (о боги, именно «на подвал», как это характерно, ведь «на подвал» увозили в Луганске, в здание СБУ, но этот безымянный дэнээровский орк использовал такие же обороты речи, помилуй Бог! ЛНР — нет, Луганска — нет, а «подвал» — есть, и верно, что в ДНР он не один), посидишь там, расскажешь, кто ты такой. Так, все — вылазь!
И идет к водиле, подзывая на ходу автоматчика. Слышна речь: водителя я им своего дам, ничего. Ты посмотри, блядь, нацгвардия, а?! Я, блядь, у тебя сейчас автобус заберу, нам такие перевозчики тут нахуй не нужны, понял? Все, пошел!
Наконец, бледный, подкашивающися водитель начинает лепетать слова оправдания, но так как в отличие от голубого берета говорит он тихо, явно сглатывая часть слов, то из моего дальнего угла мне не слышно, что именно он находил сказать бравым бойцам ДНР. Впрочем, догадаться несложно. Наконец, вволю насладившись ужасом, они отпускают его. «Кирпич» еще раз забирается в салон: счастливого пути! Все: спасибо, спасибо!
Двери закрываются, мы трогаемся, все молчат, потрясение настолько густо разлито в воздухе, что его можно резать ножом. И тут меня прорывает, громко, звеняще, с ненавистью: что, обосрались? довольны?! вы же этого хотели, луганчане, блядь…
Тишина, кое-кто из девушек робко оборачивается. Я понимаю, что делаю глупость, но не жалею… Смотрю в окно и злюсь, на себя, на всех.
Но — ничего, спустя каких-то пять минут водитель, «Тик» и «тетки» начинают вполне бодро обсуждать «наших ребят», что вот им тяжело, нервы, что этот был просто выпивший, а водитель его не понял, ляпнул сдуру, а он тоже не понял и вообщем то все нормально. Убедительно так, доброжелательно, мы не рабы, рабы немы.
Между нами и Луганском пробежало ровно восемь блокпостов, на каждом из которых нас проверяли, придирчиво и бдительно. На третьем или четвертом заглянувший командир — хорошее, не глупое, не озлобленное лицо, около тридцати пяти, явно кадровый военный, попросил — подчеркиваю для всех, именно попросил помочь, если есть возможность, на выкуп наших ребят, спасибо. К моему ужасу, половина маршрутки начала тянуть свои десятки и двадцатки.
Дэнээровские блокпосты, казачий блокпост, элэнэровский… Камуфляж, оружие, веселый матерок, а ручки то ебливые! Людей из Федерации не было вовсе, только местные, ибо, понятное дело, ударные силы на такое дело не ставят. Все возраста и один, в целом, типаж. Он вам известен, я думаю. Нормальное лицо в этом сброде привлекало внимание сразу, я, по дороге, насчитал таких два.
На пятом блокпосте седоусый ополченец, разглядывая мои документы, спросил: в Ю. родственники есть? Нет. Что? Нет! Что?! В Ю. родственников не имею!!
Казачий блокпост, ополченец кричит в сторону своих: где молодой? я ему невесту нашел! Да что он вечно пропадает как надо! Двери закрываются, одна из теток весело хихикая говорит понравилась, девочка. Мать понравившейся, умоляющим шипением обращается к водителю: поехали, поехали, пожалуйста!
И вот, последний, как оказалось, блокпост перед Луганском. Мужчинам выйти из автобуса, с паспортами! Все вылазят, лица бледные, я спокоен как покойник, только тоска давит, щемящая тоска. Боже, Боже… только бы не стали обращаться прямо ко мне, пожалуйста…
Шеренга, нас шестеро, спиной к автобусу. Слева и справа два автоматчика, в центре толстый ополченец под шестьдесят, очень похожий на Руцкого. Слева от меня ополченец, без оружия, как две капли воды похожий на знаменитого «Моторолу», только немного повыше. Почему у них такой ограниченный набор лиц? Орки, орки…
«Руцкой» начинает речь, пересказывать не стану, поставленный голос, вы все дезертиры, кто служил в армии или ВВ или МВД — шаг вперед. Тишина. Что вы делали в Харькове?! Чей то слабый голос, не могу различить, сильно сдавлен, справа от меня: жили…
«Моторола» оглядывает нас всех и обращается ко мне: что делали в Харькове? Я стою, как и стоял: заложив руки за спиной, глядя прямо перед собой, в никуда. Молчу.
