Статьи
Правительство обещает гражданам Украины территориально-административную реформу и последующую децентрализацию власти. В марте-апреле текущего года, в преддверии Крымского, Луганского и Донецкого волеизъявлений, такие заявления интенсивно муссировались в медиа-пространстве и в широких слоях общественности. С одной стороны, это было попыткой сохранить территориальную целостность страны, путем предоставления расширенных полномочий местному самоуправлению, с другой — апробировать в массах децентрализацию, как новую, более европейскую и демократическую форму диалога между властью и народом.
Анонсируя курс реформы, которая стартует в будущем году, премьер-министр Украины Арсений Яценюк заявил, что облгосадминистрации – рудимент прошлого. Он инициировал создание исполкомов, избираемых и подотчетных советам: «Исполкомы должны взять на себя всю полноту ответственности за состояние дел в каждой области. Это обеспечит в первую очередь подотчетность тех людей, которые будут распоряжаться местными ресурсами, непосредственно перед местной общиной».
Речь идет об усилении местного самоуправления, которое получит полномочия и финансы: местные советы создадут исполкомы. А государственные администрации, руководители которых назначались из Киева и были реальными центрами власти в регионах, в новой системе будут выполнять лишь функцию контроля над законностью решений органов местного самоуправления. С будущего года содержание системы образования и здравоохранения, защиты правопорядка и пожарной безопасности — перейдут на баланс органов местного самоуправления. Такая же участь ожидает коммунальные хозяйства, социально-экономическую инфраструктуру, благоустройство и содержание коммуникаций. По задумке главы правительства, центральные органы управления, избавленные от потока местечковой проблематики, смогут более качественно и с большей отдачей, решать стратегические задачи всеукраинского значения. К ним будут относиться вопросы внешней и внутренней национальной политики, обороны и вооруженных сил, макроэкономики, финансового оборота отечественной и иностранной валюты, судебной системы, управления и содержания транспортных артерий и другие насущные потребности государства.
Окно в Европу
«Украине, определенно нужна децентрализация. Местные и региональные проблемы должны решаться на соответствующем уровне местными и региональными властями с учетом интересов населения. Реформа системы местного самоуправления является одним из важнейших приоритетов для новых властей Украины, и проводить ее нужно на основе Европейской хартии местного самоуправления. Такая реформа позволит новым властям завоевать поддержку населения и преодолеть недоверие некоторых социальных групп», – заявила председатель Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) Анна Брассер.
Опыт благополучных государств и успешно развивающихся стран, и федеративных и унитарных, свидетельствует об эффективности такой модели общественного и экономического партнерства населения и власти. Страны Евросоюза неоднократно делали попытки помочь Киеву оптимизировать систему государственного менеджмента. Но скорее верблюд пройдет через игольное ушко, нежели туша отечественной номенклатуры втиснется в четко выверенные двери еврозоны.
Например, в Польше, на трехсоттысячный город, приходится всего 29 сотрудников муниципалитета, тогда как на Украине, в горисполкоме любого аналогичного областного центра, в поте лица, изнемогая от хороших зарплат, трудится около 300 человек. Децентрализованная модель администрирования существенно минимизирует накопление критической массы нерешенных проблем на местах, которые центр не в состоянии быстро и эффективно решить без детальных знаний специфики населения и региона.
Если взять за пример попытку устранения какой-либо трудности коммунального характера, то в Украине это превращается в эпическую трагедию. Большинство отечественных чиновников на местах, в силу своих рахитичных полномочий, выявив проблематику и сообщив о ней вверх по инстанции, достаточно быстро о ней забывают. Они знают: пока запрос поступит из района в областную администрацию, пока его там рассмотрят — может пройти месяц-другой. Если сотрудники обладминистрации не рискнут принять какое-либо решение и перенаправят запрос дальше и выше — может пройти еще месяц. Столько же времени пройдет от момента, когда чиновники из центрального аппарата сподобятся разобраться в ситуации и направить свои вводные и до получения их адресатом. В итоге, любой, даже копеечной трудности, вопрос может полгода вязнуть в передаточных шестернях бюрократического аппарата, чтобы попасть на рассмотрение к чиновнику, лишенному непосредственного и объективного понимания глубины проблемы.
Европейскому сознанию чуждо наше постсоветское понимание чиновничества как высшей касты. Европейца нельзя убедить в целесообразности содержания громадной армии чиновников, 9/10 из которых не занимаются принятием принципиальных решений или выполнением конкретных функций, а только переадресовывают бумажные потоки, и за это получают хорошее жалованье, приличные надбавки за выслугу лет и усиленную пенсию. Избавить бюджет от содержания ненужных и неэффективных нагрузок, и превратить легионы чинуш в самодостаточное и экономически воспроизводящееся население рекомендуют нашему правительству партнеры по евроинтеграции. Все понимают трудность и болезненность этого процесса, но позитивный опыт Грузии и Польши убеждает, что, в долгосрочной перспективе, это не только окупится, но и облегчит бытовую и предпринимательскую жизнь большинству украинцев.
Экономическое чудо
Делегирование столицей ряда прав и полномочий территориальным единицам самоуправления, помимо десятикратного удешевления содержания бюрократического аппарата, дает множество иных позитивных преимуществ и стимулов для повышения экономической конкурентоспособности жителей территориальных единиц.
На сегодняшний день, все фискальные средства направлялись в центральный бюджет, а затем перераспределялись сверху вниз. В результате, только три из 27 административно-территориальных единиц Украины – Харьковская, Полтавская, Днепропетровская области – не нуждались в дотациях. Еще три – Сумская, Черкасская и Львовская – перечисляли в госбюджет столько же, сколько получали. Все остальные регионы, включая Донбасс, так и остаются дотационными.
Расширение полномочий органов самоуправления сможет изменить ситуацию к лучшему как в самодостаточных, так и в дотационных областях. Если при переходе на децентрализованную модель администрирования местные власти будут оставлять в своих бюджетах часть централизованных налогов, в частности — НДС. С одной стороны это финансово поддержит депрессивные регионы и призовет налоговые структуры к более прозрачной и объективной фискальной деятельности. С другой — улучшит диалог с местной производственно-финансовой элитой, которая, вместо денег уходящих неизвестно куда, сможет видеть реальные инфраструктурные улучшения там, где куется прибыль. То же самое можно сказать и о налоге на прибыль с предприятий, который, в нынешних условиях, проходит мимо местных бюджетов.
