Мы не можем утверждать, что ошибка законодателя, де-юре лишившая Налоговую милицию (НМ) полномочий с начала 2017 г., есть плод общей ненависти к этому подразделению Государственной фискальной службы (ГФС). Речь может идти лишь об очередном ляпе законодательного органа, обилие которых на протяжении последнего периода свидетельствует о системной деквалификации государственного аппарата вследствие завершения процесса вымывания из него добротной профессиональной бюрократии. Этот ляп не первый и, боюсь, не последний.
Очевидно, что государство разучилось писать нормативные акты и даже не ставит перед собой задачу когда-нибудь вернуть себе эти навыки. Однако тот восторг, с коим все адепты церкви налоговой реформы отреагировали на ошибку (которая, к слову, не сразу-то и открылась), говорит о несомненной безапелляционной испепеляющей ненависти к налоговой милиции, объединяющей все или почти все украинское общество. Ненависти, воспитываемой годами, надо сказать, не без усилий самого объекта ненависти, ухитрившегося демонизировать себя в глазах общества, персонифицировав в себе все самые худшие качества прошлой и нынешней власти.
Под знаменами ненависти
Удивительно, насколько объединяющим чувством может быть ненависть. Ненавидеть вместе намного проще, чем любить. Любовь индивидуальна, она порождает права субъекта на объект любви, а значит, и желание защитить свою любовь от других, ревность, разъединяющую любящих. Напротив, ненависть объединяет группу лиц как целое, давая людям возможность осознать свое единство не в конструктивном поиске общих черт и интересов, а в противопоставлении себя объекту своей ненависти. Ведь отрицая что-то, мы утверждаем себя как противоположное тому, что мы отрицаем, осознаем себя как сущее, живое, наполненное смыслом.
Кроме того, любовь обладает целой гаммой полутонов — от любовного восторга до высокой степени уважения, что требует постоянной сверки координат, а ненависть проста и однозначна, она не требует пояснений и самоанализа. И, наконец, ненависть — деструктивное чувство. Им уничтожают, а не созидают. Во имя ненависти не надо жертвовать собой. В ней нет созидательной силы любви, отсутствует Божий дар самопожертвования. Именно поэтому любую власть, любой институт легче уничтожить, чем реформировать, легче подорвать, чем воссоздать. Отсутствие потребности жертвовать само по себе делает ненависть, в отличие от любви, доступной для всех без исключения, позволяет собрать под знамена ненависти к чему-то намного больше людей, чем под знамена любви.
Наверное, утверждение, что какой-либо государственный институт следует ваять любовью, — суть такая же иллюзия, как и вера в возможность построить его на ненависти. Более того, пытаться переделать либо сколько-нибудь изменить мир, руководствуясь только чувством (тем более чувством ненависти), в ХХІ ст. является не просто заблуждением — дикостью. Для создания не важно чего — от собачьей конуры до государства — необходимы трудолюбие и здравый смысл, чего так часто не хватает сегодня нашему больному современному обществу. Нужен разум, который заставляет затуманенное чувствами сознание за тенями, отбрасываемыми вещами на стенах пещеры, увидеть их истинный смысл, принять правильное решение, воплотить его в жизнь.
Ненависть к НМ оказалась настолько сильной, что не давала возможности никому из деятельных участников политического процесса не только навязать другим, но и сколько-нибудь четко сформулировать свое видение «жизни после смерти» НМ, т.е. структуры, подчиненности, функций, полномочий и подследственности преступлений органа, который должен быть создан вместо НМ. Споры отсутствовали только относительно по-большевицки безотлагательной необходимости ликвидации НМ.
Но ввиду того, что мужики стали усиленно и беспорядочно креститься (если не принимать во внимание несколько несущественных и провальных законопроектов, разработанных ранее) только после того, как грянул гром налоговых изменений 2017-го, у властной команды до сих пор отсутствует единый концепт нового ведомства. Назовем этот новый орган условно — Служба финансовых расследований (СФР). Хотя в систему центральных органов исполнительной власти орган скорее вписался бы с названием «инспекция».
Итак, СФР — какой ей быть?
Для ответа на этот вопрос, в первую очередь, надо разобраться с мотивами тех, кто реально влияет на принятие решения относительно будущего органа. Во все времена финансы в большинстве случаев, если не всегда, стоят за теми или иными политическими процессами, являясь то ли мотивом, то ли средством политической борьбы. Иметь в своей копилке инструмент контроля над финансами в стране — значит иметь средство контроля за всем, что в ней происходит. Поэтому ставки в борьбе за СФР крайне высоки.