Время тянется вечно. И тут раздается чей то громкий, командирский голос: кто эти люди? Ополченцы тут же поворачиваются в эту сторону: да вот, с Харькова едут. Документы проверили? Пусть едут. Садитесь.
Я, стоявший спиной прямо к дверям разворачиваюсь и начинаю пропускать остальных, не понимая толком зачем, но успев оглядеть всю мизансцену целиком. Автоматически фиксирую то, что узнаю «руцкого ополченца», это бывший преподаватель ОБЖ, кличка «замполит», служил в Афгане, истерик. Передо мною проходит «Тик», его губы дрожат, он глядит в землю. Пропускаю его и начинаю влазить обратно, краем уха слышу, как парень с венгерской фамилией, сидящей в автобусе справа от меня, пытается предложить «замполиту» сигареты, тот презрительно отказывается — ну, может ребята покурят? ну, давай.
Мы въезжаем в город и только между Юбилейным и Гаевым я понимаю, что в Луганске. Вдалеке слышен какой-то гул, нечто среднее между воем сирены и ревом трубы, как в Средневековье. Я произношу вслух, сам себе: поздно, нежить уже за Стеной и ходоки пришли. Слишком красиво, для ситуации, но как было, я обещал. Литература всегда служила мне утешением в трудные времена.
Меня опять охватывает приступ ненависти и злобы, я обращаю свои молитвы к Богу, желая смерти и разрушений, не Луганску, но Федерации и ее наймитам. Извините, но как было. И опять, и снова я беру свои пожелания обратно, прося за них прощения, по понятным причинам. Между тем мы останавливаемся на первой точке высадки, мешок с дерьмом, «Тик», быстро оттаял (вы заметили, что такие мутно-веселые люди всегда удивительно отходчивы и не могут сколько-нибудь долго рефлексировать) и выдал свое кредо: ну ничего, не должен же каждый там (на блокпостах?) стоять? я им буду машины чинить, то что умею, правильно?
Совсем выжженный и опустошенный я произношу, не громко, на две-три пары ушей: да ты и отсасывать у них будешь, если прикажут. И еще раз прошу прощения у моего маленького читателя, но, как и писал — только правду.
Выходит со своей мамой девушка, сидящая впереди и сдавшая двадцать гривен на выкуп «наших ребят». Она шокирована и расстроена увиденным… Светлая девочка, пару раз обернувшись и увидев/услышав меня она поняла все и спасала меня. Каждый раз, когда очередная морда лица требовала передать ей паспорта по салону, она быстро оборачивалась ко мне, протягивала руку и говорила: давайте я передам. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо.
Между тем мы едем по пустому городу, четверг, четыре часа дня. Изредка промчит иномарка с бандитами, меньше двух на одну машину они не ездят, иногда таксист — и все. Ни людей, ни машин. За всю дорогу «Гаевой-Авангард» я насчитал два десятка прохожих, не младше сорока пяти лет.
И вот, участок дороги, между первой многопрофильной и сквером ВЛКСМ, односторонняя секция в направлении на центр города, три полосы. Какой восторг! Спасибо за этот знак! Машина скорой, черный джип без номеров и два седана (не успел рассмотреть марки), с развороченными напрочь капотами. Между ними — три (или четыре? о, побольше бы!) тела, в камуфляже, лежащие в собственной крови. Голову одного из них, поддерживают, я рассматриваю ее: между тридцатью и сорока, обрит, левый глаз закрыт синевой, опухшее лицо, еще живой. Остальные, думаю и верю (и тогда и сейчас) уже мертвы. Представьте себе скорость, с которой эти нелюди умудрились столкнуться лоб в лоб на трех пустых полосах одностороннего движения! Горите в аду, мрази. Спустя двадцать минут, уже в центре, я видел, как эта скорая, на полном ходу неслась в сторону областной больницы, с машиной сопровождения.