Если решения местных советов, максимально будут соответствовать интересам жителей и приниматься под их жестким контролем то львиная доля теневых схем будет фактически уничтожена. Такое коррупционное явление как губернаторский протекционизм превратится в пережиток и раскрепостит предпринимательский потенциал на местах. Децентрализация лишит столичных ставленников механизмов влияния на ценообразование закупок товаров и сырья и не позволит залетным коммерсантам, с помощью взяток региональным вождям, вытеснять местных бизнесменов с рынка.
Нам же остается только одно — дожить до этой реформы, научится жить более самостоятельно и попытаться максимально использовать их потенциал на пользу общества.
- Информация о материале
Если речь идет о войне, это предполагает введение военного положения, разрыв дипотношений, введение (а не обсуждение) прямых санкций. Это предполагает стрельбу по авиации, нарушающей наше воздушное пространство и ответный огонь по позициям, с которых безнаказанно лупят "Грады", САУ, гаубицы и минометы. И (как минимум) точно не предполагает принятие от фактического агрессора гуманитарной помощи. Не важно, какие при этом соблюдаются правила, кто осуществляет досмотр груза, и под чьим патронатом он завозится.
Однако власть отчетливо понимает, что речь идет об агрессоре, но при этом упорно отказывается официально признавать подобное. И ставит себя в дурацкое положение. Потому что не признанный агрессором имеет полное юридическое право оказывать гуманитарную помощь вынужденным жертвам внутреннего конфликта (а термин АТО предполагает именно это) на сопредельной территории. Он ведь формально не агрессор, правда? А являющийся агрессором имеет полное моральное право плевать на правила, условности и процедуры. Он ведь агрессор, что с него возьмешь?
Иностранный журналист как-то рассказал, что его разговор с высокопоставленным украинским чиновником оборвался после безобидного уточняющего вопроса: "Я правильно вас понял: вы возмущаетесь, что обученные российскими спецслужбами террористы (а, возможно и собственно российские диверсанты) российской взрывчаткой повреждают ваши газопроводы, но при этом вы торгуетесь с россиянами о цене на газ и тарифах на использование ГТС?"
Все понимают, у гибридной войны (к которой никто не оказался готов) свои, весьма специфические правила. Тогда к чему возмущаться, что "гуманитарный конвой" тоже оказался гибридным? Мы либо играем по своим правилам, либо принимаем вражеские. Но это может стать первым шагом к поражению. Ни черта не гибридному.
Безусловно, украинской власти не позавидуешь. Потому что не называть агрессора агрессором, а войну войной она не решается еще и потому, что вынуждена идти на поводу у союзников. Которых гибридный новояз вполне устраивает ибо освобождает от неприятных телодвижений. Запад может отказывать нам в предоставлении необходимой военно-технической помощи, утверждая, что украинские силовики вооружены и оснащены лучше, чем сепаратисты. Это ведь не война, а антитеррористическая операция: Украина с Россией не воюет. При этом тот же Запад (кстати, говорят, что на коммерческой основе) поставляет Украине разведданные, из которых явственно следует: с территории "невоюющей" России регулярно осуществляются обстрелы, и не менее регулярно перебрасываются живая сила и вооружение, в том числе новейшее.
ЕС и США понять можно — у них свои интересы, цели и приоритеты. Но. Мы могли сколько угодно язвить по поводу нескончаемого "выражения озабоченности" Вашингтоном, Берлином, Брюсселем et cetera, однако их утомляющие раздумья завершились-таки введением санкций. Мы к этому только готовимся. Санкции болезненно ударят по нашей экономике? Конечно. Но и многочисленные страны, решившиеся на долгожданный шаг, тоже, мягко говоря, не в прибытке окажутся. А, между тем, это не только их война. Это, в первую очередь, наша война. Стесняемся мы ее называть по имени или нет.
И дело не только в санкциях. Кто из тех, кто приближал войну, разжигал ее, потворствовал ее проведению, финансировал и продолжает финансировать убийства, оказался на скамье подсудимых, за решеткой? Мы не знаем их имен? Не хватает доказательной базы? Или политической воли?
В четверг в эфире 5 канала внештатный советник Юрий Луценко заявил, что во время посещения оккупированного Крыма Владимир Путин останавливался на даче Виктора Медведчука. Абстрагируемся. Представим себе некоего товарища Петренко в 1941 году. Он гражданин СССР, но при этом ведет подрывную работу против Советского Союза. Он ведет подрывную работу, но при этом вхож к Сталину. Он вхож к Сталину, но при этом встречается с Гитлером. На оккупированной Гитлером территории. Он беспрепятственно курсирует между домом на оккупированной территории и домом в СССР. И никто его не трогает. Потому что он кум Гитлера?
Бред? Конечно. В условиях реальной войны. В условиях гибридной — заурядная вещь.
В условиях совершенно реальной войны государство ведет "гибридную борьбу" с совершенно реальной "пятой колонной". Неприкрытым врагам в лучшем случае дают безболезненно покинуть территорию страны. Чтобы потом торжественно объявить в розыск. А те, кто остался, освящают своим присутствием прием в честь инаугурации президента, лениво заседают в парламенте, деловито снуют коридорами КМ и АП, побеждают на архикоррупционных тендерах. Гибридная борьба с "гламурным подпольем" выглядит особенно цинично на фоне настоящей войны. И вполне реальных смертей.
Один дипломат в приватной беседе признался: "Общаясь с вашими высокопоставленными лицами я не чувствую в них лидеров воюющей державы… Может, я ошибаюсь…" Может. Кстати, забыл спросить собеседника, какое слово в своей фразе он считает ключевым — "воюющей" или "лидеров".
Им, лидерам, да, не позавидуешь. Гибридная война, гибридные союзники. Но ведь и правила гибридной войны они освоили не вполне.
На занятых боевиками территориях от последствий боевых действий страдают мирные жители. Граждане Украины, если кто забыл. Как бы кто к ним не относился. Заботу о них государство начало проявлять только тогда, когда караван "белых и пушистых" КамАЗов с непонятной начинкой взял курс на украинскую границу. И тут же с незаурядной оперативностью были сформированы три отечественные колонны с гуманитарной помощью. Почему не раньше? Ждали, когда Москва напомнит? Не знали, как; боялись, что "сепары" не пропустят? О Красном кресте забыли? Ждали подсказки Чуркина?
Даже если желание помочь согражданам и является совершенно искренним, выглядело оно, увы, как реакция на действия РФ, а не как самостоятельный политический шаг. И тут уже с Западом ответственностью не поделишься.
Нельзя одновременно возмущаться навязыванием помощи от агрессора и принимать ее. Невозможно одновременно быть просителем и вершителем.