Основными тяжеловесами, которые уже заявили свои притязания на координацию СФР, являются министр финансов (в ведении которого сейчас находится НМ как структурная часть Государственной фискальной службы), и министр внутренних дел, претендующий на кураторство СФР ввиду правоохранительной функции службы, свойственной Национальной полиции. Вероятным участником противостояния является министр юстиции. Звучит также концепция о создании СФР с независимым статусом по примеру Национального антикоррупционного бюро или Государственного бюро расследования. В последнем случае СФР предлагается придать особый статус, выведя ее фактически или юридически из системы органов исполнительной власти, и отнести, таким образом, полностью в сферу влияния президента.
Отметим, что участники дискуссий отвергли близкую нам идею об отказе от создания нового правоохранительного органа как такового с передачей функций НМ Национальной полиции, которая обладает достаточным организационным ресурсом для расследования финансовых преступлений с одновременным усилением Национальной полиции необходимыми квалифицированными кадрами. Однако в таком случае становится невозможной высокая концентрация властных полномочий в финансовой сфере в одном вновь созданном органе, чем нивелируется главный приз в соревновании за сверхэффективный инструмент политической борьбы. Кроме того, в поддержку создания СФР звучит популярная, хотя и утопичная идея о формировании нового органа за счет новых, кристально чистых кадров, не связанных ранее с насквозь коррумпированным и прогнившим госаппаратом. Возможно, симпатики этой идеи и знают места, где хранились такие кадры, пока вся остальная страна съедалась гидрой коррупции. Однако, судя по недавним экспериментам с НАБУ, мазаны эти кадры (в большей либо меньшей степени) одним миром с остальными.
Так или иначе, СФР представляет собой лакомый инструмент политической борьбы для любой политической силы. А потому содержание полномочий органа в разных концепциях его будущего обуславливается желанием того или иного политического тяжеловеса вписать орган в ту часть государственного аппарата, на которую распространяется его влияние. Таким образом, одним из основных факторов влияния на содержание полномочий нового государственного органа с необходимостью станет украинская политическая традиция подгонять задачку под ответ.
Пока свое видение СФР презентовал только министр финансов. Согласно его видению, СФР должна системно противодействовать наиболее сложным «экономическим преступлениям». Проблема состоит в том, что категория «экономические преступления» не определена в законодательстве и толкуется настолько широко, насколько широко может быть истолковано всеобъемлющее понятие экономики. Сюда могут быть включены все деяния, прямо либо опосредованно нарушающие права собственности в самом широком ее понимании, которое практикуется Европейским судом по правам человека.
По слухам, МВД в традициях лучших мастеров айкидо поймало Минфин на встречном движении, используя силу противника против него же самого, и предложило включить в подследственность нового органа все, что прямо или опосредованно касается прав граждан, государства или местных громад (начиная от права на образование и заканчивая правом набезопасную окружающую среду). Такой метод удушения инициативы Минфина в объятиях необъятного призван не только показать несостоятельность минфиновской концепции, но и обосновать необходимость отнесения нового органа, расследующего наиболее сложные «экономические преступления», в зону ответственности МВД.
Где начинаются и заканчиваются финансовые отношения
На самом деле, очевидно, что оба подхода к формированию СФР неверны. По нашему мнению, если речь уж идет о создании нового правоохранительного органа, призванного расследовать преступления со специфической объективной стороной — преступлениями в сфере финансов, то компетенция указанного органа должна начинаться и заканчиваться там, где начинаются и заканчиваются финансовые отношения.
Исходя их этой логики, вопреки общепринятой политической практике, компетенцию СФР необходимо выписывать не под того или иного куратора, но исходя из сущности финансовых и только финансовых отношений. Какие отношения являются финансовыми, несложно узнать, открыв любой учебник по финансовому праву. Это публичные отношения власть-подчинения, одним из субъектов которых является государство или уполномоченный им субъект в сфере аккумулирования, распределения средств либо использования централизованных и децентрализованных фондов. Финансовые правоотношения, объединяющие отношения в сфере налогообложения, бюджета, банковского регулирования, государственного долга и некоторые другие, связаны одним предметом, публичными целями правового регулирования и уникальным методом правового регулирования. Они взаимосвязаны между собою, требуют единых подходов как к регулированию, так и к формированию тактики следственных действий.
