Организаторы протестной акции «Большая политическая реформа» в воскресенье созывают под стенами Верховной Рады очередное вече, в ходе которого будут озвучены новые требования к властям. В их числе — неотложное внесение в парламент законопроекта, который бы чётко регулировал процедуру импичмента. О том, почему за все годы независимости вопрос досрочного прекращения полномочий главы государства был не более чем игрушкой в руках политиков, Фокусу рассказал экс-министр юстиции Роман Зварыч.
— Участники акции протеста требуют незамедлительно внести на рассмотрение парламента закон об импичменте. Сегодня этот вопрос действительно не урегулирован надлежащим образом?
— Нет, не урегулирован. Единственный нормативный акт, где упоминается эта процедура, — Конституция Украины. Поэтому за депутатами долг, ведь Основной Закон предусматривает принятие как минимум базовых законов, которые бы чётко урегулировали данный вопрос.
Процедура импичмента в отношении главы государства, согласно Конституции, может быть применена исключительно в тех случаях, когда президент совершил тяжкое преступление. Непосредственно процедура происходит в контексте уголовной юстиции, а Верховная Рада в данном случае выступает как сторона обвинения. Но для того, чтобы ВР могла предъявить президенту обвинение в совершении тяжкого преступления, обстоятельства, по которым парламент мог бы принять это решение, должен подтвердить Верховный суд.
— Многие эксперты-конституционалисты говорят, что процедура импичмента прописана так, что реализовать её на практике априори нереально.
— Если в выводе Верховного суда подтверждено наличие состава тяжкого преступления, необходимо, чтобы Верховная Рада назначила, подчёркиваю, специальную (а не обычную) временную следственную комиссию и специального прокурора. Статус этих двух институтов должен быть урегулирован законом. Этого тоже нет. Ещё один долг нардепов перед Конституцией и народом Украины.
В любом случае мы должны понимать, что процедура отстранения президента не может начаться из-за каких-либо политических решений, политической деятельности или бездеятельности. Это абсолютно исключено. У нас почему-то принято считать, что процедуру импичмента можно запускать, руководствуясь политическими соображениями.
— Насколько актуально сегодня поднимать этот вопрос или речь идёт о традиционных политических играх?
— Политика всегда играла ключевую роль. Я считаю, что именно в этом состоит основная ошибка как со стороны тех, кто пытался помешать урегулировать этот вопрос, так и со стороны тех, кто его инициировал. Актуален ли этот вопрос сейчас? Да, поскольку урегулирования данной процедуры требует Конституция.
— Депутаты под натиском улицы направили на рассмотрение Конституционного суда два законопроекта о снятии неприкосновенности. Насколько этот процесс может растянуться во времени?
— Нечёткость формулировки в Конституции даёт возможность толковать, что народный депутат, пользуясь свои статусом неприкосновенности, может совершать всё, что ему угодно. Надо понимать, что неприкосновенность, как институт демократических обществ, касается исключительно политической деятельности народных депутатов. Всё, что они делают вне пределов этого статуса, должно быть предметом уголовного расследования, если в поступках депутата действительно есть состав преступления.
То есть определение неприкосновенности нужно выписать более чётко. Речь должна идти не о неприкосновенности, которая покрывает лицо как таковое, а о парламентской неприкосновенности, распространяющейся на народного депутата Украины при выполнении им его законных обязанностей.
— Ключевой аргумент критиков идеи лишения депутатов неприкосновенности — зависимость правоохранительных органов. Как в таком случае найти оптимальное решение?
— Я согласен, что наши правоохранительные органы, в частности Генпрокуратура и СБУ, неадекватно ведут себя в вопросе использования своих полномочий и выполнения предусмотренных законом процессуальных ограничений. Возникает закономерный вопрос: почему нужно создавать обособленную касту, защищённую от неадекватности силовиков, в то время как 46 млн украинских граждан являются жертвами такой деятельности? Ещё раз подчёркиваю: уголовная юстиция требует чёткого и неуклонного соблюдения процессуальных норм со стороны представителей правоохранительных органов.
— А эти процессуальные нормы у нас выписаны чётко или так же, как и процедура импичмента или неприкосновенный статус депутатов?
— Приведу маленький пример, который наверняка вызовет шквал критики в мой адрес. В 2012 году был введён в действие новый Уголовно-процессуальный кодекс. Его внёс в парламент, извините на слове, президент Янукович, хотя на самом деле этот документ разрабатывался ещё с 2005 года, когда я был министром юстиции. Проект, с которым вышел Янукович и который был принят окончательно, приблизительно на 75% воспроизводил нормы, наработанные в министерстве юстиции ещё в 2005 году. Я хочу сказать, что это действительно очень прогрессивный документ, который в основном соответствует демократическим нормам. Там есть большие проблемы, которые, на мой взгляд, требуют более чёткого урегулирования, как-то вопрос суда присяжных и т. д. Но я бы решился назвать УПК вторым после Конституции важнейшим нормативно-правовым актом в нашей стране.
Так вот, согласно Уголовно-процессуальному Кодексу, применять такую меру пресечения как содержание под стражей, практически невозможно. Для этого нужно привести очень убедительные доказательства, что обвиняемое лицо может скрыться от правосудия. Тем не менее, если мы посмотрим на многие громкие дела, где судом рассматривался вопрос об избрании меры пресечения, то увидим, что генпрокурор даже и не требовал содержания под стражей. Не говорит ли это о том, что наши прокуроры, несмотря на то, что закон является очень прогрессивным, все-таки очень отстают от этой прогрессивности? Это ведь не касается самого состава преступления! Речь идет о том, что прокурор должен собрать доказательства т убедить судью или коллегию судей о наличии оснований, что обвиняемый может попросту сбежать от правосудия.
— Учитывая избирательность нашего правосудия, должна ли действовать такая норма как внесение залога?
— Безусловно должна, ведь никто ещё не отменял такое понятие, как презумпция невиновности. Отдельный вопрос — уровень доверия к нашим судам. Но мы отнюдь не стараемся исправить ужасное состояние, в котором пребывает наше правосудие. Как вы считаете, до 2012 года, когда был введён в действие УПК, какой процент из целого массива уголовных процессов получал оправдательный приговор? 0,2%. В наихудшие сталинские годы эта цифра колебалась в пределах 8–10%, а при царской России — на уровне 20–25%. После утверждения УПК я был абсолютно уверен в том, что эта ужасная ситуация изменится, однако этого так и не произошло. Сейчас этот показатель составляет около 2%. Какой из этого следует вывод? Мы живём в полицейском государстве.
— Не кажется ли вам, что мы превратились в очень жестокое общество, хотя для этого действительно очень много оснований?
— Да, но мы выбираем людей и наделяем их соответствующими полномочиями не только для того, чтобы они принимали законы. Они должны быть в определённой мере учителями, однако называть тех, кто сейчас находится при власти, государственными мужами мне очень сложно. Тем более когда наблюдаешь за клоунадой, происходящей в парламенте. На мой взгляд, мы как государство вошли в очень опасный период. Вижу ли я свет в конце тоннеля? Вижу скорее свечки в тоннеле, которые могут указать путь к этому свету. Очень яркая свеча — свойственное украинскому народу чувство свободы, хотя на разных этапах нашей истории именно это чувство создавало нам проблемы, поскольку нередко переходило в анархию. Сегодня такая угроза, пусть небольшая, но тоже существует. Украинцы по своей природе очень свободолюбивый народ. Такое стихийное желание свободы отсутствует, например, у российского народа. Иначе я не могу пояснить, почему они поддерживают диктатора.