Это чувствуют и союзники, все еще сомневающиеся в нашей состоятельности. И агрессор, все больше убеждающийся в собственной безнаказанности.
О главной цели операции "Гуманитарный конвой" мы можем только догадываться. Несложно предположить, что Москве нужна "правильная картинка" для внутреннего пользования. Что она хочет, пускай отчасти, отвлечь внимание от истории с "Боингом". Что она паразитирует на ею же взращенной беде луганчан и донетчан (вот, мол, смотрите, хунта-каратели-укры вас убивают, а мы спасаем).
Но, помимо прочего, Кремль испытывает границы допустимого. Попробуйте, откажитесь. Попробуйте, не пустите наш конвой. А вот мы, прицепом, еще и бронетехнику заведем, не таясь. Ваши действия? Будете стрелять? Попробуйте.
Кремль рассчитывает, что подобное, не гибридное, а совершенно откровенное хамство повысит и нашу сговорчивость, и соглашательство Запада. Который, по-прежнему, и в нашу устойчивость до конца не верит, и полномасштабной войны не хочет.
Неслучайно, формирование цинично потешного (с полупустыми грузовиками) "гуманитарного" конвоя шло под аккомпанемент слухов о новых "мирных" переговорах. Порошенко периодически контактирует с Путиным. О регулярности подобных контактов судить сложно. Но информация о том, что неделю тому президенты двух стран полтора часа общались по телефону, подтверждена двумя источниками. О чем договорились? Кто и на какие уступки пошел? Есть ли прямая связь между этим разговором и массовым обменом пленными? Сменой руководства "колорадских территорий" и оперативным бегством ряда главарей сепаратистов в Россию? Случайно ли наша власть так странно вела себя в истории с российским конвоем?
Бисмарк говорил: "Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью". Может именно этого побаиваются наши власти предержащие? Тому же Бисмарку принадлежит и другой легендарный афоризм: "Никогда столько не лгут, как во время войны, после охоты и до выборов". Слава Богу, что главный охотник Украины перебрался в страну, с которой опасно воевать. А то было бы совсем трудно разобраться в "гибридной правде"…
Причины, по которым украинская власть не пошла на введение военного положения на охваченных войной территориях, до конца неизвестны. Специалисты не единодушны в оценке этого правового режима. Но есть версия о том, что главным препятствием на пути объявления ВП стала невозможность проведения парламентских выборов. 83-я статья Конституции в случае введения военного положения делает Раду неприкосновенной. То, что этот состав парламента должен понести политическую ответственность, не вызывает ни малейших сомнений. Но если политическая конъюнктура взяла верх над государственной целесообразностью, печально. Выборы в условиях войны могут оказаться гибридными. Что может (вкупе со старым избирательным законом) привести к появлению гибридного парламента. Где откровенных врагов заменят гибридные коллаборационисты. Хотелось бы ошибаться.
Что можно предсказать безошибочно, так это наш успех. Ибо он зиждется на гордости за Родину. Сырой, робкой, путаной, не до конца осмысленной. Но, едва ли не впервые за почти четверть века, реальной. Достаточно, чтобы верить в нашу победу в войне со страной, где постепенно гибридным становится все. От свободы слова до патриотизма.
- Информация о материале
Департамент жилищного хозяйства Харьковского городского совета 11 августа заключил соглашение с ООО "ЧД" на приобретение соли для посыпания придомовых территорий коммунальной собственности на 1,12 млн грн. Об этом сообщается в "Вестнике государственных закупок".
Предусмотрена поставка 1315 тонн соли, по 850,35 грн./т. Заказана соль каменная, 3-го помола, расфасованная по 50 кг в мешки. Указывается, что в цену соли включена стоимость доставки.
Напомним, что в июле этого года киевские дорожники покупали соль высшего сорта 3-го помола с противослеживальной добавкой, без упаковки по 522 грн./т.
Единственным конкурентом, допущенным к торгам, было ЧП "Фирма "Позитив С", зарегистрированная в январе 2013 года на Светлану Хорошилову. Номер телефона (050) 301-06-14, указанный в протоколе торгов, совпадает с номером, указанным в объявленииоб услугах бухгалтера.
Фирма "ЧД" зарегистрирована в Харькове. Первым учредителем фирмы был Виталий Кирея, который является бизнес-партнером гражданина Германии Александра Бейниша. Последний имел совместную фирму ООО "Харьков Экоресурс" с депутатом Харьковского городского совета Владимиром Чумаковым. В 2010 году мэр Харькова Геннадий Кернес назначил Чумакова своим советником по вопросам ЖКХ и параллельно директором Департамента строительства и дорожного хозяйства.
На сегодня владельцами ООО "ЧД" числятся Эдуард Жемеренко и Наталия Калашник, которая является также директором ООО "Харьков Флора" Игоря Калашника.
В 2009-2011 гг. Игорь Калашник был директором ПрАО "Тепличный" (пгт. Эсхар Харьковской обл.), председателем наблюдательного совета которого был Александр Губин, депутат Харьковского облсовета от Партии регионов.
Ранее в этом году "ЧД" выигрывало тендер на поставку песка на детские площадки на 0,54 млн грн. До этого фирма в последний раз получала подряд в 2011 году на приобретение рассады от СКП "Харковзеленстрой" на 2,20 млн грн.
- Информация о материале
Город Доброполье в 95 км от Донецка и его окрестности – это та территория Северо-Западной части Донецкой области, которая даже после начала игр в сепаратизм на востоке страны осталась проукраинской.
Пока в столице эксперты и аналитики рассуждают о том, почему так произошло, и пытаются объяснить это проживанием здесь преимущественно проукраинского населения и господства патриотических настроений, НВ побывало в Доброполье, чтобы убедиться: видимое из столицы не совсем соответствует реальному положению вещей.
В Доброполье действительно сильны проукраинские настроения. Сумели удержать его от захвата сторонниками ДНР активные проукраинские граждане, которые изначально дали понять, что трехцветного флага с орлом на улицах этого города – не будет. При этом, несмотря на фактическую победу активистов и относительно успешные попытки украинской армии зачистить Донбасс от террористов, совсем тихо в Доброполье не стало.
Сторонники пророссийского Донбасса, уйдя в подполье, продолжают вести подрывную деятельность и здесь. Они угрожают активистам, забрасывают коктейлями Молотова магазины и кафе проукраинских бизнесменов, нападают на них.
Так, несколько недель назад проукраинскому активисту в одном из поселков Добропольского района была подброшена самодельная бомба в пакете из-под двухлитрового сока. Итог: активист остался без пальцев левой руки и частично лишился зрения и слуха.
