Украинские церкви привыкли к политике. Овладели эзоповым языком. Выпестовали в своем священноначалии дипломатов. За "нельзя не сказать" в их обращениях обязательно пристраивается "но и нужно отметить". Мы привыкли к приглушенным тонам церковных обращений — как правило, безадресных, в самом худшем случае апеллирующих к неким "силам" (деструктивным или наоборот), "некоторым группировкам" и т.п.
Умеренно озабоченный тон церковных обращений еще каких-то три месяца назад — в начале акций протеста — не выпадал из этой традиции. Кто бы мог подумать, что последует "крещендо"?
Впрочем, о многом еще три месяца назад никто и подумать не мог.
Например, о том, что "крестные ходы против евросодома" сменятся молитвенным стоянием на "нейтралке", на линии огня между "Беркутом" и участниками акций протеста. Нет смысла разбираться, "кого они прикрывали" — "беркутовцев" или "майдановцев". Монахи Десятинного монастыря, священники и миряне УПЦ противодействовали насилию — как могли. Т.е. "прикрывали" Божью заповедь. Да, один из участников "стояния" потом с подкупающей искренностью удивлялся, что по ту (майдановскую) сторону баррикады — "тоже люди". Но этому не возмущаться, а радоваться надо. Такие "открытия" дорогого стоят.
Кто мог подумать, что в "ночь перемирия" УПЦ на "нейтралке" будет молиться с УПЦ КП — пускай не вместе, но хотя бы рядом?
Трудно было предположить, что власть объявит войну УГКЦ. История с угрозами Минкульта в адрес церкви имела продолжение с переходом на личности — на этой неделе начался суд над "священником Майдана" о. Михаилом Димидом. Якобы "не остановился по требованию ГАИ". Но кто, зная методы нашей власти, даст гарантию, что это — не дежурный повод для публичной порки? Причем это только самый громкий, но далеко не единственный процесс над священниками УГКЦ, поддержавшими Майдан.
Я не предполагала, что вернутся времена агрессивных пикетов храмов. И что это будут уже не фанатичные babushkas с иконами наперевес, а молодые люди спортивного сложения с арматурой. На этой неделе "православные с палками" требовали "вернуть им" храм на Аскольдовой могиле, уже много-много лет принадлежащий УГКЦ.
А кто мог предположить, что священник УПЦ КП во время молебна получит в глаз осколок беркутовской гранаты? Ведь он не был капелланом на линии фронта. Или был?
Еще недавно я с трудом представляла себе патриарха Филарета, который отказывается от очередного ордена или какого другого знака внимания со стороны самого президента.
Что ж, не знаю, как это связано с принятием "закона о масках", но, думаю, все вы заметили, как маски сами собой сползают с лиц. Иногда это сопровождается открытиями — приятными или не очень. А иногда и не разберешь — была ли это только маска. Вот, например, наместник Лавры митрополит Павел Лебедь совсем никого не удивил. Хотя его выступление в поддержку президента и уверения в том, что "УПЦ будет с ним до конца", привели в замешательство даже весьма умеренных в суждениях священников этой церкви. Может, кому-то просто не понравился намек на "конец". Но большинство было покороблено тем, что наместник Лавры говорит от лица целой церкви, которая такими полномочиями его не наделяла. Впрочем, никаких официальных опровержений или комментариев УПЦ на это не дала. Складывается впечатление, что пока митрополит Владимир болен, давать официальные оценки в УПЦ никто не решается.
Так что митрополит Павел просто тренируется. В свете последних событий у него прекрасные перспективы на Киевскую кафедру. Еще каких-то два месяца назад предположение о том, что он станет следующим предстоятелем УПЦ вызывало ухмылку — неоднократно скомпрометирован, слишком увяз в финансовых проблемах и политике, почти смешон. А теперь он — наиболее вероятный кандидат в преемники митрополиту Владимиру. Только потому, что, пожалуй, во всем епископате УПЦ Банковой не найти другого настолько же "своего" человека. Он совсем как они. Только в облачении. К тому же, на Банковой теперь в моде фрики. И эту моду изо всех сил поддерживает российское руководство. Причем не только у нас — посмотрите на окружение патриарха Кирилла. Президента Путина можно понять — если уж содержишь целый театр марионеток, то пускай они хотя бы будут смешными.
Да, я не думала, что так скоро увижу даже не закат "Русского мира", а карикатуру на него. И что РПЦ тут будет как бы и ни при чем. Просто бывают такие друзья, что с ними и врагов не нужно — российское руководство хорошо заплатило за то, чтобы любой "русский проект" вызывал в Украине идиосинкразию. Не надо откровений "источника Ведомостей в Кремле", чтобы понять, откуда взялся припадок законотворческой эпилепсии, поразивший парламентское "большинство". Это даже не "безумный принтер" — принтеры нам уже не положены. Нам оставили только ксерокс. И тоже безумный. Неудивительно, что всеми цветами безумия теперь отливают и "славянское единство", и "каноническая территория", и даже целый "Русский мир". Впрочем, какая разница? Все эти проекты теперь подпадают под "закон об иностранных агентах".