Я вышел из автобуса, огляделся и сел ждать.
2) Луганск
Если у вас, из первой части, вдруг сложилось впечатление, что я эдакий былинный богатырь, который вертел всех и каждого как Джонни Длинный Болт, то забудьте это сразу. Я — редкостный трус, заставить меня высказаться в обществе более чем десяти человек сразу — мертвое дело, только если я не охвачен одним из тех порывов, которыми горжусь и которые заставляют близких умолять меня вести себя спокойно. Страх — в том числе и перед каждой запланированной или возможной дракой, перед большими совещаниями, на которых мне предстояло высказаться или докладывать, страх показать свой страх, все это преследует меня всю жизнь, я знаю каких усилий стоит чтобы бороться с этим.
Два или три раза в жизни я испытывал тот самый ледяной ужас, когда ты мгновенно покрываешься холодным потом и в голове раздается вопль. Но — это редкость, слава Богу.
Гораздо чаще это просто мысли, перед ожидаемым, страхи которые есть у каждого и которые мы все, так или иначе преодолеваем.
Я не буду брать на себя многое, но и от своего не откажусь: мне не было страшно во время подготовки к поездке и в самой (речь идет о туда, а не там или обратно), совсем. Не было тоски, была спокойная уверенность человека, который сделал все возможное чтобы обезопасить себя и полагается на свою веру.
Я просчитался во всем, кроме нее.
…
Вышел, уселся прямо напротив любимого книжного магазина «Литера», закрытого еще в апреле-мае. Тишина, мимо прошел на удивление прилично одетый господин, судя по его телефонному разговору (!) — связист. Автоматически зафиксировал его фразы, которые он произносил с абсолютно не гармонирующей с ними бодростью: да, тяжело. Нет, не заплатили. Тысячу дали за … с пятнадцатью процентами от надбавки, когда остальное никто не знает. И все, за июль-август даже не говорят. Ага. Тяжело, слишком много повреждений, люди работают, но когда — даже не представляю. Прошел.
Из меня будто выпустили весь воздух, знаете, как это бывает с холериками? Кипятишься, бурлишь, сдерживаешь себя — а потом, бац! и все. Вот так и я — уселся на каменную стенку вдоль тротуара, ссутулился и сидел, не глядя по сторонам и автоматически начиная смотреть прямо перед собой, когда по дороге проплывали машины с мятежниками. Никакой удали, никакой боязни не выдержать и после пары фраз уебать мерзкую морду кулаком, а там — привет, рай. Только тоска и мысль, в голове, кап-кап-кап: я в западне, западне, западне! Но, страха все равно нет, даже странно, только — тоска.
Наконец, меня забирает автомобиль. Город, как уже писали, все, кто побывал там, практически цел, ничего трудного для возвращения его в нормальное русло, для современной цивилизации нет. Да, кое где зияют полуразрушенные дома, вроде восточно-промышленного, но это редкость, в центре. Все повреждения носят характер попаданий из мелкокалиберной артиллерии, конкретно — из минометов. Но, не берусь судить, я не артиллерист.
Итак, у меня двое суток на общественное и частное благо. О первом умолчу, второе было быстрым делом: съездил домой, забрав несколько сумок вещей и носители. Заодно, подчистил ряд авгиевых конюшен. Передал кое-кому лекарства, инсулин etc, но, по возвращении оказалось, что теперь будет ходить поезд в город. Так проходит мирская слава.
Вася — жив и здоров, встретил меня у подъезда, бросился обниматься. Сделал с ним селфи, выложу позднее, когда пыль уляжется. На радостях от того, что он жив, забрал к себе, в квартиру, общаясь с ним во время сборов. Когда уезжал он вышел проводить меня на дорогу, сидел, как всегда с серьезным, чуть насупленным видом. У него новая пассия, тигровая кошка. За будущее я покоен, на двух этажах лежит корм, кроме того, я наказал следить за ним. Вася — один из лучших луганчан, что я знаю. Кстати, это наш дворовой кот, если кто забыл.