Тем не менее, сами местные сторонники Украины не склонны драматизировать создавшуюся ситуацию и спокойно рассказывают о том, как живут в новых реалиях. Возможно, это лишь защитный механизм людей, привыкших жить в постоянной опасности.
С одним из тех, кто стал неким стержнем проукраинского движения в Доброполье, бизнесменом Валентином Кричфалуши, НВ поговорило о том, как удалось удержать город и что сейчас там происходит.
Бизнесмен Валентин Кричфалуши считает, что сдержать натиск сепаратистов в Донбассе удалось тем городам и поселкам, где за Украину с самого начала встали плечом к плечу активисты, представители местного бизнеса и криминалитета Фото: Виктор Огиенко
Разговор начался фактически с точки отсчета войны – момента, когда проукраинские силы Доброполья, выйдя в апреле на защиту местной милиции от сепаратистов, переломили ситуацию в свою пользу.
- Что вот вас побудило выйти милицию защищать – мотивация какая?
- Началось не с этого, я тебе скажу. Все города, где криминалитет города, авторитеты и бизнесмены, – все приняли проукраинскую сторону, там все ок. Там же, где они стали на пророссийскую сторону, – там появилась эта ДНР. На чьей стороне оказались авторитетные люди – на той стороне оказался и город.
В нашем городе так получилось, что когда зашли первые украинские солдаты к нам, и когда пророссийские активисты вышли не пускать их на место дислокации, мы, не договариваясь-не сговариваясь, туда кинулись и начали защищать наших солдат. Открыли им дорогу, раскидали пророссийских.
Только там мы, собственно, и увидели, кто на чьей стороне. Когда поняли, что на проукраинской стороне все думающие люди, предприниматели… Тот же криминалитет города был на проукраинской стороне… Люди увидели поддержку и начали выражать уже явно и открыто свою позицию, потому что увидели, что за их спинами кто-то стоит.
- Как реагировали в самой милиции на ваши действия?
- Милиция бы сдалась, безусловно. Они готовы были сдаться. И не только милиция, но и исполком. Им всем передали, что будет захват исполкома и все начали все тянуть оттуда – компьютеры, все. А все наши мужи исполкомовские, наши доблестные чиновники ждали, когда их захватят. Они все сидели и говорили: "Это не наша война, главное, чтобы не было жертв, мы аккуратненько сдадим свои позиции, и все будет нормально".
- А где сейчас все эти люди из исполкома, милиции?
- Все на своих местах.
- Как вообще раскачивали маятник сепаратизма в Доброполье?
- На каждом митинге здесь была машина [сепаратистов], которая отслеживала ситуацию.
Ничего не образовывалось спонтанно. Они [сепаратисты] создавали специальную группу, которая начинала раскачивать город. Среди местного населения обязательно присутствуют они – вот эта оперативная группа, которая подкидывает со стороны слова, тезисы, реплики и все остальное. Народ начинает собираться. А группа мигрирует из одного города в другой. В одном раскачали – поехали в другой.
Но при этом они просматривали, предрасположен ли город к захвату. Город захватить ничего не стоит. Приехала сюда шайка бандитов и захватила. Но что дальше? Жить там? Нет – его надо передавать местным пророссийским. А смысл этой кучке передавать, если придет проукраинская сторона и их разгонит? Это будет победа за украинской стороной. А зачем им победа украинской стороны? Поэтому если город не предрасположен к захвату – они его не захватывают, нет смысла.
Доброполье, отделенное от захваченного сепаратистами Донецка расстоянием всего в 95 км, сегодня увешано украинскими флагами
- Они его так оставляют?
- Ну да. Самое главное, что им просто не дали здесь развиться. Их в корне задушили, когда они пытались сделать автопробеги и все остальное. Проукраинским активистам пришлось переодеваться в черную форму, маски с оружием, выходить и перекрывать им такую возможность. Мы просто ничего сделать не дали. И все тогда поняли, что мы сильнее. Вот и все. И те, кто был на нейтральной стороне, пошли на нашу.
В глубине сердца у людей настроения 50 на 50. Хотя мне кажется, с их стороны все же больше. По селам соотношение 20 на 80 в их пользу.
- Как вы думаете, что дальше? Вам с этими людьми сосуществовать, вы их все равно не выселите...
- Мстить им никто не будет. Выселять никто не будет. Мы будем пробовать их переубеждать. Лишь те, кто взял в руки оружие, – те ответят. Они никуда от нас не денутся. Всех тех, кто взял в руки оружие, – их здесь нет. Или мы просто еще не узнали о них. Слухи доходят, что где-то там они с оружием бегают.
- Пророссийское подполье здесь есть?
- Я думаю, есть единичные случаи. Они скрываются, есть такие. Но мы просто до них не дотянулись. До тех, кто взял в руки оружие. Я уже не говорю о тех, из-за кого пострадали или же были убиты наши ребята.
- Вы готовы, что будете постоянно находиться на улицах своего города в состоянии войны?
- Сейчас цель – не душить этих всех мелких сепаратистов. Сейчас цель – победить на Востоке всю эту нечисть, выгнать ее. А потом будем разбираться с этими. Сейчас просто не до них. Они нам пока сейчас не мешают особо. Они сидят тихонько и сопят в две дырочки. Понимают, что мы сила, и можем адекватно реагировать на их действия.
- Восток еще долго будет пылать?
- Я думаю, недолго. Останутся, как и раньше, бандформирования и преступники. У них просто будет больше возможностей, потому что оружия здесь останется очень много. Что помешает ему взять автомат и ночью пойти в кого-то пострелять? Но, я думаю, это будут единичные случаи. Не думаю, что это массово будет проявляться.
- Все Доброполье в национальных флагах, раскрашенные столбы. После того, как вы это сделали, пытались ли это все убрать сепаратисты?
- Пытались, обрывали, зарисовывали. Раза 3-4 перекрашивали на въезде в город вывеску "Доброполье".
- Каков средний возраст проукраински настроенных активистов? Зависти ли поддержка Украины от того, кто из какого поколения?
- Я бы не сказал, что есть какие-то возрастные различия. Но пожилых меньше всего. А так – от молодых до 50-летних.
- Информация о материале
- Освободили вас, поздравляю, гуманитарку вон везут, продукты.
- Да какие там продукты, так, хлеб и вода, у ополченцев хотя бы тушенка была.
После этого все фото и видео с украинским флагом над Славянском, все радостные заявления и благодарности местных стали отравлены этой пренебрежительной интонацией. Как скоро бы АТО и восстановление города не закончились – для многих горожан террористы так и останутся ополченцами. Сотни аплодировавших сбитому боевиками украинскому вертолету под Карачуном будут жить рядом с сотнями оплакивавших погибших бойцов.