Также расследование преступлений, отобранных по критерию объекта посягательства — финансовых отношений, позволит четко сформулировать квалификационные требования к персоналу СФР, собрать профессиональную, подготовленную заранее команду по уже известным требованиям, чем избежать ошибок, вызванных некомпетентностью. Это честный, абсолютно логичный и обоснованный критерий формирования подследственности, который позволяет избежать каких-либо кривотолков относительно политической подоплеки формирования СФР.
По данному критерию СФР должна осуществлять следствие в налоговых преступлениях (ст. 204, 212, 212-1, 216 УКУ), преступлениях в бюджетной сфере (ст. 210, 211 УКУ), преступлениях в банковской сфере (ст. 199, 200, 218-1, 220-1, 220-2, 222, 231, 232 УКУ). Очевидно, что к общественным отношениям, регулируемым финансовым правом, относятся отношения в сфере противодействия легализации доходов, полученных преступным путем (ст. 209, 210 УКУ), правового регулирования азартного бизнеса как одного из методов финансовой деятельности государства (ст. 203-2 УКУ). Кроме того, целесообразным, по нашему мнению, было отнести к подследственности СФР преступления, посягающие на общественные отношения в других сферах, которые частично регулируются финансовым правом. Речь идет о регулировании оборота ценных бумаг (ст. 222-1, 223-1, 223-2, 224, 232-1, 232-2 УКУ) и нарушении порядка финансирования политической партии, предвыборной агитации и агитации всеукраинского референдума (ст. 159-1 УКУ).
По критерию объекта состава преступления, к подследственности СФР не должны быть отнесены предложенные Минфином следующие составы преступлений: мошенничество (ст. 190 УКУ), причинение вреда вследствие обмана или злоупотребления доверием (ст. 192), незаконная приватизация (ст. 233), доведение до банкротства (ст. 219), противодействие законной хозяйственной деятельности (ст. 206) и тем более растрата (с. 191 УКУ). Эти преступления, хотя и могут нарушать защищаемые законом финансовые отношения, являются общими и могут совершаться и в других сферах жизнедеятельности общества. По этим же основаниям СФР не может осуществлять следственные действия относительно других составов преступлений, щедро сложенных в братскую могилу предложений представителей МВД.
В то же время фиктивное предпринимательство, подделка, создание преступной организации, равно как и служебные преступления, могут относиться к подследственности СФР только в том случае, если преступление совершено в совокупности с преступлениями, предусмотренными составами, отнесенными к основной подследственности.
Категорически нельзя согласиться с предложениями Минфина о внесении отдельных квалифицированных составов преступлений в подследственность СФР по принципу повышенной степени общественной опасности. Дело в том, что степень общественной опасности (причиненный вред) порою крайне сложно установить в момент возбуждения уголовного производства. Это приведет к путанице и спорам о подследственности, что недопустимо. К подследственности нового органа преступления надо относить полностью, включая все составы, предусмотренные соответствующими частями УК.
Проблема подследственности — лишь одна проблема организации работы СФР. Возникают вопросы о внутренней структуре СФР, ее органах на местах, статусе детективов (по нашему мнению, здесь речь должна идти именно о системе работы детективов), оперативно-розыскной деятельности и т.д. Однако проблема подследственности — смысла деятельности СФР — альфа и омега реформы. Все остальные вопросы — производные от нее. И потому так важно в самом начале найти правильную точку опоры, без чего невозможно сконструировать четко и отлажено работающий механизм.
Указанный подход в равной степени позволяет отнести вновь созданную СФР, не деформируя логику реформы, в политический арсенал и МВД, и Минфина, и президента, и даже Минюста. Орган получается (за исключением отдельных организационных моментов) самодостаточным с абсолютно понятными и четкими задачами и функциями. Возможно, именно этот факт позволит наполнить процесс перетягивания одеяла полномочий юридическим и логическим смыслом, став первым шагом на пути насущного системного реформирования института ответственности за финансовые правонарушения. Возможно, именно такой понятный и простой подход к определению полномочий СФР позволит прервать порочную традицию общественной ненависти к органам уголовного преследования в финансовой сфере, наконец-то уступив место здравому смыслу и трезвому, уважительному подходу к его деятельности.
P.S. Уже после верстки стало известно, что Минфин скорректировал свою позицию по концепции СФР. Министерство предлагает оставить в подследственности только преступления в финансовой сфере с публичным элементом.