Нет ничего странного в том, что тон заявлений церквей — как никогда частых — меняется по мере накала страстей. Последней каплей стала гибель людей. В голосах предстоятелей прорезался металл. И даже всегда дипломатичный до тошноты Всеукраинский совет церквей и религиозных организаций издал заявление, по тону больше похожее на отчаянный крик.
Все эти заявления разными словами говорят об одном и том же — о близости гражданской войны и ее недопустимости. И едва ли не впервые в нашей новейшей церковной истории призывы сохранить мир — адресные: президенту Януковичу, лидерам оппозиции, силовикам и участникам протестных акций. Церковь, кажется, впервые за годы независимости ощущает реальную опасность и свою ответственность за происходящее. Но она все еще не чувствует в себе достаточно силы. И пока есть хоть какой-то шанс избежать войны, владыки церквей будут из последних сил соблюдать осторожность в словах. Сказав "А", они никак не решатся так же четко и без обиняков произнести "Б".
Нет, я не призываю церковников произносить политические лозунги. Вопрос о том, пересекаются ли церковь и политика, и где эта точка пересечения, кажется, до сих пор остается без четкого богословского ответа. Но все мы чувствуем, что сейчас мы если еще не в ней, то уже весьма близки. Пускай нет сейчас среди нас ни священника, способного отлучить от причастия властителя, повинного в смерти граждан, ни властителя, способного принять епитимью. Но, по крайней мере, мы можем рассчитывать на то, что среди нас есть люди, которые не побоятся называть вещи своими именами? Даже когда это очень дорогие вещи. Или очень страшные.
Церкви делают все, чтобы не принять чью-то сторону в этом конфликте. Остаться над ним. Парить так высоко над схваткой, как только можно. Они готовы выступить гарантом, площадкой, посредником, кордоном — кем и чем угодно, только чтобы "миру-мир". И ни в коем случае — ни с одной из сторон конфликта. Чтобы даже не заподозрили.
Возможно, это правильная позиция. Но опасения скомпрометировать свой нейтралитет заставляют церковников молчать о главном. Конечно, конфликт — дело обоюдное. Переговоры — всегда поиск компромисса. Кому-то чем-то придется поступиться. Или стать причиной катастрофы. Но чтобы выбирать, чем можно поступиться, а чем — нет, нужны ориентиры. Не политические, нет. Самые простые, базовые ориентиры, называемые обычно словом "ценности". Те, которые не дают перепутать добро и зло.
Оставаясь на "нейтралке", церковь просто не может позволить себе называть белое — белым, а черное — черным. Напротив, священнослужители убеждают нас не поддаваться этому "упрощению", помнить, что "жизнь — не черно-белая". Хотя и сами знают, — иногда она именно такой и бывает. И что было бы лучше, если бы кто-нибудь, чья профессия — отличать добро от зла, нам об этом напомнил. Нам всем. И тем, кто стоит на улице по обе стороны баррикад. И тем, кто сидит в уютных кабинетах и готов и дальше удобно в них сидеть, пусть даже ценой крови. Чужой, разумеется.
За последние два месяца церковь обрела смелости и уверенности в себе больше, чем за предыдущие 10 лет. Опереточность "лидеров Майдана", отсутствие четкой идеологии открыли превосходную возможность церкви реализовать свой — еще недавно чисто теоретический — моральный авторитет. Сейчас она может позволить себе говорить без дипломатических обиняков и политических экивоков. Может, но...
Не может.
Представителей церкви можно понять. Если слово будет сказано, дороги назад не будет. Как и компромисса. Как и нейтралитета. Во всяком случае, для тех, кто отважится говорить. Кто отважится назвать зло его настоящим именем. Зло лжи. Зло убийства. Зло коррупции, которая тоже суть убийство. Зло беззакония, которое у нас почему-то называют законом. Зло неправедного суда. Зло жестокости и бессмысленного насилия, — с какой бы стороны оно ни метало гранаты и бутылки с зажигательной смесью. И кто отважится назвать настоящим именем добро. Все то, чем Бог наградил человека, Свой образ и подобие — достоинство, любовь, правда, свобода, чистота сердца. Все то, что не просто "имеет смысл", но просто необходимо защищать — человеку и христианину.
Вот только после этого "миру-мир" закончится. Добро и зло имеет обыкновение время от времени сходиться на поле брани — сам Христос обещал нам меч, а вовсе не мир. Тем, кто готов сражаться и заплатить, возможно, по самой высокой ставке в этой битве, надо помочь сделать выбор. Для того чтобы давать такие — окончательные — ориентиры, нужны честность и огромное мужество. Но у кого еще искать и то, и другое, как не у тех, кто говорит от имени Христа?