Привычка предавать останется в силе, а уж повод найдется. Проукраинская эйфория схлынет, пробудив в сердцах многих искренний патриотизм – и ненависть у тех, кто ощутит себя лишним на празднике независимости. Досужие кумушки непременно будут обсуждать провалы и скандалы в правительстве – благо, уже есть, что. Скромные работяги за вечерним пивом примутся сетовать на растущие тарифы, разваленный город и некую – пока еще не определенную – новую местную власть.
И не то чтобы они были готовы вновь повторить свой пагубный опыт апреля, бросившись на грудь "нашим ребятам” в камуфляжах и с автоматами. Но хватит ли пыла и энтузиазма для самостоятельного восстановления покалеченного города? Подобным оптимизмом был наэлектризован воздух забитых маршруток, пробирающихся по полям из Славянска – но что останется от него через месяц-другой? Реакционные силы, традиционно всем недовольные, будут подтачивать хрупкий росток славянской весны.
Они никуда не денутся. Останутся те, кто не считает зазорным позаимствовать себе тушь "с поля, ну вы понимаете”. Те, кому намного проще ненавидеть обеспеченных людей, чем пытаться достойно зарабатывать. Кто видит ценность в дипломе, а не в образовании, в должности, а не в работе, в сытом брюхе, а не в чести и достоинстве.
Естественно, можно долго пояснять это постсоветской культурой, советской историей и прочими умными вещами – люди, рожденные в советском Донбассе, уже не станут слобожанцами - от слова свобода. Страшно другое – что этот ментальный ген имени Павлика Морозова проникает и в их детей.
Благодаря ему появляются вспышки странной, немотивированной агрессии. Когда шутки и благого начинания ради бросаешь одному из временных славянских переселенцев семнадцати лет ссылку о бесплатных курсах украинского – в ответ получаешь резкое: "А чему они меня научат? Суржику своему? Это мы их еще можем поучить”. Уязвленная гордость прежнего поколения, превратившего мифы былой эпохи в фетиши, резонирует и в новой генерации – но уже безосновательно, глухой подростковой обидой на "другой мир”.
Обиженные дети – страшнее, чем кажется на первый взгляд. В одном из исследований о судьбе поэтизированного советским режимом "обиженного ребенка” Павлика Морозова отмечалось: "Доносить - это, знаете, серьезная работа, а он был так, гнида, мелкий пакостник”. Донбасс показал, какие крупные неприятности могут появиться из-за мелких пакостников.
Парадоксально, но главным "Павликом” Донбасса оказался тот, кого величали едва ли не отцом региона. Поначалу предав своего патрона-президента, он после изменил и своему региону короткой интрижкой с боевиками – которых тоже впоследствии бросил на произвол судьбы.
А пока дух пионера-предателя продолжит витать над Восток Украины – и подвыпившие мужики будут с жаром доказывать, что "эта территория никогда не была украинской”, да только на северного соседа кивать уже неуместно – этот Павлик Морозов вонзил нож в спину пусть не отцу, но брату. Еще будут поругивать Киев и тихо побаиваться, отчасти завидуя, Западную Украину.
Долго ли еще?
- Информация о материале
Павел – уроженец города Антрацит Луганской области, Денис родился в Донецке. 25 апреля по пути из Донецка в Киев они решили заглянуть в Славянск и посмотреть, что происходит в городе, захваченном сепаратистами. Неосторожно сказанное слово привело к тому, что их схватили подручные Пономарева – в ту пору "народного мэра"(позднее он был арестован Стрелковым), затащили в захваченное здание СБУ и начали избивать. В подвалах СБУ, а затем СИЗО горотдела милиции Павел и Денис оставались до освобождения Славянска украинскими войсками. Все это время об их судьбе ничего не было известно. Письмо с просьбой их отпустить подписали российские театральные деятели – Евгений Миронов, Ксения Раппопорт, Александр Калягин, Валерий Фокин, Михаил Пореченков, Кирилл Серебренников, но их обращение, как и многие другие, осталось без ответа. Сейчас Павел и Денис проходят в Киеве курс психологической реабилитации и восстанавливают здоровье. Павлу предстоит операция – в подвале СБУ ему сломали нос.
Павел Юров и Денис Грищук рассказали Радио Свобода о том, как короткое путешествие в Славянск обернулось продолжавшимся больше двух месяцев кошмаром.
Денис Грищук: Все началось в кафе, куда мы зашли поесть. Там были журналисты и местные жители. Мы смотрели новости на планшете, и женщина спросила, какие новости. Мы ей ответили. Возможно, что-то сказали, что выдало нашу приверженность единой Украине, уже не помню. И они начали на нас кричать: "бандеровцы". Мы им показали паспорта, сказали, что мы жители этого региона. Они сказали, что мы их купили, кричали на нас. Мы собрались и ушли. Метров через триста подошли люди с оружием, сказали, что мы задержаны по приказу мэра, и увезли нас в СБУ. До 9 мая держали нас в СБУ, в подвале, а потом перевели в изолятор временного содержания.
– Вас подозревали, как и всех, что вы участники "Правого сектора" или какие-то шпионы из Киева? Часто допрашивали?
Денис Грищук: Они по-разному это называли: "Правый сектор", координатор Майдана. Нашли у меня видео с Майдана, когда он только начинался, ноябрь-декабрь. Нашли один контакт в телефоне харьковского Евромайдана – это их очень возмутило. Они видели шпионов абсолютно в каждом, кто не был с ними. Даже тех, кто у них, подозревали. Кругом враги, кругом "правосеки", кругом майдановцы; сейчас бандеровцы придут, нас всех поубивают. Один раз 26 апреля допросили меня, я им рассказал все, что знал. Они пошли проверять информацию, ничего не нашли, видимо. Больше они меня ни о чем не спрашивали.
– Никаких контактов с родственниками, с близкими вам не разрешали? Почему? Просто из садизма или у них были резоны?
Денис Грищук: Нет, категорически они стояли в этом вопросе. Мы просили их неоднократно хоть как-то связаться, они говорили, что вам запрещено: кому-то можно, а вам нельзя.
Павел Юров:На третий или четвертый день мы хотели передать записку своим близким: товарища одного должны были выпустить, мы ему дали номер телефона, чтобы наши друзья предупредили родных, что мы в порядке и находимся в СБУ. Охранники вычислили, нас потом 12 часов за это били. Они очень много придумали шпионских страстей, игр. Кто-то боялся, что мы действительно с кем-то связаны и можем передать какую-то информацию.