Теперь — главное! Луганск, что да как. И — без имен, подробностей, как вкусовые пилюли, не уточняйте! Не спрашивайте, просто постарайтесь представить.
Так, так, так. Есть радио, элэнэровское, успел услышать его в автобусе. Механическим (именно таким, без эмоций, ударений и прочего) голосом молодой девушки вещает оно, что-то хозяйственное, о шахтах и налаживании электропитания города, чему мешают каратели. Потом — музыка, какая то песня, если я точно услышал, то мужской голос бодро пел о том, что Луганск — город цветов. Возле памятника Ворошилову, радио голосом Шевчука запело еду я на Родину!
Некоторые ловят украинское радио, дома. На улицах скопления в местах набора воды, иногда и человек сорок стоит, в разорванную цепочку. Транспорт — только до часу дня.
Так, так, так, еще быстрее.
Грабежи, реквизиции — все как в июне-июле, при мне. Важно! У мятежников на руках вышедшие из оборота в Украине гривны, в свежем, не мятом виде. Видимо — привет из Крыма. По своим магазинам идет продажа захваченных продуктов и гуманитарки.
Важно! Не знаю, что там привозил тот знаменитый гумконвой и все остальные, но выдаваемая населению гуманитарка на половину состоит из украинских продуктов. Мне рассказали о входящей в набор русской тушенке — три консервы, маааленького размера, как сардины. Причем, каждая такая выдача меньше предыдущей, не говоря уже о том, что и та, первая была абсолютно недостаточной.
По всему городу следы на асфальте от многочисленных гусениц колонн, тех самых, что заходили/не заходили в город. Кстати, я пару раз вспоминал многочисленные вопросы: а где же фотографии? где? — несмотря на то, что полно и фотографий и видеозаписей и прочего, и даже еще в июле.
Так вот — последнее что мне пришло в голову, находясь на улице — это снимать что-то на телефон. Ощущение — непередаваемое, только с рядом предосторожностей я смог заставить сделать себя несколько снимков города — и то, половина в зданиях. И это — при заряженном телефоне, с возможностью подзарядки от прикуривателя. И это — на пустых улицах, осторожно выглядывая — не проезжает ли машина, не идет ли кто? Почему они не снимали колонну, а?!
Важно! Пример: мужик работал охранником в одном из автосалонов. Дальше предсказуемо — визит, реквизиция. Теперь, внезапный поворот: давайте расписку, пожалуйста, хоть что-то. Посмеялись, написали: реквизировали для нужд обороны, ополченцы Петров, Иванов, Сидоров. Вы жмете плечами — и что? банальность, каждый луганчанин таких историй с десяток расскажет, не особо напрягаясь. Но, но — спустя какое-то время в салон приезжает дама, с водителем: выдавай всю документацию, я новая хозяйка. А? Вот так, ну хорошо, ты пожалеешь. В тот же день этот мужик исчез, жена побежала в знаменитый подвал СБУ, еще куда — нигде нет. Две недели назад — вернулся, весь черный и не в смысле грязи. Где был, что делал — ни слова, никому. Молчит.
Важно! Прочитайте два раза, оно того стоит: луганчанин (алкоголик или нарик, не помню) убивает свою мать, сравнительно недавно (три-пять лет назад). Выпущен из колонии (!), зачислен в армию ЛНР (!!), вместо своего разрушенного дома, вселяется в новый и хороший, на той же улице. На этой же улице, недавно — гуляется его свадьба! Где же их расписывали? В военкомате, кажется в областном. Свадьба, как мне ее рассказали — один, в один как у Моторылы, только уровнем ниже, ну да оно и понятно.
Важно! Заходят в магазин, если хорошие, то автомат дулом в потолок, плохие — тебе в грудь. Хорошие заказывают, плохие сгребают сами в пакеты. Платят — все. Но — как, о как. Насыпать пригорошню монет, не считая. Округлить сумму — как высморкаться, сплошь и рядом. Но — денег не жалеют, правда — как я уже писал, деньги зачастую выведены из оборота.
В отдельных учреждениях майские — а таких подавляющее большинство из вернувшихся жить, пишут объяснительные в дезертирстве (!) и успокаивают друг дружку, разговорами о налаживании жизни. Забавно, что все обсуждают Порошенко, Яроша — причем как своих, ругая, а о новых властях — ни слова. Те, чьи имена нельзя называть.
Болотов: у всех, с кем бы я не контактировал в городе, полная и абсолютная уверенность в его смерти, с массой одинаковых подробностей. Такое единодушие наводит на мысль об очередной утке охранки, уж больно история складно рассказывается всеми, когда слух природный, то он всегда варьируется, а тут как будто размножили и раздали. Неофициально, в кругах близких к руководству, его поругивают и вешают на него всех собак.
Помните тот пресловутый бусик с диверсантами, который ловили всей ЛНР, привлекая сознательных таксистов и прочую пионерию? Их, видимо, таки извели, зато у молодой республики появился новый, коварный враг, приготовьтесь: дед с бабкой (!) зарабатывающие внучке на квартиру (!!). Они вытаскивают из гаража миномет — и палят по городу, выстрел — штука баксов.
Важно, без подробностей: примеры обстрела людских скоплений из минометов мятежников в дни их фронтовых неудач, июля-середины августа.
Дань, поборы: к примеру, поставщики и продавцы … ну, скажем сладкой ваты, вынуждены были отдавать каждую неделю определенное количество кг для нужд обороны.
По городу, развернуты базы подготовки бандитов: каждую ночь слышны очереди из стрелкового оружия, с четкими интервалами.
Как и раньше, руководство, не ведет толком никакой работы с населением, даже платиновый электорат в виде бабушек, да простится мне эта грустная шутка, начинает ворчать на постоянно откладываемый российский рай: деньги будут десятого, двадцатого, тридцатого и т.д.
Как и раньше — организованно грабят дома, вселяясь в них. Ночь, стук в ворота. Машина, свет в лицо: фамилия? Вы знаете, кто живет в этом доме? Где они? Кто-то в нем появляется?
Известный у нас народный артист СССР, уехавший буквально за пару дней до моего приезда из города, сделал это потому, что ему приватно сообщили, что пора бежать, ибо он в списке на выкуп. Если что — я это наврал.
Жена другого господина, бывшего налогового, уже собиралась выходить из дома и уезжать на машине, но в последний момент решила зайти, что-то забрать в саду: треск, сносятся ворота, в ночной двор въезжает фура, светя фарами. В чем была — так и побежала, огородами, через соседей.
Бывшей моей бухгалтершей, позвонил бывший же ее шеф и ласково предложил сказать где золото Флинта, мотивируя тем, что он стоит возле ее дома с базукой. Сама она в этом момент была уже в Киеве.
Я могу продолжать это долго.
Но, от большого к малому. В ночь перед отъездом я не спал, только под утро удалось забыться на пару часов, тяжелым, не просветляющим сном.
Страха не было, но была тоска и гадливость. Когда я въезжал — я был, образно говоря чист. Ну, да — это только мираж, схвати меня тогда и поработай (совсем чуть-чуть) — и я запел бы как соловей, сомнений нет. Верю, что мог бы лишь скрыть важное в паутине информации, проверить которую они все равно не в силах.
Но — сейчас, когда до спасения меня отделяет лишь час-полтора езда на машине, о, как же не хотелось попадаться им в руки, как я боялся — не самого даже плена, а вот всего его окружающего, не хотелось даже думать о том, что меня могут вытащить, рыться в моих вещах, в семейных альбомах, найти спрятанные винты, флешки, ноутбуки, системник, личные документы. Все это я хитро разложил в куче личного барахла, имитируя срочную поездку по определенной причине, в братскую нам Федерацию.
О, эта Федерация, сколько же ей икалось в ночь перед поездкой, смайл.
Да, еще — по техническим и иным (из той же серии почему я был в очках) причинам, мне была доступен лишь один автомобиль, который, простояв два месяца и шесть дней в гараже, не мог найти лучшего времени для того одновременно разрядится и блокировать зажигание иммобилайзером, что, к своему восторгу, я и обнаружил за 10 часов до предполагаемой отправки. Не знаю, сколько седых волос у меня появилось, но как и всегда в жизни — выручила молитва, искренняя и сказанная простыми словами.