– Это тогда вам сломали нос?
Павел Юров:Нос сломали – это был первый удар, когда нас завели на территорию СБУ, начали составлять опись вещей, и тут же я получаю в нос. Начинает капать кровь, у меня шок. Потом нас оттаскивают в гараж, там били руками, ногами, по голове, по корпусу. Денису порезали руку – не знаю, случайно или нет. Позвали какого-то медбрата, он с одной стороны перекисью обрабатывает ему руку, а с другой стороны его бьют по ребрам. Мне точно так же вставляют тампоны в нос, чтобы кровь не капала, и продолжают в спину пинать. Запугивали всячески: эти все приколы с отрезанием ушей. Говорили, что придет какой-то Гоги и нас изнасилует, придумывали, что хотят с нас снять штаны. Это было в тот вечер, когда нас приняли и потом спустили в подвал. И потом, когда мы хотели передать записку: это была смена одного товарища-садиста, который приходил и просто каждые 15 минут бил дубинкой по плечам, по бокам, по ребрам, по коленям. А все остальное время на протяжении недели я получал один-два удара куда-то в корпус, скажем так, профилактически. Кто-то спускался в подвал из тех, кто нас принимал, видел знакомые лица, типа – вы тут еще сидите? Получите. Когда 4 мая были под Славянском какие-то бои, заскочил товарищ, начал кричать, что его командира сегодня убили, начал мутузить, там сидел товарищ из батальона "Днепр", его били очень сильно. Били так, что он даже ходил под себя, не просился в туалет. Побил еще одного "свободовца". Я лежал и просто пошевелился, и он стукнул меня по ребрам. А так, чтобы целенаправленно били,– это было два раза.
– С тюремщиками была возможность общаться, они с вами разговаривали?
Денис Грищук:Да, мы общались с теми, кто нас охранял. Они нас задействовали во всяческой бытовой работе. Мы с Пашей разносили еду, убирали территорию в СБУ, потом в горотделе красили окна, мыли полы или камеру. Некоторые мне даже говорили: мы знаем, что вы сидите ни за что, но придется еще посидеть.
Павел Юров:Это вся история мне очень напоминает театр. Тот же Стрелков, который устраивал реконструкции предыдущих войн. Ребята, которые у нас ездили в штрафбат, говорили, чтоони роют окопы, укрепления или что-то еще для того, чтобы создавать видимость боевых действий. По сути, окопы и укрепления не способны кого-то защитить и помочь в войне. Находясь внутри, мы видели другую сторону этого страшного театра, которая была обращена к заложникам. Мы это называли "несвободно конвертируемая валюта Донбасса", то есть люди, которых можно на кого-то обменять, которыми можно прикрыться, которых можно в случае чего в какие-то дырки заткнуть и самому с этого поиметь. Основной контингент людей, которые активно участвуют в этом движении,– это босота, гопота, уголовщина, бывшие менты, военные, люди, которые употребляли тяжелые наркотики. Подозреваю, что всем этим руководят русские товарищи, как официально, так и неофициально. Хотя у нас прямого контакта не было и русский говор я не слышал: в основном это были местные люди. Много женщин им на тот момент сочувствовало. Основной инструмент манипуляции, который используют для проведения этого движения,– невежество этого региона и неумение людей, которые там находятся, воспринимать критически информацию, как-то ее анализировать.
– Вы сказали, что они употребляли тяжелые наркотики. Они прямо у вас на глазах в тюрьме кололись?
Павел Юров:Я видел людей в неадекватном состоянии. Ребята видели шприцы с первитином, всякие ингредиенты для изготовления "винта". Я думаю, что тыловые употребляли, потому что им нечего было делать, а те, которые на всякие вылазки ходили, играли в такой каунтерстрайк, когда он двигается и думает, что у него несколько жизней, и он погнал.
– Кто еще с вами сидел?
Грабили до последнего, сколько могли, держали свою власть, а когда их зажали в кольцо, сбежали
Павел Юров:Сидели люди, которые просто мимо ехали на машине, сидели люди, которые приехали поддерживать это же ополчение, просто у них не было каких-то документов, кто-то был пьяный, и они задерживали как подозрительного. Справа от нас сидел какой-то криминальный авторитет из Артемовска, слева – местный бизнесмен-олигарх славянского уровня. Три дня сидел поп, которого взяли на баррикаде пьяного с двумя тысячами вроде бы украденных денег. Два дня сидел американский кришнаит, который каждый день пел мантры. Сидели ополченцы. Когда нас перевезли из СБУ, спустя недели две посадили человека, который нас эскортировал из СБУ, то есть одного из охранников, и он сидел до нашего освобождения. Сидели простые жители. Схватили одну женщину, которая ездила на машине, что-то фотографировала. Этого они не любили больше всего и задержали эту женщину, у которой было два паспорта, русский и украинский, она устраивала целую неделю истерики, кричала, била тарелкой об стены, об дверь. В конце концов якобы перевели ее в Донецк в какую-то психбольницу. Сидели солдаты украинской армии, которых они где-то хватали в зоне боевых действий. Сидели журналисты: журналисты и РИА Новости, Russia Тoday, украинские журналисты. Журналист Сергей Лефтер в подвале СБУ тоже был.
Денис Грищук: С нами был еще Игорь Опря, студент из Красного Лимана, ехал к родителям на каникулы, проходил мимо СБУ, его задержали 2 мая, и он вместе с нами освободился, Вячеслав Маланчук из "Свободы", его тоже долго держали. Был мэр Славянска, который был до Нелли Штепы, Валентин Рыбачук, тоже напротив нас сидел, они за него требовали выкуп.
– "Народного мэра"Пономарева, когда его арестовали, к вам не посадили?
Денис Грищук:Нет, его посадили через дорогу в райотдел милиции.
– А Нелли Штепа где сидела?
Денис Грищук:В горсовете, они нам так говорили. Получился такой мэрский треугольник, в каждом здании по экс-мэру.
– То есть как во времена сталинизма: палач мог в любую минуту стать жертвой….
Павел Юров:Да. Каждый преследует и свои личные цели: кто-то что-то грабит, а кто-то играет в Робин Гуда, сводит счеты с какими-то людьми.
– Когда власть у сепаратистов сменилась, когда убрали Пономарева, вы заметили эту перемену?
Денис Грищук:Мы были не осведомлены о происходящем за стенами нашей камеры, вообще горотдела, крайне мало информации к нам поступало, поэтому мы не знали, что кого-то сменили. Знали только, кого выбрали президентом и когда было перемирие, они нам говорили.