Утром я выехал в сторону Изварино. Highwayman покатил в дорогу, мне предстояло пересечь три границы и проехать 1200 км за сутки.
Да, все в третьей части, финал, счастье-радость, кровавые ноги и т.п. Часть про город получилась разорванной — не моя вина, увы, в лучшие дни расскажу связно и мы посмеемся вместе.
3) Блиц!
Итак, я в машине. И сразу половину тяжести как рукой сняло: я не просто, я на своей машине. Попробуйте, возьмите, упыри! Ахахахаха!
«Ахахаха» с самого начала не задалось: топлива до границы в нужном месте не оказалось. Пришлось потратить еще час, залить вражеский девяносто второй (ох) и выехать в начале восьмого, а не в шесть. Но — я и в этом увидел хорошую примету.
Да, первое «спасибо России» (вы заметили, как я тонок? когда в негативном смысле — пишу Федерация, в хорошем — Россия) — под нос я напевал песенку Харламова, пародию на Аллегрову: эти санкции, их уже двенадцааать, с наивной подписью — Обама! эти санкции, а Путин улыбался, хотя улыбкой вряд ли что исправишь, посмотрите, действительно смешно.
Хотелось заехать, посмотреть, как дом отца, но — время! время! блиц! И я поехал вперед, на Краснодон. Сразу же, буквально через пять минут после моего отъезда, я остановился на перекрестке, пропуская небольшую колонну микроавтобусов. На мое хохлятское счастье на том же перекрестке стоял уазик элэнэровцев, один из которых менял колесо, а двое других прохаживались рядом, оглядывая окрестности.
И вот — в двух метрах от стою я, с неподдельным интересом ожидая возможности поехать дальше и стараясь ничем не показать свое волнение: ну едет себе человек и едет, что такое? Краем глаза вижу, как кто-то начинает приближаться к машине, но головы не поворачиваю: не вижу — значит не знаю! я в домике! а, можно ехать, медленно трогаюсь, ожидая криков или чего-то подобного — тишина, фууух.
Выезжаю из города, мимо проносятся машины с мятежниками, я по-граждански еду 70 км в час по правой полосе. Как и все, кто без уродливого шеврона на рукаве. Хрящеватое-Новосветловка, два села, вокруг них развернулись бои во время окружения Луганска и контрнаступления банд в конце августа. Несколько сгоревших БМП, Т-62, гражданские машины, вернее то, что от них осталось. Поля вокруг перепаханы, черные. Лежит чья то оторванная нога, вон там тело, вернее обрубок, чье — непонятно, черное, сгоревшее. Но, пусть у вас не будет впечатления, что я ехал по дороге смерти, усеянной подобными находками: я перечислил все что заметил непосредственно на ней и рядом. Впрочем, признаюсь, я был несколько отвлечен от рассматривания пейзажей.
И вот, перед Краснодоном, если не ошибаюсь — эта часть пути у меня немного затерлась в памяти, я вижу укрепленный блокпост мятежников, по всей форме, с очередью и проверкой машин. Ничего — какие ваши доказательства? Счастливо — в попе слива! — вот что им скажу, думаю я и сам смеюсь над дебильной шуткой. Ах, мне бы флешку с моей музыкой!
Двести, сто метров до поста. Бах! Зашуршало справа — колесо, просто лопнуло. Направляю машину к бетонным блокам, останавливаюсь. Рывок — из-под водительского сидения вынут домкрат, заранее туда переложенный из багажника, забитого, как и большая часть машины, под завязку.
Ха-ха — я понимаю, что сам, сам — еще в июле, по дурацкой привычке и любви к упорядочению всего, собрал чемодан с инструментами и положил его в хорошее, сухое место. А теперь — я с запаской, крестовиной, гайками и без отвертки или чего-то подобного, нужного мне чтобы крутить ручку домкрата. Потом, в ретроспективе подумал, что можно было бы использовать гелевую ручку, аккуратно, но — тогда, вы можете представить себе мои чувства. Хотя — нет, не можете.
Их не было, абсолютно. Драка? Вызов? Отлично, это лучше ожидания!
Никаких сомнений: бегу прямо к «нашим ребятам», улыбаясь и подымая руки. И — заставляю себя верить в то, что это и правда свои, я ведь мастер шутить с серьезным лицом, это знают все, мне не трудно!
Два немолодых ополченца по центру, десяток на дороге, сколько то в помещение КПП, ага, и один кавказец, осетин? что-то такое, не чеченец точно, стоит, но он не член их команды, он смотрит на всех как породистый пес на стаю дворняг, некогда анализировать — хотя сейчас понятно, что это телохранитель кого-то, кто приехал проверять КПП. Неважно, не суть, мне нужны наши ребята. Здравствуйте! Здравствуйте, отвечает мне, протягивая руку (!) седой, полный ополченец, напоминающий преподавателя по труду, в одной из моих школ. Вот, машу рукой, представляете, колесо, а я, а я: убедительно машу руками, жалко улыбаюсь, очки блестят, ну что за интеллигенция, ничего то они не умеют! Сейчас, сказал он мне и пошел. А я стою и демонстративно улыбаюсь, смотрю в небо и в сторону машины. Рядом ополченцы проверяют чей то багажник. Через минуту возвращается мой трудовик и дает мне костыль — подойдет? конечно! конечно подойдет! я сейчас! Кто-то кричит: чья это машина стоит?! Моя, моя! Колесо!
Менял я его если не как на гонках в Формуле-1, то около того. Разворотил багажник, достал запаску. Специально не стал его закрывать, там полный набор лоха: книги, какие-то тряпки. Подходит предатель, молодой, моложе меня, рабочая кость, он верно раньше мне шины бы менял или там мастеру ключи подавал, теперь он может убить меня, вот этим самым автоматом, за спиной. Мы оба это понимаем, я весело улыбаясь рассказываю ему как глупо вышло, вот мол, везу жене в РФ теплые вещи, она там рожать будет, а сам забыл инструменты, ну не смешно ли, ха-ха-ха? Да, улыбается тот, бывает. Потом вспоминает зачем пришел, серьезнеет. У нас тут недавно шпионов поймали, тоже вот так сломались, а сами снимали. И идет вокруг машины, я продолжаю крутить гайки. Нет, говорю, видите — у меня и камеры нет, никогда не использовал. Дааа, тянет он. К жене? У меня тоже, с малым в Россию отправил. Ну, счастливого пути. И вам, спасибо.
Бегу обратно, моего ополченца уже нет, на том месте стоит мрачноватый тип и смотрит на меня недобрым взглядом: куда положить? кивок головой — спасибо, еще раз!
Сажусь, вперед, 20 метров, торможу на досмотре, стоит второй мой ополченец, молодой, проезжайте, машет, проезжайте, счастливо! В попе слива, вспоминаю я и опять смеюсь. Глупые шутки — это мое.
Дальше, до Изварино, все смутно: Краснодон такой же, как и в прошлом и позапрошлом и позапозапрошлом году, т.е. войны там не было, дороги такое же говно, разницы никакой. Ну и черт с ним, никогда его не любил. Пыльный, мало зелени.
Изварино, колонна из сорока автомашин, которая постоянно росла. Автобусы идут отдельно, выгружая людей, пешком переходящих в РФ. Отдыхаю, периодически продвигаясь на две автомобильные позиции. Вот мимо всей колонны медленно проезжает черный бумер, с мигалкой как в американских полицейских боевиках восьмидесятых, в нем четыре человека, кажется чехи, лысые головы, кавказские бороды. Рассмотреть внимательно не смог по понятным причинам. Проехав медленно вдоль машин они показали удаль на обратном пути: разогнавшись по грязной, каменистой дороге, промчались вдоль нас, обдавая всех камешками и пылью, при этом расстояние было таково, что открой кто-нибудь двери - произошло бы столкновение.
А жизнь кипит — в форме, с вещами, на автобусах, прибывают с той стороны новые бойцы. Какой-то начальник командует группой казаков (как о