Павел Юров:Основную перемену в их настроении я почувствовал после того, как провалился прорусский референдум, когда их Россия слила, тогда они уже перестали быть уверены в своей силе и начали сочинять еще более фантастические истории. Охранник ходил и нам рассказывал о том, что Украины нет, что они на танках дойдут до Киева и Львова. Один спец (они офицеров, которые с позывными, называли спецами) говорил, что он даст три дня на разграбление Киева. Но при этом они были больше на стреме, чем раньше. Хотя в принципе это такойбыл такой контингент, который действует из предположения "нечего терять". Они сколько могли тырили до самого последнего момента, а ночью 4 июля просто убежали. Генератор доработал до последнего, солярка закончилась, свет потух, и наступила тишина и темнота. Тогда я понял, что для них бегство Януковича тоже не было прецедентом, потому что они поступили точно так же. Грабили до последнего, сколько могли, держали свою власть, а когда их зажали в кольцо, сбежали. Янукович поступил точно так же: он грабил до последнего, когда его зажали, он сбежал. Хотя они тоже были против Януковича. Как ни странно, они утверждали, что хотели его смены демократическим путем. Видимо, тут действует такая ментальность, когда он все-таки пахан, то все равно, даже если нам не нравится, но он пахан. Его нужно либо убить и самому стать паханом, либо… – не знаю, какие у них расклады на зоне. Там было очень много именно зоновских понятий в том, как они ведут свою внутреннюю политику.
– А Путина воспринимали как пахана?
Павел Юров:После этого провала охранник наш, который отвечал за всех задержанных сначала в СБУ, потом в горотделе, высказывался и против Путина. Он в какой-то момент начал говорить, что не существует русских, украинцев, белорусов, есть один народ – славяне, и должен быть славянский мир. В Киеве неонацистская хунта, есть гады, предатели в России, в Москве. Но мы отсюда отстроим Новороссию чуть ли не от полюса до полюса. Я долго пытался понять, каким образом он политически, экономически хоть как-то это видит. Но с человеком, у которого под мышкой висит пистолет и который замыкает твою камеру, особо не подискутируешь открыто.
Когда их Россия слила, тогда они уже перестали быть уверены в своей силе
Были и люди, которых заставляли, которые были вынуждены там работать. Например, кухарки, которые нам готовили есть, их тоже там держали. Или ребята, которые на кухне чистили картошку или носили кастрюли, их тоже там держали, как и нас, в своего рода заложниках. Опять же был штрафбат, куда тоже некоторых людей отсылали рыть окопы вокруг Славянска и фортификационные укрепления для минометов. За три дня до того, как они ушли, я смывал кровь с ног у парня и полы мыл от крови. 25-летний парень из Славянска, он сидел дома, к нему пришли ополченцы, сказали: иди в ополчение. Он сказал: не пойду. Они прострелили ему ногу и забрали в тюрьму. Когда у них не сталодобровольцев, чтобы умирать где-то под бомбами, то они действовали и таким образом.
– По какому принципу они разделяли заключенных и штрафбат?
Денис Грищук:Всех сначала задерживали, сажали в камеру, потом разбирались, откуда, почему, степень вины, как они говорили, устанавливали, отправляли кого-то на 10, кого-то на 20, кого-то на 30 дней в штрафбат, а кого-то бессрочно. Им можно было выходить во двор, они не были заперты в замкнутом пространстве. Но при этом они все равно были как заключенные, имели крайне мало свобод.
– Многих отпускали через день-два, авы провели в тюрьме чуть ли не дольше всех – 70 дней. Почему именно вас не хотели отпускать?
Павел Юров:Дело в том, что за нас подписывались со всех сторон. За нас и украинцы, СБУ проводила какие-то договоренности, и местная донецкая власть, через русских тоже пытались договориться, было письмо от деятелей культуры России, мои знакомые актеры договаривались с московскими коллегами, и те тоже пытались что-то решить. И эти ребята, которые нас держали, просто не понимали нашей ценности. Пацаны вроде ничего собой не представляют, а все подписываются, и непонятно, сколько они стоят. Поэтому они держали нас до последнего. В июне они хотели поменять нас на гуманитарную помощь какую-то, но в итоге это разладилось. Это военизированные группировки, каждая работает автономно, и кто как решит в каждой из них, так оно и будет. Вот этим еще осложняется ситуация, что это не единая армия, не единое движение, а языки пламени хаотического.
– Что было самое страшное за эти 70 дней?
Денис Грищук:Тяжелее всего было осознавать, сколько я причинил неприятностей и переживаний своим друзьям, своим родным.
Павел Юров:Самый страшный момент был для меня в подвале, когда я отошел от шока первоначального и стал наблюдать за тем, что происходит. Потому что я понимал, что это уникальный опыт и человеческий, и режиссерский. Я отслеживал, пытался запомнить и отследить какие-то диалоги, мизансцены, сцены, коллизии, какие-то конфликты. И самый страшный момент был тогда, когда проскакивала мысль: а вдруг никому потом это не расскажешь и не покажешь. Потому что, с одной стороны, я логически понимал, что никто нас расстреливать не будет и не за что, хотя они много кричали об этом, но с другой стороны, это люди неуправляемые, у каждого есть огнестрельное оружие. Абсолютно непонятно, что может произойти. Опять же, когда нас долго били, я думал, что нас могут забить действительно. Хотя последние полторы-две недели, когда мы сидели в горотделе перед освобождением, даже ходила медсестра каждое утро, проверяла здоровье.
– Как прошли последние дни в плену и как вас освободили?
Денис Грищук:Нас с Пашей не пускали в штрафбат, сказали, что нас только на обмен и нечего вам бегать под пулями. А Игоря и Ярослава из нашей камеры отправили, их там бомбили, они копали окопы. 4 июля они рассказывали, что силы АТО уже подошли к городу, скоро будут войска в Славянске. Буквально через 6 часов тюремщики собрались очень поспешно. Закрыли все камеры, все окошки для вентиляции, было очень душно в камерах. Через 20 минут мы услышали, как машины начали выезжать из горотдела. И потом где-то в час ночи нам открыл камеру местный славянский олигарх, они его так называли "олигарх", у него свой бизнес, он тоже с нами сидел в течение двух месяцев. Открыл, говорит: они убежали, надо куда-то уходить из этого здания, потому что может быть атака. У нас были ключи, потому что мы раздавали еду, и была возможность получить ключи от камер. Открыли всех заключенных, открыли 40 человек штрафбата и покинули здание. Связались с Киевом, нас связали с руководителями АТО, они нам объяснили, куда идти, откуда нас заберут. Приехали утром украинские военные и отправили нас на блокпост, потом в Изюм, потом в Харьков, а потом уже в Киев.
В горсовете Славянска, бывшей штаб-квартире сепаратистов, после освобождения города украинскими войсками
– Идет ли сейчас расследование, допрашивали ли вас в СБУ?
Денис Грищук:Мы дали показания сразу после освобождения еще в Изюме. В СБУ нас не вызывали пока. Мы работаем с правозащитниками, которые занимаются иском в Европейский суд по правам человека против России. Пока приходим в себя, лечимся, пытаемся привыкнуть к окружающему миру, потому что адаптироваться здесь оказалось сложнее, чем там.
Павел Юров:Я пока еще с иском не ознакомился, но рад тому, что это будет проходить через международные инстанции. Тогда, на мой взгляд, это положительно скажется на евроинтеграции. Чем больше мы будем вместе с Европой осуществлять правовые процедуры, тем дальше будем от России.
– Вы считаете, что Россия виновата в первую очередь?
Денис Грищук:Я считаю, что все виноваты. Нельзя на кого-то категорически переложить вину, Россия это, олигархи, бандеровцы или восток Украины – виноваты все. Мне кажется, мы виноваты сами, допустили до того, что у нас такой раскол в обществе произошел, который дал повод взять людям оружие.
–Что бы вы пожелали эти людям, которые вас держали в плену?
Денис Грищук:Пусть они оставят нас в покое, пусть уходят к себе домой, откуда они каждый, больше не занимаются подобными вещами.
–Не возникало "стокгольмского синдрома", когда заключенный начинает симпатизировать террористам?
Денис Грищук:Нет. Категорически нет. Мы это тоже обсуждали неоднократно и там, и после того, как вернулись. Нет, не возник у нас этот синдром, не знаю, плохо это или хорошо, но нет.
–Вы готовы их простить?
Денис Грищук:Я их давно простил. Мы много размышляли, много говорили о Боге, много молились, много занимались психоанализом, пытались найти, почему мы здесь и для чего нам это дано. Нам это помогало справиться или привыкнуть к этой реальности, работать над собой.
Забери у них "Донбасс кормит всю страну" или русский триколор, гимн и весь этот пафос, им придется признать, что они живут в нищете
Павел Юров:Первый месяц я хотел всех выжечь напалмом. То есть у меня была такая ярость, злость, беспомощность. Потом я чуть-чуть поменял свои взгляды, наконец-то прочитал Новый завет от начала и до конца, серьезно к этому отнесся. Получается такая штука, в последние дни я об этом думаю тоже, что под воздействием наркотических веществ и порыва борьбы за справедливость эти люди создавали иррациональное бессознательное поле, в которое попадали и жертвы – мы, которые боялись смерти и считали, что скоро всё. В этом иррациональном поле происходил какой-то контакт, и получалось так, что охранники и ополченцы к каждому вырабатывали индивидуальный подход. И каждый из нас получал не за то, что он "правосек" или что-то еще, а за свое отношение к жизни и за свои, условно говоря, прегрешения. Я лично это так воспринимал и видел в этом возможность нахождения какого-то высшего смысла, для того, чтобы не тронуться, не впасть в отчаяние, не поддаваться панике и остаться здоровым и целым. Поэтому наказания всем одного, мне кажется, не может быть – это в любом случае должно быть индивидуально. Понятно, что самым ярым сторонникам нужно тюремное заключение. Но там есть и много людей, которым нужна психотерапия, реабилитационные центры от той же наркомании и таких вещей.
– Как вы думаете, чем эта война кончится?
Денис Грищук: Мне кажется, что Украина победит в этом противостоянии, мы останемся целостным государством и как-то разберемся со всем этим. Если не будет открытой поддержки со стороны России, они долго не продержатся.
– Какое будущее, на ваш взгляд, ждет восток Украины?
Павел Юров:Проблема в том, что это прорусский регион – за счет промышленности, которая ориентирована была, в основном, на российские рынки, за счет страха людей, которые там живут. Я не живу там 17 лет, мне легче, хотя многие вещи, которые там происходят, чувствую как свои собственные. Страх перед свободой выбора, перед тем, что нет пахана, который должен говорить, что мне делать. Вот это очень сложные моменты для этого региона. При этом гордыня и нарциссизм, когда, забери у них "Донбасс кормит всю страну" или русский триколор, гимн и весь этот пафос, импридется признать, что они живут в нищете, что они умственно не то что не развиты, но не используют свои возможности. И мыслят они при этом статически: либо стабильность раз и навсегда, либо нестабильность раз и навсегда. Поэтому они не думают о том, что можно чему-то научиться, можно что-то поменять в жизни. Плюс скупой интерес к тому, что происходит вовне, снаружи этого региона. Я еще в марте был на одном круглом столе, посвященном проблемам шахтеров, там один изпредставителей профсоюза говорил, что это техноцентрический регион. За счет того, что это производство самое важное, за счет того, что должна быть пятилетка, нормы выработки, то это первее человеческой жизни. Люди с этим смирились. Получается, что тонна угля важнее, чем человеческая жизнь, а это неправильно, и так быть не может. Плюс опять же исторически это такой Дикий Запад, то есть Дикий Восток в нашем случае, это регион, в который ссылалось много каторжников, которые если и погибнут в шахте, никому особо жалко не будет. Поэтому я бы хотел, чтобы была грамотная и эффективная социально-культурная политика в Украине и, в частности, в этом регионе. Я бы хотел убирать все ленинские памятники, все эти названия улиц типа "50-летия СССР" и делать местный и общеукраинский культурный фонд, культурную базу. Я давно хочу о шахтерах сделать спектакль или кино. Получается, люди на самом деле там работают и гибнут, но при этом чувствуют себя ничтожествами, хотя должны чувствовать себя героями. И их героизм в итоге упирается в то, чтобы у них было чуть-чуть больше денег, чем у других, для того, чтобы жить и всё. Но мне кажется, что есть возможность что-то изменить.
– Вы сказали, что наблюдали за тюремщиками как режиссер. Из опыта вашего заключения театрального проекта не получится?
Павел Юров:Конечно, есть мысли разные. Я сейчас не спешу, я адаптируюсь к мирной жизни, привыкаю к тому, что можно свободно передвигаться, свободно говорить, и тебе за это ничего не будет. Но материала достаточно и для театра, и для кино, и для литературы, и для современного искусства. Буду пробовать что-то с этим сделать. Бог даст, что-нибудь получится.
- Информация о материале
Страница 753 из 1561
